Семья Руфуса и Аделаиды не была такой большой, как его. У Руфуса было два сына: Фрэнк и Адам. Фрэнк ровесник Джорджа, был очень высоким, и сильным, большего всего он напоминал простого мужлана, нежели аристократа. Конечно все Хомсы в Ирландии были с рыжими волосами разных оттенков и светлыми глазами. Но Виктору Фрэнк не понравился, слишком уж он не любил таких людей, с гнилой душонкой. Фрэнк женился на простушке Мэнди, и как вообще такое мог позволить Руфус со своей правильностью. От этого союза родилось двое детей и ждали сейчас третьего. Патрику было десять, как и Гарри, а Шарлотте семь, как Бетти. Фрэнк часто погуливал на лево и Виктор никак не мог понять такое, но его жена похоже этого не видела или делала вид, что не видела, это при том, что весь Антрим шептался об этом. Наверное, в этом плане он пошел в своего отца, такого же гулену, яблоко от яблони не далеко падает. Адам женился на Аманде, Дэвид даже поэтому поводу придумал стишок из-за схожести их имен. Но год назад произошло, то что Диана бы посчитала божьей карой за хвастливость. Адам разбился на машине, а его жена через полгода слегла и умерла, оставляя сиротой двухлетнюю Луизу, и ее пришлось забрать Фрэнку, чтобы вырастить, как свою дочь. Руфус постоянно спрашивал Виктора, как живут его дети, но тот отвечал, что все как нельзя хорошо. Они все также были соперниками, все такими же подростками, которые выясняли кто добьется большего. Побывав на заводах, Виктор понял, что здесь мало, что изменилось, сам он был таким же промышленником, где у него заводы были по всему миру, и им явно не хватало размаха, крепкой руки, которая была у его деда, или прадеда. Они оба смогли организовать дело, построит фундамент для богатой жизни в будущем, но Эдвард и Руфус не смогли удержать все, то что было создано в прошлом.
- Эх, ребята, у меня все по последнему уровню, - воскликнул Виктор.
- Ты не тем занимаешь, - ответил отец.
- Как раз тем, я врач по образованию, и мой сын тоже, и я не давлю на них всех.
- Но разве это хорошо? - с некоторым сомнением произнес Эдвард.
- Да, так и должно, у каждого своя дорога, отец.
Так лондонские дети подружились с ирландскими, они носились как угорелые по бескрайним полям, в серебристой глади воды искали морской чудовище, лазили в сады и воровали ягоды. Позже к их играм присоединился Джейк Дэвидсон. Бетти любила вместе с ним ходить к его матери, где ее угощали вкусными пирогами и наливали ирландского пива. Саманта Дэвидсон, или как она просила себя называть Сэм, одна растила своего сына Джейка. Ему было десять, но рассуждал он, как взрослые люди. Гарри и Джейк быстро сдружились, а позже к ним присоединился Дэвид. Бетти обожала Джейка, он таскал ее везде с собой, она благодарно слушала и верила ему. Он был из тех людей, которые всегда открыты, и всегда для всех доступны. Они резвились, как щенята среди пахучих трав, и их тянуло друг к другу, как магниты. Спустя много лет этот магнетизм между ними сыграет злую шутку с ними, и сделает больно любящим их людям. Ирландия казалась им волшебной, они ненасытно слышали рассказы о древних преданиях этой земли, носясь по замку пугая слуг, а потом засыпая в одной большой постели вместе. Утром слуги ругались, Эдвард отчитывал их и все снова повторялось.
Так первое лето прошло в играх, они беззаботно порхали словно бабочки среди цветов. Листья стали беззвучно облетать, и чистое небо потемнело, наступала осень. Пришлось возвращаться в Лондон к их прежней жизни.
₪
Зима 1961.
Элеонора вышла на террасу, смотря на закат. Эдит возилась с Викторией, уча ее хорошим манерам. Нэлл больше не ощущала свою дочь, своей дочерью. Она давно перестала быть ее, наверное, в тот день, когда она потеряла ребенка. Больше никогда они не будут близки с дочерью, отдаляться с каждым годом все больше. Элеонора запахнула пальто, и дрогнула, когда в дали увидела процессию. Их работники несли на носилках кого-то, свисала одна рука, и она поняла это был Онор.
