Перед каждым открывается своя дорога. Она может сужаться и расширяться, идти в гору или, наоборот, спускаться все ниже и ниже. В пути нас часто ждут разочарования, но лишь храбрость, настойчивость и упорство каждого человека помогут ему открыть истинный путь.
К. Мацусита
Глава третья.
Парс.
Осень 1965.
Дом среди желтеющих деревьев приветливо встречал их. Повсюду шумели дубы и клены, их гибкие ветки гнулись под сильным ветром, а листья падали на сырую землю, уже не хотевшую воды, красивой мозаикой, похожей на грубый ковер. Осень в этот раз была наполнена печалью. Джулия так и не поняла, что же произошло этим летом. Зачем Виктор привозил Фредди в свое поместье, и что за отношения сложились между ним и ее племянницей, она также не поняла, что случилось между Фредди и Робертом, ведь именно из-за него Фредди поспешно уехал. Все просто не складывалось в единую картину, происходило нечто необъяснимое. Джордж точно также не мог осознать, что за перемены произошли в его брате, почему он стал таким категоричным и циничным, но Флер, Флер так вообще вешалась на шею этого парня, который явно увлекся ее дочерью. Конечно, Джордж знал о том, что они оба невинны в своих стремлениях, но не этого похоже боялся Роберт. Тогда чего? Чего он боялся? Неужели боялся, что Дэвид МакОлла не станет мужем его дочери, потому что Бетти кинется в чувства с головой, сделав все для них? Неужели, он настолько страшился пылкости Бетти?
- Джордж? – Джулия остановила машину перед Дж-Хаусом, - ты о чем думаешь?
- Думаю, что своим дочерям позволю выбирать все, - пробормотал он, - Роберт убедил этого парня уйти.
- Я знаю, - прошептала Джулия, - Бетти в него влюблена, - Джордж отвернулся от жены, закрывая глаза, - истинна внучка Дианы.
- Это другое, - пробурчал Джордж, - другое, Джули, мой отец был лордом, Фредди же никто, не смотря на то, что его отец работает у Роберта. Для него важно состояние, положение в обществе, связи, но никак ни чувства.
- Флер, ему изменяет, - Джулия столько лет хранила эту тайну, столько лет никому не рассказывала об этом, надеясь, что все еще можно будет вернуть в те времена, когда они все были счастливы. Как же она ошибалась.
- Я так и знал, - Джордж ударил по двери, - так и знал!
- А он пьет и играет в карты, и спит с дешевками, - добавила Джулия красок в мрачную картину.
- Почему? Почему? Джули? Почему моя сестра, а потом и брат? – Джулия притянула Джорджа к себе.
- Нэлли вырвалась из мрака, а Роберт продолжает быть в аду, - заключила Джулия, - пойдем в дом нас ждут дети.
- Да, да, - он открыл дверь, помог выйти из машину Джулии. Она видела, как он изменился в лице, как он мучительно обдумывает, как поступать, что делать дальше, и как жить им всем. Дети уже успели накрыть стол, это был их первый ужин в новом доме. Джулия услышала из кухни смешки, и шепотки.
- Я же говорила давно приехали, - громко сказала Дженни.
- Да, они там целовались, - вставила М-Джейн, - вот дают!
Они уселись за стол, Джордж хранил молчание, Джулия же старалась разрядить обстановку, не могла больше выносить эту гнетущую тишину. Дженни тоже явно была напряженна, а М-Джейн быстро подхватила тон беседу, стараясь ерничать и подтрунивать над сестрой и братом. Гарри же не участвовал не в беседе, и не понимал молчание отца.
- Может, ты скажешь всем, - начал Гарри, обращаясь к Дженнифер, - а то нам всем интересно, что ты надумала.
- Гарри, - Джулия мягко посмотрела на сына, переводя взгляд на бледное лицо дочери. Может Роберт прав, и Фредди действительно пытался соблазнить их дочерей, и ему удалось это проделать с Дженни, - дочка…
- Я съезжаю от вас, - промолвила Дженни, - буду жить со своей подругой Китти Хадсон на Нит-стрит.
- На что ты будешь жить? – Джордж мгновенно пришел в себя, - ты же учишься!
