– Тим был гостем мистера Джордана в Италии во время каникул, – пояснила, обращаясь к Полу, Мег и добавила: – Ешь булочки, пока они горячие.
Джордан, казалось, ожидал какого-нибудь замечания или вопроса со стороны Пола, и когда тот ничего не сказал, бросил небрежно:
– У меня на озере Гранда прелестный домик. К сожалению, не смог провести там столько времени, сколько хотелось.
Пол скрипнул зубами. "Игра", вспомнились ему слова Лии, "неискушенная молодая женщина", "придает всему делу особую пикантность…" Ему захотелось ударить Джордана, вмазать ему прямо в это холеное умное лицо. Вместо этого он взял из корзинки булочку и заставил себя сделать несколько глотков из чашки.
– Весьма отличается, – вставил Тимоти, – от того места на Среднем Западе, где я обитаю.
Пол, не в силах сдержаться, заметил:
– Судя по тому, что писали газеты, ты не ограничиваешься одним только Средним Западом. Похоже, ты исколесил всю страну.
– Да, – учтиво ответил Тим, – у меня много дел.
У Пола застучало в висках. Он не ожидал подобной конфронтации, в которую, по существу, вылилась эта встреча, причем перевес был явно на стороне противника. Эта странная пара, Джордан с Тимоти, было больше, чем он мог вынести, особенно в его теперешнем настроении, когда ему хотелось лишь уехать и забыть о всяких проблемах и тайнах. Подчеркнуто отвернувшись от Тима, он обратился к Мег:
– А где Ларри?
– Занимается жеребой кобылой. Срочный вызов. Ты знаешь – хотя, откуда тебе знать – в прошлом месяце его ударил в колено жеребец? Видишь ли, эта конюшня… – И она начала рассказывать долгую и не очень интересную историю.
Пол слушал ее вполуха, ни на секунду не забывая о странной паре, сидевшей рядом. Тим, в своей обычной бесцеремонной манере, совершенно не вяжущейся с традиционной старомодной обстановкой, развалился на стуле и, то и дело роняя крошки, поглощал булочки одну за другой. Джордан, явно утомленный рассказом Мег, перестал слушать; его глаза сейчас, когда он был погружен в свои мысли, были как мертвые. Ужасные глаза, холодные, словно мрамор, подумало Пол. Интересно, что за мысли пробегали в эту минуту за его массивным квадратным лбом?
Наконец Мег закончила свою историю, и оба мужчины поднялись.
– Я еду в город, – сообщил Тим. – Виктор согласился подвезти меня до станции.
Оба они кивнули Полу, и Тим сказал:
– Рад был тебя повидать.
– Я тоже, мистер Вернер, – присоединился к нему Джордан.
Когда они ушли, Мег спросила:
– Ты заметил машину?
– Нет.
– Она была припаркована сбоку от дома. "Роллс-ройс" с откидным верхом. Он ездит на ней здесь, в деревне.
– Кто он такой, черт его возьми?
Его неожиданная вспышка удивила Мег.
– О, да ты, похоже, не на шутку рассержен. По правде сказать, я и сама не могу понять, что он за человек. Это его замечание о прелестном домике на озере Гранда – не верь ему. Тим говорит, что это настоящее палаццо с огромными, в несколько акров, садами, а по озеру плавает множество лебедей самых редких видов. Там все огорожено и охраняется. Без разрешения ты туда и не войдешь.
– Любопытно.
– По словам Тима, он крупный банкир или инвестор, в общем, что-то в этом роде.
– Если послушаешь речи Тима, то капиталисты, подобные Джордану, заслуживают того, чтобы их стерли с лица земли.
Мег вздохнула.
– Я знаю. Не могу понять, что его связывает с Виктором Джорданом. Я спрашивала его об этом, наверное, миллион раз, но он лишь улыбался в ответ или, в лучшем случае, отделывался ничего не значащими фразами. Так что, в конце концов, я сдалась. Причин для беспокойства у меня и так более чем достаточно. Один Том во Вьетнаме чего стоит.
