Где именно? Ответа на этот вопрос пока нет. Но есть одна интересная фраза из письма Лабома. Помните? "Ночью около замка в Засижье повторились сцены, виденные нами накануне". Вряд ли он имел в виду сцены массового падежа лошадей. Мы полагаем, что Лабом пишет о грабежах, вторично случившихся как раз в ночь с 7-го на 8-е. Раз кто-то закапывал большие ценности, то у многих опять могло возникнуть непреодолимое желание пограбить во время этого процесса, так сказать "под шумок".
А где же, в самом деле, французы могли зарыть какие-либо ценности? Ответ напрашивается сам собой. Там же, где и грабили, около некоего "замка". Что же это был за "замок", непонятным образом оказавшийся в деревне со столь неблагозвучным названием? По сохранившейся до нашего времени гравюре видно, что это был очень приличный, двухэтажный господский дом. Четыре колонны парадного входа, симметричные флигели, и даже площадь, на которой могло стоять сразу несколько конных экипажей. При таком солидном доме наверняка был и обширный сад, либо даже настоящий парк. Там, скорее всего, французы и зарывали награбленные ценности. Правда, с того времени прошло очень много лет. От той блестящей усадьбы к настоящему времени почти ничего не осталось, и доживают свой век лишь несколько вековых деревьев, которые шумом своей листвы напоминают нам о былом великолепии этого примечательного исторического места.
Но это было соображение самого общего порядка. В действительности все могло быть совсем и не так. Ведь вблизи Засижья есть несколько днепровских стариц (превратившиеся в замкнутые озера части древнего русла), и что-то утопить в них было проще простого. Лед на них был уже вполне приличный, как и на всех стоячих водоемах, потому было совершенно нетрудно за ночь сгрузить в эти старицы даже сотню груженых телег.
Одному из авторов довелось побывать в современном Засижье. На месте выяснилось, что почти все здесь сохранилось, пусть и не полностью. Разумеется, от господского дома осталась лишь небольшая часть, но зато почти в неизменном виде сохранился приусадебный парк, украшенный великолепными трехсотлетними дубами, липами и елями и охраняемый государством. Обнаружилось в данном парке несколько весьма подозрительных подземных аномалий, которые, увы, так и остались нетронутыми, по недостатку времени. Особое внимание привлекло удивительное земляное сооружение, назначение которого так и осталось полной загадкой. Те из поисковиков, которые когда-либо доберутся до указанного места, будут вполне вознаграждены за свои усилия одним видом данного сооружения. Впрочем, не будем отвлекаться на мелочи, пора возвращаться в 1812 год.
За перечисленными выше заботами случились у вице-короля и более приятные известия. На следующий день ему доложили, что отрезанная накануне казаками хвостовая часть колонны смогла сориентироваться в ночной мгле и к утру подтянуться к головной, самой боеспособной части его войск. Это подбодрило Богарне, и в 5 часов утра он спешно выступил из Засижья и направился к Уховой Слободе, до которой было 18 верст. И тут надо сказать, что от данного селения дорога вначале идет под уклон, в овражек, после чего выходит на своеобразное плато. Но через пару верст дорога вновь спускается в уже довольно глубокий овраг. По дну оврага протекает ручей, а справа, за плотиной, в 1812 году расстилалось довольно обширное озеро. От плотины озера дорога очень круто поднимается вверх, к деревне Клемятино.
По дошедшим до нас преданиям, в районе этой деревни после ухода французов было найдено множество нательных крестов и другой мелкой церковной утвари. Отсюда возникла гипотеза о том, что именно в этом озере была затоплена значительная по массе часть "Третьего золотого". Почему именно здесь? Да просто потому, что фургоны из-за сильнейшей наледи просто не могли подняться на противоположный склон оврага, и вице-король, попав в безвыходное положение, принял решение избавиться от сковывавшего его чересчур массивного груза. А валяющаяся на земле серебряная и медная "мелочь" явилась лишь следствием того, что перед затоплением тщательно упакованных ящиков их "малость порастрясли". Искали грабители, разумеется, вовсе не ценности, а продукты питания и теплую одежду, поскольку именно этого "товара" крайне не хватало голодным и замерзающим солдатам.
