В книге "Цепи свободы" В. И. Сиротин даёт своё видение "давно известных и хорошо изученных" событий и фактов. По ряду причин он ставит под сомнение начало и причины II Мировой войны, даёт и обосновывает свою версию "Малой II Мировой", начавшейся, как он считает, в 1933 г. Развенчивая ряд мифов XX в., доказывает, что развитие "новой мифологии" привело к внеэволюционному изменению векторов мировой истории, вследствие чего дробятся великие культуры и стираются малые. Автор убеждает нас, что создание цивилизации однообразия и "культурного потребления" входит в задачу Глобализации, уничтожающей в человеке личность, а в обществе – человека.
Содержание:
От автора 1
Предисловие к конкурсному реферату "Цепи свободы" 1
Глава первая - Вехи истории 2
Глава вторая - Россия в современном мире 7
Глава третья - Бытие как оно есть 12
Глава четвёртая - Обыкновенный фашизм 17
Глава пятая - Мировая образованщина 24
Глава шестая - Триумф воли и тщета власти 29
Глава седьмая - Социальный псевдофашизм 37
Глава восьмая - Поколение "Next" 43
Глава девятая - Procul profani… 51
Глава десятая - Патологии свободы 57
Приложения 70
Примечания 73
Указатель имён 78
Примечания 84
Виктор Сиротин
Цепи свободы. Опыт философского осмысления истории
Девиз: Идя к истине, поклонись правде.
Меланхолия. Альбрехт Дюрер. 1514 г.
От автора
Посвящаю памяти писателя и гражданина Александра Анатольевича Кротова
В основе книги "Цепи свободы" – исследование, с которым я в 2008 г. участвовал в международном конкурсе, организованном Институтом философии Российской академии наук (ИФ РАН). По итогам конкурса работа вошла в десятку лучших. Впоследствии её объём значительно вырос.
Девиз того исследования перешёл в книгу. Им я намерен руководствоваться и в дальнейшем.
В настоящей книге проводится многоипостасный анализ истоков хронических болезней "национального духа" и "безнационального тела" увядающего homo sapiens. Имея глубокие корни в прошлом, увядание это особенно остро проявило себя в Новое и Новейшее время. В целях уяснения исторического будущего России и ведущих стран мира я провожу анализ причин и фактических результатов Первой и в особенности Второй Мировой войны. Победа в ней оказалась исторически неоднозначной, ибо главными жертвами войны заведомо были Германия и СССР. Но это был лишь промежуточный аккорд Новейшей истории. После войны о себе заявила программа "общественного согласия", впоследствии принявшая формы "глобализации". Проведению в жизнь "глобального согласия", происходящего на наших глазах, в книге уделяется особое внимание.
Мировые войны XX века, трагизм "малых войн" в разных частях света в недавнем прошлом, бездуховность настоящего, создающего матрицы для неявленных ещё, но очевидных проблем в будущем, приводят к мысли о том, что пороки и заблуждения техногенной цивилизация не пошли на пользу. Никому. Схожая с гигантским айсбергом, цивилизация привнесла в мир проблемы, которые в видимой своей части кажутся не столь уж великими, но потому только, что безмерно тяжела главная – невидимая его часть. Сокрытая от глаз, она опасна тем, что вмещает в себя бездну неявленных ещё пороков. Порукой тому являются рецидивы обесчеловечения "хомо сапиенс". Свою лепту в сумятицу смыслов вносит верная служанка (часто смертельно враждующих) идеологий – историография. Неизбывно пристрастная, она каждое прошлое рассматривает через призму "хозяйской" полезности в настоящем. Если честный исследователь стремится к истине, то политиков она заботит в той мере, в какой может сгодиться для практических целей. Если "польза" не просматривается со всей очевидностью или по каким-либо причинам не устраивает политических игроков, то события и факты замалчиваются, "стираются" из политической памяти общества либо переписываются заново. Именно в таких случаях использованная "истина" хуже всякой лжи. Известно, что оплаченные трагедиями политические интересы разрывает мозаично складывающееся бытие государств, народов, культур и религий. Вместе с тем интересы эти не дают ожидаемых результатов, поскольку история эволюционирует в душе народа, а в политике и экономике лишь реализует свои проявления.
