- Она на тебя зла. Вот и весь сказ.
- А пока она зла, ты преспокойно пользуешься ее счетами?
- Да пошел ты! Хочешь выгнать меня?! Так давай - действуй! Зачем устраивать такие сложности? Подозрения! Перепроверки счетов! Тебе не нравится, как я слежу за домом?
- Мне многое не нравится. Но пока Анна жива, ты имеешь полное право находиться здесь. Запомни - пока!
И я услышала звук его удаляющихся шагов, а затем и отъезжающей машины. Вот так… Он уехал и вряд ли скоро сюда вернется. Сон слетел, будто его и не было. Я доковыляла до кровати, взяла сумочку и вытащила сигареты. А потом села в кресло и с наслаждением закурила.
Интересное кино у нас получается. Жена Громова пропала, это ясно как божий день. Дима убежден, что она скоро вернется. Громов в этом не уверен, хотя и не скрывает, что ждет ее. Более того, он даже не позволяет произносить ее имя! Точно она святая! И что это означает? Что он ее до сих пор любит. Причем сильно. И именно поэтому не разрешает Диме - здоровому взрослому мужику - приводить сюда женщин. Интересно, давно ли исчезла жена Громова? Судя по разговору, не очень. Значит, об этом должны были писать…
И меня словно по голове стукнуло - пресса! Может быть, в этом кроется неприязнь Громова к журналистам? От обилия версий просто голова шла кругом. Я все перебирала и перебирала различные толкования случайно услышанного разговора, но так и не смогла найти объяснения, которое свело бы в единое целое разрозненные кусочки мозаики.
Пепельница наполнялась окурками, а я все никак не могла навести порядок в мыслях. Рука сама потянулась за очередной сигаретой. Вдруг моя сигарета погасла, и рядом едва слышно прошелестело нечто. Я вздрогнула и посмотрела на часы. Половина четвертого утра. Самое время для призраков. Мне стало не по себе. Шевеление воздуха становилось все отчетливее и отчетливее. Я уже ничего не понимала… Что она от меня хочет? Чтобы я уехала отсюда? Но привидение не соизволило мне ответить. Догадайся, мол, сама, девушка. Может, я хочу выжить тебя из дома, а может, я тебе доверяю и прошу помощи - докопайся до сути той старинной истории. Да уж… Второй вариант моей романтической натуре нравился значительно больше. Но как бы то ни было, уже поздно. Утро вечера мудренее. И при этой мысли я услышала, что в комнате стало тихо. Я погасила свет и провалилась в сон.
ТАЙНА СИНЕЙ БОРОДЫ
Маша поставила поднос с завтраком на столик, а сама, пока я воздавала должное искусству кухарки, принялась поправлять мою постель. Я же старалась как можно незаметней наблюдать за девушкой. И наконец решилась задать ей некоторые вопросы.
- Маша, а вы давно работаете в этом доме?
- Несколько лет.
- Вы знаете, я, когда только в поселок приехала, слышала историю, что в этой усадьбе водится привидение…
- Да сплетни это! Я вот ни разу с ним не сталкивалась.
- И хозяйка ваша ничего не рассказывала?
- Нет, не помню. Она вообще со мной особо не разговаривала. Я свою работу выполняла и ладно.
- Давно она уехала?
Маша пожала плечами и задумалась, а потом внимательно посмотрела на меня.
- Где-то год назад примерно. Они тогда с хозяином крепко поссорились. Он так кричал на нее… я вообще раньше его таким не видела. А Анна Сергеевна выбежала из дома, села в машину и все… Больше ее не здесь не видели.
Я ничего не сказала. Один вопрос давно вертелся у меня на языке, но я все не решалась задать его. Наверное, оттого, что боялась услышать ответ. И все же решилась.
- Маш… А она красивая была?
- Очень. Хозяин любил ее без памяти. Когда она убежала отсюда, он и сам почти перестал к нам приезжать. Вот Дмитрий Петрович и блюдет все.
Я подошла к кровати, легла и закрылась одеялом почти до самых глаз. Видеть мне никого не хотелось. Я получила исчерпывающие ответы на все свои дурацкие вопросы и теперь могу с мазохистским удовольствием "переваривать" их.