Некоторое время спустя, пообещав писать и не болеть, Пол поехал домой.
Мебель была уже в чехлах, и ценности убраны. Кейти оставалась в квартире, как для того, чтобы охранять се, пока он будет в отъезде, так и потому, что ей здесь нравилось, и это был и ее дом тоже.
– Тут для вас из цветочного магазина принесли пакет, мистер Вернер, – сказала она, когда он вошел.
Это было карликовое дерево в фарфоровом горшке. Крошечное, крепкое и изогнутое, как дерево на обдуваемом всеми ветрами морском берегу. Оно выглядело необычайно храбрым и очень, очень старым. К нему была приложена карточка без подписи. Но почерк был знакомым – вне всякого сомнения, это была рука Анны.
"Стойкий до смерти", – прочитал он.
Этим, он понимал, она хотела сказать ему, как ей жаль, что она с ним не едет. Как жаль и того, что она не ушла к нему тогда, многие годы назад. От того могло разорваться сердце, что почти и случилось! Ну что же, так тому и быть. Осторожно он убрал карточку в конверт и положил в бумажник.
Он должен был отплыть на "С.С.Юнайтед Стейтс", в последний раз пересекавшим Атлантику. На дворе был 1969-й, и наступила эра реактивных самолетов. Это был последний рейс огромного быстроходного парохода, как, возможно, и его собственное последнее путешествие. Кто знал? Пока ты жив, каждый новый день – как подарок судьбы и может стать подлинным сюрпризом.
14
Взгляд Тео обратился к незаконченной странице. Его почерк оставлял желать лучшего, но все же он был вполне разборчив. Давая руке небольшой отдых, он выпил чай из чашки, которую Айрис поставила ему па стол перед тем, как уйти в школу на встречу с родителями. Ее не будет, по крайней мере до десяти часов вечера, так что времени у него более чем достаточно, чтобы закончить свое ежемесячное послание Полу.
Тео вздохнул. Хотя его и связывала сейчас с Полом общая тайна, у них, как в прошлом, так и в настоящем, не было ничего общего, и нередко он подолгу ломал голову над тем, что бы такое ему написать. Понимая, однако, что Пола главным образом интересовала Айрис, он старался сообщить ему о ней как можно больше.
"…огромных успехов в школе, – продолжал он. – Похоже, она действительно изучает каждого своего ученика. Так, у нее в классе была ужасно толстая девочка, над которой дети всячески издевались. Айрис пригласила к себе ее родителей и высказалась в том плане, что с этим что-то нужно делать. Результат превзошел все ожидания…"
Порыв зимнего ветра потряс стекла. Дождь за окном лил как из ведра, и по контрасту дом должен был бы казаться уютным и теплым, но он словно бы стал еще меньше и мрачнее. Как всегда, при мыслях о доме, которые он всячески скрывал от других, Тео вспомнились стены из стекла и снежный пейзаж, и он вновь почувствовал себя здесь, как в тюрьме.
Они жили здесь уже год. После несчастного случая прошло более полутора лет. Иногда ему казалось, что все это было в далеком прошлом: операционная, толпящийся в приемной народ, просторный дом, толстый бумажник… Заставив себя встряхнуться, он вернулся к письму.
"С трудом верится, что всего через два года Джимми станет врачом. Нам бы, конечно, не хотелось, чтобы в таком молодом возрасте он был уже связан с одной-единственной девушкой, но по крайней мере человек она чудесный и очень упорный. Они оба весьма серьезные люди.
Точно такая же и Лаура. Хотя с первого взгляда в это трудно поверить – она такая модница… – Он чуть было не написал "и Анна всячески ее в этом поддерживает", но вовремя остановился. В высшей степени бестактно напоминать ему об Анне или о том, что Лаура была ее точной очаровательной копией. – …Она постоянно окружена поклонниками; большинство, на первый взгляд, кажется довольно симпатичными. Но слишком уж их много. Хотя при ее внешности другого, очевидно, и нельзя ожидать. Во многих отношениях она сильно повзрослела за этот год. Серьезно думает о том, чтобы посвятить свою жизнь защите окружающей среды и проводит все дни на воздухе, почти не бывая дома. Щенок колли, которого она подобрала в лесу, уже в два раза больше нашего старого пуделя и занимает почти полкухни, но ни у Айрис, ни у меня не хватает духу, чтобы отказать ему от дома".
