– Трудно готовить на вертеле под крышей.
– И это говорит женщина, которая занимается сварочными работами прямо в своей гостиной. Так ты что, так и упустишь его?
– Ты сегодня делаешь массу ложных выводов, Анжи.
– Так как?
– Я просто хочу подумать. – Она подняла глаза и улыбнулась. – Послушай, бедняга Бад вздыхает по Элис, а та строит глазки Блейру.
– На кого же ты ставишь?
– На Бада. Он действует медленно, но верно. Блейр же всегда будет гостем в Эммитсборо.
– А ты?
Клер помолчала секунду, лишь поливая соусом зарумянившегося цыпленка. Она вдыхала аромат сирени, доносившийся от большого сучковатого куста, с цветков которого легкий ветерок срывал лепестки и разметывал подобно снежинкам. Во внутреннем дворике шла игра светотени. Из радиприемника лились старые мелодии тех милых и счастливых лет, когда ей еще не приходилось принимать решений или задумываться о будущем.
– Ты видела скульптуру, над которой я работала вчера вечером?
– Та, из меди? Она похожа на женщину, распростертую на алтаре, которую сейчас принесут в жертву.
– Даже страшно становится, как легко мне здесь работается. Я просто ощущаю потребность выплеснуть все, что у меня роится в голове. Я всегда считала, что создана для Нью-Йорка. – Она взглянула на подругу. – Теперь я в этом не уверена.
– Из-за своей работы или из-за той первоклассной задницы?
– Пожалуй мне придется поразмыслить над этим.
– Какой сукин сын. – Вбежал Блейр, чтобы вытащить из холодильника пиво. – Жан-Поль может подумать, что мы играем в шары. Когда, наконец, обед? Я уже устал оттого, что пара захолустных копов насмехается надо мной.
– Я дам вам знать, как только вы, мужчины, вышелушите эту кукурузу.
Они поныли, но сделали это. Когда все уселись за старым обеденным столом на террасе, и был подан жареный цыпленок с кукурузой, картофельный салат, приготовленный Анжи, и французское вино, атмосфера стала непринужденной. О расследовании убийства не заговаривали, зато заново обсуждали подробности игр с подковами.
Вдоль бордюрных камней распустились ранние розы, а перед ними петунии, посаженные Клер. Разносился запах сирени и острого соуса. Бад уселся рядом с Элис, не переставая смешить ее, так что она почти и не смотрела в сторону Блейра. День медленно перетекал в золотистый, ароматный, бесконечный вечер, какой бывает только весной.
– Следуя своей стратегии, Кэм поставил Элис вместо себя метать подковы и проскользнул в кухню поближе к Клер.
– Отличный цыпленок, Худышка.
– Благодарю. – Не отворачивая головы от холодильника, она продолжала расставлять там блюда с Оставшейся едой. Он взял ее за руку и потянул.
– Не скажу, что мне понравилось это зрелище, но я все-таки предпочитаю смотреть тебе в глаза, когда разговариваю с тобой.
– Картофельный салат быстро киснет.
– Ты ужасно хорошенькая в этом домашнем виде. Подожди.
Он хлопнул по холодильнику, поймав ее прежде, чем ей удалось увернуться от него.
– Послушай, Кэм, у меня гости.
– Они прекрасно развлекаются сами.
Жан-Поль издал победный клич, за которым последовал жаркий, но веселый спор. Сквозь окна кухни доносились громкие голоса.
– Вот видишь?
– Ты поймал меня в ловушку, Рафферти.
– Похоже на то. О'кей, я искренне готов извиниться, если ты мне хотя бы объяснишь, в чем я провинился.
– Ни в чем. – Она провела рукой по своим волосам. – Ни в чем абсолютно.
– Не отталкивай меня сейчас, Худышка.
– Я просто не хочу с тобой спорить.
– Ну ладно. – Он наклонил голову, но она толкнула его рукой в грудь, прежде чем он успел поцеловать ее.
– Это не ответ.
– Мне он показался чертовски правильным. – Он изо всех сил старался справиться со своим желанием и самолюбием. – А каков твой ответ?
