В тот же день, поздно вечером, в Вене был подписан приказ о частичной мобилизации армии с 28 июля. Однако этот приказ не касался войск, расположенных у русской границы: австрийцы сочли целесообразным не давать оснований России для активных ответных действий.
Предосторожность австрийцев к успеху не привела: уже на следующий день Николай II принял решение осуществить частичную мобилизацию армии - привести в боевую готовность войска четырех военных округов: Киевского, Одесского, Московского и Казанского. 26 июля к мобилизации армии приступила и Сербия.
В тот же день Бетман-Гольвег связался со своими послами в Лондоне и Париже и поручил им довести до сведения официальных властей, что военные мероприятия русских расцениваются в Германии как враждебная акция. Не остался в стороне и немецкий посол в Петербурге Пурталес. Ему поручили оповестить министра иностранных дел России Сазонова, что, если мобилизация русской армии не будет прекращена, Германия ответит мобилизацией своей армии. Выполнив поручение, Пурталес сообщил Бетману-Гольвегу, что Сазонов склонен к тому, чтобы разрядить ситуацию. Кроме того, Пурталес проинформировал канцлера, что английский и французский послы в Петербурге делают все возможное для того, чтобы удержать русских от скоропалительных действий.
Получив сообщение Пурталеса, Бетман-Гольвег проинформировал о положении дел в России австрийцев. В то же время министерство иностранных дел Англии, оперируя собственной информацией, сочло вероятным, что Россия не откажется от посредничества между нею и Австро-Венгрией, а посредниками, на взгляд англичан, могли бы стать сама Англия, а также Франция, Германия и Италия. Однако реальность такого сотрудничества была крайне мала: дипломаты, как и политики, ясно не понимали, как влияют на развитие событий планы войны, коль скоро они уже приведены в действие. Наиболее трезво сумели оценить ситуацию только Джордж Бьюкенен, английский посол в Петербурге, и Жюль Камбон, французский посол в Берлине. Бьюкенен предупредил русских, что мобилизация русской армии не только вызовет цепную реакцию, но и приведет к началу военных действий. Такого же мнения придерживался и Камбон. Однако и Бьюкенен, и Камбон были только послами, а их голоса не диктовали решения людям, наделенным верховной властью.
Отметим также: каждая из держав, вовлеченных в международный конфликт, действовала по своему усмотрению, мало координируя свои действия с попытками других стран предотвратить угрозу широкомасштабной войны. В 1914 году не существовало объединения наподобие созданной после Второй Мировой войны Организации объединенных наций, поставившей себе целью поддерживать мир и осуществлять международное сотрудничество в разрешении спорных вопросов.
И все же и в 1914 году существовала возможность преодолеть возникший политический кризис. Уже 26 июля, на следующий день после разрыва дипломатических отношений между Австро-Венгрией и Сербией, министр иностранных дел Англии Эдвард Грей предложил созвать международную конференцию, чтобы обсудить положение и разработать программу действий для урегулирования конфликта.
Однако предложение Грея одобрили лишь французы. Русские сочли более целесообразным, если удастся, вступить в переговоры с австрийцами, чтобы убедить их уменьшить нажим на сербов. В то же время Россия посчитала рациональным, чтобы послы Англии, Франции и Германии в Белграде попытались уговорить сербов проявить большую терпимость к требованиям австрийцев. Статс-секретарь германского ведомства иностранных дел Готлиб фон Ягов, узнав о предложении Грея, поддержанном французами, принял английского и французского послов и, уверив обоих в безусловной заинтересованности Германии в сохранении мира, сообщил им, что более склонен поддержать инициативу России вступить в переговоры с австрийцами, но, распрощавшись с послами, не сделал даже попытки подтолкнуть австрийцев к этим переговорам. Реакция Австро-Венгрии на предложение Грея и вовсе оказалась враждебной. Ознакомившись с инициативой министра иностранных дел Англии, Берхтольд сообщил немецкому послу в Вене, что Австро-Венгрия, для того "чтобы истребить саму мысль о возможных переговорах, объявит войну Сербии в один из ближайших двух дней".
Австро-Венгрия объявила войну Сербии 28 июля. Впрочем, военные действия начались двумя днями раньше, когда австрийцы обстреляли территорию Сербии, посчитав, что сербские войска подошли слишком близко к границе. Берхтольд добился того, к чему так стремился: начать войну с Сербией до возможного вовлечения в боевые действия других стран. Правда, за месяц, истекший после сараевского убийства, положение осложнилось, однако Берхтольд, рассчитывая на быструю победу над Сербией, надеялся, что с помощью дипломатии сумеет если не исключить, то, по крайней мере, отсрочить нежелательную реакцию других европейских стран на нужное ему время.