По поводу данного эпизода у нас имеется собственное мнение, которое мы не решаемся вынести на страницы этой книги. Оно подкрепляется только тем, что в данном озере не обнаружено никакой подозрительной аномалии, указывающей на наличие под толстым слоем ила какого-либо металла.
Но вот многочасовой марш закончен. Головная часть 4-го корпуса, несмотря на все усилия, так и не смогла добраться до назначенных накануне рубежей. Вице-король подсчитывает ущерб и пишет очередное донесение:
"Ваше Высочество, подвергшись внезапному нападению противника, не могу не дать Вам знать, что нахожусь еще около Вопи. Я с меньшим отрядом покинул Засижье в 5 утра, но дорога так пересечена оврагами, что даже усиленным маршем не достиг места (селения Пологи).
Жестокая необходимость принуждает меня с сожалением признаться в тех потерях, которые мы потерпели, желая ускорить наше движение. Вчера умерло 400 лошадей, а сегодня может быть вдвое не считая тех, которые я велел прикалывать из военных и частных повозок. Целые упряжки издыхали в одно время.
Последние три дня страданий так подавили дух в солдатах, что я не думаю, чтобы они были в состоянии сделать теперь какое-нибудь усилие. Много людей умерло от голода и стужи, другие, отчаявшись, сами сдались неприятелю. (В тот день Платову действительно сдалось в плен порядка 3000 человек.)
Сегодня головная часть корпуса армии была спокойна на марше. Появились какие-то казаки без артиллерии, это, оказывается, явились местные жители. Если верить донесениям стрелков, это является предвестником грабежа. Они следуют за колоннами пехоты, артиллерии и кавалерии, следуют сами, говорят, что к Духовщине.
Этой ночью отправлена сильная разведка на Духовщину, от которой я завтра получу подробный отчет о противоположном береге и неприятеле. Но не одно сопротивление противника важно для нас. Потому я во второй раз не скрываю от Вашего Высочества, что эти три дня страданий так изнурили дух солдат, что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки. Необходимо сделать какие-то дополнительные усилия. Корпус армии в последние три дня потерял две трети артиллерии. Я повторяю Вашему Высочеству заверение во всех моих чувствах.
Ульхова Слобода. На пути к Вопи. 8 ноября, 9 вечера. Е. Богарне".
Какое странное письмо. Путаное, противоречивое, полное каких-то недомолвок и неясностей. Давайте разберемся в нем немного подробнее. И начнем с его окончания. Не с чувств Евгения Богарне, разумеется, а с пушек и лошадей. Вице-король пишет, что уже потерял 1200 лошадей. Запомним это число. До реки Вопь он все же доволок 35 орудий. Следовательно, потерял он за два дня не менее 70 пушек. Каждую такую пушку тащило минимум по 12 лошадей. Значит, всего на перевозку этих пушек потребовалось бы минимально 840 лошадей. Кроме того, артиллеристы бросали и ненужные ящики со снарядами (не менее двухсот). Каждую такую повозку везли по 4 лошади. Значит, и на их транспортировку тоже требовалось 800 лошадей.
Результат получается такой. Потери лошадей составили всего 1200, пусть даже 1500. А это означает, что от повозок с трофеями не было взято ни одной лошади! То есть все триста повозок с ценностями с 8 на 9 ноября, скорее всего, были на ходу. А если ранее из них что-то и было закопано либо утоплено, то оставшиеся в распоряжении Богарне фургоны были исправны и обеспечены лошадьми. Заметьте, в своем докладе он четко различает тех лошадей, которые обеспечивают ему выполнение основной задачи, и всех прочих, которых он велел прикалывать. И еще эта неопределенная фраза, в самом конце письма: "что я не верю в этот момент в то, что мы избрали достаточно хороший способ доставки".