– Ты вел себя как полицейский. – Она засунула большие пальцы в карманы. – Допрашивая меня, брал эти дурацкие анализы крови, заполнял протоколы. Затем ты повернулся на 180 градусов и повел себя как заботливый любовник, держал меня за руку, принес чая.
– Ну, я вижу, тут у нас с тобой действительно будет проблема, потому что я и то, и другое.
Он твердой рукой приподнял ее подбородок. – И я намереваюсь продолжать быть и тем, и другим.
Вместе с волнующей дрожью возникло раздражение. – Это уже другой вопрос. Что касается твоих намерений. Мне кажется, что все наши отношения разивались так, как хотелось тебе. Отойди-ка.
Он отодвинулся. Во всяком случае теперь она с ним говорила, и он думал, что она не остановится, пока не выплеснет все. – Мне придется в этом пункте признать себя виновным. Я хотел уложить тебя в постель, и я это сделал. Я хотел, чтобы ты захотела меня, и так и получилось.
Ей было трудно оспаривать очевидное. – Ну, а теперь, веди себя разумно.
Он улыбнулся, кончиками пальцев растрепав ей челку. – Я подумал, что ничего страшного не случится, если сделать еще одну попытку. Если я вскоре не заполучу тебя снова, я сойду с ума.
Она стала рыться в ящиках в поисках сигареты. – Мне не нравится, когда меня сбивают с ног. Это меня выводит из равновесия.
– Как это? А мне казалось, что совсем наоборот.
Тогда она взглянула на него и увидела что-то в его глазах. Ее руки застыли, а к горлу подкатывалась паника. – Не говори этого, – только и произнесла она. – Не говори. Я не готова это слышать.
Он качнулся на каблуках, пытаясь сдержаться. – Если из-за того, что я скажу, как я к тебе Отношусь, ты готова выскочить за дверь, я подожду.
Она не отстранилась, когда он приблизился к ней, взял ее руку и притянул к себе. Вздохнув, она дала себя обнять, прижавшись щекой к его щеке и закрыв глаза.
– Так гораздо лучше, – прошептал он.
– Да, именно так.
– Послушай, помнишь это?
Из приемника со двора доносилась медленная Танцевальная мелодия "Под дощатым настилом", группа "Дрифтере".
– Лето наступает. – Он качнулся с ней в танце и им обоим вспомнился тот день, когда они впервые занимались любовью вот в этой самой комнате. – Я скучаю по тебе, Худышка.
– И я тоже. – Подчиняясь в танце его движениям, она обвила руками его шею. Он легко щипнул ее за мочку уха, и она вздрогнула от этого прикосновения.
"Наверное, все могло бы быть просто, – подумала она. – Если только она даст этому случиться. – Я слышала, что вчера вечером ты играл в бильярд с Сарой Хьюитт, и я представила себе, каково будет, если я выколю ей глаза моими обрезками металла.
С удивлением подняв брови, он отступил, чтобы получше вглядеться в ее лицо. – Ты опасная женщина с ужасным воображением.
Она улыбнулась очень хитрой, очень довольной улыбкой.
– Вот именно. Я также представила себе, как я использую эти обрезки и в другом месте, на совершенно Другой части твоей анатомии. Тебе бы это не понравилось.
Он снова притянул ее к себе. – Ты знаешь, что полагается за угрозу полицейскому?
– Нет.
– Поедем ко мне домой, я покажу тебе.
ГЛАВА 19
Яркий лунный свет струился над постелью. Холодный и серебристый, он окутывал их разгоряченные тела. Они не бросились сразу же заниматься сексом, а исполнили еще один танец, медленно и в молчании скользя при свете луны. Ему нравилось, как она поднималась на цыпочки, чтобы их глаза и губы оказывались вровень. То, как она скользила своим телом рядом с ним и улыбалась. Или смеялась, когда он кружил ее в танце, то отталкивая, то притягивая, как бы дразня и возбуждая.
Тесно обнявшись, они перешли с террасы в спальню под продолжающую звучать музыку.
Они медленно раздевались, обменивались долгими поцелуями и нежными прикосновениями. Покой пришел к ним, ведь впереди у них была вся ночь. Их вздохи и шепоты звучали на фоне музыки.
Их любовь была продолжением танца.
Ритм, то ровный, то волнообразный.
Шаг вперед, шаг назад.
