- Ваши несчастья кончились. Колеса, которые не давали вам спать, сгниют на свалке, а забитую комнату на первом этаже можно превратить в гостиную. Тетушка забудет свои страхи, а дядя либо сопьется до смерти, - тогда вы счастливо избавитесь от него, - либо превратится в проповедника: будет читать проповеди путешественникам на больших дорогах. Что касается вас, то вы вновь переберетесь к югу и найдете там возлюбленного. Сегодня можете спать спокойно. Завтра Рождество, и колокола в Алтарнэн будут возвещать покой и милосердие. Когда они зазвонят, знайте, что я думаю о вас.
Он помахал рукой вознице, карета тронулась, оставив его позади. Мэри высунулась в окно, чтобы позвать его, но он уже свернул к Пяти Аллеям и исчез из виду.
Карета покатилась по Бодминскому большаку, до "Ямайки" было еще три мили, и это - часть дороги самая безлюдная и незащищенная на всем протяжении от Лонсестона до Бодмина.
Мэри пожалела, что не поехала с Френсисом Дэйви, там дорога была спокойнее, защищена от ветра густыми деревьями. Завтра могла бы сходить в церковь и помолиться впервые после Хелфорда. Если священник сказал правду и можно забыть об ужасах последних недель, то есть за что благодарить Господа Бога. Час мародеров пробил, их изгонят из страны, как некогда пиратов, никто о них даже не вспомнит, дети смогут спать спокойно. Новое поколение, даст Бог, никогда не услышит этого слова. Суда будут подплывать к берегам Англии без опаски, прилив не будет выносить на побережье тела утопленников. В бухтах не будут звучать осторожные шаги и приглушенные голоса злоумышленников, и если иногда тишину нарушат крики, это будут крики чаек. На дне моря и сейчас находят безымянные черепа, позеленевшие золотые монеты и сгнившие остовы кораблей. Эта страшная коллекция не пополнится больше, ужасы забудутся, умрут вместе с теми, кто знает о них. Наступит новый век, когда мужчины и женщины смогут путешествовать без страха. Земля обретет доброго хозяина. На болотах появятся новые фермы, будут также добывать торф и сушить его во дворах, но зловещая тень не омрачит больше их труд. Может быть, даже травы зазеленеют и расцветет кустарник вокруг таверны "Ямайка".
Воображение девушки уносило ее все дальше в новый счастливый мир. Вдруг до нее донесся звук выстрела, отдаленные крики. Из темноты приближался топот множества ног - по дороге бежали люди. Мэри выглянула в окно, она услышала испуганный возглас возницы, лошадь встала посреди дороги и не двигалась с места. Дорога шла в гору, петляя на склоне холма, впереди виднелись трубы таверны "Ямайка". Навстречу им бежала толпа людей, впереди огромными прыжками скакал человек с фонарем, который подпрыгивал вверх при каждом скачке. Еще один выстрел, возница согнулся и упал с козел. Лошадь взвилась на дыбы и понесла в канаву. Карета закачалась на рессорах и остановилась. Кто-то выругался, другой загоготал, раздались крики и свист.
В карету просунулось красное лицо, копна черных волос, бычьи глаза; белые зубы сверкали в свете фонаря, осветившего внутренность экипажа. Другая рука сжимала ружье. Руки были красивой формы, длинные ловкие пальцы не вязались с грязными обломанными ногтями.
Джоз Мерлин улыбался дьявольской улыбкой обезумевшего от зелья и азарта погони зверя; дуло ружья упиралось в горле Мэри. Вдруг он захохотал, опустил ружье, рванул дверцу, вытащил девушку за руки и поставил рядом с собой на землю, подняв фонарь над головой, чтобы все могли разглядеть ее. Их было десять или двенадцать человек, все ободранные и грязные, половина - пьяны, как и их предводитель. Они дико вращали глазами по сторонам, у некоторых были винтовки, вооружение других состояло из битых бутылок, Ножей или булыжников. Харри, жестянщик, стоял рядом с лошадью, кучер лежал на дороге недвижимо.