О доставке чего именно пишет Евгений Богарне? Во что он не верит? В то, что ему все же удастся сохранить пушки или боеприпасы? Да он их щедро бросает при первой возможности, нимало не сожалея! Только на безвестном ручье Жерновка, что неподалеку от еще более безвестной деревеньки Войновка, казаки Платова взяли 62 брошенные вице-королем пушки. И искать не нужно было, они в рядок стояли. Нет, как минимум 200, а то и 250 фургонов с ценностями Евгений Богарне сохранил. Затем и разведку на переправы через Вопь послал. Очень ему интересно выяснить, удастся ли ему без проблем перескочить на другой берег, или же, придется прорываться с боями. А как воевать, если даже идти не по силам". Однако оставим его на время со своими невеселыми мыслями и посмотрим, что в тот момент происходит в стане русских войск.
8 ноября в районе деревень Марково и Мантрово казаки Платова взяли в плен 2800 человек солдат и 109 офицеров. На почтовом тракте у Войновки наши кавалеристы захватили 62 пушки и 64 ящика с боеприпасами. Кроме того, в скоротечных боях и кратковременных стычках убито еще порядка 1600 французов. Казаки довольны. Еще бы. Только успевай подбирать трофеи. Да и французы все чаще начинают сдаваться в плен.
Стараниями собирателей устного народного творчества сохранился рассказ крестьянина по имени Кирей, из деревни Плоское, Копыревщинской волости, о событиях происходивших в районе Ярцево 7–8 ноября 1812 года.
"Мне было тогда 25 лет, когда французы шли к Москве. Тогда их у нас в деревне Плоское тьма была: большак ведь от нас в 4-х верстах напрямик. Они забирали все наши стада и угоняли. Станешь просить - они часть себе оставят, а часть отдадут. Когда же их назад гнали, то их с дороги не спускали: как сойдут которые, то казаки, которые ехали по сторонам (только по одной стороне, слева от дороги), закалывали сейчас: да мужики многих перебили, которые ходили грабить по 5–8 человек. Казаки Платова ночевали у нас, а он сам в Пушкине, у священника. Церковь видна недалеко из дому.
Казаки, выходя утром 8-го ноября из деревни, сказали нам: "Ну, ребята, ступайте к Ярцеву, там Вам пожива будет". Мы и отправились и все видели. Французов, как переправилась их часть через Вопь, казаки на них и налетели, да всех и захватили: кого побили, кто в реке утонул, кого в полон (плен) взяли. И начали все брать. А добра-то, добра! Видимо-невидимо! И нам сказали: "Берите". Как сами уже набрали, и девать было некуда. Прежде много было на лошадях, а теперь лошади насилу шли, так на них навалили, навьючили. Платов в 3-х верстах велел у казаков все отобрать, у них уже лошади были попорчены, сбиты. Собрал Платов в кучу все добро, да и попалил (сжег), а казаков послал догонять французов и бить, и сам поехал за ними. А мы как бросились на добро, со всех сторон набежали мужики, как на ярмонку (ярмарку) о Светлую - и глаза разбегаются: не знаем, что брать. Наберем, наберем - брать некуда. Как опять казакам попадутся французы, они лучшее отберут себе, лучшее в кусты спрячем и опять за добром. А многие были догадливы: с возами туда (к реке Вопь) приехали, со товарищами. Да, набрав на воз, за кустами положат: один останется караулить, а другой таскает. Иные куды много набрали, да дорогих вещей!"
Сцены грабежа рассказаны очень достоверно. Вот только нет ни одного упоминания о том, что казаками или крестьянами были найдены и захвачены церковные ценности. Вполне понятно, что сжег Платов - носильные и бытовые вещи, предметы сервировки и рядовые украшения. И не стоит обращать внимание на слова "дорогих вещей". Для обычного крестьянина Смоленской губернии даже обычное пальто представляло собой невиданную ценность.