- О, боже, - прошептала она, прислонившись щекой к колоне, закрывая глаза.
- Мадам Дю Салль…
Онор Дю Салль умер от сердечного приступа во время обхода своих владений. Так в двадцать семь лет Элеонора стала вдовой, она уже давно не верила в любовь, разочаровалась в ней, и считала ее чем-то ненужным в своей жизни. Ей от мужа кроме памяти не досталось ровным счетом ничего. Похоронив его, ей показалось, что сняла с себя кандалы, привязывающие крепко к той жизни, которой она не жила. Ее душа страстно желала чего-то другого. Она снова окунулась с головой в лондонскую атмосферу, с жадностью глотая воздух свободы. Эдит же выводило из себя поведения невестки, будто бы потеря мужа для нее ничего не значила, но для нее любовь прошла давно, так давно, что смерть Онора стала чем-то естественным. Они много ругались, и частенько ей приходилось запираться в спальне, избегая домогательств мужа. Тогда секс был для нее чем-то грязным и развратным, и он уходил в другие места, где бы его могли ублажить. Она поняла главное для него в женщине самое ценное, было, то что находиться между ног. Онор умер и она была свободна, но только от него, но ни от Дюсаллье и Эдит. Она оказалась между двух дилемм: бросит дочь и навсегда уехать отсюда, либо остаться здесь и стать такой же, как Эдит.
Она вздрогнула, обернувшись увидела Эдит, она гневно смотрела на нее, Нэлл отвела взгляд, какой ей дело, что она делает, подумаешь грезит.
- Теперь ты живешь так как я хочу! – прогремела Эдит. Нет, она не хочет и ей плевать на все и всех, она собрала чемоданы и уехала в Лондон без Виктории. Франция так и не стала ей родной.
Она приехала в родной дом, к своей семье, теперь никто не имеет право ей указывать, она ветер, она свободна, и никто не посмеет руководить ей. Элеонора проносив траур месяц, устроилась работать помощником психолога, сколько лет она бездарно потеряла из-за Онора и его склочной мамаши, сколько пусто прожитых дней, сколько не сделанных дел. Все зря. Все из-за проклятой любви. И зачем она ей нужна, если ее нет, если все это оказалось мифом, выдумкой, ложью. Есть только расчет, только он. И она докажет это всем, потому что ее жизнь одна сплошная трагедия, ее жизнь один сплошной фарс, и она намерена с этим разобраться, пока ее жизнь совсем не потеряла смысла.
₪
Лето 1961.
Так прошел еще год. У Роберта и Флер стали портиться отношения. Она больше не хотела детей, и стала спать в другой комнате. У других женщин этой семьи был секрет, чтобы получать удовольствие в постели с мужчиной и не иметь детей, но у Флер была аллергия на этот горький чай: она покрывалась сыпью, от которой страшно чесалась. Но основная причина была вовсе не в этом. Флер теперь боялась смотреть в глаза Роберта, ее мучило чувство вины, и чужое внушение, поэтому ей было проще закрыться от него.
В то утро все в ее жизни изменилось. Это был июль, детей не было в Лондоне, и она лежала в постели, нежась в лучах солнца, и вспоминая эту безумную ночь, как она была в объятьях своего зверя – Роберта. Распахнулась дверь и она увидела Армана на пороге их огромной с Робертом спальни, Флер натянула на себя простыню, но он подойдя к ней, резко отбросил ее в сторону. Она испытала настоящий ужас, когда его руки скользнули по ее ногам, по ее обнаженному телу, которое еще хранило тепло Роберта, она попыталась возмутиться, но он накинулся на ее, как зверь на добычу, она лишь мечтала, чтобы Роберт не вернулся и не увидел всю эту возню. Она спала до брака с Ришаром, но это было в далеком прошлом. Арман получив свое, сел рядом с ней, став объяснять, что, то что произошло было не таким уж страшным, все так делают.
