В начале декабря мы попрощались с Мальтой. А незадолго до Рождества, возвращаясь туманной лунной ночью в Алжир, мы обнаружили, что следуем в двух милях от другой субмарины, которая тоже держит курс на запад. Рассмотрев нашего неожиданного попутчика в бинокль, мы поняли, что рядом итальянская подводная лодка. Неожиданно с нее просигналили нечто непонятное. Ламби решил ввести врага в заблуждение. Он вызвал на мостик сигнальщика и приказал просемафорить ответ: бессмысленный набор символов. Итальянец, вероятно, был изрядно озадачен, но побоялся показаться некомпетентным и снова начал передачу. Мы ответили только что выдуманным итальянским названием, и сигналы прекратились.
– Вызови его еще раз, – приказал Ламби.
– Что ему передать, сэр?
– Все, что придет в голову.
– Есть, сэр.
Прислушавшись к щелканью триггера, я понял, что он передает одно за другим отборные ругательства. Далеко не каждому в военное время удается высказать в лицо врагу все, что ты о нем думаешь. Этот матрос решил не упускать уникальную возможность. Ситуация стала напоминать специально разыгрываемую комедию. Все стоящие на мостике принимали отчаянные усилия, чтобы не расхохотаться. Итальянец снова принялся сигналить что-то непонятное, и мы заметили, что он меняет курс, намереваясь идти к нам.
– Все вниз! – скомандовал Ламби. – Будем атаковать!
Мы скатились вниз и через минуту опускались под воду. Капитан начал искать врага в перископ. Но при прохождении через многочисленные линзы перископа свет частично рассеивается и теряется, поэтому обнаружить силуэт вражеской лодки ему удалось лишь через несколько минут. Итальянская субмарина шла медленно; судя по всему, ее капитан недоумевал, куда мы пропали.
Но прежде, чем мы вышли на атакующую позицию, капитан потерял из виду противника и больше не сумел его обнаружить. Надо полагать, у нашей несостоявшейся жертвы пробудился инстинкт самосохранения и лодка спряталась на глубине. А жаль.
Глава 7
ДОМОЙ!
В бухту Алжира мы прибыли в рождественское утро 1942 года, облачившись в белую тропическую форму и горя желанием увидеть новую экзотическую страну. Щурясь от палящего солнца, мы разглядывали белые городские дома и виллы, разбросанные по склонам холмов. Вскоре мы увидели знакомый силуэт "Мейдстоуна", только что прибывшего из Гибралтара. Мы передали опознавательные сигналы и немедленно получили ответ: "Добро пожаловать в Алжир! С Рождеством! Все увольнительные на берег отменяются!" Мы были потрясены такой негостеприимной встречей, но причина этого вскоре выяснилась. За день до нашего прибытия был убит адмирал Дарлан, и никто не знал, как воспримут эту новость местные французы. К счастью, ничего особенного не случилось, и к вечеру нам было разрешено сходить на берег.
На берегу меня ожидала волнующая новость. Оказывается, меня отзывали в Англию для учебы на командирских курсах. Такой же приказ получил Тони Спендер, с которым мы когда-то вместе проходили первичную подготовку. Мы должны были отправиться домой на крейсере, отход которого ожидался через несколько дней. Произведя несложные подсчеты, мы поняли, что в Англии у нас будет не больше двух свободных дней до начала учебы. У Спендера появилась блестящая идея. В течение последних месяцев он был старшим помощником на субмарине "Р-219", выполнявшей некоторые особые поручения американцев. В октябре они доставили в Алжир генерала Марка Кларка, прибывшего на тайную встречу с представителями Жирода, а через несколько дней благополучно вернули обратно. Затем они приняли на борт самого генерала Жирода, бежавшего из Франции, и высадили на гидроплан, который позже доставил генерала в Гибралтар к Эйзенхауэру. Через своих новых американских друзей Спендер связался с пилотом "летающей крепости", которая вылетала в Англию через три дня, и договорился, что нас возьмут на борт пассажирами. Наши командиры были в ужасе. В те дни воздушный транспорт считался слишком опасным для перевозки пассажиров: за последнее время очень много высокопоставленных военных погибли именно во время воздушных перелетов. А разве не сказал недавно Черчилль, что один командир подводной лодки стоит миллиона фунтов стерлингов? Барни Фоукс, который был слишком занят, чтобы спорить, заявил, что предпочитает ничего не знать о наших планах. Мы быстро собрали вещи, и я распрощался с "Сарацином", его капитаном и командой.
Через несколько месяцев "Сарацин" забросали глубинными бомбами в районе Сицилии. Лодка получила серьезные повреждения и была вынуждена всплыть. Экипаж покинул корабль и сдался. Ламби до последней минуты оставался в посту управления и сам затопил лодку. На мостик он успел выбраться в самый последний момент.
