Лейтенант де Лотье, служивший в штабе итальянской гвардии, в своем дневнике пишет, что приказ об отступлении на Можайск был отдан в 10 часов вечера 25 октября. Той же ночью главный штаб вице-короля должен был достичь села Уваровское, что находится в 4-х верстах от Боровска. Таким образом, несомненно, что этот обоз существовал реально, и Наполеон не без умысла старался продвинуть его как можно быстрее вперед, поручив заботам Богарне. Надо полагать, ценности он в нем отправил уникальнейшие. 350 повозок! Минимум 120 тонн уникальных произведений искусства, антиквариата, слитков серебра и золота. По современной стоимости на миллиард долларов, не меньше. Ужас, как интересно узнать, куда же делся этот славный обоз? Ведь он не доехал ни до Франции, да и обратно в Москву тоже не возвратился.
О том, что отправка этого транспорта была обставлена с большой секретностью, де Лотье тоже сообщает:
"Лошади императора отправились (13 октября) вечером по неизвестному направлению. Все повозки нагружены съестными припасами. Генерал Барелли, адъютант неаполитанского короля, возвратился вчера с секретными приказаниями императора".
15 октября обоз, который мы для удобства назовем "Третий золотой", специально двигался по наименее разоренной дороге. Вот потому-то он и свернул на Боровск. Но непредвиденное нападение у деревни Кутасово и овладение Дороховым Вереей спутало все глубоко законспирированные планы.
Записи де Лотье от 20 октября, сделанные в Фоминском:
"Смелость казацких отрядов невероятная. Они устроили засаду в лесу, невдалеке от того места, где мы провели ночь, и поджидают, когда уйдут последние солдаты, чтобы напасть на изолированные группы, на отставших, или на повозки, которые не могли идти непосредственно за войсками".
Надо думать, что после того ночного налета французы усилили бдительность и укрепили охрану. Начали спешно стягивать дополнительные войска, призванные оградить ценности от каких-либо атак. Видя такое наращивание противостоящей группировки, забеспокоился и генерал Дорохов. Он оттянул назад свою кавалерию, невольным образом освободив войскам противника дорогу на Можайск. После получения приказа на отход, это оказалось для французов и их союзников, весьма кстати. Первым тронулся с места длительной стоянки 4-й корпус.
Значит, мы можем констатировать, что Наполеон все еще тешит себя надеждой на то, что его Богарне удастся оторваться от назойливых русских и без потерь добраться до Смоленска. Вот как описывает этот переход некий Лабом, служивший при штабе вице-короля:
"По дороге от Малоярославца до Уваровского мы увидели, к чему привела нас печальная и памятная победа в Малоярославце. Кругом попадались только покинутые муниционные повозки (от слова амуниция), так как не было лошадей, чтобы их везти. Виднелись остатки телег и фургонов, сожженных по той же причине. Тот, кто вез с собой добычу из Москвы, дрожал за свои богатства. Проходя ночью село Уваровское, увидели все село в огне. Нам сказали, что был отдан приказ, сжигать все находившееся на нашей дороге. Мы миновали Боровск, оставшийся от нас справа и сделавшийся так же жертвой пламени, и направились к реке Протве с надеждой отыскать брод для переправы артиллерии. Мы нашли таковой выше города и, хотя он был очень неудобен, но все наши войска должны были пройти через него. Много повозок застряло в реке, и так загородили проход, что пришлось искать нового брода. Я узнал, что Боровский мост еще существует, благодаря чему получилось большое облегчение при переправе по нему багажа армии".
Хотя и с большими трудностями, но к вечеру 27 октября драгоценные обозы вице-короля достигли деревушки Алферове, что в шести верстах от Боровска. Переход этот и ночевка уже как бы начали приготавливать французов к их незавидной участи.
"Помещение, в котором расположился сам вице-король, было так ужасно, что можно пожалеть судьбу несчастных крестьян, принужденных в нем жить. Ко всем недостаткам, ко всем несчастиям, недостаток в пище еще увеличивал наши мучения. К тому же в эту ночь сильно похолодало и те, кто ночевал под открытым небом, сильно страдали. Провизия, взятая из Москвы, подходила к концу. Лошади так же страдали. Скверная солома, снятая с крыш домов, была их единственной пищей. Лошади изнемогали от усталости, и их смертность была так велика, что артиллерии приходилось бросать свои повозки. И с каждым днем все чаще и чаще приходилось слышать грохот от разрывов зарядных ящиков".
"В Верее первый раз взорвались фуры (с бомбами), в Колоцком монастыре первый раз разбили и бросили пушки. Каждый день приходится что-то бросать, чтобы спасти хоть часть артиллерии".