Резкий чувственный теми.
Повороты.
Дразнящие соединения, разъединения тел.
Замирание.
Переплетение рук.
Последние вздохи.
Теперь, хотя танец закончился, Клер прислушивалась к музыке, звенящей в воздухе и в ее крови.
– Мне давно надо было бы начать тебе угрожать.
– Вот именно.
– Мне было страшно.
– Я знаю. Мне тоже.
Когда она приподнялась, чтобы взглянуть на него, матрас слегка прогнулся, а простыни зашуршали. Она улыбнулась. – Сейчас я чувствую себя гораздо лучше.
– Да? – Он притянул ее за волосы и поцеловал. – Я тоже.
– Мне нравится твое лицо. – Сузив глаза, она кончиком пальца обвела линию его подбородка, скул, носа и рта. – Мне действительно хотелось бы вылепить твое лицо.
Он только засмеялся и легко куснул ее за палец.
– Я говорю серьезно. У тебя хорошее лицо. Прекрасно очерченное. Ну так, как?
Несколько смущенный, он пожал плечами. – Я не знаю.
– И твои руки, – сказала она скорее самой себе, поворачивая и изучая его ладони, образовавшиеся на них мозоли, длину его пальцев. – Никакого изящества, – задумчиво произнесла она. – Сплошная деловитость.
– Тебе видней.
Она прыснула, затем покачала головой. – Я говорю как художник, деревенщина! Кстати, у тебя прекрасное тело. Такая элегантная мужественность. Стройные бедра, широкие плечи, гармоничная грудная клетка, плоский живот, великолепные ляжки и икры.
Его смущение усилилось. – Да перестань ты, Клер.
– А я ведь всерьез думала просить тебя попозировать обнаженным еще до,.того, как мы стали так… близко знакомы.
– Обнаженным? – Готовый рассмеяться, он за плечи притянул ее к себе. Но смеха не получилось, он понял, что она говорила вполне. серьезно.-Ни за что не соглашусь позировать голым.
– Обнаженным,-поправила она. – Голые бывают в постели и под душем, а в искусстве – обнаженные.
– Я не собираюсь позировать ни голым, ни обнаженным.
– Почему же нет? – Загоревшись этой мыслью, она вскочила на него. "О, да, – подумала она, – действительно великолепный живот". – Я ведь уже видела тебя обнаженным, с разных точек зрения. Нагота совершенно безлична.
– Нагота совершенно неприкрыта.
– Ты бы отлично выглядел в меди, Кэм.
– Не соглашусь даже ради тебя.
Она улыбнулась. – 0'кей. Тогда я сделаю наброски по памяти. Может мне сразу и измерить…– Она просунула руку вниз, под простыни.
– Брось это.
Она зашлась в смехе. – Кто бы подумал, что Кэмерон Рафферти, этот хулиган, ставший шерифом, окажется таким стеснительным.
– Я не стеснительный. Просто осторожный.
– Пошел ты в задницу.
– А мне казалось, мы как раз это и обсуждали. Хмыкнув, она снова заерзала, подкладывая под голову подушку. И откуда только бралась вся эта энергия? Еще десять минут назад ей казалось, что она не сможет пошевелиться. Теперь же ей хотелось… ну, пожалуй, танцевать.
– Я думаю, можно будет использовать набедренную повязку. Ты сможешь приколоть к ней свою звезду, если тебя это больше устроит. Тогда я назову скульптуру "Власть закона".
– Я сейчас тебе наподдам.
Издав долгий, удовлетворительный вздох, она повернулась и взглянула на него. – Я должна тебе сказать, что там, где дело касается моей работы, я могу быть очень настойчивой. Однажды я две недели следила за старьевщицей только, чтобы зарисовать ее руки. Чему ты улыбаешься?
– Ты хорошенькая.
– Ты пытаешься сменить тему.
– Да. Но ты действительно хорошенькая. У тебя такие симпатичные веснушки на носу. Почти такого же цвета, как и глаза.
– 0'кей, ты можешь, если хочешь, лепить мой портрет, но сначала я сделаю твой.