- Вам плохо? - участливо напомнила о себе Маша.
Я отрицательно покачала головой. Мне не плохо, мне сверхпаршиво. Я только что узнала, что Громов был женат на красавице и безумно любил ее. Хотя почему был женат и почему любил? Наверняка любит до сих пор. Ведь сама слышала, что он ее ждет. И тут у меня в голове словно высветилось что-то. Жену Громова звали Анна Сергеевна, а у Димы отчество Петрович. Не правда ли, странновато для брата и сестры? Хотя родственниками они могли быть по матери, а отцы у них разные. Такое бывает.
- Когда вам станет лучше, вы можете пойти посмотреть картины. У нас до сих пор висит ее портрет. Анна Сергеевна на нем очень хороша, - продолжала тему словоохотливая Маша. - А вообще там много картин, некоторые еще от прежних хозяев остались, а некоторые - от Дома творчества.
- Хорошо, Маша, обязательно покажете мне их. А сейчас поставьте, пожалуйста, этот диск.
И я протянула ей диск с отобранным мною фильмом. Маша выполнила мою просьбу и удалилась. Я смотрела "Извините, но вы ошиблись номером", виртуозный психологический триллер, и впервые ощущала некое родство с главной героиней. Хотя бы в том, что и она, и я были ограничены в передвижении болезнью.
- Любите Барбару Стенвик? - услышала я голос Громова.
Я обернулась к нему и улыбнулась.
- Проходите. Я не думала, что кто-то еще смотрит эти ленты.
- Ну почему же… Я люблю американское кино именно тридцатых и сороковых годов. Не зря его называют "Золотой век Голливуда", - ответил Громов. - А как вы себя чувствуете? - спросил он и посмотрел на меня если не с нежностью, то все-таки очень тепло.
- Лучше. Уже намного лучше. Присаживайтесь, - пригласила его я.
И невольно перевела взгляд на экран. Сколько раз смотрела этот фильм и каждый раз открывала в нем новые грани. Особенно в характере главной героини. Это был удивительно точно созданный образ женщины, пользующейся своей красотой и деньгами для того, чтобы использовать людей и манипулировать ими. Не знаю, бытовало ли в те годы столь популярное нынче слово "манипулятор", но авторам фильма удалось создать именно такой, очень впечатляющий образ. И все же… Финал картины и смерть героини производят ошеломляющее впечатление.
- Ей всегда удавались роли роковых женщин, - озвучил мои мысли Громов.
Наши глаза встретились, и мы с пониманием посмотрели друг на друга. Так, будто читали одну книгу и совпадали до мелочей в восприятии прочитанного.
- Да… - согласилась я. - Этот фильм по праву считается ее триумфом. Она создала исключительный характер. Я всегда удивлялась, как точно она сыграла женщину, привыкшую только брать, причем брать то, что ей нравится, не оглядываясь ни на кого, воспринимая это как должное! И ничего не давать взамен. И даже в последние минуты, когда она еще могла спастись, она опять ждала, что придет муж и все сделает за нее.
На губах Громова промелькнула едва заметная улыбка.
- А вам не нравится такой характер?
- Нет. Мне больше по душе борцы. Женщины, которые могут сами принимать решения и нести за это ответственность. Живые… Настоящие.
- Да… - еле слышно проговорил он. - Это на вас похоже. - Потом помолчал и спросил: - Какие фильмы вы еще любите? У меня хорошая фильмотека, и я мог бы сказать Маше, чтобы она принесла вам диски.
- Если у вас есть "Трамвай желания" с Вивьен Ли, то буду очень вам признательна, - ответила я.
Он с удивлением на меня посмотрел. Отчего-то мой выбор показался ему несколько необычным и даже, можно сказать, неожиданным. Наверное, он считал, что женщина, кроме "сиропа в шоколаде", ничего другого смотреть не может.
- У вас хороший вкус, - отметил Громов. - Сейчас об этом фильме даже и не вспоминают.
