Клер откинулась на перила, глаза ее выражали пытливость и интерес.
– Полицейский. Я все время думала, что Блэйр стал крутым. Кто мог подумать, что "Дикарь" Кэмерон Рафферти окажется на стороне законности и порядка?
– Мне всегда нравилось делать неожиданные вещи. – Он продолжал смотреть ей в глаза, поднимая бутылку и делая глоток. – Ты хорошо выглядишь. Худышка. Очень хорошо.
Она сморщила нос, услышав старое прозвище. Хоть оно и не было таким обидным как остальные – Жердь, Струна, Комариная задница – приставшие к ней в годы юности, оно напомнило о времени, когда она заполняла пустоты лифчика и выпивала галлоны протеинового напитка.
– Не надо это говорить с таким удивлением.
– Последний раз, когда я тебя видел, тебе было сколько? Пятнадцать, шестнадцать?
"Осенью, после того как умер мой папа", – подумала она".
– Около того.
– Ты стала хорошенькой. – Во время их словесной перепалки он заметил, что хотя она по-прежнему была худенькой, некоторые части ее тела округлились. Но несмотря на перемены, она оставалась сестрой Блэйра Кимболла, и Кэм не мог перестать подшучивать над ней. – Ты живописью занимаешься, или что-то в этом роде?
– Леплю. – Она отбросила сигарету. Одним из ее больных мест было то, что многие думали будто все художники занимаются живописью.
– Да, я знаю в Нью-Йорке было, что-то связанное с искусством. Блэйр говорил об этом. Так ты что торгуешь этим – вроде птичьих бессейнов?
В раздражении она изучала его непосредственную улыбку. – Я же сказала, я художница.
– Да. – Полностью невинный, он попивал пиво в окружении хора кузнечиков. – Я знал парня, он очень хорошо делал птичьи бассейны. Он сделал один с рыбой наверху – с карпом, мне кажется, у карпа изо рта лилась вода, наполняя чашу.
– О, понимаю. Отличная работа.
– Будь уверена. Он кучу таких продал.
– Молодец. Я не работаю с бетоном. – Бесполезно – она догадалась, что он скорее всего не слышал о ее работе и не видел ее имени. – Наверное вы здесь не получаете "Пипл" или "Ньюзуик".
– Получаем "Солдат удачи", – ответил он, ковыряясь языком в щеке.-Очень популярный журнал.-Он проследил за тем, как она сделала очередной глоток пива. Ее рот, а он все еще помнил ее рот, был широким и полным. Да, она точно выросла хорошенькой. Кто бы мог подумать, что застенчивая и тощая Клер Кимболл вырастет в высокую, привлекательную женщину, сидящую напротив него. – Слышал, что ты замужем побывала.
– Недолго. – Она отбросила воспоминания. – Не сработалось. А ты как?
– Нет. Так и не получилось. Один раз было близко. –Он подумал о Мэри Эллен с налетом сладкой грусти. – Я думаю, что некоторым лучше пополнить списки одиноких. – Он осушил пиво и поставил бутылку на ступеньку между ними.
– Хочешь еще?
– Нет, спасибо. Чтобы кто-нибудь из моих помощников не поймал меня за вождение в нетрезвом виде. Как твоя мама?
– Она вышла замуж, – без выражения сказала Клер.
– Серьезно? Когда?
– Несколько месяцев назад.-Разволновавшись, она подвинулась и стала смотреть в темноту, на пустую улицу. – А как твои родители, у них по-прежнему ферма?
– Большая ее часть. – Даже после стольких лет он не мог думать о своем отчиме, как об отце. Бифф Стоуки никогда не заменял и не заменит отца Кэму, которого он потерял в нежном десятилетнем возрасте. – У них выдалось несколько нехороших лет, и они продали несколько акров. Могло быть и хуже. Старику Хобэйкеру пришлось продать все целиком. – Они разделили землю на участки, засадив их разными культурами вместо кукурузы и травы под сено.
Клер достала последнюю бутылку пива. – Забавно, когда я проезжала город, я все думала, что ничего не изменилось. – Она оглянулась. – Наверное, я плохо пригляделась.
– У нас по-прежнему есть закусочкая "У Марты", рынок, леса Доппера и сумасшедшая Энни.