Необходимость быстрой победы диктовалась прежде всего ограниченными возможностями австро-венгерской армии. Детально изучив разработанный Конрадом план войны и получив необходимые пояснения, Берхтольд понял, что с сербской армией, насчитывавшей шестнадцать, дивизий, одной "Минимальной балканской группой" не справиться. Требовалось усилить эту группу войсками "Эшелона Б". Но привлечение этих войск к военным действиям против Сербии оставляло "Эшелон A" - в случае нападения России на Австро-Венгрию - без необходимого подкрепления. Однако, приняв во внимание это неприятное обстоятельство, Берхтольд все же решился начать военные действия против Сербии, полагая, что Россия не станет активно ввязываться и конфликт, а начатая ею частичная мобилизация армии - не больше чем обычная демонстрация силы в период кризисной ситуации.
Другого мнения придерживался военный атташе немецкого посольства в России. Он сообщил в Берлин, что, на его взгляд, "русские начали мобилизацию армии, чтобы вступить в войну с Австро-Венгрией, если та не откажется от войны с Сербией".
Между тем в России не ограничились частичной мобилизацией армии. Были приняты и другие меры на случай войны. Военному министру было предложено незамедлительно ускорить пополнение запасов материальной части армии, а министру финансов - изъять как можно больше русских государственных вкладов из немецких и австро-венгерских банков. А 27 июля Николай II принял решение привести в боевую готовность войска еще четырех военных округов: Кавказского, Туркестанского, Омского и Иркутского. После принятого Николаем II решения переводу с мирного положения на военное подлежала половина русских вооруженных сил. Не подлежали мобилизации лишь войска, дислоцировавшиеся близ германской границы - в Польше, Белоруссии и Прибалтике.
О частичной мобилизации армии русские, в соответствии с французско-русской военной конвенцией 1913 года, уведомили французов. Ответ поступил от военного министра Франции Мессими и начальника Генерального штаба Жоффра. И тот и другой высказались за полную мобилизацию русской армии. Их можно было понять: оба военные, они считали своей обязанностью обеспечить наиболее благоприятную расстановку сил на случай войны. Военные всегда готовятся к худшему. Худшим вариантом для русских стала бы полная мобилизация немецкой и австро-венгерской армий как ответ на частичную мобилизацию русской армии. В русском Генеральном штабе отдавали себе отчет, что проведение всеобщей мобилизации в России потребует значительно большего времени по сравнению с Германией или Австро-Венгрией. Исходя из этих соображений, начальник русского Генерального штаба Янушкевич уже 28 июля высказался за немедленную полную мобилизацию армии.
Министр иностранных дел России Сазонов поддержал предложение Янушкевича, однако после совещания с французским послом в Петербурге Морисом Палеологом посчитал целесообразным сразу после указа о полной мобилизации оповестить Австро-Венгрию, Францию, Англию и Италию о том, что предпринятая Россией акция ни в коей мере не направлена против Германии, а также просить правительства этих стран довести это разъяснение до немецких властей.
29 июля Янушкевич, после встречи с Сазоновым, позвонил по телефону царю. Начальник Генерального штаба долго убеждал Николая II, что если вероятность войны весьма высока, то следует подготовиться к ней наилучшим образом, чтобы не быть застигнутыми врасплох, и потому нельзя медлить с началом всеобщей мобилизации. Николай II одобрил предложение Янушкевича.
Решение о полной мобилизации русской армии во многом повлияло на развязывание широкомасштабной войны в Европе и стало наиболее значимым в истории Российской империи. Добавим, это решение не было вызвано острой необходимостью. Возможно, на министра иностранных дел России Сазонова, поддержавшего инициативу русского Генерального штаба объявить полную мобилизацию армии, повлияла военная акция Австро-Венгрии, чьи канонерские лодки в ночь на 29 июля обстреляли Белград. Но бомбардировка не причинила городу существенного вреда, а возведенная еще турками крепость Калимегдан, стоящая на возвышенности у слияния Дуная и Савы, и вовсе не пострадала.
