Повертевшись перед зеркалом и покашляв, чтобы голос был пониже и больше походил на голос Флоранс, Доминик позволила войти в комнату младшим сестрам, в нетерпении топчущимся за дверью. Присев и наклонив голову, она дала девочкам возможность самим надеть ей на голову флердоранжевый венок. Вошел граф де Руссильон, взял за руку мнимую Флоранс, Анжель и Николь подхватили длинный алый шлейф, и процессия, замыкаемая Элизой, двинулась к выходу.
Капелла, где должен был состояться обряд венчания, находилась на другой стороне двора замка. Когда Дом в сопровождении отца, сестер и кормилицы вышла из дверей донжона, то увидела, что во дворе почти никого нет. Несмотря на приглашение Черной Розы всем желающим принять участие в церемонии, страх перед Дьяволом Лангедока был так велик, что никто не захотел остаться в замке Руссильона. Даже верные слуги графа попрятались кто куда; Доминик увидела лишь управляющего Бастьена, Роже Ришара, начальника небольшого замкового гарнизона, да, конечно, своих любопытных приятелей, Пьера и Филиппа. Это и были все свидетели со стороны невесты.
Жених, весь в черном, расположился немного в стороне, со своим верным другом Анри де Брие, который, наоборот, нарядился в белое. Позади, опираясь на палку и покусывая губы, стоял Жан-Жак, - он не мог находиться в такой важный для его господина момент в постели.
Приблизившись к своей нареченной, герцог почтительно поцеловал ей руку. Затем они опустились на колени, и граф де Руссильон благословил их, перекрестив затем обоих.
Дом, скосив глаза и не слишком прислушиваясь к торжественно-высокопарным словам отца, пыталась получше разглядеть своего "жениха", которого она только мельком до этого видела в окне комнаты сестричек. О, если б не эта проклятая вуаль!
Он был, заметила она, очень высок, почти на полголовы выше её отца, который тоже не был маленького роста. На герцоге был черный бархатный парадный котарди - верхняя куртка - с застежками из вставленных в серебро крупных опалов, с откидными узкими рукавами и воротником-капюшоном; пояс также был серебряный, из плотно прилегающих друг к другу пластин. Оружия при герцоге не было. Костюм прекрасно облегал фигуру жениха, подчеркивая его гордую осанку, широкие плечи и узкие бедра.
У заклятого врага Дом были темные волосы и небольшая бородка; а цвета глаз она так и не смогла определить, из-за надетой на его лицо маски и своей вуали. Впрочем, не все ли равно, какого цвета у него глаза? Ведь это всё просто игра, забавная комедия, которая очень скоро закончится! И она, не колеблясь ни секунды, подала Черной Розе свою руку, когда они встали, приняв графское благословение.
Доминик уже повернулась в сторону двери капеллы, но герцог вдруг громко сказал, обращаясь и к ней, и ко всем присутствующим:
- Я знаю, что, по обычаям этого края, жених делает перед свадьбой подарок своей избраннице. К сожалению, наш брак заключается в некоторой спешке, и я не успел подготовить достойного моей невесты дара. Обычно нареченной преподносят какую-нибудь драгоценность; но у меня нет ни колье, ни браслета, ни цепи, которые новобрачная могла бы надеть… - "Неужели ты мало награбил?" - злобно подумала Дом. - Когда я привезу вас в Париж, мадам, - произнес он, кланяясь Доминик, - я осыплю вас самыми дорогими украшениями. Но пока - примите этот скромный дар от вашего жениха.
Черная Роза сделал знак рукой, и его паж Жерар вывел из конюшни Руссильона белоснежную тонконогую кобылицу такой красоты, что у Доминик невольно вырвался вздох восторга.
- Эта лошадь - арабский иноходец, - произнес герцог, - ей три года. Я сам выбрал её для вас. Её зовут Снежинка. Иноходь очень удобна для дамского седла, вам будет приятно и легко кататься на этой кобыле. Она вам нравится, мадам?
"Да, черт возьми, конечно!" - чуть не закричала Дом. Но вовремя прикусила язык и, кивнув головой, тихо пробормотала:
- О да, монсеньор…
Но она на смогла удержаться, чтобы не подойти к прекрасной кобылице, скосившей на девочку большой темно-вишневый глаз. Дом нежно погладила Снежинку по бархатистой морде, - лошадь тихо фыркнула ей прямо в ладонь, - провела рукой по шелковистой гриве.