Эти строки написал Цезарь де Лотье, офицер штаба итальянской гвардии. Что ж, он был весьма объективен. Шел всего третий день отступления от Малоярославца, а он уже понял, что впереди их ждут куда как более значительные трудности. Но артиллерию и трофеи 4-й корпус все еще тащил за собой, невзирая на бескормицу и падеж лошадей.
29 октября. Корпус миновал городок Борисов и вступил на Смоленскую дорогу.
30 октября. Вице-король прошел мимо Колоцкого монастыря (вестфальцы маршала Даву уже покинули его стены). В монастыре нашлись еще около тысячи раненых, о которых сказали, что они не способны перенести дорогу. Вице-король старался спасти кое-кого из них.
31 октября. Тяжелый обоз вице-короля ночевал в Гжатске. За последние два дня отступления в виду казаков Платова французы взорвали 100 зарядных ящиков и столько же оставили на дороге. На дороге до Гжатска бросили до 800 кирас (кавалерийские защитные доспехи, прикрывавшие грудь и спину) и до 500 павших лошадей.
1 ноября. Обозы и часть артиллерии 4-го корпуса находятся в селении Царево-Займище. После полудня колонна была атакована казаками, разграбившими несколько фургонов.
Д. Бутурлин в "Истории нашествия императора Наполеона на Россию" пишет:
"1 ноября к вечеру, у города Гжати, неприятель поставил на высоте сильные пехотные колонны, выслал стрелков своих в леса по обе стороны от дороги, а фронт прикрыл батареями. 8 орудий донской артиллерии, под командой полковника Кайсарова действовали с таким успехом, а пущенные им лесами, в обход, егеря 20-го полка, равно как и казачьи бригады с их орудиями, столь сильно напали на оба фланга неприятеля, что он после двухчасового сражения был принужден поспешно отступить. Генерал Платов посадил егерей на коней и теснил неприятеля всю ночь, так, что Платов сверх своего желания надвинулся на корпус маршала Даву, впереди его следовавшего. Полковник Кайсаров настиг неприятеля у Царева-Займища".
В той знаменательной атаке на часть обоза и прикрывающую его батарею участвовали всего 60 егерей. Если бы не густой туман, они были бы перебиты все до одного, но у страха глаза велики и французы бежали, потеряв одну пушку и несколько возов "с большим богатством".
О большом богатстве можно было говорить только в том случае, если в повозках действительно находились драгоценности, а не провиант или носильные вещи. Но, разумеется, отбиты пока еще были сущие крохи. Да и что значит одна пушка и десяток фургонов, по сравнению с тем, что еще имелось в распоряжении Е. Богарне.
Цезарь де Лотье так описывал данное происшествие:
"1 ноября. Вскоре после полудня, когда багаж итальянской армии проходил по узкой дороге, находящейся близ Царева-Займища, в недалеком расстоянии, влево от дороги появился неприятельский авангард. Затем стала приближаться сотня казаков, чтобы завладеть обозами. Нельзя было выбрать более удачного момента. Масса отставших солдат, служащих женщин и раненых шли вперемешку около повозок; тут были также пушки, лошади, которых вели под уздцы, фуры, все это двигалось так, как будто было в полной безопасности.
Повозки, служители, маркитанты пустились в бегство по полю, в направлении уже прошедших колонн, толкая друг друга, падая и увлекая за собой несчастных раненых, которых они перевозили. Самые храбрые из них сдвинули свои повозки и засели в них, решившись защищаться в ожидании помощи, и хорошо поступили, так как генерал Галимберти, командующий дивизией Пино, быстро повернул второй батальон легкой кавалерии, построенный в каре. Он быстро приблизился к нам. При виде их казаки и вся неприятельская кавалерия быстро ретировались, успевши только ранить кое-кого из новичков и разграбить несколько фургонов.
К вечеру (1 ноября), мы, королевская гвардия, останавливаемся в лесу, близ Беличева".
Кстати сказать, донесение о нападении казаков и разграблении ими части "московских трофеев" Наполеон получил только утром 3 ноября, находясь уже в Семлево. А русские войска сосредоточились у Гжатска. Там был и Платов и примкнувший к нему генерал-майор Паскевич с 26-й пехотной дивизии.
Утром 2 ноября наши войска, двинувшиеся вслед за французами, на плотине возле Царева-Займища видели следующую картину: во многих местах встречались орудия, зарядные фуры и повозки, оставленные в грязи (морозов еще не было и вязкая, тысячекратно перетоптанная грязь простиралась до самого горизонта), либо сброшенные с насыпи, чтобы очистить дорогу войскам.
При следовании от Можайска к Вязьме Наполеон отдал приказ, чтобы армия не оставляла за собой никакого обоза, но поскольку увезти все добро без лошадей было невозможно, то повозки сжигались или, если те были с боеприпасами, то взрывались. А погода портилась неумолимо.
