В качестве тренера малой лиги Эммитсборо, Чак представал громким, неукратимым и стремящимся к победе. В качестве единственного в городе устроителя похорон, он был грустным, немногословным и полным сочувствия. Он немедленно протянул широкую, натренированную ладонь Кэму.
– Хорошо, что пришли шериф.
– Мама здесь?
– Да. – Чак быстро оглянулся. – Никак не могу ее убедить, что в сложившихся обстоятельствах, лучше выставлять закрытый гроб.
Неожиданно в сознании Кэма вспыхнула отвратительная картина того, что осталось от лица Биффа. – Я поговорю с ней.
– Пожалуйста, входите. – Он жестом пригласил Кэма в сдабоосвещенную наполненную цветами комнату. Из скрытых динамиков тихо звучала музыка. Какая-то мягкая и успокаивающая мелодия. – Мы тут чай пьем. Пойду принесу еще чашку.
Кэм кивнул, потом подошел к матери. Она сидела прямо на диване с высокой спинкой, рядом с ней лежала упаковка бумажных носовых платков. На ней было черное, не знакомое ему, платье. Он подумал, что она, должно быть, одолжила его или попросила купить кого-то из подруг. Она крепко стиснула чашку. Джейн так крепко сжала колени, что Кэм подумал, что ей должно быть больно. У ее ног стоял небольшой раздувшийся чемодан со сломанным замком.
– Мама. – Кэм сел рядом с ней и вскоре осторожно положил руку ей на плечо. Она не взглянула на него.
–Ты пришел на него посмотреть?
– Нет, я пришел побыть с тобой.
– Не стоит. – Голос у нее был холодный и твердый, как камень. – Я уже хоронила мужа.
Он убрал руку, и ему пришлось бороться с собой, чтобы не сжать ее в кулак и не ударить с силой по сверкавшему кофейному столику. – Я хотел помочь тебе с приготовлениями. В такие моменты сложно принимать решения. Да в добавок все это дорого. Я хочу оплатить все счета.
– Зачем? – Она подняла твердую, как скала, руку, глотнула чаю, опустила руку вновь. – Ты ненавидел его.
– Я предлагаю помощь тебе.
– Биффу бы твоя помощь не понадобилась.
– Он что, все еще руководит твоей жизнью? Она резко повернула голову, и ее покрасневшие от многочасовых всхлипываний глаза прожгли его.
– Не смей говорить о нем плохо. Он умер, забитый до смерти. Забитый до смерти, – повторила она страшным шепотом. – Ты здесь представляешь закон. Если ты хочешь помочь мне, то найди убийцу моего мужа. Найди его убийцу.
Чак прочистил горло, входя в комнату. – Миссис Стоу-ки, может быть вы хотите…
– Больше не надо чая. – Она встала и подняла чемодан. – Больше ничего не нужно. Я принесла одежду, в которой я хочу, чтобй его похоронили. А теперь отведите меня к мужу.
– Миссис Стоуки его еще не подготовили.
– Я прожила с ним двадцать лет. Я посмотрю на него такого, какой он есть.
– Мама…
Она рванулась в сторону сына. – Уходи отсюда. Думаешь буду смотреть на него, если ты будешь стоять сзади, зная, как ты к нему относился? С тех пор как тебе исполнилось десять, ты заставлял меня стоять между вами, выбирать между вами. И вот он умер, и я выбираю его.
"Ты давно выбрала его", – подумал Кэм и отпустил её.
Оставшись один, он снова сел. Он знал, что ждать ее бессмысленно, но ему необходимо было побыть еще здесь, прежде чем выходить на улицу, где все будут таращиться и перешептываться.
На столе лежала Библия – кожаный переплет стал совсем гладким от бесчисленных рук, через которые она прошла. "Интересно, мать нашла в ней хоть какое-то успокоение".
– Кэмерон!
Он поднял взгляд и увидел в дверях мэра.
– Мистер Атертон.
– Не хочу мешать в трудное для вас время. Заходила моя жена. Она считает, вашей матушке может пригодиться поддержка.
– Она с Чаком.
– Понятно. – Он шагнул было назад, потом передумал. – А я ничего не могу для вас сделать? Я знаю, люди всегда говорят, что в такое время, но…– Он передернул тощими плечами, вид у него был смущенный.
