Следует отметить, что на Руси, как это следует из поучения "Слово некоего Христолюбца, ревнителя по правой вере", сварожичем назывался земной огонь, бывший объектом поклонения со стороны язычников: "И огневи молять же ся, зовуще его сварожичымь" . Поскольку огонь домашнего очага играл важную роль в ритуале гостеприимства у различных индоевропейских народов, данное обстоятельство подтверждает образ Радигоста как покровителя этого обычая. На связь с огнем указывает и описание главного святилища ратарей Адамом Бременским (1040-1075): "Их город, известный всему свету, Ретра, служит центром идолослужения, где демонами – знаменитейший между коими Редигаст – простроен огромный храм. Его изображение сделано из золота, а пьедестал из пурпура. Самый город имеет девять ворот, окружен глубоким озером, а через него перекинут деревянный мост, но по нему позволяется проходить только приносящим жертвы и желающим вопросить оракул; я полагаю, что самое положение этого города указывает на то, что действительно погибшие души идолопоклонников,
Девятикратно Стикс обтекая в себя заключает" .
Во-первых, обращает на себя внимание описание внешнего вида Сварожича, изображение которого в Ретре было "сделано из золота, а пьедестал из пурпура". Как металл золото практически у всех народов ассоциировался с солнцем, а пурпурный пьедестал недвусмысленно намекает на стихию огня. Все это заставляет нас вспомнить, что одним сыном Сварога на Руси считался Дажьбог-Солнце, а другому его сыну, Сварожичу, молились как огню под овином. Одним из отражений культа Дажьбога стали географические названия, производные от имени данного языческого божества. Хоть эти примеры встречаются в различных славянских землях, однако нигде они не образуют массового скопления как у балтийских славян, где А. С. Фаминцын отметил наличие целой Дажьей области в герцогстве Мекленбургском . Эта земля бога солнца находилась именно в Мекленбурге, откуда как устная традиция, так и немецкие генеалогии выводят Рюрика и его братьев. И именно это скопление связанной с Дажьбогом топонимики, территориально совпадающей с данными о происхождении первой русской княжеской династии, является наиболее близкой и естественной параллелью к восприятию русского народа как "Дажбожьего внука" в "Слове о полку Игореве". О том, что с его образом, равно как и с образом Сварожича-Радигоста, германцы познакомились достаточно рано, свидетельствует упоминание великана Сваранга в Старшей Эдде. В одной из ее песен Тор говорит:
На востоке я был,
Поток охранял,
Со мною схватились
Сваранга дети;
Камни кидали…
То, что божество одного народа превратилось в великана в мифологии другого народа, вряд ли удивительно. Гораздо интереснее то, что речь в данном отрывке идет о детях Сваранга, чему соответствует наличие в славянской мифологии у Сварога двух сыновей – Дажьбога и Сварожича-Радигоста, причем культ обоих был зафиксирован у славян, живших на севере современной Германии.
Интересно отметить, что аналогичное сочетание золота и пурпура присутствовало и в могиле Кира, основателя Персидской державы. Арриан так описывает ее: "В помещении стояли золотой гроб, в котором был похоронен Кир, а кроме гроба ложе. Ножки его были выкованы из золота, покрыто оно было вавилонским ковром, а застлано шкурами, выдубленными в пурпурный цвет. <…> Посередине ложа стоял гроб с телом Кира. Внутри ограды, у крыльца, ведшего к могиле, выстроено было маленькое помещение для магов, охранявших могилу Кира. Со времен Камбиза, сына Кира, эта должность стража переходила от отца к сыну" . Последняя подробность свидетельствует о том, что это была не просто могила, а одновременно и своего рода святилище, при котором находились жрецы. Как видим, сочетание золота и пурпура и в другом месте индоевропейского мира ассоциировалось не просто с верховной властью, а с родоначальником правящей династии.
Поскольку как сын Сварога этот западнославянский бог был связан с огнем, то интересно сопоставить рассмотренную выше этимологию его второго имени с представлениями об огне как госте, зафиксированную в заклинании от пожара у восточных славян: "Витаю тебе (приветствую тебя), гостю! Замовляю тебе, гостю! Иорданскою водоюю заливаю тебе, гостю! Пришов Господь в мир, мир Его не признав, а святый огонь своим назвав. Господь на небо вознесся, за Господом и слуга (его) святый огонь понесся" . В Подольской губернии хозяйка всегда ставила при огне в печи горшок с водой и полено, "для того чтобы он имел, что есть и пить". "Мы шануэм огонь, говорят в народе, як Бога; вiн наш дорогый гисть" . Точно так же в качестве гостя воспринимался бог огня Агни и в Индии (РВ I,73,1) .