Авторучка Тео застыла в воздухе. На мгновение перед его мысленным взором возник Пол, читающий это письмо. Штерны были, по существу, его семьей, единственной, какая у него была, и ему, несомненно, хочется знать все, что у них происходит – как хорошее, так и плохое. Решительно он продолжил:
"Стив постоянно присутствует в наших мыслях. Уже несколько месяцев мы не получаем от него писем, хотя он, как и прежде, продолжает время от времени присылать открытки Джимми. Нам известно, что живет он в прекрасном месте, и они в этой его коммуне ни от кого не зависят, производя все необходимое сами. Стив отвечает за яблоневый сад. И хотя Айрис говорит, что все это звучит вполне мирно, я вижу в этом лишь обычное затишье перед бурей. Я тревожусь за него сейчас даже больше, чем в тот ужасный день, когда он был арестован в Чикаго".
Тот ужасный день… Казалось, все они, и Айрис, и он, и дети, ехали в машине по сравнительно гладкой дороге, не ожидая чего-либо более серьезного, чем легкая тряска на неизбежных ухабах, как вдруг в машине отказали тормоза и, съехав с дороги, она ринулась по крутому горному склону вниз. Через некоторое время она с грохотом остановилась, и все они выбрались из нее, хотя живые и невредимые, но находящиеся в состоянии шока, не такие, какими они были до этой катастрофы.
В комнату вошла собака, большой неуклюжий щенок колли, найденный в лесу Лаурой, и, приблизившись, положила голову Тео на колено. Он наклонился и почесал у пса за ухом.
– Что, одиноко, старик? Хочется ласки, не так ли?
В преданном взгляде колли, казалось, появилось понимание, и мгновение человек и собака с одинаковой грустью и любовью смотрели друг другу в глаза. Да, подумал Тео, мне знакомо это чувство.
Мы живем здесь с Айрис под одной крышей, работаем вместе и вместе отдыхаем. Как культурные люди, мы разговариваем с ней, не повышая голоса, по-дружески, и добры друг к другу. Она ко мне неизменно внимательна, не забывает принести вечером чашку чая, когда я работаю. А когда она проверяет тетради, я отвечаю на телефонные звонки и стараюсь поддерживать в домр тишину и порядок. Мы доверяем друг другу. Мы…
Тео вдруг захотелось написать об этом, излить на бумаге всю свою тоску и жажду вновь обрести ту страсть и красоту, которые они оба с ней когда-то знали, крикнуть: "Между нами стена, рухнет ли она когда-нибудь? Ответьте!"
Вместо этого он написал: "Вот пока и все наши новости и мне нечего больше сказать, кроме слов благодарности за вашу удивительную доброту, которые я никогда не устану повторять". В завершение он пожелал Полу доброго здоровья и хорошего отдыха и поставил внизу свою подпись.
В высокой величественной гостиной Пол с наслаждением пил уже вторую чашку кофе с пирожными. Ровный ветер с озера слегка колыхал красные шелковые занавеси. Он нес с собой сильный пряный аромат. Камелии, мелькнула у Пола мысль, или розы?
Допив кофе, он отодвинул в сторону чашку и вновь обратился к почте; он уже прочел письмо Тео, но, боясь что-нибудь упустить, решил просмотреть его снова. Тео выражал свои мысли четко, на прекрасном английском, которым он владел сейчас, пожалуй, лучше многих коренных американцев. Но, главное, он, казалось, точно знал, что интересовало Пола – к сожалению, он пока ничего не сказал о том, что у него с Айрис все великолепно, хотя больше всего Пол желал услышать именно об этом. Но, упрекнул он себя, слишком уж многого он хочет. Разве было что-нибудь совершенным на этой земле?
