– К сожалению, нимфоманки, как правило, одержимы не мужчинами, а самим сексом. Если бы я была нимфоманкой, то прямо сейчас совокуплялась бы с каким-нибудь мужчиной. Может быть, даже не прерывая разговора с тобой, – промурлыкала я обманчиво нежно, и эффект был достигнут. Голос Андре заледенел так, что я даже поежилась.
– Ты не одна? – спросил он коротко, как будто отдавая команду.
– Я не одна, – подтвердила я, прекрасно понимая, что играю с огнем.
– Он вернулся, да? – спросил Андре после долгой паузы. – Я не сказал тебе, но я тут понял, что не хочу и не смогу тебя ни с кем делить.
– Ты это понял до или после того, как Сережа ударил меня по лицу – и из-за тебя, между прочим? – вспылила я. – Именно из-за того, что ты не желал меня ни с кем делить.
– Он там? – спросил Андре сухо и холодно. Так сухо и так холодно, что я немедленно сдалась, испугавшись настроить его против себя по-настоящему, хотя я и предпочла бы вести эту игру дальше.
– Я не знаю, где он. Тут, в номере, его нет. И с твоего бала он убежал, как самая настоящая Золушка. Ты его башмак, случайно, не обнаружил? – Я говорила раздраженно, против воли выдавая свое нервное состояние.
– Золушка-пьянчужка. Послушай, а что ты делаешь вечером? – Андре ясно дал понять, что не желает больше говорить про моего бойфренда. Бывшего бойфренда, если уж на то пошло. Андре, словно злой требовательный бог, нуждался в жертвоприношениях, и я, послушная его воле, уже принесла ему в жертву Сережу и собственное тело, но он явно желал большего.
– Не знаю, – ответила я зло. – Надо посмотреть в моем деловом расписании. Возможно, я занята.
– Так или иначе, но ты, кажется, забыла, что любое сказанное тобой слово может и будет использовано против тебя. Ты забываешь, с кем ты связалась, моя подруга. Так ты не хочешь увидеть меня вечером? – слова попадали в цель, как пули. Если я не увижу его в ближайшее время, то лягу на кровать и превращусь в увядшую лилию, но он не должен знать о том, насколько сильно я хочу его видеть.
– Возможно, я и не против увидеться. Раз ты обещаешь мне что-то интересное.
– За это не волнуйся, моя дорогая птица. Ты любишь летать, любишь острые ощущения, верно? – О, я пожалела о том, что сказала. Пожалела сто раз, но сказанного не воротишь. Что-то интересное?
– До знакомства с тобой я думала, что я люблю читать, завернувшись в плед, – хихикнула я. – Я ошибалась, о как я ошибалась!
– Я сейчас вышлю тебе адрес, будь там в девять вечера, ладно? А сейчас мне нужно идти работать.
– Бедненький папа Карло! – фыркнула я.
– Тебя встретит мой друг, его зовут Гильермо, – продолжил Андре. – Ты не будешь против, если к нашему полету присоединится Гильермо?
– Гильермо?! Какой еще Гильермо, зачем? – Я моментально испугалась, даже не сформулировав, чего именно. Того, что в сумасшедшую голову Андре запросто может прийти идея заняться любовью втроем, вот чего. Кто же я есть, если, допуская, что Андре способен на такой экстрим, продолжаю говорить с ним. – Да лучше повеситься. Нет уж, не надо мне никакого Гильермо.
– Вешаться не стоит. Тебе Гильермо обязательно понравится, я обещаю, – заявил Андре самым возмутительным тоном на свете. Двусмысленность слов только усиливалась фривольностью тона, и я не заметила, как прикусила губу от возмущения. Андре говорил так, словно предлагал не только нечто обыденное, но даже приятное – сродни приглашению на бал-маскарад.
– Ты издеваешься? – крикнула я, но Андре лишь рассмеялся в ответ.