В анализе прошлого полагаю недопустимым загонять многовековое бытие государств в подчас ущербные умозрения последних десятилетий. Поэтому по ходу анализа я прибегаю к широкому диапазону времён и исторических материалов. Ввиду множества в истории "белых пятен" мне, помимо философского их осмысления, пришлось в ряде случаев прибегать к методам духовного и психологического их распознавания, а также к "вольным" аналогиям и не поддающимся историческому просчёту методам ассоциативного анализа. Ибо человеческое бытие оставляет свои отметины не только в артефактах, но и в неявленном , которое подчас несёт в себе основную суть происходящего.
Историческое бытие правильно, логично и последовательно, а события всегда "тесно взаимосвязаны между собой" лишь в схоластическом мышлении и во всё терпящих учебниках.
В то время как реальный ход событий как прошлого, так и настоящего, подчас далёк от досужих схем, ибо меряется не одной только формальной логикой. Ко всему прочему на сцену мировой и локальной истории выходят лишь единицы реальных её делателей, которые тонут в море дилетантов и случайных политиков, вслепую исполняющих неведомый им сценарий бытия.
Представляется очевидным, что в исторической жизни ничто не существует отдельно друг от друга. Но связь эта – внутренняя, и являет она себя в глубинах несобытийной "истории". Иными словами, политические события тесно связаны (не путать с интерпретацией этих событий) с этическими ценностями, хозяйственная жизнь – с культурой, а наука непосредственно взаимодействует в обществе с весьма важными для него формами творчества. В своём духовном взаимодействии и практических взаимосвязях это определяет пресловутый "ход истории" и судьбы стран. Вопрос в том, чтобы уметь найти и включиться в органику как будто разных, но взаимосвязанных и даже основополагающих в жизни общества феноменов деятельности человека. В этих целях приходится "разбредаться" по пересекающимся и расходящимся "плоскостям" реалий истории, которая пестрит множеством "неровностей" из событий и фактов. Взятые вне контекста эпохи и вовсе не обязательно достоверные, они в этом случае являются никудышными заплатами. Дабы приличнее выглядеть и пореже спотыкаться на "неровностях", полагаю важным и необходимым историческое ощущение неявностей эвольвентного перетекания событий, духовных и нравственных категорий. И последнее. Желая быть верно понятым, я выделяю некоторые слова, сводя свою мысль к формуле. Называю это "смысловой графикой". Ниже даю примеры мысли в её "графическом" виде.
"Красноречив был и результат: первая проба Глобализма, в форме интервенции в ряд государств идей интернационализма и "победы социализма во всём мире", была разгадана и отвергнута".
"Духовная дикость , вытесняя любовь и доброту в человеческих отношениях, приводит к утрате слов, выражающих эти чувства".
Виктор Сиротин
Март, 2014 г.
Предисловие к конкурсному реферату "Цепи свободы"
Всякая попытка понять что-либо начинается с информации. Имея множественные формы, она в печатной своей ипостаси зависит от пристрастий времени, определяющих как лживость, так и правдивость её. Не существуя сами по себе, эти обстоятельства увеличивают выбор, но усложняют объективное постижение мира. Это относится не только к путаным СМИ, но и к фундаментальным трудам.
Обслуживая нужды эпохи, первые, как правило, являются инструментом большой, маленькой или ничтожной политики. В "трудах" же нередко костенеет дыхание времени. Отсюда важность ощущения правды , базирующейся на совести. Совокупные с человеческим достоинством, они определяют судьбу народа, который сохраняет своё историческое содержание через позитивную преемственность поколений.
О философии как инструменте постижения реальности.
Полагаю, что философия, не теряя своей фундаментальной базы, должна отражать реалии не только во вселенской их ипостаси, но и принадлежащие конкретному бытию. Обращённая в заумь, в "разговоры" о Канте и Гегеле, философия отходит от жизни, вне которой её гуманный пафос теряет смысл.
