Ей пришлось резко броситься в сторону, чтобы увернуться от мчащейся кареты, остановившейся перед "Белой лошадью", и этот момент опасности заставил ее рассмеяться. Были практические причины бояться ходить в темноте. Она смотрела, как дилижанс выгружает пассажиров и их багаж и поглощает других. У всех людей есть цель в жизни.
Она спросила конюха, что это за дилижанс.
– Ну, это Гилдфорд-флаер, да, мисс, и с Могучим Майком Коккрофтом на козлах. Будет там через два часа сегодня вечером, это точно.
Кок. Петра перевела взгляд с пыльного, тяжело груженого дилижанса на невысокого дородного мужчину, пьющего что-то из огромной кружки, попутно флиртуя с кокетливой служанкой. Два часа до Гилдфорда?
– Могу ли я купить в нем место? – спросила она.
– А разве вы не из фургона?
– Да, но у меня есть деньги.
– Я спрошу, но вам придется поторопиться, мисс. Могучий Майк не будет ждать.
Петра побежала в гостиницу, поднялась в спальную комнату и схватила свой узел, давая объяснения попутчикам. Она сбежала вниз и обнаружила кучера уже на козлах с вожжами в руке.
– Место наверху за шиллинг, – сказал конюх. – Поторопитесь. Вы можете заплатить ему по приезде.
Петра взобралась по лесенке и села, втиснувшись между двумя мужчинами. Экипаж тут же дернулся и поехал, и она была рада, что прижата так сильно. Флаер выехал на Гилдфордскую дорогу и набрал скорость, грум на козлах протрубил в рог, чтобы отпраздновать этот факт. Петра схватилась за рукав мужчины справа. Он, похоже, был не против.
"Петра, Петра, подумай, что случилось, когда ты в последний раз действовала импульсивно!"
"Я сбежала, – сказала она своему протестующему разуму. – Останься я с леди Содуэрт, сейчас была бы уже в Милане или, что более вероятно, убита при попытке сбежать".
И петухи были символами ее удачи.
Она увидела флюгер на башне, указывающий на запад. "Следуй за петухом".
"Скачи на кок-хорс в Банбери-Кросс".
Где бы это ни было, если все остальное не удастся, она поедет туда искать счастья.
* * *
Робин забыл, что возвращение в свой дом будет означать возвращение к обязанностям, но как только его секретарь, Тревельян, выразил радость по поводу его выздоровления, он стал говорить о корреспонденции и бумагах, которые нужно подписать, а также о том, что Робин должен ознакомиться с ситуацией между Австрией и Пруссией.
Австрия управляет Миланом, сразу же подумал Робин, но отбросил эту мысль. Он разберется с Варци, но не будет больше тратить времени на Петру. Она сделала свой выбор. Тревельян мог быть требовательным, как школьный учитель, именно он когда-то и был учителем Робина и всегда оказывался прав.
Разобравшись с большинством срочных дел, Робин обратился к Тревельяну:
– Если придет какая-либо информация об Италии, я хотел бы с ней ознакомиться.
Тревельян был рядом у стола, аккуратно ставя печать Робина на уже готовые письма.
– Об Италии, сэр?
– Об Италии. Знаешь, это такая длинная страна, похожая на сапог?
– Да, сэр.
Проклятие. Робин никогда не опускался до сарказма, а Тревельян, вероятно, уловил намек на некоторые его нелепые приключения. Он все еще считал своим долгом быть информированным обо всех делах Робина. Они уже закончили?
Тревельян принес еще одно письмо, печать была не сломана. Робин с первого взгляда понял, что оно от матери.
– Почему ты не дал мне его первым?
Секретарь покраснел:
– Я… э… я взял на себя смелость сообщить графине о вашей ране, милорд.
Робин пришел в ярость:
– Будь проклято твое черное сердце! Это всего лишь царапина, но ты знаешь, как она будет беспокоиться. Мне надо бы сейчас же уволить тебя.
Тревельян побледнел.
– Ее сиятельство просила, чтобы я информировал ее обо всех ваших ранах, сэр.