– Вообще-то надо бы, чтобы кто-то отвез ее домой, когда здесь все окончится. Она не хочет, чтобы это был я.
– Я охотно ее отвезу. Люди реагируют на горе по-разному, Кэмерон.
– Так мне говорили. – Он поднялся. – У меня тут отчет о вскрытии. К завтрашнему дню я сниму вам копию и передам все остальные бумаги.
– О, да, – Атертон слабо улыбнулся. – Должен сказать, я никак не приду в себя.
– Вам их надо будет только подшить. Скажите, мэр, есть в школе банды? Крутые ребята не объединяются?
Лицо Атертона – лицо прилежного учителя – пошло складками, брови сдвинулись.
– Нет. У нас, конечно, есть обычные смутьяны и бала-мутчики, случаются драки в коридорах, из-за девчонок или во время игры в мяч. – Его задумчивые глаза расширились. – Вы же безусловно не считаете, что Биффа убили дети?
– Надо же мне откуда-то начинать.
– В школе Эммитсборо, шериф… Кэмерон… у нас нет даже проблемы с наркотиками. Вы же это знаете, случается, мальчишки иной раз разбивают друг другу носы, а девчонки выдирают волосы, но ничего и близкого к убийству нет. – Он вытащил старательно сложенный носовой платок и промокнул верхнюю губу. При одной мысли об убийстве он покрывался потом. – Я уверен, вы обнаружите, что повинен в этом кто-то не из города, какой-то чужак.
– Как-то это не вяжется, чтобы чужой человек бросил тело там, где мальчишки многие годы ходят вброд. И чтобы чужак столкнул с дороги машину как раз в том месте, мимо которого каждый вечер проезжает Бад Хьюитт.
– Но… кто бы это ни был… Я хочу сказать, разве это не подтверждает моей точки зрения? Едва ли они хотели, чтобы тело быстро нашли.
– Не уверен, – пробормотал Кэм. – Я благодарен вам, мэр, за то, что вы отвезете домой мою мать.
– Что? Ах, да. Рад помочь. – И все еще прижав носовой платок к губам, Атертон стоял и смотрел вслед Кэму – в глазах его появился страх.
Безумная Энни стояла перед машиной Кэма и похлопывала по капоту, словно это был домашний пес. Она нахваливала его – такой блестящий, синий. В навощенной поверхности даже видно было ее отражение, если пригнуться. Она хихикнула.
Мик Морган заметил ее из окна кабинета шерифа. Покачал головой и распахнул дверь.
– Эй, Энни, Кэм взбесится, если ты заляпаешь своими пальцами всю его машину.
– Она красивенькая. – Тем не менее она провела грязным рукавом по капоту, стирая следы. – Я ее не обижу.
– А что ты не пойдешь к Марте поужинать?
– У меня есть сэндвич. Элис дала мне сэндвич. На белом хлебе, с рыбой под майонезом.
– Она молодцом. – Кэм сошел с тротуара. Прогулка пешком из похоронного бюро не улучшила его настроения. Но при виде Энни, поглаживавшей его машину, он заулыбался. – Как дела, Энни?
Она перевела на него взгляд. И затеребила пуговицы на блузке – звякнули браслеты.
– Можно мне прокатиться на твоем мотоцикле?
– Он сегодня не со мной. – Он увидел, как у нее оттопырилась нижняя губа – эта детская гримаска выглядела такой жалкой на немолодом лице. – А не прокатимся на машине? Хочешь, отвезу тебя домой?
– А я могу сесть впереди?
– Само собой.
Он нагнулся, чтобы взять ее сумку, но она схватила ее и прижала к себе.
– Я сама могу нести. Это моя. Я сама могу ее нести.
– Ладно. Залезай. Ты умеешь пристегиваться?
– Ты мне в прошлый раз показал. Показал мне. – Взгромоздившись на сиденье и взгромоздив на колени свою сумку, она высунула язык и принялась за работу. И вскрикнула от удовольствия, когда затвор ремня щелкнул в пазу. – Видишь? Я сама все сделала. Все сама.
– Вот и хорошо. – Сев в машину, Кэм сразу опустил стекла. Хорошо, что вечер был теплый и с легким ветерком, а то Энни уже несколько дней не мылась.
– Радио!