Однако вернемся к письму вице-короля. Он пишет, что достиг Ульховой Слободы (ныне Ольхово). Причем двигался ускоренным маршем, бросив на произвол судьбы основную массу своих солдат. Теперь прикладываем линейку к карте и легко подсчитываем, что от Засижья до Ульховой Слободы всего-то 21 километр. Двигаясь обычным шагом, налегке, это расстояние легко можно преодолеть всего за 5 часов. А ведь Богарне вышел из Засижья в 5 утра. Следовательно, не встречая на пути никакого сопротивления (казаки еще почивали), он уже к 10 часам утра мог добраться до Слободы. Ему ничего не стоило потратить еще 2 часа и выйти на берег Вопи.
Тут возникает законный вопрос. Почему Богарне выдвинулся так рано, в столь жуткий мороз? (В ту ночь заживо замерзло 300 человек.) Почему при этой спешке он двигался так медленно, если очень торопился и его ничего не сковывало на марше? Ведь усредненная скорость отходящих войск не превышала в действительности полутора (!) верст в час. Значит, даже продвигаясь "ускоренным маршем", основная колонна Богарне больше стояла, нежели шагала. Совершенно непонятно, что мешало ему прибавить ходу? В отсутствие реально противодействующего противника мешать более быстрому движению могло только одно - наличие в головной части его колонны достаточно массивного обоза, продвигать который в тех конкретных условиях было совсем нелегко. Взглянем еще раз на карту. От Засижья до места его следующей стоянки войскам Евгения Богарне пришлось преодолеть как минимум 3 мощные естественные преграды.
Первая преграда - между деревней Засижье и деревней Клемятино. Смотрим на фотографию этого участка и мысленно представляем медленно ползущие по обледеневшей дороге фургоны. Длинный спуск вниз и крутой, затянутый подъем вверх. Справа от дороги, в самой глубокой точке оврага, имелся водоем, подпертый плотиной.
Сразу же возникает мысль: а почему бы возницам не спустить под воду ту часть груза, которая осталась без конной тяги? Ведь кони в основной массе погибали именно на таких затянутых и обледенелых подъемах, когда они, выбиваясь из сил, скользили совершенно негодными (летними) подковами по свежеобразовавшемуся льду. Ведь этому на самом деле ничто не препятствовало. Лед на относительно небольших водоемах был уже достаточно прочен, и по нему вполне могла ехать даже тяжелогруженая телега. Даже без лошадей ее было нетрудно вытолкать на руках. Пробить во льду прорубь тоже было несложно, поскольку толщина ледяного панциря на тот момент не превышала 10 см. При этом уже на другой день не осталось бы никаких следов затопления. Любая прорубь в условиях сильно минусовых температур затягивается очень быстро. К тому же прорубей этих делалось немало, поскольку Лошадей требовалось поить, а их все еще было очень много.
Вторая преграда возникла перед обозом за деревней Петрово, в виде реки Великой (правый приток Днепра). Та же самая картина: длиннющий полукилометровый спуск и не менее приятный подъем. Дорога идет по глубокой выемке, и передвигаться можно только гуськом. Спустившись к самой реке, обозы встретили новое препятствие - узкий деревянный мост. Малейший затор и останавливалось все движение. Что характерно, и тут был подходящий для сброса груза водоем. Почему бы здесь не утопить часть груза, снятого с тех повозок, которые уже некому было везти? Третья преграда была точно такой же, как и на реке Великая, только теперь это была речка Ракита.
Пожалуй, на всем пути от Дорогобужа до Ярцева это было последнее место, где можно было без особых затей затопить остатки "Третьего золотого" обоза. Далее тащились бы только артиллерийские орудия, которые могли обеспечить относительно безопасную переправу и удерживать на достаточном расстоянии казаков.