- Флер, ты умная девочка, супружеская измена это норма, ты сама знаешь это, ты же спала с художником до свадьбы, - она лишь хлопала глазами, удивляясь откуда он все знает.
Ночью когда пришел Роберт она представила как он будет овладевать ей и поймет, что до него ей владел Арман, она испытала панический страх, и единственным оружием оказалась раздельная постель. В тот день она сослалась на головную боль, а потом уже стала находить тысячу причин, пока не хлопнула дверью перед носом Роберта. Конечно, в день перед свадьбой она изменила Роберту, но тогда все было по-другому, Ришар для нее был не простым человек, а Арман просто изнасиловал ее в ее же спальне. После этого он еще раз принял по отношению к ней насилие, умудрившись застать ее одну поздно вечером а галереи, а потом в Аллен-Холле, когда дом был полон гостей. Ей было противно от самой себя, она ненавидела себя и Армана, но не смела никому сказать. Почему, часто она задавала вопрос, но это у нее просто не было ответа.
- Флер, милая девочка, - Арман погладил ее по щеке, лапая ее грудь, - все же хорошо. Я давно пылаю страстью к тебе, удовлетвори меня, или я сгорю.
- Он твой друг, ты чудовище! – он зажал ей своей большой ладонью рот.
- Когда-нибудь вся ваша семейка упадет, - прошептал он ей в ухо, - поверь этот день приближается.
- Ты ошибаешься! – она так хотела сказать Роберту, что он за человек, но не решалась, не решалась признаться Роберту в своей измене с его другом. Ведь вторая ложь всегда чудовищней первой.
- Нет, милая, вы сами, своими руками разрушите все, и все, все, чего вы хотели, будет для вас иллюзией, все ваши идеалы о крепкой семье превратятся в прах, - Арман отнял свою руку от ее рта, - до скорых встреч, дорогая.
Бетти в ту пору исполнилось шесть и она начала учиться и серьезно заниматься музыкой, она видела, как ругаются родители, и как отец уходит из дому. Роберт часто срывался на старшую дочь, Бетти росла другой, ее не интересовала медицина, и дела отца, его мечта разбилась - вырастить из нее своего помощника. Он пристрастился к картам, из дому стали пропадать иногда ценные вещи, а иногда он приносил огромные пачки смятых купюр. Флер стояла вечерами у окна и ждала его, она еще надеялась на сохранение мира в доме, но спокойствия не было и между ее дочерьми. Алиса любимица отца постоянно перетягивала одеяло на себя, и Бетти часто доставалось от Роберта. Бетти росла стойкой, и Флер почему-то стала склоняться на сторону младшей дочери, почему-то отвергая сильную натуру Бетти.
Еще теплилась слабая надежда на то, что это первые трудности, с которыми они вместе справятся, еще все можно было исправить, вместе все можно было преодолеть, но почему-то все пошло кувырком.
₪
Грусть сменяется на радость, слезы – на улыбку, после черной полосы всегда следует белая. Все проходит, все приходит, теряя что-то, мы всегда находим что-то новое. Мир менялся, приходили бурные шестидесятые, времена великих потрясений и открытий, а за ними богемные семидесятые, но самых маленьких Хомсов мало все это интересовало, им было все равно какая партия у власти, и почему Виктор ругает профсоюзы, они дети жили в своем мире, смотря на все своими еще не извращенным возрастом взглядом. В их мире не было политики, и настоящих обид, они не страдали, как взрослые, но это еще все будет. И эта жизнь что они так любили ударит по ним еще больнее чем они ожидали. На долю этого поколения выпадет много боли и взаимных обид. Крепкие друзья казалось неразлучные настигнет ненависть, а любовь и похоть станет оружием в этой борьбе, пожалуй самым жестоким и беспощадным.