На следующий день Спендер и я явились на американский аэродром в районе Алжира. Недавно прошли дожди, и все поле, кроме взлетных полос, представляло собой сплошное болото. В нескольких местах это болото пересекали узкие автомобильные дорожки, по которым мы пробирались с немалым трудом, разыскивая американских друзей. Мы обнаружили их в самом дальнем углу поля, уныло сидящих возле шасси гигантского самолета. Оказывается, отказал один из двигателей левого борта, механик возился с ним уже два часа и был настроен весьма пессимистично. Да и прогноз погоды, полученный из Гибралтара, не внушал оптимизма. Ожидалась низкая облачность и плохая видимость. Но даже если двигатель отремонтируют, в чем у летчиков были большие сомнения, нам следовало ждать важного пассажира, время прибытия которого было неизвестно. Снова начался дождь, и остаток дня мы провели, бесцельно слоняясь по грязи. К вечеру погода не улучшилась, об ожидаемой VIP-персоне ничего не было слышно, двигатель не отремонтировали. Пришлось нам собирать пожитки, возвращаться в Алжир и заняться поисками ночлега. Мы решили не возвращаться на "Мейдстоун", где над нами все будут смеяться, да и начальство может передумать и не разрешит лететь. Мы договорились о ночлеге на одном из торговых судов и неплохо провели вечер в баре. Позже выяснилось, что инстинкт нас не подвел. На "Мейдстоун" поступило сообщение о том, что в Гибралтар мы не прибыли; оно вызвало настоящую панику. Никто не знал, что случилось: самолет разбился по дороге или не вылетел. К счастью, мы об этом не знали.
Мы рано позавтракали и долго ждали машину, которая должна была отвезти нас на аэродром. Небо было плотно затянуто облаками, до которых, казалось, можно дотянуться рукой. Когда часом позже мы добрались до аэропорта, то смирились с мыслью о неизбежном возвращении на "Мейдстоун". К нашему удивлению, когда мы подъехали к "летающей крепости", все ее двигатели ровно гудели. Более того, прогноз погоды из Гибралтара оказался благоприятным, а VIP-пассажир позвонил и сообщил, что прибудет к самолету в течение часа. Через полчаса подъехала машина, из которой вышли капитан (я забыл его имя) и генерал Браунинг, который позже командовал военно-воздушными силами в Арнгеме, а сейчас прибыл с тунисского фронта. Мы сели в самолет, пилот медленно вырулил в начало взлетной полосы, рев моторов стал сильнее, самолет набрал скорость и оторвался от земли.
Генерал и капитан расположились в хвосте самолета, а Спендер и я сидели в кабине пилотов, с которыми уже познакомились и нашли общий язык. Сначала мы летели вдоль африканского побережья, затем круто повернули на юг и оказались над голубыми водами Средиземноморья.
Через несколько часов штурман объявил, что мы близки к цели, и принялся высматривать наземные ориентиры.
– Приехали, – сказал он и указал на появившийся в туманной дымке скалистый полуостров.
Пилот начал снижаться. Спендер и я смотрели на открывшуюся перед нами картину во все глаза, затем в полном недоумении взглянули друг на друга. Скала, к которой мы летели, имела необычную форму, совсем не ту, к которой мы привыкли, и она выдавалась на юг, а не на север. Некоторое время беспокойство боролось с хорошим воспитанием, и мы молчали. Но вскоре мы заметили вдали еще одну горную вершину и узнали знакомые контуры. Ошибки не было. Уверившись в своей правоте, мы показали штурману настоящий Гибралтар. Он нимало не смутился.
– Думаю, вы правы, – сразу согласился он, – бери на 35 градусов правее, капитан.
Так мы спасли себя и генерала Браунинга от посадки в Сеуте и интернирования в испанском Марокко до конца войны.
Посадка в Гибралтаре на "летающей крепости" – занятие не для слабонервных. Посадочная полоса тянется с востока на запад через узкий перешеек, соединяющий Гибралтар и Ла-Линеа. Во время войны ее продлили с одной стороны, соорудив насыпь в море, чтобы здесь могли взлетать и садиться "крепости". Но все равно гигантские машины должны были коснуться земли в нескольких ярдах от начала посадочной полосы, чтобы не свалиться в море с другой стороны. Мы пролетели над аэродромом, чтобы определить направление ветра, затем сделали круг над городом и зашли на посадку. Тень "крепости" гигантской рыбой скользила по голубой воде, где мы так часто купались. Восточная оконечность посадочной полосы приближалась, по нашему мнению, слишком быстро, в какой-то момент нам показалось, что мы сейчас погибнем. Но пилот оказался мастером своего дела, и через несколько минут мы уже подставляли свои улыбающиеся лица теплому солнышку.