Однако сама по себе война на Балканах России, по существу, ничем не грозила. Как ни была мала сербская армия, даже по оценке самих австрийцев, для того чтобы разгромить сербов, им следовало привлечь к боевым действиям почти половину австро-венгерской армии ("Минимальную балканскую группу" и "Эшелон Б"), а нападать на Россию одним "Эшелоном А" было явно бессмысленно. Кроме того, война с Сербией вряд ли бы стала для австро-венгерской армии легкой прогулкой, а победа, если бы и пришла, то не в те молниеносные сроки, о которых толковали Берхтольд и Конрад. Вступив на территорию Сербии, австро-венгерским войскам пришлось бы не только преодолевать упорное сопротивление неприятеля, но и считаться с рельефом местности. Горы, леса, реки и бездорожье не способствуют быстрому наступлению. Когда в 1915 году на Сербию с трех разных сторон напали войска Германии, Австро-Венгрии и Болгарии, понадобилось два месяца, чтобы сломить сопротивление сербской армии.
Исходя из этих соображений, Россия для обеспечения собственной безопасности вполне могла ограничиться частичной мобилизацией армии. Общая мобилизация вела к полной мобилизации и других европейских армий, а значит - и к европейской войне. Рейхсканцлер Германии Бетман-Гольвег, опасавшийся военных приготовлений России, уполномочил немецкого посла в Петербурге предупредить Сазонова, что "русские мобилизационные мероприятия могут вынудить немецкие власти ответить аналогичными мерами, и в таком случае войну в Европе вряд ли можно будет предотвратить". 29 июля своего канцлера поддержал Вильгельм II. Вот текст телеграммы, отправленной им Николаю II, своему кузену: "Не переусердствуй, легче разрядить ситуацию". Получив эту телеграмму после полудня, Николай II не замедлил с ответом: "Считаю за наилучшее рассмотреть австро-сербский конфликт на международной конференции в Гааге". В тот же день вечером русский царь получил еще одну телеграмму от кайзера. Вильгельм призывал царя Николая не вмешиваться в австро-сербский конфликт и приостановить мобилизацию армии, одновременно выразив готовность выступить посредником между Россией и Австро-Венгрией. Ознакомившись с телеграммой, Николай II позвонил Сухомлинову и отменил всеобщую мобилизацию армии. Царь позвонил вовремя: на Центральном телеграфе уже готовились к отправке указа о полной мобилизации во все военные округа.
Тем временем министерство иностранных дел Англии не оставляло попыток созвать международную конференцию, все еще надеясь совместно с другими странами разработать программу действий для урегулирования конфликта. Однако ни одна другая страна, кроме Франции, официально это предложение так и не поддержала. Между тем французы, опасаясь нападения немцев, начали военные приготовления, санкционированные еще 24 июля кабинетом министров. Такими мероприятиями явились возвращение из лагерей войск в пункты постоянного расквартирования, прекращение отпусков и различных командировок военнослужащим, пополнение частей вооружением и имуществом по табелям военного времени, усиление охраны границы и важных объектов внутри страны. С введением 26 июля "Положения об угрожающей опасности" подготовительные военные мероприятия еще более расширились. Вместе с тем официально ни к частичной, ни к полной мобилизации французы не приступили.
Не объявили мобилизацию и в Германии. Однако организация немецкой сухопутной армии была такова, что не требовала длительных и сложных мобилизационных мероприятий, она в любой момент была готова к войне. Вместе с тем военный министр Германии генерал Эрих фон Фалькенгайн выражал явное беспокойство по поводу частичной мобилизации русской армии, рассмотрев в этой акции угрозу реализации плана Шлиффена. В сложившейся ситуации, на взгляд генерала, наилучшим решением стала бы всеобщая мобилизация армии. Против выступили Бетман-Гольвег и Мольтке. Рейхсканцлер предлагал не торопиться с мобилизацией, мотивируя тем, что Берхтольду, министру иностранных дел Австро-Венгрии, возможно, удастся убедить русских не ввязываться в австро-сербский конфликт, а начальник Генерального штаба высказывался за введение "положения, угрожающего войной", что позволило бы, не прибегая к мобилизации, выполнить ряд мероприятий, ускоряющих перевод армии на военное положение. 29 июля Фалькенгайн, Бетман-Гольвег и Мольтке вместе с военно-морским министром адмиралом Альфредом Тирпицем собрались на совещание, но так и не сумели прийти к общему мнению. Однако в тот же день, часом позже, Мольтке встал на сторону Фалькенгайна. Тому способствовала полученная им тревожная информация. Австрийский офицер, осуществлявший связь между немецким и австро-венгерским штабами, сообщил Мольтке, что Австро-Венгрия собирается вести войну с Сербией объединенными силами "Минимальной балканской группы" и "Эшелона Б", а это означало: начнись война, восточная граница Германии окажется почти беззащитной. "Мольтке, готовясь к военным действиям, рассчитывал на сорок австро-венгерских дивизий, готовых в любой момент начать наступление на восточном фронте, а его попытались поставить перед крайне прискорбным фактом, что у своей границы с Россией Австро-Венгрия оставляет только двадцать пять дивизий, да и то с неперспективной для немцев целью - держать оборону". Ознакомившись с информацией, Мольтке сначала высказал свое крайнее недовольство австрийскому военному атташе, а спустя некоторое время телеграфировал в Вену Конраду: "Главное - противостоять русской угрозе. Немедленно мобилизуйте свою армию против России. Германия не замедлит с мобилизацией". Поступив таким образом, Мольтке явно превысил свои полномочия, но, идя на известный риск, он исходил из того, что кайзер с рейхсканцлером нацеливали австрийцев только на войну с Сербией.