– Сумасшедшая Энни? Она все еще ходит с мешком и собирает мусор вдоль дороги?
– Каждый день. Ей наверное сейчас шестьдесят. Она сильная как бык, несмотря на то, что у нее балки на чердаке качаются.
– Дети над ней посмеивались.
– И сейчас смеются.
– Ты катал ее на мотоцикле.
– Она мне нравилась. – Он лениво потянулся, потом встал у подножия ступенек. На фоне нависающего темного дома, она показалась ему одинокой и немного грустной. – Мне надо собираться. Ты здесь будешь в порядке?
– А как может быть иначе? – Она понимала, что он думает о мансарде, где ее папа сделал последний глоток и совершил последний прыжок. – У меня спальный мешок, какая-то еда и большая часть упаковки пива. Этого достаточно, пока я не найду пару столов, лампу, кровать. Он прищурил глаза. – Ты здесь останешься? Особенной радости в его голосе она не услышала. Она встала и поднялась на ступеньку, оказавшись на голову выше него. – Да, остаюсь. По крайней мере на несколько месяцев. Вы не против, шериф?
– Да нет, я согласен. – Он раскачивался на каблуках, раздумывая над тем, почему она выглядит такой вызывающе непокорной на фоне коричневой веранды. – Я подумал, что ты проездом или открываешь дом для новых хозяев.
– Ты ошибся. Я открываю его для себя.
– Почему?
Она нагнулась и взяла за горлышко обе бутылки. – Я и тебе могла задать тот же вопрос. Но не задала.
– Да, не задала. – Он взглянул на дом позади Нее, большой и пустой и полный отголосков воспоминаний. – Я думаю у тебя были на это причины. – Он снова улыбнулся. – До скорого, Худышка.
Она подождала пока он сел в машину и отъехал. "Причины у меня были, – пробурчала Клер". Она только не была до конца уверена в том, что это за причины. Повернувшись, она взяла пустые бутылки с собой в дом.
К двум часам следующего дня все в городе знали, что Клер Кимболл вернулась. Об этом говорили за прилавком на почте, во время торга на рынке, пока разносили сэндвичи и бобовый суп "У Марты". То что дочка Кимболла вернулась в город, обратно в дом на углу улицы Оак Лиф, породило новые слухи и суждения о жизни и смерти Джэка Кимболла.
– Он мне дом продал, – сказал Оскар Бруди, прихлебывая суп. – И сделка была честная. Элис, не принесешь ли нам еще кофе?
– У его жены были отличные ножки. – Протянул Лесс Глэдхилл, облокотившись на стул у стойки чтобы достать до подноса Эллис. – Отличные ножки. Я так и не понял, чего этот мужик начал пить, если у него была такая видная жена.
– Ирландец. – Оскар ударил себя кулаком в грудь, откуда раздался гулкий рокот. – Им приходится пить – это у них в крови. А дочка его вроде как художница. Наверное тоже пьет как лошадь и курит наркотики. – Он покачал головой и отхлебнул еще немного. Он был уверен, что наркотики, просто и ясно, губят страну, за которую он сражался в Корее. Наркотики и гомики. – Когда-то она была хорошей девочкой, – добавил он, заранее прокляв ее за выбор профессии. – Тощая как рельса и смешная, но хорошая девчушка. Это она нашла Джэка мертвым?
– Должно быть неприятная была сцена, – вмешался Лесс.
– О, ужасно неприятная. – Умудренно добавил Оскар так, как будто он был на месте происшествия. – Голова у-него раскололась, связки огородных кольев, на которые он наткнулся, все в крови. Прямо сквозь него прошли, представляете. Пронзили его как форель гарпуном. – Бобовый суп капал на его небритый подбородок, пока он не смахнул его. – Не думаю, что они до конца отмыли кровь с плит.
– Вы что, лучшей темы для разговора не нашли? – Элис Крэмптон сняла с подноса кофе.
– Ты ведь с ней в школе училась, правда, Элис? – Откинувшись на стуле, Лесс извлек упаковку табака "Драм" и начал сворачивать сигарету, ловко орудуя прокуренными пальцами. Несколько табачных крошек упали на его брюки цвета хакки, когда он пялился как голодная птица на груди Элис.