– Гильермо – душка. Он отлично разбирается в одежде и девушках. А еще – в машинах. Он приятный собеседник. И красив к тому же. У него очень сильные руки.
– Послушай, Андре! – Я сделала глубокий вдох, чтобы дать самый резкий ответ на свете, но Андре уже отключился. Когда я, красная от ярости, перезвонила ему, абонент был недоступен. Словно издеваясь надо мной, телефон мигнул, и на экране отразилось сообщение – адрес, где мне следует ждать Гильермо. Очевидно, чтобы увидеть Андре, я должна явиться туда. Я застыла посреди гостиничного номера, не зная, что предпринять. Ведь нет ни единого шанса, что я пойду на встречу с каким-то Гильермо. Это что, наказание? Кара за намек, что я не одна в номере? Или он с самого начала планировал такой поворот? Решил вывести наши отношения на новый уровень падения?
Ну что ж, вот и все. Вот и кончилось мое французское приключение. В такое ты не затащишь меня, Андре. Я не могу… Не стану… Хотелось высказать все это ему в лицо, расколотить что-нибудь, закричать, дать ему пощечину, разрыдаться и умолять не подвергать меня таким испытаниям. Я чувствовала себя дешевкой, девушкой по вызову, дурной женщиной. Я заметалась по номеру, затем включила телевизор и попыталась сосредоточиться на том, что говорили ведущие. Кажется, они рассказывали про погоду, о том, что к нам идет мощный циклон, обещающий шторма и ураганы. Впрочем, оказалось, что речь шла вовсе не о Париже. Я не понимала ни слова и уговаривала себя, что смогу прекрасно обойтись без Андре.
Все это изначально было глупостью с моей стороны и дерзостью с его. Он ненормален. Красив, богат и ненормален. О, сколько книг написано о таких типах, и везде они становятся прекрасными принцами, изменяясь самым немыслимым образом и превращаясь из хищных тигров в домашних зайчиков. Сплошное обаяние и никаких проблем. Андре – сплошная ходячая проблема, и, кажется, пришло время ее решать. Я собралась с духом и составила план. Следует засесть за переводы, чтобы отвлечься. Толстая стопка невыполненной работы взывала к моей совести, я рисковала уже не только деньгами, но и самими работодателями. Меня могут уволить, и тогда не останется ничего, я сделаюсь нищей, буду сидеть одна в своей квартире в Бибиреве, вспоминая, как чуть было не оказалась замешана в групповушку с французом по имени Гильермо, который знает толк в девушках и разбирается в машинах. С сильными руками, мать его. Благоразумно заботясь о своем здоровье, своем будущем, своей жизни и сохранении рассудка, я засела за переводы, но вскоре снова отбросила их в сторону, не завершив и пары листов.
– Ты сошла с ума!
Я сказала это громко, вслух и, подойдя к зеркалу в ванной комнате, принялась себя рассматривать. Лицо сделалось бледным, и вся я как-то осунулась, похудела. Губы красные, я искусала их так, словно у меня невроз. Глаза блестят, как при температуре. Я смогу жить без Андре. Я сейчас просто ненормальная, меня надо связать и отправить в больницу, напичкав таблетками. Я способна на все и могу навредить себе. Я не хочу такой любви.
– Алло! – Я набрала номер одного нашего знакомого, с которым мы иногда по четвергам ходили играть в мафию. – Павлик? Это Даша.
– Дашка, привет! – радостно воскликнул Павлик. – Я тебя не узнал. Ты уже вернулась из своих Парижей?
– Нет, я еще здесь. Ты не знаешь, когда Сережа прилетел в Москву?
– А должен был? – удивился Павлик. – Он разве не с тобой?
– Со мной?
– Он ведь улетел к тебе из Хельсинки. Вы встретились?
– Да. Да, конечно. Просто мы тут поссорились, и он уехал. Не сказал, куда именно. Может, вернулся в Хельсинки долавливать свою рыбу? – предположила я, не желая погружать Павлика в излишние подробности. – Он тебе не звонил с просьбой встретить в аэропорту?