Но сейчас еще не пришла та юность, когда все будет разрушаться, в это время они беззаботно бегали в то лето, наслаждаясь этой невинностью своего возраста, пока все просто, но время летит быстро, и мы не замечаем, как наши дети вырастают и становятся другими. Лето прошло, как одно сладкое мгновение, оставив в их памяти лишь райское напоминание о том, что Эдем есть, и это детство, потому что совсем скоро им придется спуститься с небес на землю, престать парить и научиться ползать в этом пошлом грязном мире.
Они взрослели, а ветер перемен приносил не лучшие времена, скоро этот прочный мир рухнет, не станет души у семьи, и без нее все будет не так, как прежде. В это лето все были счастливы, в этом безмятежном состояние они долго не проведут, ветер принесет им разрушение, беды и слезы.
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы, то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Ф. И. Тютчев
Глава вторая.
Лестница вниз.
Октябрь 1961.
Все приходит, все уходит, все забывается, все остается неизменным для кого-то, все прощается кем-то, и все побеждает добро. О, сладкая иллюзия, мираж, затерянный оазис в огромной пустыни лжи и боли. Что такое счастье? И как его достичь? Все ли можно забыть, или что-то не стирается из памяти? Как начать жить после боли, как снова поверить в себя, и раскрыть душу вновь? Как не потерять себя в этом новом жестоком мире? Неужели, это тот мир который они построили? Неужели, это все они? Одни вопросы, ни одного ответа. Одни думы, ни одного решения. Одни одиночества, как крепости, ни одного сближения, как оружие разрушения. Что-то стало путаться, стало другим, в какой-то другой цвет окрасилась их жизнь, что-то ужасное в ползало в их души.
Откинув покрывало в сторону, Флер хотела было подняться к Роберту, и все ему рассказать, рассказать всю правду, и пускай он ее оттолкнет, выкинет из дому за волосы, как последнюю дрянь, но она снимет с души этот камень наконец, камень, что тянет ее дно, а вместе с ней и остальных Хомсов. Она подошла к двери, но остановилась, и вернулась снова в постель. Рухнуло, все рухнуло. Что ждет ее детей, если она позволит Арману впустить грязь в жизнь Роберта, ничего, просто ничего, ее имя будут полоскать на каждой лондонской улице, а ее дочери навсегда получат клеймо – дочери, гулящей женщины. Арман шантажировал ее. Так искусно, так умело, что она боялась его, боялась, что он все же расскажет все Роберту, и добавит пару событий, которые в ее жизни не происходили. Этот подонок все разрушит, нет верное сломает, то что еще держится.
- Только попробуй ему хоть что-нибудь сказать, - начинал Арман, как Флер заговаривала, что всем все расскажет, - и ее поведаю ему, как ты у себя в галереи накануне свадьбы переспала со своим бывшим любовником.
- Ты мразь! – кричала она.
- Всегда знал, что именно ты мне поможешь во всем. Только пикни, и кроме этого я добавлю некоторые подробности, как ты встречалась с Ришаром после свадьбы. Роберт придет к верным заключениям, например, что Бетти не его дочь, - она хотела залепить Арману пощечину, но он перехватил ее руку, заводя ей за спину.
- Ублюдок, - Флер пыталась избежать его слюнявого поцелуя, но он все равно поцеловал ее.
- Ты сама ужасна, и знаешь это, - Арман схватил ее за руку, ложа ее на свой бугорок.
- Нет, нет, - она не хотела близости с ним, как и не хотела больше лгать себе, но он просто гипнотизировал ее, как удав свою жертву.
- Знаешь я ведь хочу женить Дэвида на Бетти, либо на Анне Саттон, хороший будет союз, - он тихо засмеялся.
- Этого никогда не будет! – прошипела Флер.
- Если захочу, то будет, - Арман оттолкнул ее от себя, от чего Флер упала на пол. Она ненавидела его, она всей душой хотела его смерти, чтобы эта мразь когда-нибудь заплатила за все унижения и все ее страдания.