– Да, я училась в школе с Клер и ее братом. – Не обращая внимания на блестевшие глаза Лесса, она взяла влажную тряпку и стала вытирать стойку.
– У них хватило ума на то, чтобы уехать из этого города. Клер стала знаменитой. И наверное богатой.
– У Кимболлов всегда водились деньги. – Оскар высоко задрал свою потертую и помятую кепку с надписью "Водопроводные работы Руди". Из-под нее выбилось несколько седых, еще остававшихся у него, волосков. – Джэк кучу денег сделал на этом паршивом торговом центре. Из-за него с собой и покончил.
– Полиция установила, что это был несчастный случай, – напомнила ему Элис. – И все это произошло больше десяти лет тому назад. Людям пора забыть об этом.
– Никто не забывает, когда тебя надули, – сказал, подмигнув, Лесс. – В особенности, когда надули крупно. Он постучал сигаретой о толстую стеклянную пепельницу и представил, как бы прижал Элис с широкими бедрами прямо здесь у стойки. – Старик Джэк Кимболл быстро обыграл дельце с продажей земли, будьте уверены, а потом покончил с собойй. Он намочил ртом конец самокрутки и сплюнул еще несколько табачных крошек, прилипших к языку. – Интересно, как эта девчонка чувствует себя в доме, где ее папа совершил последний прыжок. Привет, Бад. – Он взмахнул сигаретой, приветствуя вошедшего в закусочную Бада Хыоитта.
Элис автоматически потянулась за чистой чашкой и подносом.
– Нет, Элис, спасибо, времени нет. – Пытаясь выглядеть официально, Бад кивнул обоим мужчинам у стойки. – Только сегодня утром получили фотографию.
– Он открыл папку из манильского картона. – Девочку зовут Карли Джэймисон, пятнадцати лет, сбежала из Харрисбурга. Ее не могут найти уже неделю. Видели, как она на попутках ехала по Пятнадцатому шоссе. Кто-нибудь из вас видел ее на дороге или в окрестностях города?
Оба, Оскар и Лесс, нагнулись над фотографией молодой девочки с грустным лицом и темными, вьющимися волосами. – Что-то не припомню, – в конце-концов произнес Оскар, и удовлетворенно рыгнул. – Я бы заметил, если бы она где-нибудь здесь шаталась. Долго здесь нового человека не спрячешь.
Бад повернул фотографию, так чтобы Элис могла посмотреть. – В мою смену она не заходила. Я спрошу Молли и Риву.
– Спасибо. – Запах кофе – и духов Элис – соблазнял, но он вспомнил о долге. Я буду всем показывать фотографию. Дайте мне знать, если заметите ее.
– Конечно, – Лесс затушил сигарету. – Как твоя симпатичная сестричка, Бад? – Он выплюнул табачную крошку и облизал губы. – Ты за меня замолвишь хорошее словечко?
– Если подыщу подходящее.
Эта фраза заставила Оскара пролить кофе и хлопнуть себя по коленке. Когда Бад вышел, Лесс с доброй ухмылкой повернулся к Элис. – Не дашь попробовать кусок этого лимонного пирога? – Он подмигнул, в то время как его воображение вернулось к тисканью и лапанью Элис среди бутылок кетчупа и горчицы. – Мне нравится пирог – плотный и сочный, как женщина.
На другом конце города Клер уплетала последнюю упаковку "Ринг-Динг", одновременно переделывая гараж для двух автомобилей в мастерскую. С полным ртом шоколада, она доставала кирпичи, из которых складывался стол для обжига. "Вентиляция будет хорошая, – подумала она. – Даже, если она захочет, закрыть створки гаража, то сможет открыть заднее окно". Сейчас оно было открыто настежь, подпертое одним из молотков.
Она сложила в углу металлические заготовки, немыслимыми усилиями подтащила к ним рабочий стол и подумала, что потребуются недели на то, чтобы разобрать и разложить инструменты, так что ей придется работать в привычном беспорядке.
По-своему она навела порядок. Глина и камни были сложены с одной стороны гаража, деревянные бруски – с другой. Поскольку ее любимым материалом был металл, то он занял львиную долю пространства. "Единственное, чего не хватало, – подумала она, – была хорошая, звучная музыкальная установка. Но скоро она и это раздобудет".