И он вряд ли мог ослушаться его мать.
– Убирайся, – прорычал Робин и сломал печать на плотной бумаге. Она измучает себя переживаниями… – Черт! – пробормотал он, потом крикнул: – Тревельян! Вернись сюда!
Секретарь немедленно вернулся.
– Моя матушка завтра приезжает. Скажи миссис Данскейп приготовить ее комнаты и… в общем, делай все, что нужно.
– Да, сэр. Мои извинения, сэр.
– О черт. Если бы мне было плохо, она захотела бы быть здесь, и, думаю, она будет в восторге, увидев, что я здоров.
После ухода секретаря Робин стал мерить шагами комнату, но резко остановился от боли. Стук в дверь возвестил о приходе тщательно умытого кухонного мальчишки, недавно повышенного до должности псаря. Он поставил Кокетку на пол, и она побежала к Робину.
– Ну вот, опять ты, – проворчал Робин, беря собачку на руки. – Петра была права. Я бессердечное чудовище, не правда ли? Пренебрегать такой преданностью, такой любовью!
Он знал, что грех собачки в том, что она напоминает ему о Петре. Кокетка была у него всего неделю, когда он встретил сестру Иммакулату, и после этого они пережили несколько выдающихся приключений, они трое. Он не забыл отослать мальчишку заниматься другими делами и снова сел за стол, посадив на него Кокетку, что ей, похоже, очень нравилось.
– Пет и Петра, – сказал он, поднимая голову собачки, как будто в ярких глазах мог быть разумный ответ. – Неужели она в отличие от тебя вероломная стерва?
Собачка склонила голову набок, как будто задумавшись.
– Но ты наконец-то будешь полезной, моя маленькая безделушка. Если повезет, сообщишь синьору Варци, что я в Лондоне, и он появится из своего убежища. Тогда мы сможем отплатить ему за его жестокость к тебе.
* * *
Петра действительно прибыла в Гилдфорд меньше чем через два часа и заплатила Могучему Майку Коккрофту его шиллинг.
– Что вы собираетесь делать теперь? – угрюмо спросил он. Петра колебалась. У этого грубоватого здоровяка глаза были добрые.
– Останусь здесь на ночлег, сэр, а утром продолжу свой путь.
– Не назад в Мейдстоун, я думаю. Какой смысл скрытничать сейчас?
– Нет. В Фарнем.
– В Фарнем ходит медленный дилижанс. Шемли, хозяин здешней гостиницы, посадит вас прямо в него, но завтра рейса не будет, деточка, потому что воскресенье. – Он коснулся своей большой шляпы и ушел, шаркая ногами.
Петре без труда удалось получить постель в еще одной общей комнате, но настроение у нее было подавленное. Она застряла здесь до понедельника, а значит, зря потратила шиллинг, и теперь отчаянно хотела узнать свою судьбу и иметь возможность составить какой-то план.
В этой комнате, кроме нее, были всего двое путешественников – женщина средних лет с туповатой дочерью. Когда женщина завела разговор, Петра вяло ответила.
– Вы выглядите обеспокоенной, дорогая, – сказала миссис Каллер.
Петра неохотно использовала старую версию.
– Моя мать лежит больная недалеко от Фарнема, и я спешу к ней, но из-за воскресенья застряла здесь.
– Я думала, вы валлийка, дорогая.
– Мой отец был валлиец, – стала сочинять очередную легенду Петра. – После его смерти моя матушка вернулась сюда, чтобы ухаживать за своей матерью, но я осталась там, где работала. Это недалеко от Монмута.
Что же, вполне правдоподобная история.
– Никто не может винить вас за то, что вы едете по такому делу, дорогая, но придется путешествовать на шанкс-пони. – Удивление Петры, видимо, было заметно, потому что женщина добавила: – Пойти пешком, дорогая. Здесь не больше десяти миль, и наверняка вас то там, то тут подвезет кто-нибудь едущий в церковь или в гости к родственникам.