Вскоре Арман прекратил свои домогательства, но от этого Флер не стало лучше, она все также жила в страхе, все также боялась, что любовь Роберта превратится в ненависть, что он больше никогда не посмеет на нее даже посмотреть. Пока он страдал не меньше ее, он не понимал причины ее отказов в близости, не видел смысла в раздельных спальнях. Если она боится рожать, то есть множество способов быть любовниками и не заводить детей. Почему она отталкивает его от себя? Когда он рассказал обо всем Арману, то друг попросил уважать свою жену, и уважать ее в своем решении. Роберт не понимал этого, и не хотел осознавать, что в словах Армана скользил скрытый смысл – твоя жена просто не хочет тебя больше, а хочет другого. Роберт был слеп от любви к Флер, он хотел ей верить, хотел, чтобы она была счастлива, и может она еще изменит свое решения относительно них.
- Помнишь, я тебе говорил выпивка и шлюхи лучшее лекарство от скучного брака? Вот теперь пора его опробовать, - Арман подал ему пинту пива.
- Я не собираюсь изменять Флер, - невнятно ответил Роберт, жестом показывая, что не намерен впускаться во все авантюры, которые ему предлагает Арман.
- А кто сказал изменять, я сказал отвлечься, женщины они такие, сначала нас подсадят на секс, а потом говорят, что больше не хотят этого, - Арман улыбнулся, видя, как Роберт напряженно обдумывает, то что сейчас сказал друг.
Роберт еще летом стал пару раз в неделю вместе с Арманом напиваться, он приходил домой, почти не стоя на ногах, но не смел показаться Флер, боясь, что увидев, каким способом он заглушает одиночество и неудовлетворенность, она оттолкнет его совсем от себя. В конце лета Арман впервые посадил его за карточный стол, в первый раз Роберт выиграл приличную сумму денег, и он вошел во вкус, посчитав, что ему везет. Всплеском адреналина он компенсировал отсутствие любви. Но потом почему-то ему перестало вести в картах, и тогда он стал проигрываться. Арман советовал ему выносить из дому деньги, но Роберт был упрям, и расплачивался по долгам ценными вещами, от чего Глория вечно сетовала, что что-то у нее стало твориться с памятью.
Флер подозревала, в чем дело, догадывалась, что это все Арман, что это все он смешивает ее Роберта с грязью, что это он толкает его к бездне, но ничего не могла сделать. Сказать мужу правду, равнялось для нее смерти. Они падали, падали по той лестнице, что поднялись, с каждой ошибкой ударяясь об ступеньку. Роберт не видел, что в эту пропасть его толкает Арман, а Флер не могла ничего сказать. И цена умолчания и недальновидности будет одна, самая ужасная, самая дорогая – это их счастье.
₪
Весна 1962.
Весна ворвалась в город, она, как молодая девушка шагала по городу, прикасаясь к холодной земле и оживляя ее. Элеонора вдохнула аромат кофе доносившись от кафе. Сегодня у нее была деловая встреча с мужчиной. Нэлли давно не думала о том, что сможет стать настоящей женщиной, даже, чтобы снять напряжение, ей не нужно было предаваться любовью в одиночку. Она не способна любить, радоваться сексу, и мужчинам. За этот год, что она прожила в Лондоне, Нэлл снова вернулась на работу, смогла из консультанта стать врачом, ей пришлось помногу работать чтобы добиться этого. Сейчас она никогда не чувствовала себя такой живой, как до Онора. Нэлл возвращалась к жизни. Она перестала ходить на свидания, наряжаться подолгу, как раньше. Ее как любую женщину престали интересовать все эти дамские штучки, на которые она спускала когда-то почти всю свою зарплату. Теперь ее цветом был черный, Джулия заставила купить ее это платье с вышивкой и меховой отделкой. Элеонора посмотрела на часы, опаздывает, ну, что за мужчина…
- Элеонора Дю Салль? – она снова стала пользоваться своей девичьей фамилией, словно так стараясь забыть все то, что было когда-то связанно с ее Онором, но это слово как-то резануло по ушам. Перед ней стоял высокий светловолосый мужчина.
- Да, но вам не правильно сказали…