Условившись вернуться в аэропорт на следующее утро в семь часов, мы отправились в штаб доложить о своем прибытии. Здесь на нас в полную силу обрушились волны начальственного гнева. Причем излил его на нас сам адмирал Каннингхем. Нам было запрещено лететь дальше и приказано дожидаться "Сциллу", которая прибудет в Гибралтар через два дня. Именно на этом корабле мы должны были плыть с самого начала. Так что "крепость" приземлилась на следующий день в Англии без нас.
Но мы все-таки опередили намеченный график, да еще получили неожиданную возможность развлечься по пути. "Сцилла" должна была выйти в Атлантику и направиться к устью реки Клайд вдоль северного побережья Ирландии на экономичной скорости. Но мы шли от Гибралтара только сутки, когда с "Сандерленда" заметили немца, идущего в Бискайский залив. На "Сциллу" поступил приказ из адмиралтейства перехватить судно. Мы взяли курс на северо-восток и, несмотря на плохую погоду, значительно увеличили скорость. На второй день в сумерках мы обнаружили вражеское торговое судно. Часом позже оно сумело бы уйти, растворившись в ночи. Двух снарядов хватило для того, чтобы судно остановилось и спустило шлюпки. Было решено потопить его торпедами. Два подводника-пассажира удивились и позабавились, когда первая из выпущенных по неподвижной мишени торпед прошла мимо. Вторая попала в цель и проделала пробоину в центральной части корпуса, после чего вражеское судно затонуло.
Отклонившись от установленного маршрута, "Сцилла" прибыла в Гринок на двое суток раньше графика. Спендер и я успели на ночной поезд в Лондон, намереваясь как следует использовать четырехсуточный отпуск. Хмурым воскресным вечером в середине января я прибыл в Портсмут и паромом добрался до "Дельфина". Здесь я снова встретился со Спендером и другими старыми друзьями – Майком Уиллоби, Фредди Шервудом, Филом Меем и Джимми Лондерсом. Мы все должны были научиться командовать субмаринами, но Майк был направлен на эти курсы всего через восемнадцать месяцев после начала службы на подводных лодках. Уникальный случай.
Глава 8
КОМАНДИРСКИЕ КУРСЫ
Курсы, на которых мы учились, когда-то назывались Перископной школой, а какой-то шутник переименовал их в Школу оболтусов. Теперь она официально именовалась ККК – квалификационные курсы командиров, но все мы по традиции оставались "оболтусами".
Первые две недели из шестинедельных курсов мы жили на "Дельфине" в форте Блокхауз – своеобразном бастионе на входе в гавань Портсмута. Отсюда хорошо обозревались воды Спитхе-да до самого острова Уайт. Его восточные стены омывались водами бухты, с севера он граничил с ангарами и слипами верфи Кэмпера и Николсона, на которой издавна строили яхты, а от Госпорта его отделяли не слишком чистые воды Хазлар-Крик, в котором находились субмарины, пришвартованные к бетонным пристаням у стен форта. По суше сюда можно было добраться по единственной дороге, идущей по узкому перешейку между морем и Хазлар-Крик, соединяющейся с главной дорогой на Госпорт у Хазларского госпиталя. Естественная географическая изоляция этого места в военное время была усилена постами на дороге.
Каждое утро после отличного завтрака мы, курсанты, шли к западным воротам форта, затем по дороге, подгоняемые свежим ветром с моря, поворачивали направо, проходили мимо гигантской емкости, где подводники-новички учились пользоваться аппаратами Дэвиса, и приходили в небольшое кирпичное здание, где нас учили, как вести атаку на вражеские корабли. "Учителем атаки" был тщательно разработанный и до мелочей продуманный тренажер, военная игра, позволявшая нам делать элементарные ошибки без непоправимых последствий.
Здание было двухэтажным. На верхнем этаже, куда можно было попасть по наружной лестнице, была комната для прокладки. В дальнем углу располагалась подвижная платформа с небольшим поворотным кругом в середине для вывода учебной мишени, перемещавшейся по рельсам. В противоположном конце помещения находился большой белый пластиковый стол для прокладки, разделенный на квадраты в масштабе 1000 ярдов (половина морской мили) в дюйме. Женщины из вспомогательного корпуса управляли механизмами, двигавшими цель. На стеллажах, установленных вдоль стен, красовались небольшие модели военных кораблей всех воюющих держав: линкоры, крейсеры, авианосцы, эсминцы, подводные лодки, а также пассажирские и грузовые суда. На нижнем этаже здания был в точности воссоздан интерьер атакующей субмарины. Представьте себе на минуту, что вы – зрители в этой комнате, и подошла моя очередь вести атаку.