Джоз Мерлин осветил лицо Мэри фонарем, и когда они увидели, кто это, раздался взрыв дикого хохота, жестянщик заложил два пальца в рот и издал пронзительный свист. Хозяин согнулся в насмешливом поклоне, схватил ее волосы, намотал их на руку, как веревку, нюхая по-собачьи воздух.
- Так это ты? - прохрипел он. - Ты решила вернуться, поджав хвост, шлюха.
Мэри молчала. Она смотрела на тех, кто стоял перед ней, они тупо уставились на нее, скабрезничая, ухмыляясь и потешаясь над ее мокрым платьем, хватая ее за юбку, корсаж.
- Ты оглохла, что ли? - заорал дядюшка и ударил наотмашь ее по лицу.
Она вскрикнула и отпрянула, но он, схватив за запястье, скрутил ей руку за спиной. Крик боли вызвал веселый смех пьяниц.
- Тебя можно заставить слушаться, если сначала убить, тогда ты присмиреешь. Думаешь, я позволю тебе стоять так с твоей обезьяньей рожей и наглыми зенками? И что значит эта нанятая карета, и распущенные волосы, и этот наряд - ночью на дороге? Ты просто обычная потаскуха, вот кто ты!
Он дернул за запястье опять, девушка упала.
- Пустите меня, - кричала Мэри. - Вы не имеете права кричать на меня и бить, даже говорить со мной. Вы проклятый убийца и вор, это всем известно. Весь Корнуолл знает это. Ваше царство кончилось, дядя Джоз. Я ездила в Лонсестон и донесла на вас.
Ропот прошел среди бродяг; они пошли на нее стеной, выкрикивая вопросы, но хозяин жестом отодвинул их назад.
- Стойте на месте, идиоты! Не видите, что ли, что она врет, спасает свою шкуру? - гремел он. - Что она может донести, она ничего не знает! Она не ходила в Лонсестон, посмотрите на ее ноги, она путалась с кем-то на дороге, и он отправил ее назад в карете, когда она ему надоела. Вставай, или хочешь, чтобы я вытер тебе нос о камни?
Он потянул ее за руку и поставил рядом с собой. Подняв палец вверх, он показал на небо. Низко плыли тучи, начинали появляться звезды.
- Слушайте, что я скажу, - вопил он. - Дождь идет на запад, ветер еще продержится, пока мы разберемся здесь. До восхода еще шесть часов. Нечего терять время. Восход будет серым и темным, нужно успеть. Садись на козлы, Харри; в карету поместится человек шесть. Приведите-ка лошадь с телегой из конюшни, она стоит без дела уже неделю. Пошевеливайтесь, пьяные рожи! Или вам надоело держать в руках золотые монеты? Я лежал на спине семь чертовских дней, соскучился по берегу. Кто поедет со мной через Кеймфорд?
Раздался дружный крик, руки взлетали вверх. Какой-то парень стал напевать, размахивая над головой пустой бутылкой, переваливаясь с пяток на носки, пока не свалился лицом в лужу и так остался лежать там. Жестянщик пнул его ногой, реакции не последовало; он схватил вожжи и погнал лошадь в гору, издавая ругательства, то и дело опуская кнут на спину животного. Колеса проехали по парню в канаве, тот задрыгал ногами, как раненый заяц, зашевелился, вопя от ужаса и боли, потом затих.
Оставшиеся побежали за каретой, выбивая дробь башмаками по мокрой дороге. Джоз Мерлин возвышался рядом с племянницей, смотря на нее сверху вниз, пьяно улыбаясь; затем рывком поднял ее на руки и потащил к карете. Жестянщик притормозил. Швырнув ее на сиденье, он крикнул жестянщику, приказав гнать галопом в гору.
Его приказ был услышан бежавшими, некоторые вскочили на подножки и уставились в окно, часть взобралась на сиденье рядом с кучером. Они дубасили лошадь палками и камнями. Бедное животное дрожало, обливалось потом от испуга, летело в гору галопом, таща за собой кучу потерявших рассудок бродяг.
Окна таверны "Ямайка" были ярко освещены, двери распахнуты, ставни открыты, дом жил полной жизнью. Хозяин закрыл рот Мэри рукой и прижал к стенке кареты.