- Ну почему… Я не могу с вами согласиться. Знаете, есть картины вне времени. Они просто не могут никого оставить равнодушными. Когда их смотришь… в душе что-то переворачивается. И наступает просветление. Таким, в принципе, и должно быть искусство. Во всяком случае, я это часто слышала от отца и его друзей.
- Ваш отец, кто он был?
- Художник.
- A-а. Понятно, - поморщился Громов.
Да ничего тебе не понятно! Не знаю почему, но у многих людей при словах художник, артист, писатель возникает мысленный портрет эдакого непризнанного гения, который только и занимается тем, что глушит водку и прожигает жизнь. А еще этот непризнанный гений досаждает всем кому не лень и попутно творит свою нетленку. Громов, кажется, не был исключением из этого правила, во всяком случае, то, как он едва заметно поморщился, услышав, кем был мой отец, говорило лучше всяких слов. И мне ужасно захотелось крикнуть, что отец, как и многие его коллеги, был большой труженик, что часто он отходил от холста в полном изнеможении и на прожигание жизни у него уже не оставалось ни времени, ни сил.
Мы замолчали. И чтобы прервать эту паузу, я сказала то, что собиралась произнести сразу.
- Я рада, что вы пришли и я могу лично поблагодарить вас. Если бы не вы…
- Ну что вы, - перебил он меня твердо. - Не о чем говорить! - Он немного помолчал, словно раздумывая, о чем со мной можно еще побеседовать, но потом, видимо, нашел тему. - С вашей машиной все в порядке. Она сейчас в мастерской, и к концу недели вы сможете ее забрать.
- Благодарю вас, - сказала я. - А почему…
- Что?
- Почему вы привезли меня сюда? Могли ведь просто доставить в больницу…
- Мог. Но… когда понял, что с вами не произошло ничего серьезного, решил, что в домашней обстановке вы быстрее пойдете на поправку.
- А если честно? - спросила я и в упор посмотрела на Громова.
Он лишь усмехнулся, а потом покачал головой.
- Вы были очень беззащитны… И… трогательны.
- Могу себе представить!
- Лера… Мне кажется, нам надо объясниться. Я действительно недолюбливаю журналистов и, поверьте, имею на это веские основания. Но я не хотел причинить вам боль.
- Просто действовали по ситуации, - не удержалась и съязвила я.
Громов ухмыльнулся, видимо, решив, что обижаться на меня не стоит, потом попросил:
- Расскажите, что с вами произошло. Я имею в виду - на работе.
Не знаю почему, но я откровенно и спокойно рассказала ему историю моего увольнения, а потом и то, что удалось раскопать Жене. Громов внимательно слушал, ни разу не перебив меня.
- Мне очень жаль, - сказал он, когда я закончила рассказ. - Правда жаль. Но мне даже в голову не приходило, что дело может иметь такой оборот.
- Мне, честно говоря, тоже.
- Может быть, мое вмешательство теперь…
- Ни в коем случае! - перебила я
- Ну-ну, - протянул он и переменил тему. - Скажите, а как вы отнесетесь к предложению все-таки изучить найденный в усадьбе архив?
Громов внимательно на меня смотрел, а я только диву давалась, какая мощная, можно сказать, даже звериная энергетика шла от этого человека, его глаза словно просвечивали рентгеном мою душу, заставляя все внутри переворачиваться. чувствовала себя, как кролик, сидящий перед удавом не в силах ни пошевелиться, ни противиться ему.
- Вы думаете, вам понравится эта работа? - вернулся он к своему вопросу, но уже с другой стороны.
- Не знаю. Нужно вначале все посмотреть… Хотя… архивы - это всегда интересно.
- Замечательно. Давайте договоримся с вами следующим образом. Как только доктор позволит вам встать, вы займетесь архивом. Поработаете месяц, а дальше решите для себя: нужно вам это или нет. Согласны?
Я кивнула: конечно, согласна. И тут же подумала, вот он, ярчайший пример женской логики. Сколько раз я говорила себе: чем скорее покину усадьбу, тем лучше для меня; самое разумное, что я могу сделать, - это держаться от Громова как можно дальше. И что? Стоило ему произнести заветное "останьтесь", как я тут же забыла о своей рассудительности! Громов прервал мои мысли.