- Я устроилась секретаршей в маленькой издательство! – выпалила Дженнифер, сверкнув вишневыми глазами.
- Дженни… - Джулия чуть не поперхнулась.
- А почему мне нельзя самой содержать себя, я давно выросла! – Дженнифер отодвинула от себя тарелку, и собралась выйти из-за стола.
- Дженни, не глупи, - прошипела М-Джейн, - мам, пусть съезжает…
- Вы, что все с ума посходили! – Джордж кинул салфетку на стол, - совсем все голову потеряли. Лондон сейчас другой город…
- Обещаю, что спать с каждым встречным не буду, - не смотря на злобный тон, на щеках Дженни выступил девичий румянец, показывающий ее невинность и наивность.
- Это он тебя надоумил! – Гарри вначале подумал, что отец обращается к нему, и собирался возмутиться, но спустя минуту, он понял, что отец имел ввиду Фредди, - ну, конечно же, он!
- Я сама решила, я хочу быть самостоятельной! – Дженни встала, стул опрокинулся, стукаясь об мраморный пол, - я пойду спать! – когда шаги Дженнифер стихли, Джордж нервно рассмеялся, смех перешел на отчаяние, а потом на радость.
- Вот дает, - воскликнул он, - а наша дочь-то выросла.
Через две недели Дженни все же переехала к своей подруге, она начинала новую жизнь, она думала, что весь мир у нее в ногах, и что все дороги для нее, но она совсем не предполагала, что все в этой жизни ни так просто. Джулии пришлось отпустить дочь, как и Джорджу пришлось согласиться, что она давно не девочка. Ведь она скоро окончит колледж, выйдет замуж, родит им внуков. Только одно печально, печально, что взросление их детей напоминает им, что их годы уходят. Им в этом году уже исполнилось по сорок, они были единственной семьей Хомс, кого не постигла неудача. Джулия по-прежнему занималась своей галереей, Джордж смог войти в совет в директоров, и получать еще больше денег. Они могли многое себе позволить, и они были счастливы, потому что Джулия все также дышала своей любовью, а Джордж дарил ей весь мир. Иногда ей казалось, что у нее нет за плечами двадцати лет брака, будто они вчера познакомились, и будто вчера познали радость первого восторга любви. С годами часто наступает апатия, кажется, что все тайны отгаданы, что все знакомо, и понятно почему такой учащенный пульс, и как она будет вздыхать в твоих объятьях, но в их отношениях присутствовала тайна, то что они до сих пор не постигли, на то, что они пока не дали ответ – почему они вместе? Жаль, что Роберт и Флер разрушили все то прекрасное, что было между ними, они же никогда не сделают этого. Ведь вечность их пристанище, сердца бьются вместе, и жизнь идет своим чередом, неся им – беды и радости, мир и ненависть, жизнь и смерть. Эта любовь должна стать их спасением в этом мире лжи и боли, иначе все Хомсы упадут, если они перестанут вдохновлять остальных. Пропасть была рядом с ними, тучи весели над ними, оставался лишь один шаг до бездны. И этой бездной был не кризис, и не война, а история их семьи.
₪
Опустив Флору на пол, Марк поднялся по лестнице в спальню. Он устал за последний месяц, они с Элеонорой не говорили никому о своих проблемах, она не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этом. Он ощущал ее боль, ее разочарование и пытался помочь ей, принять на себя часть ее боли. Как хотелось облегчить ее боль, но он не мог, он не знал, как справляться с такой болью, которая была хуже, чем ее разочарование от неудавшегося брака. Она потеряла их ребенка, и ничего нельзя было исправить. У них была Флора, он был доволен и этим, ему хватало этого. Элеонора рыдала и говорила, что он пойдет искать себе другую, но он постоянно ее заверял, что кроме нее и Флоры ему больше никто не нужен.