- Так ты хочешь донести на меня?! Ты хочешь выдать меня властям, чтобы дядю Джоза вздернули, как кошку? Ну, что ж, я дам тебе такую возможность. Ты будешь стоять на берегу, ждать прилива. Ты ведь знаешь, что это значит, не так ли? Ты понимаешь, куда я везу тебя?
Она смотрела с ужасом в его дикие глаза. Лицо ее побледнело, как у покойника. Она пыталась урезонить дядю, но его ладонь зажимала ей рот.
- Тебе кажется, что ты меня не боишься? Твои глазки смеются надо мной, ага? Да, я пьян, пьян, как король, пусть земля разверзнется, мне все равно. Сегодня мы повеселимся на славу, все, кто здесь есть, может быть, в последний раз. И ты будешь с нами, Мэри Йеллан, мы тебе покажем кое-что.
Он что-то прокричал своей свите. Лошадь испуганно заржала. Огни таверны "Ямайка" исчезли в темноте.
Глава 11
До побережья добирались более двух часов. Мэри, вся в синяках, лежала в углу кареты в полной прострации. Харри и двое других забрались в карету и втиснулись на сиденье рядом с Джозом Мерлином, отравляя воздух запахом табака, перегара и немытых тел. Присутствие женщины, обессиленной и испуганной, придавало особую остроту их пьяному веселью. Сначала они болтали, рассчитывая произвести на нее впечатление, потом стали заигрывать и напевать непристойные песенки, особенно старался Харри. Мэри эти рожи были особенно невыносимы, но, похоже, именно это их воодушевляло. Они не сводили глаз с ее лица, надеясь увидеть смущение или гримасу омерзения, но Мэри то ли в самом деле не реагировала, то ли делала вид, что ей все безразлично. Голоса их доносились до ее сознания все глуше и отдаленней, локоть Джоза врезался ей в бок, вызывая нестерпимую боль, в голове шумело, глаза застилало туманом; осклабившиеся физиономии троились, становились целым морем оскаленных ртов, как в кошмарном сне. Хотелось спать, забыться, не видеть и не чувствовать ничего.
Когда бандиты убедились, что она не реагирует на их выходки и силы покидают девушку, они потеряли к ней интерес; Джоз Мерлин вынул из кармана колоду карт, и вся компания тут же переключилась на новое занятие, повернувшись к Мэри спиной. Узница забилась еще глубже в угол - подальше от смердящих тел; закрыв глаза, она погрузилась в полузабытье, ощущая лишь покачивание коляски, боль во всем теле и отдаленные гул голосов, но ощущения тоже уплывали, уже не принадлежали ей; вскоре темнота окутала ее плотным покровом, время перестало существовать.
В сознание ее вернул повеявший из открытой двери холодный ветер, она поняла, что карета больше не движется; девушка находилась в коляске одна, все ушли, забрав фонари с собой. Боль становилась невыносимой, тело закоченело, плечи свело от холода, верх платья не высох и сдавливал тело ледяное коркой. Выглянув наружу, она увидела, что дождь прекратился, но ветер не стихал и колючая изморозь била в стекла. Карета была спрятана в расщелине на высокой части берега, лошадь распрягли, она бродила поблизости. Углубление обрывом спускалось вниз, было темно, как в пещере. Звезды спрятались за тучами, ветер здесь не бушевал свирепо, как на болотах, а налетал озорными порывами, принося с собой сырой туман.
Мэри хотела выйти из кареты, но дверца оказалась запертой. Просунув руку в окно, она потрогала отвесный берег - песок и стебли напитавшейся влагой травы. Напрягая слух и зрение, девушка пыталась уловить хоть какие-то звуки, разглядеть местность. С порывом ветра до нее донесся плеск волн, звук знакомый и любимый, но впервые в жизни не желанный, а предвещающий беду. Значит, лощина вела к морю. Высокий берег производил обманчивое впечатление приюта и укрытия, болота этой иллюзии не создавали; но и здесь надежда оказывалась иллюзорной, уносимой грозными звуками штормовых волн. Когда море разбивается о скалистый берег, покой и тишина уже не грезятся - о них забываешь. Вот и сейчас волна откатывается на миг, затем с новой силой налетает на скалы, вздымая землю и унося за собой камни, наполняя воздух ревом и скрежетом. Мэри со страхом представила своего дядю и его подручных внизу в ожидании прилива. Они притаились, до нее не доносилось ни малейшего звука; сейчас, пожалуй, она была бы не против, чтобы кто-то находился поблизости, даже эти негодяи. Ей было жутко, в этой абсолютной тишине, заполняемой лишь ударами волн, ощущалось что-то зловещее. Дело, на которое они шли, их протрезвило, грязные сильные руки скучали по привычной работе.