Лейтенант де Лотье пишет:
"Федоровское. 2 ноября. Холод становится все сильнее, хотя погода продолжает быть ясной, и солнце не перестает еще греть. Все лошади приведены в одинаковую непригодность. Их впрягают по 12–15 в пушку (при норме 4–6). Малейший подъем является непреодолимым препятствием для несчастных животных. К этому надо прибавить еще многочисленные затруднения, с которыми нам еще приходится бороться: подмерзшие дороги, испорченные броды, разрушенные мосты, болота, гололедица, одним словом, препятствия, преодолеть которые не в силах истощенные люди и лошади. Каждый день приходится что-то бросать, чтобы спасти хоть часть артиллерии. С пренебрежением смотрят теперь на драгоценные камни и вещи, но кожи, или меха, которыми можно прикрываться, и пища, в каком бы то ни было виде, не имеет цены".
То же самое подтверждает и другой участник похода, пехотный офицер, капитан бригады Бонами золингенского полка Франсуа:
"К этому времени (2 ноября) положение армии было ужасно. Мои лошади еще везут кое-какие съестные припасы, но кормить их самих нечем, кроме как гнилыми листьями, добываемыми из-под снега. Лошади, столь пригодные для перевозки съестных припасов, от недостатка корма так ослабели, что требуется от 8 до 15 штук для перевозки одного орудия. Они питаются древесной корой или мхом и лишь изредка получают гнилую солому на стоянках армии. Неудивительно, что ежедневно гибнут тысячи лошадей. Приходится взрывать артиллерийские повозки (зарядные ящики), сжигать фургоны и заклепывать орудия, не имея возможности везти их дальше. Никто уже не помышляет о том, чтобы сохранить драгоценности, добытые на развалинах пылающей Москвы, каждый думает о том, чтобы не умереть с голоду".
Такая обстановка складывалась в первых числах ноября до Вяземского сражения. Но тем не менее никто из командиров высшего звена, в том числе и сам Наполеон, не считал необходимым принимать такие крайние меры, как уничтожение всего обоза с ценностями, для ускорения движения. Французская армия, миновав теснину у Царева-Займища, расположилась вдоль трассы следующим образом. Головная часть - вестфальский корпус и "молодая" гвардия с обозом, артиллерией, стадом скота стояла в 30 верстах от Вязьмы на реке Осьма у Протасова моста. "Старая" гвардия и часть резервной кавалерии - вместе с главной квартирой Наполеона, в селе Сем-лево. Вюртембергская дивизия стояла в деревне Юренево, в 12 верстах от Вязьмы. Корпус Нея занимал саму Вязьму.
Войска вице-короля, охраняющие драгоценный "Третий золотой" обоз, остановились в селе Федоровское. Корпус маршала Даву встал на отдых, не доходя Федоровского.
Ночь со 2 на 3 ноября была самая ужасная ночь из всех прочих. Предупрежденный о приближении неприятеля, Богарне отправил обозы ночью по направлению к Вязьме, до которой было 16 верст. Корпус Юзефа Понятовского шел впереди, предупреждая возможное нападение, а корпус Даву следовал позади, стараясь не отставать ни на шаг. В 8 утра они прошли деревню Максимово, отстоящую от Вязьмы на 12 верст. К полудню все 300 фургонов оказались в Вязьме. Несколько припозднившаяся с подъемом кавалерия Милорадовича вышла на высоты перед сельцом Максимовым. К этому времени и колонна вице-короля, и тем более Понятовского уже приближались к Вязьме. Но корпус Даву только-только выходил из Федоровского, а его авангард как раз поравнялся с селом Максимово (ныне Максимково).
Колонны русской кавалерии атаковали французов, завязался бой, который продолжался с переменным успехом до вечера. В 4 часа пополудни, когда начало смеркаться, Милорадович приказал атаковать неприятеля в самой Вязьме. В результате этой атаки маршал Ней отступил в деревню Лучинцово. Даву отступил к селу Княгинкино, а Богарне к Новоселкам. Но положение остается угрожающим. Ценности все еще находятся под угрозой, и ему надо скорее уносить ноги от этого опасного места. В час ночи 4 ноября вице-король поднимает войска на ноги. Ни люди, ни лошади не держатся на ногах, но… надо идти вперед, во что бы то ни стало.
"В половине второго ночи вице-король счел нужным, прикрываясь темнотой, сделать отступление и опередить немного русских. Мы идем ощупью по большой дороге, загроможденной повозками и артиллерией. Останавливаемся на каждом шагу. Многие страдают от холода еще больше, чем от голода".