– Да я уже сто раз проклял, что купил квартиру на Сходне. Мало того, что эти ваши самолеты над нами летают каждые пять минут, так я еще и всех вас встречать должен? – возмутился Павлик. – Нет, вы вообще нормальные? Знаете, что каждый из вас говорит мне? Что, когда я буду возвращаться откуда-нибудь, он тоже меня встретит. Только, знаешь ли, я столько не летаю. А когда в прошлом году мне понадобилось в Домодедово, никто не согласился туда ехать. Потому что Домодедово, оказывается, далеко!
– Павлик, так ты его встретил или нет?
– Нет, конечно! – выдохнул Павлик. – А не кажется тебе, что проще всего позвонить ему самому? Или ты гордость включила?
– Гордость и предубеждение, – хмыкнула я.
Сережа, Сережа, я не должна была так поступать с тобой, вот только беда – я постоянно делаю именно то, чего делать ни в коем случае не следует. Я бросила телефон на стол и откинулась в кресле. Может быть, он просто взял такси? В конце концов, он был расстроен, мог прилететь ночным рейсом, не захотел беспокоить людей ночью. Все вышло спонтанно, не будить же их. В самом деле. Я набрала номер Сережи снова, но он опять не взял трубку. Я бы на его месте тоже не взяла. Я даже не знаю, что именно собираюсь ему сказать. Прощения попросить? Я не хочу вернуть его, просто зацепиться за него, как за константу, чтобы удержаться на краю пропасти. Ведь без него, без мамы, с одуревшим телом, предающим меня ежесекундно, мне не устоять. Я закрыла глаза. Спи, Даша, спи.
* * *
Проклиная себя, я стояла в указанном месте на бульваре Де Марешо, ожидая Гильермо, и сама не верила в это. Говорила себе – я здесь только для того, чтобы добраться до треклятого Андре и высказать ему, что есть границы, за которые переходить не собираюсь. Это не для меня. Вот только я не могла нащупать эти границы, как ни пыталась.
Гильермо был невысок, подвижен, словно мячик на резинке, и похож больше на итальянца, чем на француза. Он посмотрел на меня удивленно – бледное, растрепанное нечто с обветренными губами, в растянутой футболке, босоножках и простой хлопковой юбке, я явно не соответствовала его ожиданиям. Вот и отлично, подавитесь, месье. Впрочем, Гильермо своего недовольства никак не показал. Вопреки моим ожиданиям он не был отвратительным чудовищем, напротив, оказался вполне симпатичным парнем, такого же возраста, как Андре. Он старался мне понравиться, установить контакт и явно расстраивался из-за того, что я отвечала рублеными фразами и часто невпопад. Я была уверена, что возненавижу этого слизняка, как только увижу – хотя бы потому, что Андре уверял, будто Гильермо мне должен понравиться. Нет, он не понравился мне, но и не вызвал отвращения. Нормальный мужчина, никаких фривольностей, никаких пошлых намеков. Он вел себя, как человек, которого попросили встретить в аэропорту девушку друга – вежливая обходительность и ничего более. Французская версия Павлика. Словно Гильермо и не собирался заняться со мной сексом, ворвавшись в мою жизнь, следуя извращенным фантазиям Андре.
Конечно, Гильермо совсем не говорил по-русски, и в первые минуты я испытала нечто вроде языкового барьера, ибо до сих пор мне здесь не приходилось обсуждать на французском ничего серьезнее стоимости проезда в автобусе или качества колбасы. А Гильермо болтал без умолку, заваливая меня идиомами и непереводимыми оборотами с той самой минуты, как я появилась на бульваре.