Теперь, когда сознание вернулось, первая усталость прошла. Мэри поняла, что она не сможет пассивно наблюдать, как они исполняют свой черный замысел, - нужно было что-то делать. Как вылезти из кареты? Окно слишком мало, но можно попробовать: игра стоила свеч.
Что бы ни произошло сегодня, они не посчитаются с ней, свидетели им не нужны: ее, наверняка, убьют. Спрятаться от них невозможно, они знают берег, как свои пять пальцев, далеко она не уйдет, они растерзают ее, словно стая охотничьих псов. Мэри извивалась в проеме окна, но не могла протиснуть плечи, от холода они стали малоподвижными. Цепляясь за мокрую скользкую крышу кареты, девушка тянулась изо всех сил, царапая тело о раму проема, наконец, когда она чуть не падала в обморок от напряжения, ей удалось протиснуться, и она свалилась, ударившись о землю спиной.
Мэри не ушиблась, но испугалась и почувствовала, что кожа на боку расцарапана сильно - появились пятна крови на платье. Она собралась с духом и стала карабкаться по отвесному склону ущелья, не отдавая себе отчета в том, что она делает - у нее не было никакого плана, хотелось только успеть убежать как можно дальше от берега. Мэри не сомневалась, что банда спустилась к морю; увидев перед собой тропинку, беглянка решила подняться по ней к вершине скалы, там, возможно, она сможет лучше сориентироваться. Где-то должна быть дорога - доехала же сюда карета; а вдоль дороги могут встретиться дома, ее кто-то согласится приютить, она поднимет всю округу, если удастся заставить себя выслушать.
Она наощупь пробиралась по ущелью, спотыкаясь о камни, падая, но поднималась и вновь упорно шла вперед. Волосы закрывали глаза, лезли в рот - девушка не обращала на это внимание. Завернув за выступ, Мэри перевела дух и откинула с лица волосы, пытаясь уложить их в узел. Видимо, поэтому она не заметила, что рядом с ней сидит, скорчившись, человек, пристально вглядываясь в полосу узкой тропинки перед собой. Мэри наткнулась на него, ударилась об его голову, на секунду перехватило дыхание, от испуга он перевернулся, и они вместе упали на землю. Человек громко закричал от страха, начал дубасить ее кулаками.
Девушка пыталась вырваться, откатиться подальше, ногтями царапала ему лицо, но он был сильным; повалив ее на бок, он вцепился ей в волосы и стал вырывать их с корнями. Боль пронзила ее, она перестала двигаться. Человек наклонился над ней, вглядываясь в лицо. Мэри увидела гнилые зубы, почувствовала тяжелый неприятный запах. Она узнала Харри, жестянщика.
Мэри не шевелилась. "Пусть он сделает первое движение", - думала она, проклиная себя за оплошность. Ей, как малому ребенку, не пришла в голову мысль, что они выставят дозор. Харри ждал, что она будет отбиваться, кричать, но, не дождавшись, ослабил тиски и, гнусно улыбаясь, кивнул в сторону берега:
- Не ожидала встретить меня здесь, да? Думала, что я с ними внизу готовлю удочки к рыбной ловле? Красавица проснулась и решила прогуляться? Ну, раз уж пришла - добро пожаловать. - Он ухмыльнулся и коснулся ее щеки черным заскорузлым ногтем. - Здесь в яме холодно и сыро, но они еще долго будут ждать. Я вижу, что ты не ладишь с Джозом, ты не очень-то любезно с ним разговаривала. Он не имеет права держать тебя в "Ямайке" взаперти, как птичку в клетке, не разрешать тебе наряжаться. Ручаюсь, что он тебе и брошки ни разу не купил, не так ли? Не переживай. Я одену тебя в кружево, куплю браслеты и шелковые платья. Ну, давай посмотрим, как у нас это получится?..