Он толкнул ей в лицо подушку. Она подложила ее под голову вместе с остальными. – Знаешь, если бы мы были в Нью-Йорке, я бы заставила тебя сейчас одеться, и мы бы отправились куда-нибудь. В клуб, например. – Она закрыла глаза, улыбаясь. – Возбуждающая музыка, толчея, слишком дорогая выпивка, грубые официантки.
Он взял ее руку и стал перебирать пальцы. – Ты скучаешь по всему этому?
– Хмммм. – Она пожала плечами. – Я не очень задумывалась над этим. Конечно, жаль, что поблизости нет булочной, но на рынке продают очень вкусные пирожки.
Теперь он нахмурился, перестав играть ее пальцами и внимательно их рассматривая. Пальцы были длинные, узкие и артистичные, как она сама, – Где ты там живешь?
– У меня мансарда в Сохо.
Мансарда в Сохо. Это тоже было в ее стиле. Экзотично и шикарно.
– А ты бывал в Нью-Йорке?
– Пару раз. – Он перевел взгляд с руки на ее лицо. Она совершенно расслабилась, глаза закрыты, губы приоткрыты, кожа, слегка порозовевшая после любовных утех. Она не взяла себе за труд прикрыться простыней, как это сделала бы другая женщина, а лежала поверх нее, не стесняясь наготы. Он провел рукой по ее груди, затем по ребрам, скорее, чтобы еще раз убедиться, что она рядом, нежели для возбуждения.
– Тебе понравилось?
– Понравилось что?
Она снова улыбнулась. – Нью-Йорк.
– Неплохо. Похоже на быструю езду по переполненному и сверхдорогому увесилительному парку. Это описание вызвало у нее еще большую улыбку. – Совсем непохоже на ежегодный карнавал в Эммитсборо?
– Да. Совсем непохоже. Как занятно все оборачивается – то, что ты и я вернулись сюда и сблизились. – Он стал гладить ее по щеке. – Я не хочу, чтобы ты возвращалась в Нью-Йорк, Клер. – Она снова открыла глаза и в них мелькнула настороженность. – Только не говори, что я слишком подгоняю события, потому что я чувствую, что от этого зависит моя жизнь.
– Я и не собираюсь этого говорить. Я не знаю, что сказать.
– Я не хочу терять тебя, а если ты вернешься в Нью-Йорк, я не смогу поехать к тебе. Я не могу вернуться туда на службу в полицию.
– Ты выполняешь эту работу здесь.
– Да. – Он сел и потянулся за сигаретой. "Она не согласится на полуправду или ультиматум. Да и почему она должна это делать", – подумал он. Он приготовился рассказать ей все. – Симпатичный, спокойный, маленький городок. По крайней мере, он был таким, и именно это и было мне нужно. – Он зажег спичку. Та тоже была бесшумная, почти безопасная, легко загоралась. Он смотрел, как разгорался огонек, прежде чем задуть его. – То, что мне подходило. Я вернулся сюда, потому что не мог работать полицейским в большом городе. Я больше не мог полагаться на себя, если бы мне снова пришлось с кем-нибудь вместе войти в дверь.
– Войти в дверь?
– С напарником, – сказал он. – Я больше не был уверен, что смогу подстраховать напарника.
– Почему? – Она положила на его руку свою.
– У меня был напарник. Мы работали вместе более трех лет. Он был хороший полицейский. И хороший друг.
– Был? – сказала она и поднесла его руку к своим губам. – Прости. Что случилось?
– Я сплоховал, и он погиб.
– Это слишком простое объяснение. – Внезапно ощутив холод, она взяла его рубашку и просунула в нее руки. Она то уж знала, каково это прятать в себе скрытую боль, сжиться с ней, лелеять ее внутри себя подобно тому, как скупец лелеет в темноте свое сокровище. – Ты можешь мне рассказать?
– Скорее, я должен это сделать.
На мгновение он замолчал, когда жалобный козодой запел свою песню в унисон музыке Джонни Рея. – Мы патрулировали улицу, когда пришел вызов отправиться на разборку правонарушения. – У него в ушах раздался свист рации, добродушная ругань Джейка.
– Похоже, что это наш с тобой вызов.