Марк любил ее больше, чем она его, он это знал, знал в ней есть больше привязанности, нежели, чем любви и обожание. За эти несколько лет она изменилась, все свои переживания она держала в себе, вновь вернувшись к своему железному контролю, решив быть такой же решительной, как ее бабка Джорджина Грандж. Так она начала отдаляться от Марка, чувствуя, как в ней появляется неприязнь и чувство ревности, иногда снедающее ее, доводящее ее до отчаяние. Именно из-за этого мерзкого чувства, которое она не знала до этого, и не знала, как справляться, она потеряла своего ребенка. Нэлли не могла в этом признаться мужу, да и не хотела, зачем ему знать, что она не доверяет ему, что она не верит, будто он не изменяет ей за нее спиной. Мужчины не меняются, мужчины навсегда остаются похотливыми самцами, готовыми оплодотворять любую самку. Марк был бабником, и с тех пор он не изменился, чудес на свете не бывает.
Он зашел в спальню, Элеонора сидела на подоконнике не подвижно, смотря куда-то вдаль. Он стоял на пороге, и думал, что сделать ему дальше. Марк тихо дышал, а она словно замерла, как статуя. Марк подошел к ней, кладя руку ей на плечо:
- Милая, - прошептал он.
- Скажи почему так больно, с тех пор, как началось новое десятилетие, - она обернулась к нему, - в нашей семье все не так, все рушиться, и когда-нибудь рухнет окончательно. Я даже не поняла, зачем отец привез этого парня, не поняла, что было между ним и Бетти, и не поняла почему таким стал мой родной брат.
- Ты же психолог, ты же знаешь, что это жизнь, такая жизнь, - она смотрела на него, как зачарованная, словно боясь, что в этот момент все затихнет между ними. У них давно не было близости, давно они пылко не любили друг друга.
- Да, все так, - Элеонора склонила голову на бок, - все меняется, наша семья меняется.
- Нэлли, все хорошо, пока трагедии не свершилось, - он хотел ее утешить, чтобы она больше не думала об этом.
- Но свершиться же, - он замер, с ее губ слетел вздох, - не думай об этом.
- Мне больно, - прошептала она.
- Мне тоже, - и это было правдой, страшной правдой для них обоих, он набравшись смелости приник к ее губам.
- Не отпускай меня, - произнесла она.
- Никогда, ты моя, ты мое все, - Марк стиснул ее тонкие пальцы, очень долго они просто смотрели друг другу в глаза, изучая черты лиц. Он опалил ее своим дыханием, и Элеонора поняла он всегда был с ней, всегда был рядом, потому что он единственный из ее мужчин любил ее саму, а не что-то в ней. Он не был таким жестоким, как Онор, он был нежным и любящим. Элеонора сползла с подоконника и сама припала к его губам. Она стала стаскивать с него свитер и рубашку, - ты хочешь этого?
- Да, сейчас, - шепот был таким горячим и обжигающим, что Марк понял надо брать момент, чтобы не упустить его, - ну, давай же не тяни.
Ее хандра прошла, и они вновь обрели счастье. Их сказка оказалась реалию. Пока буря не разыгралась, пока пташки летали свободно, пока не существовала золотых клеток, тайн, лжи и вина, то все могло стать другим. Но прошлым летом наша история изменила свой путь еще раз, и вместо борьбы со своим прошлым, появилась борьба со своим настоящим, а позже и будущим, и это борьба и может стать их погибелью. Триумф в карьере, трагедия в жизни, жизни хитро сплетает нити в тугие и непрочные узлы, напоминая нам еще раз, что все в этом мире не вечно.