Описание детей, однако, было настолько четким и подробным, что порой начинало казаться, будто он действительно их знает. Серьезный уравновешенный Джимми, похоже, не доставлял родителям никаких хлопот. Филипп был веселым, жизнерадостным ребенком, но вот Стив… Пол вернулся к письму.
"Не получаем от него писем… лишь обычное затишье перед бурей… Я тревожусь за него сейчас даже больше, чем в тот ужасный день, когда…"
Пол на мгновение оторвался от письма. Он и сам тревожился за Стива. Да, нелегко приходится родителям в эти дни. Но, возможно, им всегда нелегко? К сожалению, он никогда этого не узнает.
Он обратился к более приятным словам о Лауре: "…Постоянно окружена поклонниками… слишком уж их много… при ее внешности другого, очевидно, и нельзя было ожидать…"
Прочтя последнюю фразу, Пол улыбнулся. Он представил, как говорит это Тео, притворно вздыхая. Несмотря на их недолгое знакомство, у Пола было такое чувство, будто он знает Штерна всю свою жизнь, как если бы они были родственниками… Хотя, конечно, они и были ими сейчас…
Отложив письмо, он откинулся на спинку стула и обвел взглядом комнату. Обставленная резной мебелью, с мозаичным в цветочек полом и массивной серебряной утварью, она вполне могла быть названа "элегантной", и, однако, не было никакого противоречия в том, чтобы назвать ее также простой, так как все в ней служило своему прямому назначению. За исключением, пожалуй, картин, подумал Пол, хотя многие люди, и он в том числе, сказали бы, что искусство стоит в одном ряду с самыми насущными потребностями человека. Действительно, он предпочел бы, вероятно, сидеть на голом полу, чем лишился бы искусства в какой бы то ни было форме. Как прочитанные в детстве книжки стихов в потрепанных знакомых обложках были друзьями, так друзьями были и картины. Он не жалел тех денег, которые на них тратил. Когда-нибудь эти картины украсят собой залы музеев, которым он завещает их после своей смерти, а пока он давал таким образом художникам возможность заработать.
Пол вышел из-за стола и направился к террасе. Проходя через примыкающую к столовой такую же просторную, с высоким потолком комнату, он на мгновение остановился. В своем предыдущем письме Тео прислал фотографию семьи па фоне, как предположил Пол, заднего двора нового дома. Дом был небольшим и, должно быть, весьма скромным по сравнению с тем, в котором они жили раньше. Он отдал фотографию увеличить, и теперь она стояла на пристенном столике вместе со стопкой книг и другими семейными фотографиями, так как здесь, где у него почти не было знакомых, ничто не мешало ему выставлять открыто все, что он хотел. Ему не было никакой нужды изучать лицо Айрис; он знал сейчас каждую его черточку. В последнее время, глядя на ее лицо, он испытывал в душе смутную тревогу, и сейчас, вспомнив слова Тео, почувствовал легкую грусть. Он ей не нравился. Он вызывал у нее неприятное чувство. Пол отвел глаза от серьезного, задумчивого взгляда.
На фотографии были также изображены двое сыновей. Будущий врач полностью соответствовал описанию, которое дал его отец. При взгляде на мальчика на ум сразу же приходили эпитеты: "славный" и "типично американский". Младший из братьев, держащий в руке бейсбольную биту и рукавицу, выглядел прелестно. И девушка – в словах Тео не было никакого преувеличения – была настоящей красавицей.
От нее взгляд Пола обратился к той, другой красавице, столь на нее похожей. Это с загнутыми углами фото, сейчас увеличенное, было сделано ее собственным фотоаппаратом давным-давно перед обелиском, в парке за музеем. Рядом с этим снимком он поставил фотографию Ильзы. Какой контраст! Одна нежная, как только что распустившийся бутон, с роскошными, распущенными по плечам волосами и мечтательными, почти золотистыми глазами; и другая – строгая, волевая, с искренним прямым взглядом, гладко причесанными черными волосами и легкой насмешливой улыбкой, едва трогавшей губы. Фотография была сделана в Израиле.