Воодушевленная, Петра легла спать, полная решимости пройти десять миль и завершить свое путешествие на следующий день.
Робин не ожидал такого множества гостей в Лондоне в июле. Те, кто был в Лондоне, известили тех, кто жил в поместьях неподалеку. Все хотели узнать подробности о поединке с разбойником, напавшим среди бела дня.
Некоторые мужчины привезли с собой красивых женщин, готовых угодить Робину, однако женщины сейчас Робина не интересовали, и он использовал свою ногу как отговорку. Это не отпугнуло их всех, некоторые начали подшучивать над ним из-за того, где на самом деле была рана.
Он радостно приветствовал появление крепкого блондина в эффектной, расшитой галуном форме и решил ускользнуть.
– Кристиан! – воскликнул Робин с искренним восторгом, но не вставая с места. Нога причиняла ему ужасные мучения. – Какие новости при дворе, друг мой? Черт, похоже на строчку из Шекспира.
– Нет, это, должно быть, "тот шустрый и хитрый эльф по имени Робин Добрый малый", – сказал майор лорд Грандистон. – Как такой бездельник, как ты, умудрился оказаться раненым?
– Лучше спроси, как кто-то пробрался через мою неприступную защиту. Тебе это никогда не удавалось.
Кристиан рассмеялся:
– Очень хорошо. Как?
– Он был довольно хорош.
– И он мертв?
– Да, но это не моя заслуга. О случившемся писали в газетах.
– Никогда не читаю их. Все действительно интересное обсуждается при дворе. – Кристиан взял у слуги бокал вина и сказал: – Господи, что это? – Он смотрел на Кокетку, которая плясала у его ног, желая привлечь к себе внимание.
– Комок пуха, – сухо ответил Торн. – Кто-то смахнул его.
– Принцесса Кокетка, – представил Робин. – Клянусь, ее уши становятся больше от восхищения. Она настоящая героиня.
– Как это? – недоверчиво спросил Кристиан.
– Испугала моего противника в решающий момент.
– В это я могу поверить.
Робин подозвал лакея, чтобы тот помог ему подняться с кресла, и взял трость.
– Давайте найдем тихий уголок, и я расскажу вам всю историю.
– Разве здесь есть тихий уголок? – спросил Кристиан, на которого со всех сторон сыпались приветствия и шутки по поводу галунов.
Потребовалось время, чтобы выбраться из комнаты, но там недалеко была гостиная, составляющая часть личных покоев графа. Робин все еще считал их принадлежащими отцу. Торн пошел с ними, и Кокетка тоже. Робин рассказал другу об истинных причинах его приключений в Кенте.
Кристиан присвистнул.
– Это мог только ты, Робин. Только ты.
– Почему все так говорят? – Робин взял на руки Кокетку и посадил к себе на колени. – Ты же воспринимаешь меня серьезно, правда, моя маленькая бабочка?
– Эта собака делает тебя смешным, – сказал Торн.
– Ты совершенно не ценишь искусство несерьезности.
– Слава Богу.
– Когда-нибудь, чтобы очаровывать людей, просто быть герцогом будет недостаточно.
– Факты свидетельствуют о другом, – сухо возразил Торн.
– Дети, – укоризненно произнес Кристиан. – Вернемся к делам насущным. Робин, ты писал, чтобы я расспросил об итальянцах в Ричмонд-Лодж. Ответ таков – ни одного за последнюю неделю.
– Никого подходящего под описания?
– Нет. Мы живем очень тихо.
Робин колебался, задавать ли следующий вопрос, потому что история Петры вполне могла оказаться ложью, но он проиграл борьбу.
– Ты можешь назвать кого-либо при дворе, кто двадцать два года назад мог находиться в Италии? Если он действительно был молод, тогда мы говорим о человеке, которому сейчас около сорока.
Кристиан задумался.
– В Лондоне двор просто кишел бы ими. Почти каждый пэр в юности бывал в Италии.
– А что насчет постоянных придворных?
– С ходу не могу сказать. Кстати, я закончил свою службу при дворе, но знаю людей, которых можно расспросить.