- Давайте сразу решим финансовый вопрос. Полторы тысячи евро за этот месяц вас устроит?
- Вполне, - ответила я, а про себя подумала: "Еще бы!" А гадкий внутренний голос добавил: "Ага! Наш герой еще и не скуп!"
Громов встал. Он, видимо, счел, что, поскольку все вопросы решены, то нечего возле меня рассиживаться.
- Всего доброго, Лера, - сказал он. - Вам нужно больше отдыхать, так что не буду вас утомлять.
Я посмотрела, как его коренастая фигура двигается к дверям. Вот и все. И что ты сама себе придумала? Ничего нет и быть не может.
ЗАГАДКИ ГРАФСКОГО АРХИВА
В одной руке я держала пылесос, стараясь придать Ксениному ковру вид свежести и чистоты, а другой размешивала в ведре средство для чистки ковров. Одним ухом слушала жужжание пылесоса, а другим прислушивалась к звукам проезжающих машин, стараясь не упустить один - самый важный. Звук тормозящей возле дома машины, означающий, что Ксения наконец-то добралась. Я изо всех сил занималась уборкой, стараясь не ударить в грязь лицом перед старшей подругой. Поэтому вот уже часа два наводила марафет в доме. Наконец, придирчиво осмотрев то, что Ксения гордо называла ковром, и почувствовав удовлетворение от проделанной работы, я выключила пылесос, убрала его в шкаф и пошла на кухню проверить жаркое, томившееся в духовке.
Но тут мой взгляд "зацепился" за сюжет в новостях. Репортаж был сделан отменно. Я притормозила и стала смотреть на экран. Работал молодой паренек, но дело свое он знал четко. И сюжет вышел что надо. Я поняла, что безумно, безумно соскучилась по своей работе, по суете и убыстренным ритмам жизни, царящим в редакции. Но… в то же время я была уверена, что пройдет немного времени и я вернусь на телевидение. А пока я подумала, что мне нужно будет обязательно рассказать Ксении, как прошли мои две недели в усадьбе, пока я исполняла обязанности архивариуса. И я расскажу ей о Громове. Обязательно расскажу. И, может быть, она даст мне дельный совет.
Но это потом, а сейчас нужно вытащить мое жаркое, пока оно не превратилось в угли. Во всяком случае, запах уже разносится по всему первому этажу.
* * *
Громов передал мне диски с фильмами через Машу и уехал почти сразу после нашего разговора. И видела я его еще только один раз. Я мечтательно улыбнулась. Эта встреча… Она до сих пор никак не забывается, и при каждой удобной минуте услужливая память все возвращает меня к ней.
…Я уже начала понемногу передвигаться по дому. Правда, далеко ходить еще не могла, но все же иногда я добредала до маленькой гостиной и там пила кофе, рассматривая сад, открывающийся прямо за окном. В тот день я сидела на маленьком диванчике и просматривала некоторые документы из архива. Валяться просто так мне уже надоело, и я решила заняться делом. Раз уж договорились, что я разберу архив, так зачем с этим тянуть? Тем более что некоторые записи были очень даже интересны. Вот, например, буквально сегодня мне попались откровения какой-то дамы. Видимо, это были странички ее дневника: "В. стал несносен. Нужно объясниться с ним". "Он меня пугает. Что же теперь делать?" Интересно, кому принадлежали эти откровения?
Но тут дверь в гостиную открылась, и на пороге возник Громов. Выглядел он очень неплохо в светло-синих джинсах и бежевом свитере, который так шел к его глазам. Он, улыбаясь, подошел ко мне.
- День добрый, Лера.
- Добрый, добрый.
- Как вы здесь?..
- Отлично.
Он внимательно оглядел меня, а потом перевел взгляд на бумаги, лежащие на столике передо мной.
- Что это? - спросил Громов.
- Бумаги из архива. Читаю их понемногу.
- Чуть стало получше, и вы сразу взялись за работу? - тепло спросил он.