– Какой-то вооруженный человек затеял неприцельную стрельбу по стоявшим автомобилям и окнам квартир в районе Саут-Ист. Мы находились всего в паре кварталов от того места, поэтому и приняли вызов. Когда мы добрались туда, парень захватил заложницей женщину и приставил ей к горлу револьвер 45 калибра. Она кричала.
Он замолчал и затянулся сигаретой. Лунное свечение преобразилось в яркий солнечный свет. Дымка августовской жары. Мусорная вонь.
Он видел все это отчетливо, слишком отчетливо. Цвет блузки на женщине, дикие глаза убийцы, блеск осколков стекла на асфальте.
– Он наглотался наркотиков, совершенно спятил. Он втащил ее в то здание. Оно пустовало, предназначалось на слом. Мы запросили подкрепление и вошли внутрь. Обратно Джейк не вышел.
– О, Кэм.
– Тот парень тащил ее вверх по лестнице. Она потеряла туфлю, – тихо сказал он. – Странные вещи запоминаются. Она потеряла туфлю и стукалась о ступени пятками, пока он тащил ее вверх. – Она взглянула ему прямо в глаза, в его темные, темные глаза, полные ужаса, надежды и мольбы. – Она больше не кричала, только плакала. Умоляла. Кричал он:
"Я есть истинный путь и свет! Я есть спасение. Если твой глаз оскорбит тебя, вырви его к черту!"
– Мы поднялись на первую лестничную площадку. – Он слышал вопли и рыдания, разносящиеся эхом от разбитых и облупленных стен. Ощущая запах пыли, зловонный потный смрад ужаса. – Это случилось на втором этаже. Обломилась ступенька. Я провалился вниз до колена. – Неожиданное нападение, мгновенная боль и отчаяние. И страх. – Джейк был на три ступени впереди меня. Три ступени. Я выбрался из этой чертовой дыры.
"ВАВИЛОНСКАЯ БЛУДНИЦА. КТО БРОСИТ ПЕРВЫЙ КАМЕНЬ? У КОГО ХВАТИТ СМЕЛОСТИ? КТО ДОБЬЕТСЯ СЛАВЫ?
– Ненормальный подонок выстрелил в женщину. Я еще только лезу вверх на четвереньках, а он уже выстрелил в нее. Она отскочила от стены как кукла, и еще до того, как она упала, он послал три пули в Джейка. Я убил его.
Вопль, раздавшийся, когда пули вошли в человеческую плоть. Кровь, растекающаяся по разорванной майке.
– Я убил его, – повторил Кэм. – Опоздал лишь на пару секунд. Я все еще не встал с колен, а Джейк уже падал по ступеням вниз, когда я сделал это. Если бы я не оказался на три ступени позади, он остался бы жив.
– Ты не мелеешь знать наверняка.
– Я это знаю. Он был моим напарником и погиб, потому что меня не было рядом, чтоб подстраховать его.
– Он погиб, потому что маньяк убил его и ту безвинную женщину. – Она обвила его руками, прижавшись к его одеревеневшему телу. – Возможно, если бы ступени не прогнили, возможно, если бы твой напарник, а не ты, провалился сквозь них, если бы тот псих оказался в другой части города – возможно, тогда ничего бы этого не случилось.
Ты никак не мог ничего здесь изменить.
– Я сотни, тысячи раз проигрывал все это в голове. – Он прижался губами к ее шее, успокаиваясь от ощущения вкуса и аромата ее кожи. – И я всегда опаздываю. После всего этого я запил. – Он снова отстранился, так как хотел, чтобы она смотрела на него. – Сильно запил. Я бы так и продолжал, если бы это хоть сколько-нибудь помогло. Я сдал свой значок полицейского, пистолет и вернулся сюда, потому что рассудил, что здесь мне не придется делать ничего другого, кроме как выписывать квитанции на штрафы и разнимать драки в баре.
– Ты здесь отлично справляешься. – Она приподнялась и взяла его руки в свои. – Твое место здесь. Независимо от причины твоего возвращения, это правда. – Утешая его, она прижала его пальцы к своим губам. – Я знаю, каково это – терять близкого человека, постоянно думать, а можно ли было предотвратить случившееся. Я бы хотела успокоить тебя, сказав, что такое состояние проходит, но я сама не уверена в этом. Единственное, что я знаю, это то, что ты должен простить себя и продолжать жить.