Утром 31 июля Конрад ознакомился с полученной телеграммой Берхтольда. Министр иностранных дел Австро-Венгрии сначала выразил удивление: "Ну и ну! Кто в Германии руководит правительством: Мольтке или Бетман?" - а затем, решив извлечь пользу из телеграммы, заявил Конраду: "Я уж было предположил, что Германия предпочитает оставаться в тени, а это решение немецкого Генерального штаба говорит об обратном. Будем действовать". Через несколько часов Франц-Иосиф подписал указ о полной мобилизации австро-венгерской армии, который в тот же день был опубликован в газетах.
Можно полагать с очевидной определенностью, что известие об указе Франца Иосифа заставило бы Николая II снова согласиться на полную мобилизацию русской армии, однако этот вопрос решился днем раньше. 30 июля Сазонов, после совещания с Сухомлиновым и Янушкевичем, отправился на прием к царю, который в этот день находился в своей летней резиденции в Петергофе. Военный министр и начальник Генерального штаба уговорили Сазонова еще раз попытаться убедить Николая II в необходимости полной мобилизации. К тому подталкивал Сазонова и Палеолог, французский посол в Петербурге, считавший, что война Франции и Германии неизбежна и потому стремившийся как можно раньше привлечь Россию на свою сторону. Были у Сазонова и свои заботы. Министр иностранных дел опасался, что, если Россия потеряет свое влияние на Балканах, то турки могут попытаться закрыть черноморские проливы, которые имели существенное значение для связи России с союзниками.
Сазонов застал Николая II в обществе генерала Татищева. Когда министр привел все имевшиеся у него доводы в пользу немедленной полной мобилизации, особо подчеркнув, что перевод русской армии на военное положение займет значительно больше времени по сравнению с Австро-Венгрией и Германией, первым подал голос Татищев, проговорив неуверенно: "Трудный вопрос". Николай II, после некоторого раздумья, ответил: "Я решу его".
Через некоторое время Сазонов позвонил Янушкевичу и сообщил начальнику Генерального штаба, что царь все-таки подписал указ о полной мобилизации армии. "Теперь вы можете разбить свой телефон", - добавил Сазонов, Янушкевич грозился разбить телефонный аппарат, если во второй раз получит указ о полной мобилизации, чтобы вторично не получить извещение об его отмене и иметь возможность действовать с развязанными руками.
В тот же день указ о полной мобилизации русской армии был передан но телеграфу во все военные округа. Первым днем мобилизации и перевозок было назначено 31 июля. В этот день в 10 часов 20 минут в Берлин поступила телеграмма от немецкого посла в Петербурге Пурталеса. Посол сообщал: "Первый день полной мобилизации русской армии - 31 июля". К полученному известию в Берлине отнеслись по разному. Мольтке встретил его с явным удовлетворением, посчитав, что теперь сумеет быстро склонить Вильгельма II к всеобщей мобилизации. Бетман-Гольвег испытал противоположное чувство, потеряв надежду на то, что удастся убедить русских не ввязываться в австро-венгерский конфликт, а война затронет только Балканы.
В 12 часов 30 минут в Берлин поступило новое сообщение, на этот раз о полной мобилизации австро-венгерской армии. Теперь пришел черед действовать немцам. В час дня Вильгельм II объявил в Германии "состояние угрозы военной опасности", а спустя два часа русскому правительству был отправлен ультиматум, в котором говорилось, что если в течение двенадцати часов после получения ультиматума мобилизация русской армии не будет отменена, то в Германии также будет объявлена мобилизация. В тот же день немцы предупредили французов, что если во Франции начнется мобилизация армии, то такая акция будет расценена немцами как враждебная. Одновременно французскому правительству было предложено в течение восемнадцати часов сообщить немцам, станет ли Франция соблюдать нейтралитет в русско-германской войне.