О значительной роли сына Сварога в религиозных воззрениях западных славян наглядно свидетельствует письмо немецкого епископа Бруно (Бонифация) к императору Генриху II, написанное около 1008 г., в котором католический прелат энергично протестует против самой возможности религиозного синкретизма культов славянского языческого бога и особенно почитавшегося саксами святого Маврикия: "Какой договор Христа с Велиаром, какое соглашение света со тьмою? Каким образом сходятся вместе Сварожич или дьявол и вождь святых, ваш и наш покровитель Маврикий?" Если Маврикий в ту эпоху рассматривался как христианский покровитель саксов, то Сварожич естественным образом являлся божественным покровителем язычников-славян.
Хоть культ Радигоста на территории Руси нигде не зафиксирован, однако надпись № 197 на стене Новгородского Софийского собора гласит: "(А) РОПЛ(Ъ) ТА Д(Р) ОУЖНNА ПСАЛ(Н) РАДОЧ… АN(ѣ)…Д(Р) ѣ(Н)…(Т) РУ РАДИГОСТ…", что означает "Ярополча дружина писала: Радочень, Андрей (?), Петру (?), Радигост" . Надпись датируется 1177-1178 гг., если ее оставили дружинники князя Ярополка Ростиславича, или же 1197 г., если в ней упоминается Ярополк Ярославич. Имя последнего русского дружинника в точности совпадает с именем бога западных славян, что говорит как о длительном существовании памяти о Радигосте именно на севере Руси, так и присутствии еще в XII в. в княжеской дружине человека, так или иначе связанного с западнославянскими языческими представлениями.
В заключение следует упомянуть и "римскую" генеалогию Рюриковичей, которая была изложена на рубеже XV-XVI вв. в знаменитом "Сказании о князьях владимирских". По мнению Р. П. Дмитриевой, его источником стало "Послание" опального митрополита Спиридона-Саввы. Согласно ему, римский император Август поставил "Пруса в брезех Вислы реки в град, глаголемый Морборок, и Торун, и Хвоиница, и пресловы Гданеск, и иных многих градов по реку, глаголемую Немон, впадшую в море. И вселися ту Прус многими времены лет, пожит же до четвертаго роду по колену племени своего; и до сего часа по имени его зовашеся Прусская земля. И сиа о сих.
И в то время некий воевода новгородскы имянем Гостомыслъ скончявает житье и съзва владалца сущая с ним Новагорода и рече: "Съвет даю вам, да послете в Прусскую землю мудра мужа и призовити князя от тамо сущих родов римска царя Августа рода". Они же шедше в Прусскую землю и обрятошя тамо некоего князя имянем Рюрика, суща от рода римска царя Августа, и молишя его с посланми всех новгородцев. Князь же Рюрик прииде к ним в Новгород и име с собою два брата; имя единому Трувор, другому Синеус, а третий племянник имянем Олег. И оттоле наречен бысть Новъгород Великий; и княжай в нем князь великы Рюрик" . Однако опальный Спиридон-Савва был слишком неавторитетен, чтобы на основании его послания можно было обосновывать величие великокняжеской власти. В результате на основе его сочинения создается "Сказание о князьях владимирских". Текстологически оно во многом совпадает с первоначальным текстом, внося в него в части "римской" генеалогии лишь незначительные дополнения. Так, Прус уже при самом первом о нем упоминании начинает именоваться "сродником" Августа. Легенда о происхождении первого русского князя Рюрика из рода римских императоров с течением времени становится официальной и неоднократно повторяется в поздних отечественных летописях. В более полном виде она была изложена в Воскресенской летописи: "Обладающу Августу всю вселенною, и… постави… брата своего Пруса въ березѣхъ Вислы рѣкы во градъ Мадборокъ, Туронъ, Хвойница, и преславы Гданескъ, и иныхъ многыхъ городовъ по рѣке глаголемую Нѣмонъ, впадшею въ море, и до сего часа по имени его зовется Прусская земля. А отъ Пруса четвертоенадесять колѣно Рюрикъ. И въ то время въ Новеграде некый бе старейшина именемъ Гостомыслъ, скончаваетъ житие, и созыва владалца сущая съ нимъ Новаграда, и рече: "советъ даю вамъ, да послете въ (По) рускую землю мудрыя мужи и призовете князя отъ тамо сущих родовъ". Потом по совету Гостомысла новгородцы "шедше въ Прусьскую землю, обрѣтоша князя Рюрик, суща отъ роду Римьска царя Августа"" .