Мысль должна выйти из кабинетов и, вкипая в жизнь, оберегать человека от пустой игры ума, как и от сладкозвучия сирен мирового маркета – могильщика всякого этнокультурного своеобразия. Не теряя духовных приоритетов и не выпуская из внимания нравственные критерии, мысль обязана реагировать на движение трагически меняющегося бытия.
"Выйдя на улицу", но не став площадной, философия должна быть частью жизни. В противном случае она, немногим отличаясь от схоластики Средних веков, либо умрёт, либо соскользнёт в потребительскую корзину обездушенного homo sapiens. Уверен, что материалом для философа могут служить не только академические издания, но и мудрость безвестного старика, и солнечный день, и лепет ребёнка.
При анализе культурно-исторических "изгибов" я некогда вывел понятие эвольвента, которая означает некую плоскую кривую, в своей развёртке могущую перейти в любую из множества разнонаправленных плоскостей, включая противоположную заданной (впервые использовал это понятие в статье "Россия в лохмотьях эволюции", М. Российские вести. 2/4/1993).
2008 г.
Глава первая
Вехи истории
"Человек рождён свободным, а мы находим его всюду в цепях".
Ж. Ж. Руссо
"Человечество подсознательно ждёт Прометея, который восхитил бы огонь с неба и зажёг бы тлеющие на дне души уголья духовного творчества".
С. А. Левицкий
I
Историческая жизнь насыщена событиями, качество и оценка которых способны поверяться лишь их следствиями. В грозовую пору разряжаясь "молниями" человеческих амбиций, они подчас освежали пространство истории, но чаще предшествовали новым громовым раскатам – тяжёлым и протяжённым во времени. Но это не смущало тех, кто видел своё призвание в том, чтобы коренным образом изменить сложившееся положение вещей. И насилие в очередной раз взрывало бытие, в котором пресловутые "молнии" высвечивали величие исторических единиц и малодушие множества, живущих утехами и злобой нынешнего дня. Как оно всегда и было, отвага и жертвенность терялись в мелкодушии и трусости, а благородство и доблесть тонули в пороках и преступлениях.
Яркие победы удачливых воителей сменяли тяжёлые поражения, которые мало чем отличались друг от друга, поскольку жизненное пространство победителей подчас подчинялось энергии побеждённых. Если же духовное и культурное противостояние не разрешалось во времени, то последнее избавлялось и от тех и от других. Ибо события есть инструмент истории, который выковывает бытие и заостряет дух времени. Поэтому не мудрено, что на местах некогда могущественных народов и культур оставались руины – мрачные свидетельства непомерного честолюбия и неудавшихся человеческих планов. И то и другое по ходу развития предметной реальности оборачивалось её обломками, покрытыми "пеплом истории". Но и эти руины со временем оживали. И тогда всё возвращалось на круги своя. И вновь – в который уже раз бытие заявляло о себе радостями и бедами, полнясь теми же и ещё новыми прегрешениями. Тихая, уютная и размеренная жизнь, очевидно, и есть тот "отдых", который лелеет "тихое" большинство, но который не жалуют яркие пассионарии и активные "делатели истории".
К примеру, исключительную роль в истории Древнего Мира сыграл царь маленькой, затерянной в горах Македонии. Меч и политический инстинкт Александра Великого послужили мостом, по которому набирала свой бег колесница античного мира. Замешкавшись лишь в Персии, она в своём стремительном движении достигла берегов Ганга. Складываясь в своих характерных признаках, цивилизация "древнего запада" разрубила Гордиев узел духовных и культурных сплетений средиземноморской цивилизации и, явив себя в блеске великой культуры, замерла рядом с мощной субстанцией Азии. И хотя следствия (политически и географически условных) завоеваний "мировой империи" Александра растянулись на многие столетия, рефлексия философии, этики и искусства античного мира, усиленные историческим смыслом Рима, легли в основу "настоящего" Запада.
О чём говорит исследователю человеческое бытие, подчас совершенно запутанное "странными" событиями и в не меньшей степени их собственными изысканиями?