Он отъехал от тротуара.
– Вот эта кнопка. – И он указал на кнопку, зная, что Энни самой захочется ее повернуть.
Раздался рок Билли Джоэла, и Энни захлопала в ладоши. Браслеты заскользили вверх и вниз по ее рукам.
– Я эту песню знаю. – И стала подпевать, а ветер трепал ее седые волосы.
Он свернул на Оук-Лиф-лейн. Проезжая мимо дома Клер, он автоматически замедлил ход, но Клер в гараже не было.
Энни перестала петь и нагнула голову, чтобы видеть дом Клер.
– Я видела свет на чердаке.
– Никакого света на чердаке не было, Энни.
– Раньше был. Я не могла заснуть. А по лесу ночью гулять не могу. Ночью в лесу нехорошо. Шла в город. И на чердаке был свет. – Она крепко зажмурилась: воспоминания мелькали перед ее мысленным взором. Кто-то кричал? Нет, нет, не в тот раз. В тот раз она не пряталась в кустах и не видела, как пробежали мимо мужчины и уехали. Пробежали и уехали. Ей понравился ритм этих Двух слов, и она принялась их напевать.
– Когда ты видела там свет, Энни?
– Не помню. – Она принялась крутить ручку, открывающую окошко. – Как ты думаешь, мистер Кимболл поздно работал? Он иногда поздно работает. Но он ведь умер, – вспомнила она и обрадовалась, что не запуталась. – Умер и похоронен, так что не мог он работать. Дочка его вернулась. Дочка с такими красивыми рыжими волосами.
– Клер?
– Клер, – повторила Энни. – Красивые волосы. – Она завернула прядь своих волос вокруг пальца. – Она уехала в Нью-Йорк, а теперь вернулась. Мне Элис сказала. Может, она ходила на чердак, искала своего папу. Но его ведь там нет.
– Нет, его уже нет.
– Я тоже искала мою мамочку. – Она вздохнула и принялась перебирать свои браслеты, проводя пальцем по серебряному, с выгравированными буквами. – Я люблю гулять. Иной раз целый божий день гуляю. И нахожу всякое. Хорошенькие вещички. – Она протянула ему руку. – Видишь?
– М-м-м-м, – но мысли его были заняты Клер, и он не обратил внимания на серебряный браслет с выгравированным на нем именем "Карли".
Клер умирала от застенчивости, шагая к боковому входу в аккуратное двухтажное кирпичное здание. "Вход для больных", – невесело подумала она и вздохнула. Но она ведь идет к доктору не для обследования и не для лечения насморка. Ей просто необходимо увидеть его, установить еще одно звено в цепи, ведущей к отцу.
Но воспоминания прокрались, воскрешая в памяти картины детства: как она сидела в приемной доктора, где пахло лимоном и висели картинки с утками и цветами, читала потрепанные книжки из "Золотой библиотеки", затем старые экземпляры журнала "Семнадцатилетние". Как входила в кабинет, садилась на скамью с мягкой обивкой и говорила "а-а". Как ее награждали воздушным шариком, независимо от того, плакала она или не плакала, когда ей делали укол.
Здесь все успокаивало: и запах свежескошенной травы, и блеск заново положенной весною краски на оконной раме, и тихий голос, нестройно что-то напевавший.
Она увидела доктора: он полол клумбу с лилиями. Садоводство было его страстью. Доктор Крэмптон разделял эту страсть с ее отцом. Она скрепляла их дружбу, невзирая на то, что доктор был намного старше Джека Кимболла.
– Эй, док!
Он быстро распрямился, слегка сморщившись от боли в спине. Круглое лицо его просветлело. Из-под обвислых полей старой шляпы на плечи волной спускались седые волосы. – Она подумала, что он похож на Марка Твена.
– Клер, а я все думал, когда же ты меня навестишь. В тот раз у Джейн мы не успели заново познакомиться.
– Элис сказала мне, что вы теперь работаете только полдня и в течение недели. Я и решила наведаться к вам, когда вы не будете заняты.
– Я и не занят. Просто обихаживал мои лилии.
– У вас чудесные цветы. – Ей было немного больно смотреть на них и вспоминать, как доктор и отец рассуждали насчет подрезания и удобрения. – Как всегда.