Удовлетворенная, она направилась по бетонному полу к открытой двери прачечной. Торговый центр был лишь в тридцати минутах езды, там можно купить музыкальное оборудование, и есть телефон-автомат, чтобы позвонить и заказать установку телефона. Кроме того она позвонит Анжи.
Именно тогда она увидела группу женщин, маршировавших как солдаты, с налетом паники подумала Клер. Они все несли прикрытые тарелки. И хотя она стала убеждать себя, что это невозможно, во рту у нее пересохло при мысли о том, что это местный вариант "Приветственного шествия".
– Ну вот, Клер Кимболл. – Возглавляя группу, как флагман под парусами, шествовала огромная блондинка в цветастом платье, перетянутом широким пластиковым поясом. Из манжетов рукавов и над перетянутой талией выпирало жирное тело. В руках у нее была покрытая фольгой тарелка. – Ты ничуть не изменилась. – Маленькие голубые глазки мелькали на заплывшем лице. – Правда ведь, Мэрилу?
– Ничуть не изменилась. – Это суждение было произнесено шепотом, сухопарой женщиной в очках в стальной оправе, волосы которой отливали тем же серебром, что и металл в углу гаража. С облегчением, Клер признала в худощавой женщине городскую библиотекаршу.
– Здравствуйте, мисс Негли. Приятно снова вас видеть.
– Ты так и не вернула книгу "Ребекка". – За стеклами ее очков цвета бутылочного стекла Кока-Колы подмигивал правый глаз. – Думала, что я забуду. Помнишь Мин Атертон, жену мэра?
У Клер челюсть чуть не отвисла. Мин Атертон прибавила добрых пятьдесят фунтов за последние десять лет, и ее с трудом можно было узнать под слоями жира. – Конечно помню, привет. – Онемев, Клер сложила измазаннные руки на бедрах еще более чумазых джине, надеясь, что никому не захочется их пожать.
– Мы хотели дать тебе утро на то, чтобы разобрать вещи, – заговорила Мин по праву жены мэра и президента "Женского Клуба". – Помнишь Глэдис Финг, Линор Барлоу, Джесси Мизнер и Кэроланн Герхард.
– А…
– Девочка не может всех сразу вспомнить. – Глэдис Финг выступила вперед и вручила в руки Клер блюдо. – Я тебя учила в четвертом классе и запомнила хорошо. Очень аккуратный почерк.
Ностальгия приятно окутала сознание Клер. – Вы ставили цветные звездочки в наших тетрадях.
– Когда вы того заслуживали. У нас тут достаточно пирогов и печенья, чтобы у тебя все зубы заныли. Куда их поставить?
– Очень мило с вашей стороны. – Клер беспомощно посмотрела на дверь в прачечную, затем на кухню. – Надо бы поставить внутрь. Я еще не успела…
Но голос ее оборвался, потому что Мин уже вплыла в прачечную, сгорая от нетерпения увидеть, что здесь нового.
– Какой приятный цвет. – Острые маленькие глазки Мин пробуравили все. Лично она не понимала, как может оставаться чистой темно-синяя кухонная скатерть. Ей больше нравилась ее белая с золотыми цветочками. – Последние жильцы были не очень общительные, мы плохо сочетались. Я не могу сказать, что жалею об их отъезде. Серые были люди, – сказала Мин, презрительно хмыкнув, что поставило на место предыдущих жильцов. – Хорошо, что семья Кимболла снова в его доме, правда девочки?
В ответ раздался общий гул одобрения, заставивший Клер переминаться с ноги на ногу.
– Ну, большое спасибо…
– Я для тебя специально сделала свое желе, – продолжила Мин, набрав воздуха. – Давай я его сразу поставлю в холодильник?
Открыв дверцу Мин нахмурилась. Пиво и лимонад, и какая-то модная закуска. "Ничего большего и ожидать не приходится от девчонки, вертевшейся в высших сферах Нью-Йорка, – подумала Мин".
"Соседи, – думала Клер, пока женщины разговаривали и суетились вокруг нее, – она не видела их уже несколько лет и не знала о чем с ними можно разговаривать". Откашлявшись, она попробовала улыбнуться. – Простите, я еще не успела сходить в магазин. У меня нет кофе. "-А также чашек и ложек", – подумала она.