"Какое чудо! Вот если б можно было прямо сейчас, в подвенечном платье, вскочить на тебя и ускакать далеко-далеко ото всех, от отца, от сестер, от этого загадочного ужасного человека в маске! Как он смог угадать мое желание иметь лошадь? Впрочем, - спохватилась Дом, - ведь этот подарок он сделал не мне, а Фло!"
Граф де Руссильон с некоторым недоумением смотрел на старшую дочь. Мари-Флоранс никогда особенно не любила лошадей, и не была слишком искусной наездницей.
"Вероятно, она просто хочет показать жениху, что ей приятен его подарок", - решил старый отец.
А герцог с улыбкой взглянул на де Брие, - невеста была явно довольна, значит, Черная Роза не ошибся в выборе!
- Дочь моя, - позвал граф, - идем, отец Игнасио ждет нас!
Дом с трудом оторвалась от кобылицы. Она вновь протянула руку герцогу, и процессия направилась в капеллу.
Капелла, или часовня, была небольшое строение в романском стиле, с узкими окнами, заделанными разноцветными витражами. Здесь всегда царил полумрак, тем более что отец Игнасио был несколько прижимист и экономил на свечах.
Как ни старалась Доминик внушить себе, что вся её свадьба с герцогом - чистейший маскарад, - в прямом смысле, ибо и он носил маску, и она - свою вуаль, - но все же сердце её сильно забилось, а дыхание перехватило, когда они под руку вступили под полуциркульный вход в храм.
Отец Игнасио ждал жениха и невесту перед алтарем; когда все свидетели вошли, он прочитал "Pater Noster" и совершил обряд святого причастия над брачующимися. Дом, склонив голову под вуалью, послушно повторяла за священником латинские слова; она не заметила, что отец Игнасио вдруг вздрогнул и пристально стал вглядываться в невесту.
Рукава свадебного платья Доминик были очень широкие; и, когда она перекрестилась, правый рукав сполз вниз, обнажив руку до самого локтя. И тогда капеллан увидел на этой руке, хоть и затянутой в перчатку, но недостаточно длинную, ярко-красный порез, который тотчас узнал, потому что сам обрабатывал его два дня назад. "Но ведь этот порез был на руке Мари-Доминик! - в смятении подумал священник. - Не мог же точно такой же быть у Флоранс!"
Мысли так и замелькали в голове испуганного отца Игнасио. "Как Доминик решилась на это?.. Такое кощунство над таинством брака! Впрочем, она всегда была не слишком религиозна. Неужели она пошла на этот обман, чтобы только посмеяться над ненавистным ей герцогом?.. Но получается, что и её сестра Мари-Флоранс замешана в этом переодевании и знает о нем. Как могла Флоранс допустить такое?!! Ведь она - рьяная, набожная католичка! Вот уж от кого я не ожидал такого безумного святотатства! Но что же делать? Остановить обряд? Но Черная Роза… Как он это воспримет? Ведь этот монстр способен на всё, на самое ужасное, если узнает, как над ним решили подшутить! Нет-нет… Надо действовать по-другому. Мари-Доминик сама выбрала свою судьбу, - никто не тащил её к алтарю венчаться с человеком, которого она так ненавидит! Продолжу обряд - и будь что будет. Пути Господни неисповедимы…"
И священник начал читать литургию.
Дом вдруг заметила, что, произнося имя невесты, отец Игнасио сказал: "Мари" и ничего больше не добавил. Сначала она не придала этому большого значения; но, поскольку капеллан раз за разом не называл имя Флоранс, девочку начала охватывать паника. Она машинально отвечала "Да" на вопросы о добровольном и искреннем желании вступить в брак с герцогом, именуемым Черной Розой, о сохранении ему верности и о воспитании будущих детей в истинной католической вере, - и в ужасе думала о том, что тайна её раскрыта.
А, может, и нет? Похоже, никто не заметил, что имя Флоранс ни разу не было упомянуто. Может, ей просто показалось?