Он подмигнул ей, приглашая к покорности. Мэри чувствовала, что рука его стала прижимать ее к земле. Она отодвинулась резко, уперлась кулаком ему в подбородок, не давая раскрыть рот, прикушенный язык торчал у Харриса меж зубов. Он завизжал, как кролик, она снова ударила его; на сей раз он схватил ее обеими руками, вся видимость галантности исчезла, лицо побелело, сила удесятерилась. Он боролся за обладание ею, она это видела и понимала, что не справится с ним. Вдруг она нарочно прекратила борьбу, обмякла, притворившись, что собирается уступить. Он зарычал от восторга, ослабил тяжесть своего тела и немного отодвинулся, готовясь к финальному натиску. Мэри именно это было нужно, она со всей силы ударила его коленом и запустила ногти ему в глаза. Он согнулся и завыл, катаясь по земле от боли, она выбралась из-под него, вскочила на ноги, еще несколько раз ударила его ногой в живот, хотела найти камень, но не нашла, набрала полные горсти песка и швырнула в глаза, ослепив его на время, и пустилась бежать по тропинке, как очумевшая, вытянув руки в темноте, натыкаясь на неровности, спотыкаясь и падая. Вскоре Харри стал догонять ее. Мэри охватила паника, она полезла вверх по отвесному берегу сбоку от тропинки, скользя по мокрому склону, пока не добралась до самого верха на одном дыхании, гонимая безумным страхом. Там она ползла, рыдая, в проеме между зарослями колючего кустарника, росшего вдоль берега. Руки и лицо были расцарапаны до крови, но она снова поднялась на ноги и бежала вдоль скал, дальше от тропинки, через бугры и заросли травы, не разбирая дороги, с одной целью - убежать подальше от кошмара по имени Харри-жестянщик.
Туман опустился низко и скрыл конец зарослей, куда она бежала. Мэри остановилась: она знала, как опасны морские туманы - можно запросто сбиться с дороги и вернуться туда, откуда только что с таким трудом уволокла ноги. Девушка снова опустилась на четвереньки и поползла наощупь, нашаривая узкую песчаную ленточку, которая вела в сторону от тропинки. Продвигаясь медленно, она все-таки чувствовала, что расстояние между нею и жестянщиком увеличивается. Сейчас только это имело значение: она не могла сказать себе, который час - три или четыре, - но до рассвета еще далеко. Это она понимала.
Снова заморосил дождь, казалось, что морс окружило ее, оно наступало, звуки его неслись отовсюду, четкие, громкие, ударами молота стучали в голове. Мэри подумала, что ветер был плохим проводником. Она старалась, чтобы он дул ей в спину, считая, что он приведет ее на восток, но беглянка плохо знала берег, и, возможно, шла совсем не к востоку, а прямо к морю, судя по звукам. Волнорезы, хотя в тумане они были и не видны, судя по всему, находились где-то рядом, совсем на одном уровне с берегом. Это значило, что скалы круто спускались вниз, и карета находится всего в нескольких ярдах от воды. Она не слышала разбивавшихся о волнорезы волн, потому что стены ущелья поглощали звук. К радости девушки туман впереди начал рассеиваться, стал виден кусок неба. Она еще проползла вперед. Дорожка становилась теперь шире, ветер снова дул навстречу. Мэри перестала ползти, она стояла на коленях на небольшом песчаном пятачке, вокруг валялись сучья, водоросли и щепки, по обе стороны берег отлого спускался к морю, открывшемуся прямо перед ней в каких-нибудь пятидесяти ярдах.
Когда глаза привыкли к темноте, Мэри смогла различить тех, кто приник к скалам у берега: маленькую группу людей, плотно стоявших, прижавшись друг к другу, чтобы хоть как-то избавиться от холода. Они молча вглядывались в темноту. Сама неподвижность этих фигур, еще недавно бесновавшихся на дороге, таила большую угрозу; и то, как они приросли к скале, стараясь слиться с ней, стать невидимками, было зрелище страшное, чреватое опасностью.