II
Победа, однако, оказалась пирровой. Вдохновенное единство нации подорвали фальшивые идеи, ложные цели и бесчеловечные средства их достижения. Концепция неравенства рас и народов, доведённая до абсурда, определила бытие нации. Понятая в лоб, она изолировала их от эволюционной исторической жизни, явленной в бытии не "лучших", а всех народов. III Рейх был единственным в мировой истории государством, где расовая доктрина стала официальной идеологией. "Имперские мудрецы" не желали принимать в расчёт силу уходящей в предысторию приспособляемости этносов к среде обитания, которая обуславливала состояние мозаичного равновесия. Это и привело к созданию на местах системы этнодуховных и социально функционирующих координат. Состояние условного баланса благоприятствовало развитию устойчивых в исторической жизни своеобразий наций и народов, на уровне сознания заявляя о себе феноменом преданности Отечеству. Ибо нравственный смысл существования всякого народа состоит в духовно-культурном взаимодействии с человечеством и участии в совместном созидании. Отсюда историческая целесообразность существования всех наций, народов и племён во всём их разнообразии.
Наличие достоинств, пусть и выдающихся, никому не даёт право попирать ногами тех, кому они присущи в меньшей степени. Завышенное самомнение привело немцев к недооценке и, как следствие, к презрению "неполноценных" народов. Свидетельствуя о том, что этические критерии немцев были безнадёжно исковерканы, нацистский расизм, опорочив идею единства народа, – напрочь лишил её нравственной силы и исторической перепективы. С этого момента Германия вошла в штопор, из которого не могла уже выйти без колоссальных потерь. И всё же, принимая в расчёт то, что "германский образец" социально-экономического возрождения, мягко говоря, не был безукоризненным, следует считаться с тем, что он не был предоставлен лишь самому себе. Ибо национальное развитие немцев умело провоцировалось внешним политическим окружением Германии. Сложились условия, в специфике которых восстановление Страны посредством одного только единства народа оказалось недостаточно. Требовалось что-то ещё… Уж на что прогрессивный, да к тому же левый американский социолог, – Иммануил Валлерстайн пришёл к убеждению: "Поскольку экономическое неравенство есть результат политического соотношения сил, экономические изменения требуют применения силы". Сказано куда как ясно. Очевидно поэтому, обескровленные Версальским сговором, а после оказавшись в кольце политических недругов, экономических и финансовых провокаторов, немцы пришли к необходимости концентрации идеи, затвердив её в чёткой формуле: "Нет человека вне организации, нет организации вне ведомства, нет ведомства вне системы".
Шаг за шагом усиливая свои позиции в социальной и политической жизни, немцы шли к национальному и идеологическому единству, в котором угадывалась жёсткая броня избранности народа. Выковывая её в условиях политической враждебности, колониальной англо-американской ненасытности и "тихой", но недвусмысленной изоляции, Германия оказалась перед трудным выбором. Одним из них был путь nazi. Исключая вселенски целостную мозаику этнических своеобразий, он не только завёл страну в тупик, но оказался самым жестоким и беспощадным в истории человечества…
Справедливости ради отметим, что то была вина не одних только немцев, ибо не они одни участвовали в "Войне № 2". Собрав под своими стягами всю "белую" Европу и став "лицом" европейского мира, Германия выявила его этические и идеологические противоречия. Это было противостояние не только сбитых критериев, принципов национального существования и государственных интересов Европы, – это была катастрофа всей "белой цивилизации,", которая не чуралась и "цветных" союзников [122]. Некогда взвалив непосильное для себя "бремя" остального человечества, а до того породив расовую иерархию, Запад надолго похоронил в себе идею единства в созидательной (подчёркиваю это) ипостаси[123].