₪
Отец был против этого, но он не хотел его слушать. Боми смотрел на сына, и не узнавал его, он сильно изменился. Он стал отзываться только на Фредди, забыв свое настоящее имя. Хотя было что-то положительное сын зарабатывал принося в дом деньги, но влияние Лондона все же было велико. Отрастил длинные волосы, потому что это модно, стал что-то бренчать на гитаре, стал выряжаться как бомбейские танцовщицы, подражает каким-то там музыкантам. После этого лета он стал другим, Нитта не понимала этих перемен, как и понимала, почему не дожидаясь конца августа, он покинул Хомсов. Она пыталась разузнать, где его шарф, который она ему подарила в память об Занзибаре на его восемнадцатилетние, но Фредди пробурчал, будто потерял его где-то. Кашмира же пытала, что за кольцо он носит на мизинце, даже не пытаясь его снять, а в кармане его куртке Нитта и Кашмира нашли белый платок с вышитой изумрудными нитками монограммой "Б. Х.", который он украл у Бетти. Фредди не хотел ничего говорить о Хомсах, и об этом лете, не хотел ни с кем делиться своими воспоминаниями и переживаниями. После лета свободы Аллен-Холла, он задыхался дома. Проучившись на подготовительных курсах, он заявил, что поступил в Инглиский колледж на кафедру графического иллюстрирования. Отец пришел в ужас:
- Ты с ума сошел! Музыкант? Художник? А жить на что будешь, рисованием своих коробочек? Я тебя на старости лет кормить не буду! Можешь даже не просить меня! Пока живешь в моем доме, ты живешь, так как я хочу и будешь учиться, где я скажу, потому что ты еще никто! – ревел Боми, - Виктор кинул к твоим ногам весь мир, а ты поганец рушишь это все!
- Ты мне не указ! Я не буду жить здесь больше! – он собрал вещи и хлопнув двери ушел, ни смотря на слезы матери и жалобы Кашмиры.
Он будет потом возвращаться домой, чтобы проведать стариков, но жить там никогда не будет. Фредди решил сам творить свою жизнь, пока ее не испортил диктат его отца. Ему не нужна будет невеста, найденная отцом, потому что у него будет столько любовниц, что ждать кого-то не нужно. Зачем ждать, когда есть это сейчас. "Бери, то что к тебе само плывет", - твердили все кругом. На его объявление откликнулись парни, с которыми он решил снимать квартиру. Так Фредди познакомился с Антонио Сержем. Он был испанцем, его родители бежали от диктатуры Франко в Англию, где они сами и их сын полностью окунулись в богемную жизнь Лондона. Отец и мать работали на телевидение, и выбор профессии сына стал чем-то естественным. Рисовал Антонио потрясающе особенно обнаженную натуру в реалистичном стиле, девушки шли толпами к нему, чтобы позировать, и отдавались ему. От этого горячего мачо нельзя было отказаться, чего стоили его темные глаза с пышными ресницами, или черные волосы. Они оба горячих мужчин занимали умы женщин. Они приходили к Антонио, а потом замечая Фредди ходили к нему послушать баллады или чтобы графически их зарисовали. Вдвоем им было весело: днем они ходили учиться, а ночь принадлежала им. Жили они за счет своих картин и постоянных халтур, как это называл Антонио, подрабатывая, то грузчиками, то заводилами на праздниках. Домой Фредди редко наведывался, ему было хорошо и без них, тем более что он был способен оплачивать свое обучение и скромно жить.
Позже к ним присоединился Брайан Мейтс. Ему недавно исполнилось восемнадцать, он тоже вырвался из родительского дома, поступив на астрономический факультет. С Брайаном Фредди быстро нашел общий язык, у них была общая любовь - музыка, хотя самого Фредди она мало интересовала, в ней он не видел себя. У Брайана была группа – Четыре, где он играл на гитаре и пел, которую сделал сам. Фредди восхищался им, он в отличие от них с Антонио редко водил девушек в их квартиру на Кенсингтон-черч, он был джентльменом. Конечно, девчонки его любили, его длинные кудрявые темно-русые волосы в купе с чисто английскими чертами лица и карими глазами делали свое дело. Они втроем часто шастались по ночным клубам, где Фредди заметил, что его друг был таким же бабником, как и он сам, просто более скрытным. Это скрытность сыграет с ними злую шутку, когда они влюбляться в одну туже девушку, и долгие годы Фредди не будет знать о любви друга.
- Куда пойдем сегодня? – любил спрашивать Антонио, - А то девочки в Сохо совсем одичали без нас.
- А ты все о сексе, - подтрунивал Брайан.
- А о чем же.