Между тем таинство продолжалось. Жених с невестой подписали брачный контракт и произнесли все положенные обеты. Тогда священник благословил два кольца, лежащих перед ним на атласной подушечке. Черная Роза взял кольцо первым и надел его на палец Доминик, повторяя, слово за словом, за капелланом, - и его низкий голос звучал торжественно и отдавался эхом под сводами капеллы, словно сам Господь, вторя жениху, соединял молодых нерасторжимыми узами:
- Мари… Прими это кольцо как знак моей верности и любви, во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.
Кольцо оказалось широким; оно сразу соскользнуло с руки Дом, не успевшей согнуть палец, и упало, зазвенев, куда-то под алтарь. Девочка быстро наклонилась поднять его, и услышала, как Элиза сзади пробормотала:
- Ох, дурная примета…
И, словно отвечая на это мрачное пророчество, дверь в часовню с кощунственным грохотом, заставившим всех, кто был здесь, вздрогнуть, распахнулась и, бряцая оружием и шпорами, быстрым шагом вошел закованный в броню рыцарь. Нетерпеливо раздвинув собравшихся, он приблизился к герцогу, опустился перед ним на одно колено и, показав перстень с печатью, произнес взволнованным задыхающимся голосом:
- Монсеньор! Вчера вечером около Каркассона отряд графа де Монфора был окружен бунтовщиками во главе с бароном Дювалем! Граф принял неравный бой и послал меня к вам за подкреплением. Я был в вашем лагере; ваши люди уже собираются, ждут только вас! Поторопитесь, монсеньор!
Черная Роза весь подобрался, как хищный зверь перед прыжком. Он обратился к священнику:
- Брак уже заключен, святой отец? Я женат?
- Да, монсеньор… Вы можете поцеловать свою жену.
Доминик чуть не упала при этих словах. Кровь Христова! Сейчас обман раскроется!
Но герцог лишь усмехнулся и произнес:
- Увы, мадам, я должен вас покинуть. Но я вернусь! - Про себя он подумал: "Что ж, Бланш, похоже, эту партию ты все-таки выиграла! Обстоятельства сильнее меня. Я остался без первой брачной ночи!"
- Монсеньор, - слабым голосом воззвал к нему отец Игнасио. - Я должен вам сказать нечто очень важное!..
- Не время, святой отец. Скажете все, что хотели, графу де Брие, а он передаст мне! Жерар, мои доспехи, меч и плащ! Они в донжоне, в комнате наверху. Пусть кто-нибудь проводит тебя!
- Я провожу, - неожиданно вызвалась Мари-Николь.
Вдруг Жан-Жак, отставив свой костыль, кинулся в ноги Черной Розе:
- Умоляю вас, монсеньор, не оставляйте меня здесь! Я хочу находиться рядом с вами!
- Хорошо; но если твоя рана откроется или ты начнешь стонать от боли, мы бросим тебя прямо на дороге, так и знай!
Лицо оруженосца осветилось радостью.
- Я готов хоть сию секунду, монсеньор!
- Юный граф де Сю! Мне по душе смелость, но не безрассудство. Пусть вам наложат тугую повязку вместо той тряпицы, которой обмотана ваша рана! Вы приехали на свежей лошади? - затем обратился герцог к гонцу.
- Да, монсеньор. Та, на которой я добрался до вашего отряда, сразу пала…
- Я возьму её и поскачу в лагерь. Ты, Анри, проследи, чтобы Жан-Жаку как следует наложили повязку, и вели конюху посмотреть правую заднюю ногу моего Сарацина; возможно, его надо перековать. Как только ты, Жан-Жак и Жерар будете готовы, держите путь на Каркассон. Анри, поедешь на моем коне; он мчится как ветер, и вы быстро догоните нас.
Доминик, при всей своей ненависти к герцогу, не могла не восхититься этим человеком, - он отдавал приказы четким и ясным голосом, и все моментально бросались исполнять их.
В это время бегом вернулся Жерар. Он нес шлем, латы и меч герцога. Лицо его было бледно, нижняя челюсть подрагивала.
- Я не стану надевать сейчас доспехи. Жерар, привезешь их мне, - сказал Черная Роза. - Меч! - И он быстро опоясался мечом. - Шлем! - Жерар подал его герцогу - без перьев, срезанных Доминик. - Что это, че… боже мой? - вовремя вспомнив, что он находится в святом месте, спросил рыцарь, в недоумении разглядывая шлем, но все же надевая его на голову. - Плащ!