В который уже раз история культур, религий и идеологий показала, что истина становится ложью, когда она овладевает массами. в особенности, если последние ведомы обезумевшими пророками. В условиях по-иезуитски организованной политической неразберихи, путаницы моральных и этических критериев на кон был поставлен феномен национального единства, необходимость культурного своеобразия, а также сама необходимость вдохновляться Родиной и историей Отечества. Всё это было поставлено на кон и – на сегодня – проиграно… "Вторая (она же "предметная") реальность" отвлекла, а духовное бездорожье сбило нации с эволюционного пути. Человекобожие вытеснило богоподобное в человеке. Породив "Фаустов" в XIX и бесов в XX столетии, языческая идеология отравила идею национального единства ядом расовой ненависти, которую несёт в себе вера в собственную (национальную) исключительность. Идея возрождения обернулась агрессивностью, сила – жестокостью, здоровье – болезнью, дух – бездушием. Потеряв голову, но приобретя фюреров, германский народ из делателя истории превратился в проводника жестокосердия и зла! [124]
Всё говорит о том, что, добровольно взвалив на себя "бремя белого человека" и не желая отказываться от него, сверхчестолюбивый "доброволец" сломал себе хребет тяжестью этой ноши. После чего "белый" континент погрузился в тяжёлый "сон разума", полный кошмаров этого мира. Вместе с тем, то было следствие агрессивных устремлений и несбывшихся ожиданий держав в XIX и первой трети XX в. То есть, когда сокровения духа не нашли адекватного эпохе выражения. На поверхности исторической жизни всплыли эманации его, в результате чего, Западная Европа, не воодушевлённая лучшим в духовном бытии человека и его творчестве, пришла к наихудшей проекции обездушенной цивилизации – нацизму. Подстёгиваемый столь же безрелигиозным, сколь и материальным "духом", а в реалиях глобального раздела сфер влияния спровоцированный алчностью мировой наднациональной "элиты", нацизм реализовал себя в самой бесчеловечной в истории войне.
Мировая бойня стала закономерным следствием полуторавековой дегуманизации Западного мира, подмятого мощью техногенной цивилизации. Ведомая финансовой олигархией, последняя породила власть без снисхождения, волю без жалости и "устроение" мира средствами подавления и разрушения. Противостоять этому было некому и нечем… Одинаково далёкое как от греческой демократии, так и от схем платоновского фашизма, "белое" человечество в дальнейшем запуталось в религиозных новациях, приведших к религиозным войнам и политическим противоречиям. Создав потребительскую цивилизацию, европейский мир вознёс себя и над ближними, и над дальними своими. Колониальные аппетиты XVII–XIX вв. сыграли роль "бикфордова шнура", который не один раз возгорался революциями в XIX, но "рванул" в XX в. – дважды! Не сумев вынести бремя как национального, так и безнационального бытия, две "мировые развязки" никого ничему особенно не научили и никого не образумили. Ни делающие, ни пишущие историю, ни редактирующие её не вняли тому, что известно со времён древности: сколько ни переделывай мир, он всегда будет развиваться в пределах несовершенной природы человека. Начав создавать сомнительную расовую иерархию, она не посчиталась с опасностью уничижения и подавления всякой иной, якобы худшей, "недочеловеческой" национальной идентичности. Невежество-наоборот, помноженное на эгоизм и жажду власти над умами и душами людей, впоследствии подлило масло в огонь "культурных революций" и "этических переворотов", историческое происхождение которых сродни духовному выкидышу вещной цивилизации, то бишь, глобальной унификации мира.
Довершение того, что было "недоделано" войнами 1933–1945 гг., взяли на себя авторы Геополитического Проекта. Их послевоенные жёсткие геополитические "установки" и "директивы", в общих чертах определившие качества нынешней эпохи, очевидно, призваны предопределить следующую… Об этом говорят рецидивы исторически затянувшейся деструктивности духовной жизни далеко расширившего свои границы Запада. Что определило тактику перемен планетарного масштаба?