Первые месяцы не смотря не то, что Фредди жил с двумя бабниками, он не осмеливался вести себя также нагло. Он часто видел, как Брайан свободно общается с девушками, как Антонио нисколько не скрывает, что ему нужен только секс. Фредди же не мог так поступать, друзья конечно же догадывались, что радость близости ему не знакома, но всячески это скрывали. Но долго Фредди не мог сопротивляться своим плотским потребностями. Первый раз лежала в постели с бесподобной длинноногой блондинкой, имя которой он особо и не запоминал, он не знал, что делать. Она поняла в чем дело, и сделала все сама, доведя его до стояние агонии. Она теплая и влажная лежала рядом с ним, гладя его плечи и руки, а потом заметила его серебряное кольцо на мизинце.
- Что это, Фредди? – хрипло спросила она, он одернул руку.
- Обещание любви, - ответил он, видя, как она надула губы.
- У тебя есть невеста!? Да!? – девушка опустила ноги на холодный пол.
- Нет у меня никакой невесты, я просто жду одну девушка, когда она станет другой, - его партнерша одела свое трикотажное платье и сапоги.
- Ну, и жди, - он знал, что никогда ее больше не увидит, и больше ни позвонит. Когда она ушла он испытал угрызение совести. "Как я мог? Как? А как же Бетти? Как же она?", - но мучился Фредди не долго, решив, что в любви он должен стать богом, чтобы у его будущей избранницы даже не было мысли искать ему замену.
Это было время сексуальной революции, и сексуальных свобод. Идея свободной любви посещала всех, но они не переставали мечтать о настоящей любви, которая меняет тебя раз и навсегда, которая дарит тебе крылья – неземное счастья и земную боль. Так начался путь Фредди в этой самостоятельной жизни.
₪
Март – апрель 1966.
Дженнифер Хомс росла, как настоящая леди, и стала такой к девятнадцати годам. У нее был кроткий нрав, и стойкий ум, она была лишена, той горячности, какая была у Бетти, у нее не была капризности Алисы, и не было острого языка Мери-Джейн. Дженни считала скромность лучшим украшением девушки, но все же пылкость присущая ее матери перешла к ней: тот же голос с хрипотцой, та же кошачья грация, и карие глаза полыхающие страстью, но она умела держать все эмоции узде. Поэтому ее поступление на литературный факультет не стало новостью для всех. Эту любовь конечно привила Елена, для Дженнифер лучшим парнем стал томик Лермонтова или Байрона. Эта холодность в ней не всегда нравилась Джорджу, и он часто ее называл карьеристкой, считая, что прежде надо выйти замуж, но ни о каком замужестве, или свиданиях она и не думала. До сегодняшнего дня. Они встретились взглядами в кафе, Дженнифер и ее подруга Китти Хадсон пили кофе обсуждая сегодняшнюю лекцию:
- Это же очевидно, - с пылом ответила Китти, - на тебя смотрит один парень, просто не отрываясь.
- И что, - безразлично ответила Дженни, - Хотя надо уже за просмотр брать деньги.
- Если не хочешь я сама его захомутаю, - Китти восхитительная блондинка, как казалось ей, на фоне ее серой мышки выглядит просто писаной красавицей, - Это не серьезно, обернись, хоть сама посмотри.
Дженни медленно обернулась. Он пил кофе наблюдая за ней. Ей он показался красавцем, как бог, хотя сам о себе такого мнения не был. Она разглядела его светлые кудри, орлиный нос и жесткий непроницаемый взгляд холодно-голубых глаз.
- Пойдем домой, - проговорила Кити, - я уже опаздываю, он хоть студент-художник, а ждать не любит.
- Китти, он спит со своими натурщицами, - предостерегла Дженни, - все это знают. Только ты считаешь, что все можно обойти.
- А может этого я и хочу, мне надо отомстить Гордону, если, что я всегда его остановлю, - они оплатили счет. Когда они проходили мимо его столика, он аккуратно в открытую сумку Дженнифер положил свой адрес и номер телефона.
Его звали Дилан Морган, он недавно закончил физический факультет, разрабатывал всякие приспособления, и в данный момент трудился над своей докторской. Ему было двадцать девять. Дженнифер позволила себя уговорить Кити позвонить ему, и договорилась с ним встретиться. С бьющимся сердцем она набирала номер его телефона, в глубине душе надеясь, что его нет дома, но Дилан поднял трубку, тем самым застав Дженни врасплох.
- Алло, - она услышала его грубоватый голос, и засмущалась.