Мода на Китай окончилась с Великой французской революцией. Китаемания как садовое искусство, как искусство внутренних интерьеров была символом знати и богатой буржуазии; революция вырвала социальный фундамент у китаемании. Гегель писал: "История Китая не развивается сама собой… Мы имеем дело со старейшим государством с отсутствием прошлого, государством, которое сегодня так же существует, как и в старые времена. Китай не имеет истории".
Гегель, Монтескье выделяли в устройстве Китая только одну его сущностную черту – деспотию. Не случайно именно так будет в последствии восприниматься все, что лежит на Востоке – через призму отношений иерархии, насилия, несводобы, какие мыслители революционной поры и XIX века видели в Китае.
В России никогда не было такой "любви-ненависти" к Китаю. Это было обусловлено целым рядом факторов, в том числе географических. Две страны граничат друг с другом, и это определяет чувства соперничества, подозрительности и настороженности, какие только бывают у соседей, тесно соприкасающихся друг с другом. Вилли Бергер, безусловно, прав, когда пишет: "Что касается русско-китайских отношений, то они отличались от европейских, во-первых, тем, что они единственные были не морскими, а по суше, и, во-вторых, они были отмечены непосредственно географическим соседством двух огромных держав, которое всегда были обусловлено недоверием, возникшим из-за завоеваний монгольских войск Золотой орды и остаются в политическом отношении латентно напряженными вплоть до наших дней, временами перерастая в кроваво враждебные".
Н.А.Самойлов очень точно указывает, что "увлечение "китайщиной" началось в России с Петра Великого. Находясь в Голландии, Петр видел большое количество китайских и японских фарфоровых изделий повсюду, даже в домах простых людей. Русские посещали фарфоровый кабинет замка Шарлоттенбург в Берлине, китайские комнаты во дворце Шенбрунн в Вене, а в 1716 г. российский император любовался лаковыми комнатами замка Розенберг в Копенгагене. Именно после возвращения из Дании у Петра I появилась идея создания подобного лакового кабинета в России. По его инициативе русские живописцы из адмиралтейского ведомства начали работы по созданию "китайского кабинета" во дворце Монплезир в Петергофе". Именно поэтому в 1991 г., организуя выставку "Петр I в Западной Европе", ее устроители в Бремене подобрали для показа значительное количество китайских сокровищ, виденных в свое время Петром прекрасных изделий из фарфора, которые до сих пор бережно хранятся в музеях Гамбурга и Бремена.
И здесь также одна из причин, почему так много иностранцев на русской службе оказалось вовлеченными в китайскую политику России.
Поразительны судьбы этих иностранцев. Ни один из тех, кто принял предложение царя остаться в России и служить ее дальневосточным интересам, не был человеком из "ниоткуда", все они боролись и противостояли своей судьбе, все они были исполнены стремлений к лучшему, к тому, чтобы быть первыми, выделиться, добиться того, чего они сами желают. Шведа Ланга, оказавшегося в русском плену, грека Николая Спафария, униженного молдавским господарем, датчанина-голштинца Избранта Идеса объединяло то, что они были деятельными, неутомимыми, жадными до нового, умевшими брать на себя ответственность и выполнять порученное. Это были люди дела – вот что привлекало в них русских императоров. Они были другими, не такими, как свои.
Российские императоры и знать увидели Китай их глазами. И как всякое первое впечатление, оно надолго оказало свое воздействие на государственный курс в отношении соседа.
Китай открыли западноевропейцы, они обосновались там, первыми установили торговые связи. В истории этих отношений особую, ключевую роль сыграли христианские миссии, прежде всего миссии иезуитов, при дворе китайского императора. Россия со своими поисками путей в Китай опиралась на информацию, опыт работы в чужой стране, который накопили иезуиты. В Российском государственном архиве древних актов сохранились документы, свидетельствующие о переписке Петра I с главным патером в Пекине Стумфом Килианусом. От него царь ждет и получает сведения о далекой стране.
Именно иезуиты стали первыми толмачами и посредниками на начальных стадиях установления российско-китайских контактов, именно они переводили эти контакты в привычную для европейцев форму договоров, обучая китайцев (и русских) вести дела по правилам и обычаям Европы. Поскольку у истоков российско-китайских отношений стояли иностранцы (греки, шведы, немцы), а с китайской стороны активно действовали иезуиты, то становится ясным: первые связи между Россией и Китаем не были в чистом виде российско-китайскими, это были отношения европейцев с европейцами.