Круглое белое помещение, где я стою, – это пост управления субмарины, хотя в действительности он выглядит иначе. Перископ ведет вверх в комнату для прокладки. Его верхние линзы пока закрыты, поскольку идет подготовка к началу атаки. Невидимый с моего места коммандер Тедди Вудворд, наш инструктор, устанавливает новую модель корабля на подвижную платформу. В процессе атаки цель медленно движется по направлению к перископу, поворачиваясь на платформе с изменением курса субмарины. Ее движения коммандер Вудворд спланировал заранее, они автоматически повторяются на столе для прокладки. Мои тактические решения также будут отражены на столе для прокладки бойцами женского вспомогательного корпуса, которые выполняют команды, отдаваемые мною по переговорному устройству.
Вокруг меня находятся другие слушатели курсов. Они ждут своей очереди вести атаку и выполняют обязанности, которыми, когда я стану командиром субмарины, будут заниматься другие офицеры. Один из них стоит рядом со мной и считывает углы и пеленги, на которые я устанавливаю перископ, он же помогает мне идентифицировать цель, поскольку у него под рукой лежат многочисленные справочники. Другой работает на "фруктовой машинке", куда вводит информацию, которую я даю ему, о пеленгах, склонении, высоте мачт и курсовом угле. Умная машина перерабатывает полученные данные и выдает сведения о действительном пеленге, курсе и расстоянии в ярдах. Эта информация будет передана штурману, который отмечает на карте ход атаки и рассчитывает скорость мишени.
Неожиданно в переговорном устройстве раздается голос, предлагающий мне начать действовать:
– Пост управления, пост управления. Вы – субмарина класса Т на патрулировании в Северном море. Курс 145. Вы готовы? Атакуйте!
– Атакую! – повторяю я для начала отсчета времени и командую: – Поднять перископ.
Теперь верхние линзы перископа открыты, что должно означать поднятие перископа. Я смотрю в окуляры и тут же узнаю знакомый силуэт пресловутого "Шарнхорста", следующего курсом прямо на меня; хотя, может быть, это торговое судно или даже субмарина, следующая под таким углом, что ее сразу невозможно опознать. Но я должен действовать. Как мне выходить на атакующую позицию?
Следующие несколько недель наши головы были заняты исключительно поисками ответов на этот вопрос. Мы проводили на тренажере много часов каждый день, руководя атакой или составляя часть атакующей команды. Мы начинали с простых атак, в которых цель шла от начала до конца постоянным курсом, после чего перешли к более сложным случаям с целями, идущими зигзагом. Иногда, если на заключительных этапах тяжелой атаки ты слишком долго не поднимал перископ, над головой можно было услышать тяжелые удары и громкий треск. Это в комнате наверху бросали тяжелые предметы на металлическое покрытие, что означало: цель протаранила тебя. После завершения каждой атаки мы шли наверх, чтобы посмотреть, потоплена ли цель, и выслушать Тедди Вудворда, производившего "разбор учений". Бывали плохие дни, когда неудачные атаки шли одна за другой. При этом и без того плохое настроение ухудшалось от мысли, что мы пока действуем в идеальных условиях: видимость превосходная, волны не заливают линзы перископа, шторм не укрывает цель завесой дождя и брызг, отсутствуют навигационные опасности, без которых не обходится при действии на небольшой глубине. Если ты проявляешь полную беспомощность в идеальных условиях, когда от твоих решений не зависит жизнь людей, а твои действия носят теоретический характер, что будет в реальной жизни? Сколько раз за время учебы я думал, что зря теряю время, и Тедди Вудворд уже убедился, что я не сумею закончить курсы, только пока скрывает это от меня!
В последний день занятий на тренажере мы получили возможность немного развлечься. В верхней комнате творилось что-то невообразимое. Цели двигались задом наперед, переворачивались, резко останавливались, а то и вовсе исчезали. Одну из атак провел сам Тедди Вудворд, причем его цель вспыхнула раньше, чем он успел произвести выстрел. А напоследок мы поменялись местами с девушками из вспомогательного корпуса: они управляли лодкой, а мы манипулировали целями. Должен признаться, что достигнутые ими результаты произвели на нас сильное впечатление.
После этого мы упаковали вещи и в сопровождении Тедди Вудворда отправились на север – в Ротси, город, расположенный в эстуарии реки Клайд. Там планировалась морская часть нашей подготовки.
Нас разместили на берегу в отеле "Гленбурн", но уже к завтраку мы были обязаны прибыть на "Циклоп". Каждое утро мы вставали, одевались затемно и отправлялись на плавбазу. Безрадостный февральский рассвет наступал, когда мы, завершив трапезу, перебирались по сходням на борт субмарины, где проходила завершающая часть нашего обучения. Это был наш старый знакомый "Морской лев". После того как я сошел на берег в Блайте, лодка совершила еще два похода в Бискайский залив под командованием Дугласа Ламберта. Она поработала на славу, и было грустно видеть сильную боевую лошадь, определенную на мирную работу. Сейчас ею командовал лейтенант Вершойл-Кемпбелл.