А вокруг Вязьмы уже кружили конные сотни, батальоны и даже полки русских войск. Их командиры и атаманы уже вполне отработали тактику своих нападений и жаждали еще больших успехов. Утром 4-го числа следующий самым последним в общеармейском построении корпус Нея преследовался сразу несколькими конными соединениями русских. Казаки генерала Платова прочно оседлали главную дорогу, "партизан" Денис Давыдов перекрывал проселочные дороги, действуя из села Никольское, левее большой дороги, доставая своими отрядами до села Рыбки и даже до Славково. А граф Орлов-Денисов (еще один "партизан") обосновался в селе Покровском и опекал Станищево и Чоботово.
Вот какие сообщения высокородные "партизаны" слали Кутузову. Орлов-Денисов. Село Митино. 11 часов дня.
"2 ноября. Утром атаковал у Вязьмы. Взял одно орудие и канцелярию Наполеона и 40 повозок с багажом. Сейчас выступаю из Митино и иду на Юренев".
"3 ноября. Следуя к селу Покровскому, я предпринял движение к деревне Андриановой, сам же с отрядом следую к Станищеву, имея впереди село Чоботово. Денис Давыдов должен быть в селе Покровское".
"4 ноября. Дошел до деревни Колпита. 5 ноября делаю форсированный марш за Дорогобуж".
"5 ноября. Имея направление из деревни Колпита через село Волочек за Дорогобуж и переходя в близком расстоянии от гвардейского лагеря (французского) в селе Жатково (видимо, Жашково), заметил сильное движение обозов между гвардией и арьергардом".
В ночь с 3 на 4 ноября французская армия была расположена следующим образом. Корпус Жюно, "молодая" и "старая" гвардии, ночевавшие в Славково и окрестных деревушках: Емельяново и Васино, Наполеон и его главная квартира расположились в деревне Жашково, корпуса Понятовского, вице-короля и Даву двигались ночью по большой дороге к селу Семлево. Императорский обоз провел ночь в роскошном (даже и теперь) сосновом лесу на берегу огромного озера, образованного мельничной плотиной, выстроенной у Жашково на реке Костря.
Гвардейский лагерь, о котором упоминает в донесении Орлов-Денисов, был сильно укреплен, и, когда Денис Давыдов неосторожно приблизился к передовым аванпостам, по нему открыли огонь из орудий. Перестрелка (впрочем, без особых потерь с обеих сторон) продолжалась до вечера. Все же французы были еще сильны, и идти в лобовую атаку на изготовившиеся к стрельбе пушки было бы для него сущим самоубийством. Гораздо больше повезло в тот день Платову. Активно преследуя совершенно измотанного Нея, он захватил полторы тысячи человек, отставших и раненых, которых и привел в деревню Поляново.
К вечеру 4 ноября в построении колонн отступавших произошли следующие изменения. Корпус Жюно и "молодая" гвардия добрались до Дорогобужа. "Старая" гвардия растянулась между Жашково и Славково. Корпус вице-короля тащился в районе села Рыбки, а маршал Ней и Понятовский отбивались от Платова при Семлеве. А вот на следующий день, и об этом тоже упоминает Орлов-Денисов, началось активное подтягивание отставших обозов от Рыбок к деревеньке Жашково. Маршал Ней получает категорический приказ Наполеона: "Отступать как можно медленнее, чтобы спасти обоз!"
Решение, надо заметить, очень правильное и своевременное. Еще немного и партизаны вообще могли бы перекрыть движение. Тогда прощай, "Третий золотой", прощайте маршал Ней и любимый Богарне. Каких-либо иных вариантов выбраться из непроходимого леса обходными путями у отставших войск просто не было. Справа текла вязкая по берегам и уже ледяная Костря, а слева на дорогах разгуливал Денис Давыдов.
Только бросив все вооружение и золото, убегая по совершенно непроходимым лесам еще и можно было спасти свои жизни. Французы это понимали и торопились, хотя и награбленное добро бросать явно не хотели. А ведь на счету у отступавших были даже не дни, а уже часы! Напрасно писал императору Ней, что надо бы двигаться быстрее, иначе всех окружат под Смоленском или Оршей. Император сделал ставку на спасение золота. Полагаю, что ему в тот момент было вообще плевать на Нея. Богарне и обоз с огромными ценностями, так досадно застрявший в районе Рыбок, - вот что тревожило его душу.
И вот именно здесь и начинается самое интересное. Чтобы ускорить движение отставшего конвоя, требовалось послать ему на выручку лошадей. А где их взять? Их можно было только от чего-то отцепить, то есть попросту бросить весьма значительную часть ранее перевозимого ими груза.
Вот что в связи с этим пишет Довжень, адъютант штаба 1-го корпуса:
"Мы шли ночь 3-го и день 4-го ноября и вечером остановились в сосновом лесу, на берегу замерзшего озера неподалеку от имения Чаркова (Жашково), где уже два дня жил император".