Якобы в целях предупреждения фашизма, устроители Глобального Проекта, поставив под сомнение национальное самосознание, вскоре признали это недостаточным. Опираясь на "нужды времени" и с учётом имеющегося опыта сделав необходимые выводы, апологеты глобальной системы ценностей под водительством разбогатевших на мировых войнах США приступили к тотальному устранению общественного мнения. Опасность мнения видится "глобалистам" в самом существовании его, в умении человека анализировать и мыслить в принципе. В борьбу с "издержками" общественной мысли и были вовлечены мощные ресурсы, результаты чего видны во всём. Теперь в индустриально развитых государствах (они же страны "сверхразвитой демократии и политкорректности") само понятие народ стало относительным, словесным, ни к чему особенно не обязывающим. Оно употребляется "вообще", как некое число, способное дать свои голоса реальному или "мыльному" политическому лидеру, временно, частично или реально задействованному в балагане политической борьбы. Мало того, безнациональному (т. е. исторически не ощущающему себя, а значит бездуховному и бездумному) обществу полагается стать ещё и некой однородностью, не способной к индивидуальному мышлению. И, надо заметить, в этом отношении достигнуты "хорошие" результаты. Теперь не только национальная идея, но и патриотизм отождествляется могильщиками народного духа с идеологией nazi, тем самым обрекая народы на безыдейное и внебытийное, а значит исторически бессмысленное существование. Умещаясь в прокрустовом ложе короткой исторической памяти, безголовое и обездушенное, существование это подобно мировому кладбищу, сторожем которого станет молчание в истории… Но именно такого рода "продукт исторического развития" устраивает "директоров" и "замов" Глобального Рынка. Ибо молчаливое стадо обезличенных едоков-потребителей является для них идеальной суммой, обращённой из "общественного" (вспомним определение Аристотеля) в потребляющее животное.
Выделив историообразующие свойства нации, отметим наиболее важные аспекты Нового и Новейшего времени.
Формы исторической жизни, являясь проекцией внутренних параметров общества, развивают в нациях и народах наиболее характерные их качества. Хотя, в период благоденствия на первый план не раз выходило сибаритство, склонность к роскоши и потреблению. Диктатура, когда лечит, а когда калечит организм страны, в иных случаях провоцируя развитие жалких человеческих свойств. Однако трагическое бытие яснее всего выявляет возможности людей к героическому сопротивлению и выживанию в принципе. Надо полагать, сумма доминирующих свойств в каждый исторический период определяет сущность нации, её культурные потенции и назначение в истории. Не вдаваясь в подробности, обозначим историческую траекторию отмеченных качеств.
События конца XVIII в., посредством европейских революций следующего столетия снизив в мире роль морали и предопределив "демократизацию" великих держав, в последней трети века создали предпосылки для пересмотра карты мира. Итоги I Мировая войны не удовлетворили ни одну из сторон, но выявили Два Фактора, определившие развитие всей мировой истории. К ним позднее присоединился Третий. Первым Фактором были обе революции в России в 1917 г. Вторым – II Мировая война 1933 (официально 1939-1945 гг. Третьим – Культурная революция 1960 гг.
Но, при всей их колоссальной значимости, эти Факторы были лишь следствием внутренних процессов исторической жизни. Причиной служило содержание этих процессов.
Какие именно, в каком качестве и какое отношение они имели к России?
Постреволюционные реалии, приведя к жесточайшей гражданской войне, казалось, развалили Страну, непереносимую Западом. Но "эти загадочные русские", преодолев политическое ненастье, сумели создать могучую Державу. Как бы уже не существуя (русские, вкупе с остальными народами СССР представлены были "советским народом"), титульная нация, тем не менее, сумела остаться у руля научной, экономической и культурной жизни. "Постверсальские" события в Европе показали, что не одни только политические гении определяют политику и настроение масс. Именно последние выявляли из себя лидеров, соответствующих исторически обусловленному развитию эпохи. Словом, инициатива исходила отнюдь не со стороны кабинетов Правительств…
Западные народы с большей, нежели в России, настороженностью отнеслись к идее денационализации. Нежелание распрощаться с национальным бытием привело наиболее энергичные народы Европы к мощной социальной активности. Именно эти процессы, на четверть века став главным содержанием политической жизни Запада, конкретно выразились в Национал-социализме 1920–1930 гг.
Их центр утвердился в Германии, в лице своих лидеров мечтавшей о Новой, объединённой Европе, которая до Гитлера грезилась Наполеону, а задолго до него Карлу Великому. В Новейшее время "германское содержание" пыталось противостоять процессам, которые после его "опровержения" заявили о себе анархическими идеями "Культурной революции" и её издержками, развившимися в хаотические "свободы".