Так или иначе, я вела себя отчужденно и враждебно. Это, должно быть, сильно удивляло Гильермо, ибо он был абсолютно уверен, что я нахожусь тут по собственной воле и, так сказать, с полным энтузиазмом. На деле же я была взвинчена до предела, проклинала Андре и свою собственную мягкотелость, не позволяющую позвонить матери, рассказать ей всю историю, а затем сесть в самолет до Москвы. О, как бы все упростилось, если бы между мною и Андре образовалась пропасть в две тысячи четыреста восемьдесят семь километров! Плюс километров двадцать-тридцать от аэропорта до Бибирева – спасительной гавани свихнувшейся девицы.
На бульваре было шумно и тесно, дорога забита машинами, тротуара не хватало на всех желающих, а еще велосипедисты, предпочитающие не лезть на скоростную магистраль, то и дело норовили врезаться в ни в чем не повинных людей. Я торчала здесь, как кость в горле, не замечая ни людей, ни велосипедистов, ни Гильермо, который вопреки всем надеждам явился как штык, подскочив ко мне, стоило только появиться на бульваре.
– Мадемуазель Даша́, – с ударением на последний слог обратился ко мне Гильермо, увлекая за собой в сторону, прочь от шумной улицы. – Это совершенно удивительный опыт, вы не пожалеете, уверен, это станет переживанием всей вашей жизни.
– Вовсе не убеждена, – буркнула я, совершенно шокированная как самим заявлением, так и тем, с какой уверенностью это было сказано, словно речь шла о посещении театра, а не о гнусном разврате. Гильермо добродушно улыбался, и его подвижное смуглое лицо излучало безопасность и доброжелательность. Я попыталась представить это лицо в момент, когда он приступит к воплощению в жизнь сего, м-м-м, незабываемого опыта. Неужели тут, в Париже, это является совершенно нормальным делом? Групповой секс? Нет уж, спасибо. И где, интересно, носит Андре? Надеюсь, он не собирается перезвонить и, как в глупом анекдоте, сообщить, чтобы мы начинали без него?
– Такая возможность, такая возможность! – восклицал Гильермо, вцепившись в мою ладонь. – Нас будут снимать на видео! Разве не здорово, будет профессиональная бригада! Я надеялся, конечно, но не знал наверняка. В последний момент все могло измениться. Кто-то мог отказаться.
– Например, я, – процедила я сквозь зубы, краснея от мысли, что Андре дал согласие – от моего имени в том числе – на что-то жуткое, да еще и под камерами профессиональной съемочной группы.
– Почему вы? – опешил Гильермо, даже приостановившись на мгновение. – Нет-нет, не огорчайте меня.
– Знаете что, вы уж извините, но если бы я захотела стать актрисой, то скорее уж послушалась бы маму, участвуя в различных передачах и кастингах. А быть актрисой в таком мероприятии – последнее, что пришло бы мне в голову. – Я старательно подбирала французские слова, пытаясь передать сарказм и возмущение, переполняющие меня.
О, да! Андре говорил, что ваша мать – великая актриса, русская Сара Бернар. Я не имел чести видеть ее работ…
– Учитывая ваши предпочтения в кинематографе, это неудивительно, – фыркнула я.
Между тем мы подошли к не слишком высокому зданию, занимающему весь угол квартала. Явный новодел. Зданию было не больше десяти лет, и его окна поблескивали зеркальным отсветом, характерным для стекол нового поколения.
У меня разнообразные вкусы, – возразил Гильермо. – Впрочем, я почти ничего не видел из русского кино. Разве что Андре заставил меня посмотреть какой-то длинный фильм вашего гениального Тараковского…
– Тарковского, – поправила его я.
– Да-да, Тарковского. Это было так странно, люди бесконечно ходили по каким-то помойкам. Впрочем, не могу не признать, что была в этом какая-то своеобразная атмосфера. Я не люблю смотреть фильмы с титрами, но голосового перевода на французский не было.
– Вы так давно знакомы с Андре? – спросила я, невольно оттягивая момент, когда мы зайдем в здание, казавшееся обычным пристанищем офисных "пиджаков" с их вечными мобильными телефонами в обеих руках.