Была ли у вице-короля иная альтернатива? Мог ли он спасти порученные ему императором ценности? Возможно, что сам Наполеон на это даже и не надеялся. Но все же отправил Богарне из Дорогобужа по другой дороге, втайне, видимо, рассчитывая, что погнавшиеся за двумя зайцами казацкие полки упустят и тех и других. Что ж, так во время войн поступали многие, и до Наполеона, и после него. Да, он потерял "Третий золотой", но сохранил (по крайней мере, на время) другие два не менее ценных обоза. К тому же Евгений Богарне все-таки выполнил категорический приказ императора - ничего ценного русским не оставлять. Он и не оставил. Весь обоз из 300 подвод был им спрятан по частям на примерно 10-километровом участке дороги. Часть грузов видимо была зарыта, а другая часть затоплена.
Вот теперь вице-король был готов к переправе. Он освободился от сковывавших его маневр грузов. Он усилил высвободившимися лошадьми артиллерию и кавалерию, очистил войска от раненых и ослабевших солдат. Правда, в этой проблеме ему сильно помог Платов. Под началом Богарне теперь находилось хоть и сильно поредевшее, но все еще боеспособное воинство, которое имело некоторые шансы пробиться на соединение со своими войсками, базировавшимися в Витебске. А ценности потом и отыскать можно. Благо, где именно их закопали и затопили, лично ему прекрасно известно. Война, глядишь, повернется как-то по-другому и тогда… Но "тогда" так и не наступило.
Теперь становится более понятен рассказ крестьянина Ки-рея. Видеть, как французы прячут самое ценное имущество, он, как, впрочем, и казаки Платова, никак не мог, поскольку толпы деревенских мародеров и строевые кавалерийские части двигались на достаточном удалении от столбовой дороги, справа от нее. А французы освобождались от излишних тяжестей либо ночью, либо в естественных низинах глубоких оврагов, которые сами по себе являлись хорошим укрытием от посторонних глаз. Так что шансы доехать до переправы через Вопь, при прочих равных условиях, имели только небольшие повозки, по большей части набитые относительно легкими вещами.
Приведем для подтверждения строки из дневника де Лотье:
"Двигаться дальше невозможно - так трудна дорога. В два дня (7 и 8 ноября) мы потеряли 1200 лошадей, на которых держалась вся наша надежда. Казаки то идут впереди нас, то за нами следуют, и мы больше не можем посылать ни отрядов, ни фуражировщиков, так как у нас осталось лишь небольшое количество всадников.
Не находя никакого пропитания по дороге и увидев вдали деревню, которая представляется уцелевшей, многие солдаты выходят из строя и, перестреливаясь с казаками, идут туда наудачу. Некоторые из наших были, таким образом, захвачены в плен. Другим же удалось купить немного ржаного хлеба, сухого и черствого".
Это пишет офицер, который находился при штабе, рядом с вице-королем. Если для них все было так трудно, то что же говорить об отставших пехотных частях и батареях? Там-то положение вообще было нестерпимое! Но, несмотря ни на что, какую-то часть ценностей несли и везли до крайнего предела. И ведь дотащили! Форсировали Вопь у Ярцева перевоза и вышли-таки к долгожданным Пологам. Но ждало их совсем не то, на что надеялись французы.
Сделаем небольшое отступление. О тех далеких событиях рассказывает двоюродная сестра княгини Друцкой-Соколинской. Вскоре после войны она приехала в гости к Б.И. Потемкину. Как раз напротив его дома происходило избиение переправившихся французов казаками. По стечению обстоятельств личная карета Евгения Богарне досталась местному крепостному. Тот продал ее как раз отцу сестры за 10 четвертей ржи. Тот в свою очередь с барышом перепродал ее другим лицам, несмотря на то, что она была с оборванной обивкой. При капитальном ремонте пресловутой кареты, устроенном последним покупателем, в ней нашли несколько тайников с золотыми монетами, "бриллиантовыми вещами" и "другими богатствами"!