Эти же процессы (через те же и новые "культурные" события) закономерно явили себя в следствиях, которые не только не исчерпали свой разрушительный потенциал, но, к настоящему времени приняв изощрённые (душеуничтожающие) формы, – достигли поистине вселенского масштаба. Словом, феномены Национал-социализма и "свободы без берегов", последний из которых нёс миру "раскрепощение" морали и освобождение от "оков" нравственности, при явной психологической несовместимости имеют между собой прямую и обратную связь. Такую же, как два конца одной палки.
Первый феномен сродни инстинкту самосохранения наций. Поскольку национальная самость есть привилегия тех народов, которые мощно заявили о себе в истории. Именно они на протяжении столетий создавали национальные культуры непреходящего значения, а потому в период кризиса европейской цивилизации первой четверти XX в. не могли и не хотели уйти из исторической жизни путём устранения своей самости. Помня и ценя своё великое наследие, народы Европы в 1920–1930 гг. были полны жизненной энергии, а потому готовы были и стремились защищать свою культуру. Инстинкт "вида" и характер народов не был ещё подавлен, а потому носители духа европейской цивилизации хотели и были в состоянии сохранить себя и своё великое наследие.
Теперь, по прошествии нескольких десятилетий (т. е. после подрыва духовных, этических и моральных категорий "новыми левыми" и "сексуальной революции") это представляется много труднее… Процесс культурной эвольвенты, создав некую отрицательную "кривую", приобрёл извращённые формы, изменить которые не реально без устранения их причин. Смещение мировоззрений, нравственных ценностей, моральных критериев и самого сознания зашло так далеко, что уже трудно найти мягкие, безболезненные средства излечения. А оно необходимо. Ибо история показывает: нации и народы продуктивно развиваются лишь тогда, когда осознают себя соучастниками обустройства бытия, а не потребления жизни, когда видят исторический смысл своего существования!
Видела ли его Германия в 1930 годах?
Да. И это признал "евро-американский мир", давший Гитлеру карт-бланш.
Начало декады предвестило раскрытие неисчерпаемых ресурсов, кроящихся в реализации отечественного бытия. Но, ступив на путь вдохновенного устроения Отечества, немецкий народ, сбитый с толку дурманом нацистской идеологии, начал плутать в извивах жёсткого национализма, усугубленного изломами внешней политики. По ходу блужданий идея возрождения национальной жизни эвольвентно сменилась обожествлением нации. Иначе говоря, – инструмент возрождения стал сущностью идеи. Проникнутая духом языческого мистицизма, нацистская идеология настойчиво убеждала немцев в их принадлежности к сверхрасе. Таким образом, подчинившись расовой доктрине, фашизм подписал себе приговор. Но надо помнить и то, что именно при возрождении национального единства последовала борьба на его уничтожение, организованная теми. кто видел мир вне всякой национальной истории. К концу 1930 гг. "мировые архитекторы" условного Запада проиграли свою партию, но вывели из поражения полезные уроки. Перегруппировав финансово-экономический "интернационал", прибегли к иной стратегии. В результате подспудно объединённых усилий Германия, в 1939 г. умело вовлечённая[125] в "официальную" II Мировую войну, была обречена. Это был жестокий урок не только Германии, но всем, кто в историческом бытии осмелится выстраивать мир по кальке своего узко-идеологического национального существования. Словом, помимо лицевой, следует видеть и оборотную сторону медали. Именно там, смахнув иероглифы, знаки и символы лукавых "писчиков истории", можно различить следующее: когда созидание, утеряв строительное начало, переходит в насилие, тогда оно, как и свобода, перестаёт быть абсолютной ценностью.
Сознавание этого позволяет понять и оценить вариации и формы всякой агрессии (см. тезу из VIII Главы: "Когда творчество действует в том же направлении, что и насилие… – свобода первого перестаёт иметь абсолютную ценность").
В силу важности феномена фашизма, а более всего опасности последствий из-за ложного понимания его, вернёмся к связке фашизма-нацизма, весьма болезненной не только для Германии и немцев. Поскольку любой народ, ощущающий себя не абстрактной частью человечества, а в своей национально-культурной принадлежности, может быть обвинён в апологии нацизму.
Напомню, почему "разговор о терминах" представляется столь важным.