- М-м-монсеньор… Ваш плащ…
- Ну? Что такое?
- Ваш плащ… Боюсь, что он… немного испорчен.
- Ты смеешься? Некогда шутить!
Бедняга Жерар весь вспотел. Вот ужас! Мало того, что он не спас герцогского знамени, так ещё и плащ нашел весь искромсанный!
- Его… его кто-то изрезал ножницами, монсеньор. Изрезал на кусочки!
Герцог опять усмехнулся. Он начал догадываться, кто побывал в его комнате и испортил шлем и плащ. Опять эта рыжая бестия! Но времени разбираться не было.
- Монсеньор! - обратился к нему де Брие. - Возьмите мое сюрко!
И, расстегнув застежку, он снял с себя свой алый плащ и протянул Черной Розе.
- Благодарю, Анри, - сказал герцог. - Прощайте, господа! - Он застегнул сюрко, которое дал ему его друг, и быстрым шагом направился к выходу из часовни. Но вдруг резко остановился, повернул назад и, подойдя к Доминик, взял её за руку и почтительно прикоснулся губами к её дрогнувшим пальчикам.
- Я вернусь, мадам, клянусь честью. И докажу вам, что я отнюдь не чудовище и не дьявол. Только дождитесь меня, - тихо прошептал он - и вышел. Через мгновение послышался дробный стук копыт, - Черная Роза покинул Руссильонский замок и свою юную жену.
7. Пути Господни неисповедимы…
В полулье от Руссильонского замка, на пути в лагерь Черной Розы, пятнадцать человек сидели в засаде на вершине холма у дороги. Место было выбрано удачно, - по обе стороны тропы здесь росли густые ветвистые дубы, в то время как дорога из замка поднималась вверх по довольно крутому оголенному склону, позволяя тем, кто был наверху, хорошо разглядеть приближающихся путников. Услышав звонкий стук копыт вдалеке, - в тишине подступавшей ночи все звуки были отчетливо и далеко слышны, - все эти люди вскочили на ноги.
- Кто-то едет! - сказал один из разбойников (ибо, судя по зверским выражениям их заросших лиц и тому, что все они были вооружены до зубов, это были именно разбойники).
- Да, и, похоже, там всего одна лошадь!
- Вдруг это он?
- Вряд ли он поедет один… Посмотрим!
И сидящие в засаде подкрались к обочине дороги.
- Это он, погляди, Франсуа?
- Нет. Его всегда сопровождают оруженосцы… И конь не его! И плащ. Уж его-то плащ ни с каким другим не спутаешь, даже в темноте, - он белый, и в середине - черная роза… Знаменитый плащ! - И тот, кого называли Франсуа, добавил, ощерившись, как голодный волк: - Когда мы перережем герцогу глотку, я возьму этот плащ себе! Вот приятно мне будет кувыркаться на нем с моими подружками!
- А я возьму себе его меч, - сказал другой разбойник.
- А я - его коня; такого красавца на королевской конюшне не сыщешь!
- Ребята, коня тоже придется прирезать. Монсеньор же сказал - никаких следов! А такую лошадь может кто-нибудь узнать, уж слишком она заметная.
- Монсеньор, вроде, хотел, чтобы мы взяли его живьем?
- Да, он мечтал сам выколоть глаза этой скотине с черной розой. Но сейчас ему хочется, чтобы всё произошло побыстрее.
- Это, похоже, его дружок… У него алый плащ! - сказал один из бандитов.
- Точно, это де Брие! Ишь как летит! - Франсуа пробормотал про себя: "Хорошо, что граф едет один, без Черной Розы… трудновато бы нам пришлось, ведь Анри нельзя убивать ни в коем случае!" и махнул рукой своим приятелям. - Пропустим его, он нам не нужен. Скоро появится и наша добыча!
Конь и всадник как две пущенные из лука стрелы пронеслись мимо разбойников.
- Ты уверен, Франсуа, что герцог появится скоро?
- Я сам видел в лагере гонца и слышал, что граф де Монфор нуждается в подкреплении. И тогда я сразу прискакал к вам. Люди Черной Розы все на ногах, ждут только его. Он не привык медлить. Этот мерзавец появится здесь с минуты на минуту.