– Мы не на кофе пришли. – миссис Негли взяла Клер за плечо и сухо улыбнулась. – Просто, чтобы поприветствовать тебя.
– Так мило с вашей стороны. Правда, так мило. А я даже не могу предложить вам сесть.
– Хочешь, мы поможем тебе разобрать вещи? – Мин шныряла повсюду, явно разочарованная отсутствием коробок. – Судя по размерам перевозочного грузовика, который был здесь утром, у тебя должна быть куча вещей.
– На самом деле, нет, это было мое оборудование. Я никакой мебели с собой не привезла. – Разозлившись от нацеленных на нее любопытных взглядов, Клер засунула руки в карманы. "Это хуже, – решила она, – чем интервью для прессы". – Я решила взять с собой только то, что нужно.
– Молодежь. – Сказала Мин с короткой усмешкой. – Порхают как пташки. Что бы твоя мама сказала, узнав, что у тебя здесь нет ни чайной ложки, ни своей подушечки для сидения?
Клер полезла за сигаретой. – Наверно, предложила бы сходить в магазин.
– Ну, мы тебе не будем мешать. – миссис Финч собрала дам со знанием дела, как если бы это были девятилетки. – Просто верни тарелки, когда время будет. Они все подписаны.
Они вышли гуськом, оставив запах шоколадных пирожных и цветочных духов.
– Ни одной тарелки в шкафу, – проворчала Мин. – Ни единой тарелки. Но в холодильнике у нее много пива. Мне кажется, что отец что дочь.
– Ой, Мин, замолчи, – сказала по доброте душевной Глэдис Финч.
Сумасшедшая Энни любила петь. Ребенком она пела сопрано в хоре Первой Лютеранской церкви. Ее высокий, приятный голос мало изменился за полвека. Как и не изменился ее необремененный разум.
Ей нравились яркие краски и блестящие предметы. Она часто наряжалась в три блузки, одна поверх другой, и забывала надеть трусы. Навешивала на руку звеневшие браслеты и забывала мыться. С момента смерти матери, двенадцать лет назад о ней никто не заботился, не готовил с вниманием и любовью еду и не следил, чтобы она ее съела.
Но город заботился о себе. Кто-нибудь из "Женского Клуба" или городского Совета каждый День подъезжал к ее ржавому, кишевшему крысами фургону, чтобы передать еду или посмотреть на последнюю коллекцию отбросов.
У нее было сильное и крепкое тело, как бы восполнявшее хрупкость рассудка. И хотя волосы ее совершенно поседели, лицо оставалось нежным и приятным, а руки были круглые и розовые. Каждый день, независимо от погоды, она проходила расстояние в несколько миль, таская за собой холщовый мешок. К "Марте" на пирожок и стаканчик вишневого напитка, на почту за цветастыми вымпелами и письмами, к "Гифт Импориум", чтобы изучить витрину.
Она прогуливалась вдоль дороги, напевая и бормоча себе под нос, осматривая землю в поисках сокровищ. Она настойчиво обходила поля и леса, и у нее хватало терпения простоять час, наблюдая, как белка лущит орех.
Она была счастлива, и ее бессмысленно улыбающееся лицо говорило о десятках не раскрытых ею тайн.
Глубоко в лесах было одно место. Расчищенный круг, с вырезанными на деревьях изображениями. За кругом была яма, из которой иногда доносился запах паленого дерева и мяса. Каждый раз, когда она отправлялась туда, кожа ее покрывалась мурашками. Она помнила, что была там ночью, когда ее мама уехала и Энни отправилась искать ее по холмам и лесам. Там она увидела такое, что от ужаса у нее перехватило дыхание. Такое, что еще несколько недель не могла уснуть. До тех пор, пока воспоминания не стерлись.
Она запомнила лишь кошмарное видение созданий с человеческим телом и головами животных. Поющих. Танцующих. Кто-то кричит. Но вспоминать ей не хотелось, так что она запела и стала думать о другом.
Больше она туда ночью не ходила. "Нет, сэр, по правдочке нет, ночью не ходила". Но иногда ее словно тянуло туда. И сегодня был именно такой день. Днем она не боялась.