Нечего и говорить, что никакого Пруса, брата Августа, античные историки не знают. Римское владычество в действительности никогда не простиралось и на территорию польского Поморья в районе Вислы и Немана, где, согласно этой легенде, и правил Прус. Следовательно, Август никого и не мог поставить в малоизвестные и не подчиняющиеся римлянам земли на побережье Балтийского моря. Таким образом, с какой бы точки зрения мы ни взглянули на эту легенду в контексте античной истории, реально происходившим событиям она никак не соответствовала. Поэтому практически все исследователи рассматривали "Сказание" как достаточно позднюю выдумку, обусловленную, с одной стороны, соперничеством Москвы с Литвой, князья которой с середины XV в. начали претендовать на "римское" происхождение, т. е. на полвека раньше, чем московские, а с другой – стремлением возвеличить власть русских великих князей.
Однако изучение всех имеющихся фактов показало, что какая-то часть русов в древности действительно проживала в этом регионе, который имел экономические контакты с Римской империей. Задолго до написания "Сказания о князьях владимирских" и даже до возникновения соперничества с Литвой на севере Польши действительно бытовала традиция, связывавшая эти земли и их прежних правителей если не непосредственно с Августом, то, по крайней мере, с его приемным отцом Юлием Цезарем. Начало свое она вела с эпохи христианизации Поморья. Обобщив описания католических монахов о верованиях жителей польского города Волин, отечественный ученый А. Гильфердинг констатировал: "В Волыне (так у автора. – М. С. ) местную святыню составлял знаменитый, необыкновенной величины столб, на котором водружено было копье. Много столетий, верно, простояло оно в Волыне: насквозь проеденное ржавчиной, железо его, по словам Оттонова жития, не могло бы ни на что пригодиться. Волынцы почитали это копье чем-то божественным, говорили, что оно нетленно, что оно их святыня, защита их родины, знамение победы. К сожалению, нам неизвестно его настоящее значение, составляло ли оно какой-нибудь особенный священный памятник или принадлежало одному из богов волынских. Средневековые монахи, вообразив по искаженному названию этого города, Юлин , что он основан был Юлием Цезарем, твердо верили и все единогласно писали, что столб с копьем был памятник, воздвигнутый римскому завоевателю, и что сам Юлий обожался волынцами" . Эту легенду упоминает в XII в. уже Гельмольд, путая, правда, Волин с Волигощем (I, 38). Очевидно, что священное копье первоначально принадлежало какому-то славянскому божеству, образ которого впоследствии был заменен на великого римского завоевателя.
Волинское предание имело свое продолжение. Польская "Великая хроника", написанная в XIII-XIV вв., уже содержит легенду о родстве древних польских князей с римским императором: "Во времена этого Лешка (третьего. – М. С. ) Юлий Цезарь, стремясь подчинить славянские царства власти римлян, вторгся во владения лехитов. Вышеупомянутый Лешек, в меру своих сил сопротивляясь ему со своими храбрейшими лехитами, трижды с ним сразился, перебив очень много народа из войска Юлия Цезаря. <…> Юлий Цезарь, находясь в пределах Славонии, выдал за этого Лешка свою сестру [Юлию] и дал ему в качестве приданого землю Баварии. Юлия же по воле своего супруга построила две сильнейшие крепости, одну из которых назвала по имени брата "Юлий", теперь [она] называется "Любуш", а другую "Юлин" – теперь "Волин". Когда она от своего мужа Лешка родила сына и сообщила об этом своему брату Юлию Цезарю, находившемуся в то время в Славонии, тот, обрадовавшись рождению племянника, дал ему имя Помпилиуш" . Волин, упомянутый в легенде польского хрониста, указывает на ту основу, из которой и родилась эта выдуманная история. Для нас эта легенда представляет интерес тем, что Помпилиуш в этой придуманной родословной действительно должен был быть братом, хоть и не родным, римскому императору Августу, и эта подробность является разительной аналогией "римской" генеалогии Рюриковичей.