Хоть она и улыбалась, он увидел в глазах ее тревогу. Врач в маленьком городке привык выслушивать не только больного, но и его проблемы. Он похлопал по каменной ограде и присел на нее.
– Составь старику компанию. Хочу послушать, чем ты занималась.
Она села с ним рядом и немного рассказала о себе.
Оба они знали, что так ей лече будет приступить к тому, что она пришла ему сказать или о чем спросить.
– Так что мама и Джерри через пару недель вернутся в Вирджинию. Ей там нравится.
– Раз уж ты так далеко заехала, наверное, ты навестишь их, прежде чем возвращаться назад.
– Возможно. – Опустив глаза, она счистила пятнышко с брюк. – Я рада, что она счастлива. В самом деле рада, что она счастлива.
– Еще бы тебе не радоваться.
– Я и не представляла себе, что будет так тяжело. – Голос ее дрогнул, сорвался. Ей пришлось сделать два глубоких вздоха, чтобы взять себя в руки. – Вчера вечером я поднялась наверх. На чердак.
– Клер! – Он взял ее руку и ласково зажал в своих ладонях. – Не надо было тебе ходить туда одной.
– Я ведь уже больше не ребенок, который боится привидений.
– Ты всегда будешь дочерью своего отца. Ты все еще тоскуешь по нему. Я это понимаю. Я тоже тоскую по нему. Она судорожно вздохнула и продолжала:
– Я знаю, каким добрым другом вы ему были. Как вы старались помочь, когда он начал пить. И как вы не отвернулись от нас, когда разразился скандал.
– Друг не поворачивается спиной к друзьям в тяжелые времена.
– Некоторые поворачиваются. – Она выпрямилась и улыбнулась ему. – Но не вы. Только не вы. Я надеюсь, вы по-прежнему остались его другом и поможете мне.
Голос ее звучал напряженно, он насторожился, но не выпустил ее руки.
– Клер, ты приходила сюда с тех пор, как начала ходить. Конечно, я тебе помогу. Ради Джека. И ради тебя самой. – Я так себе напортила в жизни.
Брови его сдвинулись.
– Как ты можешь такое говорить? Ты же весьма преуспевающая молодая женщина.
– Скульптор, – поправила его она. – В этом я действительно неплохо преуспела. Но как женщина… Вы же, наверно, слышали: я была замужем и разошлась…– Легкая смешинка вспыхнула в ее глазах. – Да ну же, док. Я ведь знаю, как вы не одобряете развод.
– Как правило – не одобряю. – Слегка задиристо произнес он, не желая, однако, звучать помпезно. – Клятва – это клятва, так я понимаю. Но не такой уж я закостенелый, чтобы не понимать, что порой бывают… обстоятельства.
– Этим обстоятельством была я. – Она нагнулась и выдернула травинку, которая росла у стены. – Я недостаточно его любила, не могла быть такой, какой ему бы хотелось. Да не могла, наверно, быть и такой, какой сама хотела. Вот все и испортила.
Он поджал губы.
– Я бы сказал, что не от одного а от обоих зависит, будет брак удачным или рухнет. Она чуть не рассмеялась.
– Поверьте, Боб ни за что бы с этим не согласился. И сейчас, оглядываясь на наш брак, да и на другие отношения, которые у меня были или которые я пыталась завязать, я понимаю, что все время чего-то недодавала.
– Если ты так считаешь, то должна представлять себе и почему это происходит.
– Да. Я… мне необходимо понять, как он до этого дошел, – вдруг выпалила она. – О, я знаю насчет пристрастия и знаю, что алкоголизм – это болезнь. Но все это общие слова, а речь идет о моем отце. Он же был моим. И мне необходимо понять, чтобы я могла…
– Прости его, – тихо произнес Крэмптон, и Клер закрыла глаза.
– Да. – Вот этого, только этого она не могла сделать, сколько ни старался Яновски. Но повиниться в этом здесь, когда ее рука лежала в теплой руке ближайшего друга ее отца, было не так мучительно.-Вчера вечером, когда я поднялась туда, я поняла, что так его и не простила. Я так боюсь, что никогда не прощу.
Крэмптон помолчал, вдыхая запахи сада, вслушиваясь в пение птиц и легкое шуршание листвы под весенним ветерком.