- Слушай, Франсуа, а за что ты его так ненавидишь? Герцог, говорят, благоволит к тебе…
- Он велел вздернуть моего брата, когда тот в замке Безье хотел развлечься с какой-то шлюшкой. Сам корчит из себя святошу, и нам не дает получить удовольствие! Есть закон - всё, что находится во взятом замке, принадлежит победителям! Разве не так, черт побери?
Товарищи одобрительно загудели. Один из них, молодой парень с прыщавым лицом, вдруг спросил высоким фальцетом:
- А мы с ним справимся? Я слыхал, он легко может уложить десятерых, а нас всего пятнадцать…
- Не волнуйся, Поль; у тебя же есть твой меткий лук, а у нас - большая рыбачья сеть! Мы набросим её на Черную Розу и его людей сверху и, пока они будут пытаться освободиться, всех их перережем. Они не успеют даже мечи обнажить! Главное - быстрота и неожиданность! Веселей ребята, скоро нас ждет хорошая заварушка!
Когда посланец передал герцогу просьбу Монфора немедленно ехать в Каркассон, сердце Доминик радостно затрепетало.
Да, Элиза была права - но лишь наполовину! Упавшее обручальное кольцо было плохой приметой - но только для жениха, оставшегося без законной брачной ночи; а невеста - невеста была готова петь от счастья - он уезжал! Похоже, надолго, а, может быть, и навсегда!
Девочка следила за быстрыми сборами герцога в дорогу сияющими из-под вуали глазами. Только бы ничем не выдать свою радость!..
"Теперь надо незаметно исчезнуть из капеллы, - подумала она, когда Черная Роза, поцеловав ей руку, направился к выходу, - снять платье - и всё будет закончено. И Фло можно будет не прятаться больше."
И она стала потихоньку, делая маленькие шажки, продвигаться к двери часовни.
Но, когда Дом уже была готова, подобрав юбку и длинный шлейф, броситься наутёк, сзади раздался голос, показавшийся бедной девочке ударом грома:
- Мари-Доминик!
Это был голос священника. Уж не ослышалась ли она?.. Дом замерла; но тут же вспомнила о своей роли, вспомнила, что она - не Доминик, а Флоранс. Не оборачиваться… Не выдать себя ничем…
Она втянула голову в плечи и подхватила шлейф, чтобы бежать. Но голос сзади повторил, уже громче и жестче:
- Мари-Доминик! Остановись!
Дом медленно повернулась. Ноги вдруг стали ватными. Все стоявшие в часовне смотрели на неё. Отец, сестры, граф де Брие, Жан-Жак, Жерар, Пьер, Филипп, Бастьен, Ришар… В их взглядах было недоумение. И только Элиза, схватившись за сердце, в ужасе глядела то на разгневанного отца Игнасио, то на несчастную Дом.
- Святой отец, - произнес граф де Руссильон, - к кому вы обращаетесь?
- К невесте, мессир граф!
- Но… но ведь это же Флоранс, а не Доминик, падре.
- Вы ошибаетесь. - Сурово сказал капеллан. - Это именно Мари-Доминик! Прошу вас, снимите с неё вуаль и убедитесь сами!
Дом вдруг очень захотелось упасть в обморок. "Пожалуйста, Господи, позволь мне лишиться чувств! - взмолилась она так горячо, как никогда еще не обращалась к Всевышнему. - Ну почему я не могу потерять сознание и не видеть всего этого? Какой позор!.." И она крепко зажмурилась.
Отец подошел к ней, поднял вуаль… И отступил, пораженный. Дом услышала, как ахнули вместе её сестры и Пьер с Филиппом:
- Мари-Доминик!
- Открой глаза и посмотри на меня, - хриплым голосом приказал граф. - Немедленно!
Она открыла глаза. Во взгляде отца она прочитала - нет, не ярость, не бешенство… А лишь глубокое, искреннее горе, печаль, которые больше ранили сердце Дом, чем самая ужасная вспышка отцовского гнева.
- Зачем ты это сделала, дитя моё? - спросил тихо и мягко Руссильон.
Она закусила губу и замотала головой, отказываясь отвечать и чувствуя, что слезы вот-вот брызнут из глаз.