Среди всех известных событий, фактов, архивных материалов и документов труженики науки скрупулёзно отбирают те, которые, казалось, могут помочь разобраться в путанице прошлого. Однако в ряде случаев это невозможно ввиду всегдашней интерпретации имеющегося материала. Оценки и выводы учёных (даже и самых честных) не свободны от заблуждений уже потому, что зависят от понятий и категорий, сложившихся ко времени их, историков, жизни. Но и сохранившиеся документы, в отличие от артефактов, отнюдь не всегда являются свидетелями времени… Ибо, если древний документ подлинный – это не значит, что он не лжив.
Александр Македонский.
Скульптор Лисипп. 4 в. до н. э.
Поскольку, отражая волю фараонов, царствующих домов, королей и князей, писцы во все времена больше служили своим хозяевам, нежели истине.
Поэтому, чем дальше от нас находятся события, тем труднее разобраться в них. Наиболее объективной и беспристрастной информацией, казалось, могут быть культура и искусство (лишь опосредованно вовлечённые в политические реалии). Но и они, вовсе не предоставленные самим себе, не всегда могут помочь прояснить ситуацию. Если не уходить в дебри истории, а попытаться исследовать вопрос в рамках социально эволюционирующих этнокультурных особенностей исторических народов в последние, скажем, два с небольшим века, то увидим, что на себе настаивает выхолощенность духовной сердцевины человека и его общественного содержания. А ведь именно она, отличая человека от животного, определяет смысл личного и социального существования homo sapiens.
Последнее важно, поскольку в цепи общественного распада влечёт к "разряженности" всего духовно-культурного пространства. Именно в нём на протяжении веков реализовывали себя "злые ветры" и сокрушительные ураганы истории. Выламывая из древа человечества "высохшие ветви", именно они разметывали по вселенной пересохшие "листья" их, растирая в историческом небытии страны и народы, империи и нации, погребая в своих руинах целые цивилизации. По всему видно, что важен не столько факт и вовсе не поштучный пересчёт увядших и канувших в небытие "ветвей" и "листьев", а нахождение причин иссушения (хотя бы, со времён Шумера) в песках истории племён и народов. Наряду с древними парадоксами о себе заявляет феномен духовной и этической "разницы", подчас, напрочь исключающий политическое единомыслие, социальное единение и общественную солидарность. Так, если б не железная воля египетских жрецов и фараонов, то не было бы великой цивилизации Египта.
Последняя, являясь прямым наследником Шумеро-Аккадской цивилизации, легла в основу единой доктрины, которая определила систему знаний, части которой перешли в Малую Азию, Грецию, Карфаген, а затем в Европу (нынешним экономистам и политикам полезно помнить, что Вавилон торговал с другими державами и племенами исключительно собственной продукцией, а ввозил только сырье). Но и эта цивилизация оставила о себе лишь обломки, по которым всё же угадывается её великое прошлое.
Отступая от древних стен Вавилона к временам, когда Империи выстраивались из не менее прочного материала, – увидим тот же финал. Могучий Рим, прокладывая себе дорогу умом, правом, железом и мужеством, также не выдержал напора неподвластного ему роста новых общественно-политических формаций. Дикая стихия внеисторических племён, не имевших созидательных и цементирующих свойств, по факту, выполняла функцию размежевания и разрушения старых культур, расчищая почву новым. Выполняя "волчью" работу, она пожирала отстающие элементы общественной формации, после чего бесследно растворялась в новом жизнеустройстве.
"Рим погиб вовсе не по причине вторжения варваров, – пишет американский историк Уилл Дюрант. – Он погиб из-за умножения варварского населения империи…" (выделено мною. – В. С). Будучи ещё и философом, Дюрант, пусть несколько упрощённо, выявил и другую закономерность общественного развития: "Цивилизация рождается стоиком и умирает эпикурейцем".
И в самом деле, опыт безличной социальной жизни породил особый римский социальный дух, сформировавший безличную государственность - великий римский абсолютизм, олицетворённый знаменитым жестом цезарей, не желавших знать истории помимо той, что вершилась ими. "Рим – это царство какой-то государственной мистики, перед которой отдельный индивидуум просто не существует" (запомним это. – В. С), – считал глубокий знаток античности академик А. Лосев [1]. Но и этот же Рим, в период цезаризма став самодовлеющим и отказавшись от статичной мудрости стоиков, – рухнул в эпикурейство "без берегов".