- Да… И знаете, мне понравилось изучать архивные документы, старые записи… Такое ощущение, будто перед глазами проносятся живые зарисовки прежней жизни. Я вижу этот дом не таким, каким он стал сейчас, а прежним… - Я замолчала, а потом повернулась к Громову и призналась: - У вас прекрасный дом… Ничего лучше я в жизни не видела.
Он посмотрел на меня долгим непонятным взглядом, а потом взял и накрыл мою руку своей. Ничего особенного в этом жесте не было, но… У меня возникло чувство некоего единения, которое вдруг охватило нас. Мы молчали, и я, не удержавшись, искоса взглянула на него. Громов улыбался. А потом чуть-чуть сжал мою руку.
- Раньше я хотел отреставрировать его, даже нашел прежние чертежи… - наконец сказал он.
Я молчала, понимая, что одно непрошенное слово, один нелепый, неловкий жест, может разрушить то хрупкое и почти эфемерное, что соединяло нас в данную минуту.
- Но потом… Все так закрутилось… А ведь здесь родились мои предки.
- Может быть, вы еще вернетесь к своим планам? - рискнула сказать я.
- Может быть… Все может быть… - задумчиво произнес он.
Мы опять помолчали. И снова первым тишину нарушил Громов.
- А я ведь шел к вам с конкретным предложением…
- С каким?
Он смутился. Я попыталась что-нибудь прочесть по его лицу. Нет, на признание в любви, даже косвенное, или что-нибудь в этом духе я не рассчитывала. Здесь, скорее, дело в другом. Нечто, что ему ранее казалось ясным и прозрачным, теперь почему-то кажется немного двусмысленным.
- Я хотел предложить съездить в магазин. Ну и развеяться немного.
"Да уж… - подумала я. - Можно было ожидать чего угодно, но… А впрочем, что здесь удивительного? Вещи мои испорчены… И я сама хотела в ближайшее время, как только мне станет лучше, поехать в Выборг и купить себе какие-нибудь тряпки".
Тут я поняла, что мое молчание слишком уж затянулось и нужно хоть что-то ответить, ведь Громов-то ждет, вон как сосредоточенно разглядывает носки своих кроссовок.
- Звучит заманчиво… Только мне много ходить еще нельзя.
- А мы и не будем. Как только устанете, сразу вернемся.
Было очевидно, что Громов явно чувствует себя не в своей тарелке. Да, Ксения была права, нельзя быть джентльменом только на пять минут, вот он и решил продержаться максимально долго.
- Лера… - вновь заговорил он. - Вы будете работать в этом доме… Я не могу позволить, чтобы вы испытывали неудобства. К тому же вам действительно нужно немного развеяться. Давайте совместим приятное с полезным.
- И что будет приятным в этой поездке?
- Поход в магазин. А ложкой дегтя, думаю, мое общество.
Я изумленно посмотрела на него, он нисколько не кокетничал. Он действительно считал, что я с трудом переношу его и терплю только потому, что нахожусь в его доме. Я невольно улыбнулась. До чего же глупы иногда бывают самые умные мужчины! Как подростки на своей первой дискотеке - стоят и переминаются с ноги на ногу, не решаясь пригласить на танец девочку, которая им нравится. Ну да… Она ведь может отказать, да еще и на виду у всех. А этого хваленое мужское самолюбие перенести уже никак не может.
Волна нежности, накатившая на меня по отношению к этому сильному и в то же время, как мне казалось, ранимому и очень уязвимому мужчине, почему-то смешивалась с нотками жалости. О нет, не с той, которая унижает человека, а с той, про которую мне однажды сказала наш редактор. На мой вопрос: "Трудно ли прожить с мужем столько лет вместе?", она ответила: "Нет. Я ведь жалею его". "Жалость унизительна!" - воскликнула тогда я; "Да что вы, Лера! Я его люблю и, значит, жалею". Вот я и поняла, что жалость бывает двух видов. И подчас замещает собой другое слово - забота. Поэтому сейчас, глядя на Громова, я поняла, что даже если бы и вовсе не могла ходить, то все равно бы согласилась поехать с ним. Только чтобы побыть немного с ним вдвоем.