В своей книге Идес и Бранд упоминают трех иезуитов, с которыми они встречались в Пекине: "француз Жан-Франсуа Жербийон (1654–1707 гг.); бельгиец Антуан Тома (1644–1707 гг.), вице-президент трибунала математики, а во время отсутствия Гримальди – президент, т. е. главный астроном китайского двора; португалец Томас Перейра (1645–1708 гг.) музыкант, в последующем был c Жербийоном в Нерчинске. Филипп-Мария Гримальди (1639–1712 гг.) был представителем итальянского аристократического рода, давшего Генуе не одного правителя. Гримальди находился на посту придворного математика и астронома, как до него иезуит Вербиест до него, и забавлял китайского императора Канси гидравлическими механизмами и оптическими эффектами".
Нельзя не согласиться с исследователями, что "участие иезуитов в ранних русско-китайских дипломатических отношениях – поразительный исторический феномен. Иезуиты, преследуемые в обеих странах, сыграли роль посредников в чрезвычайно важных дипломатических миссиях между этими двумя великими державами". Действительно, во всех русско-китайских переговорах второй половины XVII – первой половины XVIII веков иезуиты принимали самое деятельное участие.
Однако, как показали события первых лет открытия европейцами Китая и особенно последующая колонизация страны, иностранцы не были миротворцами в этой части света. "История колонизации Китая – одна из позорнейших страниц мировой цивилизации".
Китай стал со временем ареной противоборства европейских держав. За его богатства стали сажаться самые разные нации, в том числе и Россия. Это соревнование, в котором призом были просторы страны, трудолюбивое население, произведения искусства и ремесел, начали португальцы, к ним подключились англичане, французы, итальянцы, немцы… Россия, видя этот пример, не могла отстать, она участвовала в гонке на этой дистанции. И способствовала тем самым общим процессам единения мира – драматическим, стоившим многих жизней, имеющих проекцию на сегодняшний день.
Первые русские контакты с Китаем
Движение России на Восток – это подвиг первопроходцев. Героями на этом пути были Ермак, Ерофей Хабаров, Геннадий Невельской, Семен Дежнев.
Удивительно, но государственные, официальные посланцы царей исследователями не рассматриваются как первопроходцы. Между тем эти посольства, открывшие для России соседнюю неизведанную страну, никак нельзя отделить от истории освоения огромного края. Лишь О.И.Пожидаева смогла в целом рассмотреть эпоху первых русско-китайских контактов, на основе ее работы можно представить их хронику.
• В мае 1618 г. из Томска с целью найти дорогу в Китай и установить с китайской стороной добрососедские отношения направился отряд казаков во главе с Иваном Петлиным. Этот поход увенчался успехом: казаки не
только дошли до Пекина, но и встретились с китайскими чиновниками. Впрочем, с политической точки зрения визит русских в Поднебесную не был плодотворным: китайский император не удостоил русских казаков аудиенции.
• По прошествии малого времени в Китай было направлено официальное посольство, возглавляемое Федором Байковым. Впервые русский царь направил в Поднебесную официальное приветствие. Вышедший из Тобольска 25 июня 1654 г. отряд добирался до границ Китая почти год, а затем несколько месяцев ждал приема со стороны китайских властей.
• Летом 1643 г. В.Д.Поярков и его экспедиция по рекам Алдан, Учур, Гонам, перевалив Становой хребет, достигли Зеи и Амура, оставив описание жизненного уклада народов Приамурья.
• В 1648 г. С.И.Дежнев из устья Колымы по Тихому океану достиг пролива между Азией и Америкой. Это открытие потребовало подтверждения со стороны экспедиции под командованием В.Беринга.
• Поход 1649–1653 гг. Ерофея Павловича Хабарова в Приамурье привел к русскому подданству измученных набегами маньчжуров эвенков и другие малочисленные народы. В 1650 г. на месте небольшого даурского города первопроходцами был основан Албазинский острог, названный в честь даурского князя Албазы.
• С 1655 г. начинается активное заселение Приамурья. Этот же год считается годом создания Амурского казачьего войска. В 1655 г. по указу Алексея Михайловича статус воеводства получает Нелюцкий острог, переименованный в 1659 г. в Нерчинский и получивший в том же году статус города.
Несмотря на пограничные контакты, на известия, получаемые в России о Китае и в Китае о России благодаря иезуитам, никаких дипломатических связей, свидетельствовавших о государственном характере отношений, не существовало. В 1670 г. правитель цинского Китая Канси (Контайши) направил Алексею Михайловичу грамоту, предлагая установить дружеские посольские и торговые отношения. В ответ русское правительство направило в Поднебесную посольство во главе с Николаем Спафарием (Милеску Николае Спэтарул). Его целью было упрочить завоевания российских казаков на Востоке.