– Мы с Джеком говорили не только о мульче и жуках в те долгие вечера. Он говорил мне, как гордится тобой и Блэйром. Но ты была ему особенно дорога, как ты понимаешь, наверно, как дорог был Розмари Блэйр.
– Да. – Губы ее немного дрогнули. – Я знаю.
– Он хотел для тебя всего самого лучшего. Он хотел дать тебе весь мир. – Крэмптон вздохнул, вспоминая, сожалея. – Возможно, он хотел слишком многого и потому допускал ошибки. Я знаю, Клер, все, что он делал правильного или неправильного, все концентрировалось вокруг любви к тебе. Не вини его в том, что он оказался слишком слаб. Даже в своей слабости он прежде всего думал о тебе.
– Я не хочу ни в чем его винить. Но столько воспоминаний. Они переполняют меня.
Он внимательно посмотрел на нее своими серьезными глазами.
– Бывают такие ситуации, когда не надо возвращаться назад, как бы тебе ни хотелось. Возвращаясь назад, можно не залечить рану, а только причинить себе еще большую боль.
– Я это понимаю. – Она посмотрела вдаль, поверх аккуратно подстриженной лужайки. – Но я не могу продвигаться вперед, док. Не могу, пока не дознаюсь.
ГЛАВА 11
Никакие доводы разума не могли заставить Джейн Стоуки хоронить покойника в закрытом гробу. Когда человек умер, живые обязаны в последний раз посмотреть на него и закрепить в памяти его лицо. Обязаны сказать о нем.
– Подлый он был мерзопакостник, – заметил Оскар
Руди, поправляя узел на галстуке. – После пары стаканов пива старина Бифф уже не смотрел на тебя, а только норовил дать тебе в морду.
– Точно. – Лесс степенно кивнул, разглядывая лицо Биффа. "Гореть тебе в аду, мерзавец", – подумал он. – А Чак свое дело знает, верно? Как я слышал, Биффа отделали как следует, а выглядит он так, будто прикорнул.
– Наверно, ведро грима на него потратили. – Оскар вытащил пестрый платок и громко в него высморкался. – Спроси меня, я тебе скажу – страшно это гримировать покойника.
– Я бы этим занялся, если б мне как следует заплатили. Я слышал, у него все кости в теле переломаны. – Лесс передвинулся, выискивая взглядом подтверждение своих слов и повод поразвлечься. – Вот уж бы не сказал.
И они вышли на улицу покурить.
Джейн уже сидела на стуле впереди, Гриффитс расставил их рядами. Поскольку Бифф не принадлежал ни к одной церкви, было решено отслужить скромную службу прямо в похоронном бюро с помощью Чака. Джейн в строгом черном платье, с гладко зачесанными назад и стянутыми узлом волосами, принимала выражения соболезнования и выслушивала слова сочувствия.
Люди, отдавая Биффу последний долг, проходили мимо его гроба.
– Сколько раз он пытался своей толстой лапой залезть мне под юбку – и не сосчитать, – усмехнулась Сара Хьюитт, глядя в мертвое лицо.
– Прекрати, Сара. – Бад вспыхнул и посмотрел направо и налево, проверяя, не слышал ли кто ее. – О таких вещах здесь не говорят.
– Этакая глупость: про живого можно что угодно сказать, а как человек умер, так непременно надо говорить, какой он был славный, хоть и был мерзавец из мерзавцев. – Одна бровь у нее поехала вверх. – А его в самом деле кастрировали?
– Господи Иисусе, Сара! – Бад схватил ее за руку и потащил в глубину комнаты.
– Ты только посмотри, кто пришел. – Сара задумчиво улыбнулась глядя на входившую в комнату Клер. – Блудная дочь. – Она оглядела Клер с ног до головы, с завистью посмотрев на ее простой, но дорогой темный костюм. – Так и не нарастила мяса на костях, нет?
В горле у Клер стоял горячий ком. Она и не представляла себе, что ей будет так трудно. В последний раз она была в этом помещении, когда тут стоял гроб, заваленный цветами, окруженный горожанами, и в нем лежал ее отец. И она могла поклясться, что на органе звучала та же унылая музыка.
В нос ей ударил запах гладиолусов и роз. Она с ужасом глядела вдоль узкого центрального прохода между рядами складных стульев и с трудом сдерживала желание повернуться и сбежать.