Две любви, размышлял он, одна, которую он так хорошо знал, полна тепла, сердечности и упрямства, и другая, которую он знал – как? В исчезающих мимолетных воспоминаниях, тоске и фантазиях…
Не было никаких причин, почему человек не мог любить сразу двух женщин, не так ли, даже если одна любовь и накладывалась на другую, внося некоторую путаницу? Вне всякого сомнения. И он мог также немного негодовать на них обеих в одно и то же время. Жаль, что ни одной из них не было с ним рядом сейчас, в такое прекрасное, совершенное утро.
Пол выпрямился и посмотрел на себя в висевшее над столиком зеркало. Высокий, стройный, даже без намека на лысину, он вполне еще мог сопровождать на ужин хорошеньких женщин, вполне способен еще наслаждаться жизнью и, если Господь пожелает, продолжит так до конца. Если Богу будет угодно…
Выйдя на террасу, он сел почитать "Геральд Трибюн" и "Мессаджеро". Итальянский язык давался ему без особого труда. Приятно было заставлять, как в молодости, мозг усиленно работать, изучая что-то новое; итальянская грамматика не из самых легких. Он также начал брать уроки игры на виолончели. Когда-то он играл на ней, хотя и не особенно хорошо, но ему нравился ее протяжный заунывный звук. Был полон решимости совершенствоваться в игре на этом инструменте, как был полон решимости стать настоящим итальянцем, пока жил здесь. В противном случае не было никакого смысла сюда приезжать: дома полно прекрасных теплых мест, где он с таким же успехом мог сидеть на террасе и смотреть на воду.
Сегодня он приглашен на свадьбу. Племянница его римских друзей должна обвенчаться в деревенской церкви, после чего состоится прием в старинном величественном отеле, под резными потолками и хрустальными люстрами. Снаружи, на садовых дорожках, тщательно разровняют гравий, и расставленные вокруг пастельного цвета зонты затенят маленькие железные столики и изящные стулья. По дорожкам с веселыми криками будут бегать мальчики и девочки в ярких костюмчиках и платьицах. Здесь подобные события были семейным торжеством, открытым для гостей всех возрастов. Будет играть музыка, и он пойдет танцевать полный благодарности за то, что его пригласили.
На склоне, прямо под каменной балюстрадой, младшая дочь садовника срезала розы. В следующее мгновение она поднялась по ступеням, прижимая к видневшимся в вырезе блузки белым грудям, меж которых на тонкой золотой цепочке висел золотой крестик, целую охапку цветов. Через год она совсем расцветет, и вокруг нее, как пчелы вокруг улья, будут роем виться молодые люди. И если ее не соблазнит городская жизнь, она быстро выскочит за одного из них, нарожает ему кучу детей, и скоро станет такой же толстой, как мать.
Случайность! Все в твоей жизни… хотя, пожалуй, не все… но большая часть, по крайней мере то, где ты родился и от кого, было делом случая. Если твои предки были сильнее и умнее, или просто удачливее, твое положение будет отличным от положения тех, чьи предки таковыми не являлись. Как при игре в кости, думал он. Мне крупно повезло, что я сижу сейчас здесь, наслаждаясь и этим бризом, и видом этой девушки с охапкой роз, и озером внизу, таким же темно-синим, как и небо у меня над головой.
Из-за угла дома выскочил его коричнево-белый спаниель, и, подбежав, лизнул в руку. Никогда, с самого раннего детства, у Пола не было собаки, так как он – но, главным образом, Мариан – считали, что в городской квартире собаке не место. Но это было полнейшей глупостью. Прямо напротив их дома находился парк, где собака могла бы прекрасно резвиться, так что этого он возьмет с собой, когда будет возвращаться. Только вот когда это будет? Вероятно тогда, когда ему здесь надоест. Однако Пол не ограничивал себя какими бы то ни было сроками. Я заслужил этот отдых, сказал он себе, словно оправдываясь, и тут же мысленно подивился этому невесть откуда возникшему в нем чувству, которое заставило думать, что ему надо в чем-то оправдываться.