– Мы учились вместе. То есть не совсем вместе – я не медик, знаете ли. Всегда боялся крови, никогда не мог понять, как можно взять и разрезать ножиком живого человека. Я заканчивал другой факультет, но того же университета.
– Совместная студенческая жизнь?
– Да-да, мы обедали в столовой, играли в теннис, даже на параплане катались. Андре боится высоты, это так смешно. Правда ведь, смешно, Даша́? Но он всегда лезет именно туда, где ему страшно. Ненавидит слабость.
– Не сомневаюсь, у вас было много совместных вечеринок. – Я произнесла это едко, как намек, злую, кусачую шутку, но наивный, как дитя, Гильермо только радостно заулыбался. Он не понимал, насколько больно мне было слушать об Андре, соприкасаться с его прошлым.
– Сколько ночей мы провели вместе, вы не представляете, Даша́! – улыбнулся он, открывая передо мной дверь. Меня бросило в жар, я просто отказывалась понимать подобное, мое сознание буксовало, как маленькая машинка в жидкой осенней грязи где-нибудь на трассе Пенза – Копейск. Колеса прокручивались, но машина не двигалась с места. Гильермо стоял и ждал, когда я последую за ним.
– А где Андре?
– Он подъедет, когда все будет готово. У нас еще много дел, – сказал он будничным тоном, словно речь шла о подготовке офисной вечеринки на Рождество.
– Я, пожалуй, тоже лучше подъеду, когда все будет готово. – И, развернувшись, я почти уже сделала шаг в обратную сторону, но Гильермо ловко ухватил меня за руку. Действительно, крепкая хватка – я едва не взвизгнула.
– Но ведь без вас это невозможно! – возмутился он так явно, что я едва не расхохоталась. Странно было слушать это, глядя на симпатичное, но совершенно чужое лицо мужчины, который воображает, что я последую за ним "готовиться". А Андре, видите ли, подъедет позже. И при этом в его глазах нет ни тени сомнений или хотя бы легкого неудобства. Он явно не ожидает от меня ни отказа, ни капризов. Интересно, за кого Андре меня принимает, если его друг ведет себя подобным образом? Его университетский друг.
– Значит, без меня невозможно? – поинтересовалась я, уже не сдерживая нервного смеха. – А почему, собственно? Попробуйте, может, получится?
– Андре очень хотел, чтобы вы были с нами, – нахмурился Гильермо. – Он сказал, что без вас и сам откажется. Я не понимаю, вы разве против? Почему? Я чем-то обидел вас?
– Обидел? – Я хохотала уже в голос. – Нет, Гильермо. Вы меня пока что ничем не обидели. Но ведь мы же еще и не начали? Так вы говорите, Андре откажется участвовать, если я не соглашусь?
– Ну, если уж говорить напрямую, – разозлился француз, – на вашу роль были и другие претендентки. Послушайте, Даша́, я не хочу сказать, что вам особенно повезло, но ведь в какой-то степени это так и есть. Конечно, то, что мы планируем, не совсем легально. Однако в данном конкретном случае…
– Не совсем легально? – Отсмеявшись, я подумала, что быть еще более шокированной уже, наверное, невозможно.
– Значит, не совсем? Ну что ж, безумству храбрых поем мы песню! – Это я сказала на русском, и Гильермо только беспомощно помотал головой. – Идемте, идемте.
И я решительно взялась за ручку двери. Из двух вариантов, имевшихся в моем распоряжении – уйти и навсегда забыть про Андре или остаться и возненавидеть его, – я выбрала второе. В первом случае мне было бы куда сложнее его забыть. Красивый сукин сын, развлекающийся так, что не остается никаких границ, никаких чувств, только битва бушующих гормонов, разрывающих тонкие оболочки душевного покоя и личной целостности. Я уже почти ненавидела Андре, но пока что, видимо, недостаточно, ибо видеть его хотела чуть больше, чем презирала это испорченное деньгами и вседозволенностью существо.