Молдавский боярин греческого происхождения Николай Гаврилович Спафарий родился в 1635 г., получил образование в Константинополе и в Италии, овладел эллинским, новогреческим, турецким, арабским, румынским, русским, латинским, итальянским языками. Спафарий-Милеску служил у молдавского господаря, но неудачно участвовал в политических интригах; в наказание за это по приказу господаря ему отрезали нос. Униженный, ставший фактически инвалидом, он бежал сначала в Валахию, затем в 1671 г. в Россию, где получил место переводчика в Посольском приказе.
По повелению российского царя Алексея Михайловича Спафарий в 1675 г. был отправлен в Китай. В Пекин его миссия прибыла 15 мая 1676 г. Китайцы встретили посланцев царя с подозрением. От посланника требовали передать в "мунгальский приказ" (министерство иностранных дел) привезенные Спафарием царскую грамоту и подарки. Но тот твердо отвечал, что "такое домогательство противно обыкновению, существующему у всех европейских дворов".
Резоны китайцев описал историк С.М.Соловьев: "Ему (Спафарию – авт.) объяснили начало обычая: "В старых годах из некоторого государства был у нас посол, даров с собой привез очень много и словесно объявил всякую дружбу и любовь. Наш богдыхан, обрадовавшись, тотчас велел посла и с грамотою взять перед себя; но как начали читать грамоту, оказалось в ней большое бесчестье богдыхану, да и сам посол начал говорить непристойные речи. С тех пор постановлено: брать прежде грамоту у посла и прочитывать, и, смотря по грамоту, богдыхан принимает посла или не принимает".
Китайцы настаивали, говоря, что только после "изучения" иностранных грамот будет приниматься решение, допустят ли посланца к богдыхану или его вышлют из страны. В этих спорах прошло 20 дней. И все это время Спафарий и его свита находились запертыми в предоставленном им доме, под стражей. В конце концов договорились, что царскую грамоту с переводом и подарки русский посланец принесет во дворец и положит в условленное место.
Ссылаясь на французский источник, Д.Н.Бантыш-Каменский так описывает последовавшую церемонию:
"5 июня посланник привез грамоту и подарки во дворец и у самого въезда сошел с лошади подле столба, на котором было написано имя богдыханово; потом, прошедши несколько дворов, в сопровождении своей свиты, вступил в палату, положил грамоту на четвероугольном возвышении, покрытом желтою каймой и окруженном китайцами, а подарки на разные столы. Исполнив сие, не говоря ни слова с ближними людьми богдыхана, возвратился на свою квартиру".
К этому моменту Спафарий уже установил связь с иезуитами у трона китайского императора. Узнав, что русский посланник владеет латынью, император Канси назначил Вербиеста переводчиком переговоров. От него Спафарий узнал, что служба иезуитов при троне китайского императора нелегка. Федринанд Вебриест, как уточнял С.М.Соловьев, "родом из испанских Нидерладнов", говорил Спафарию: "Рад царскому величеству для христианской веры служить и о всяких делах радеть; только жаль мне, что от такого славного государя пришло посольство, а китайцы варвары, и никакому послу чести не дают; подарки, которые присылают к ним от других государей, называют и пишут данью, и в грамотах своих отвечают, будто господин к слуге; говорят, что все люди на свете видят одним глазом, и только они, китайцы, двумя".
В словаре Д.Н.Бантыш-Каменского приводится другая версия переговоров, будто богдыхан, прочитав перевод с грамоты русского царя, сказал своим приближенным: "К отцу моему и моим предместникам таких грамот от белого царя не бывало; надобно беречь оную в казне как самое доброе дело".
Николай Спафарий вывез из Китая самые тяжелые впечатления: "В торгу таких лукавых людей во всем свете нет, и нигде не найдешь таких воров: если не поберечься, то и пуговицы у платья обрежут; мошенников пропасть!".
В своей "Книге, в ней описание первой части Вселенной, именуемой Азия, в ней же стоит Китайское государство" нашли отражение встречи с иезуитами в Пекине:
"Почтем за важное описать китайских советников, которые при дворе богдыхановом за первейших лиц почитаются, то иезуиты-латыняне. В Китае иезуиты поселились с давних времен. То чудно, но истина…
Иезуит Адам Шаль покорил сердце китайского богдыхана мудростью своего ума: иезуит так учен, что безошибочно говорит о будущих солнечных и лунных затмениях, угадывает погоду, составляет календари-леточислители, отливает для китайской ратуши пушки. Богдыхан поставил его главой математического трибунала: в Китае этот чин столь велик, что почитать его потребно превыше самого первейшего князя.