– Спасибо, – сказал Робин. – Сомневаюсь, что из этого что-нибудь выйдет. Это все была история, придуманная, чтобы позабавить меня. Я действительно, – вспомнил он, гладя Кокетку, – требовал развлечений. Как всегда, берегись того, о чем просишь.
– Хороший совет, – заметил Кристиан и добавил: – Есть ли опасность увеличить Фонд леди Фаулер?
– Та наша идиотская клятва? Черт возьми, нет, – сказал Робин, надеясь, что вложил нужную степень веселого недоверия в эти слова. Из коридора Робин слышал, как один из его друзей сказал:
– Хочешь пари, что этот мерзкий фонд до конца года станет богаче на тысячу фунтов?
Должно быть, это был Кристиан, потому что ответил Торн:
– Идет. Он никогда не будет таким дураком.
Глава 25
Петра шла по безмятежным просторам, вдоль высокого хребта, рассыпавшего вокруг нее разноцветные поля. Земля выглядела такой процветающей, ухоженной, в церквях звонили колокола. Когда она проходила через деревни, некоторые люди желали ей доброго утра, но большинство жителей смотрели на нее настороженно, как на бродягу.
Почему она не подумала об этом? Ей не следовало приближаться к маркизу в одежде, подаренной ей миссис Уоддл. Как сказала эта женщина, ей нужна самая лучшая одежда, чтобы встретиться со своими родственниками.
Едва добравшись до Фарнема, Петра пошла в маленькую гостиницу и попросила там комнату с водой и мылом. Она сказала подозрительно посмотревшей на нее женщине, что собирается наняться на работу и хочет выглядеть как можно лучше. За три пенни она получила небольшую комнату, кувшин горячей воды, мыло и полотенце. Она разделась до рубашки, вымылась и переоделась в зеленое платье в цветочках. Это тоже было простое платье, но более респектабельное. Она снова надела чепец и широкополую шляпу, но от поношенной шляпы она избавится перед тем, как попросить впустить ее в Ротгар-Эбби.
Как именно она должна сделать это? Ее уведут от парадной двери, но как объяснить цель ее прихода на входе для слуг? Возможно, ей следует спросить, не нужны ли им работники, но это приведет ее в лучшем случае к экономке. Должна ли она после этого тайком рыскать по дому, чтобы встретиться с маркизом? Ее просто вышвырнут вон, в этом нет сомнений. Некоторые слуги вообще никогда не бывают в комнатах господ. Все, что она могла сделать, это положиться на Господа и свою мать.
Петра посмотрела в маленькое зеркальце, надеясь увидеть внешность, которая преодолеет все барьеры, но знала, что этого не будет. Единственным ее утешением было то, что хозяйка гостиницы несколько изменила о ней свое мнение. Раньше она видела в Петре бродягу, а теперь – уважаемую крестьянку.
Петра снова отправилась в путь, теперь она была всего в паре миль от Ротгар-Эбби. Петра увидела верстовой столб с надписью: Олтон – 10 миль. Это была ее дорога. Но она улыбнулась, увидев другие стрелки под ней. Бентли – 5 миль. Кукушкин Угол – 8 миль.
"Кукушка" была близко к "кок". Петра надеялась, что это еще одно доброе предзнаменование, что она идет по нужному пути.
* * *
Робин не страдал от похмелья, но по какой-то причине проснулся в воскресенье, чувствуя себя разбитым, с больной головой и дурным привкусом во рту. Он выслушал, как часы пробили десять, пожелал, чтобы волшебным образом перед ним появился стакан воды и кто-нибудь поднес его ему, чтобы он мог утолить жажду и снова заснуть.
Он почувствовал холодную руку на своем лбу и открыл глаза, только чтобы успеть в последний момент заменить "Петра" на "маман".
– Как ты мог, ты, беспечный негодник? – в гневе спросила мать по-французски. – Говорят, ты не пустил сюда доктора. Как ты мог?
Она все еще была в черном, и этот цвет не шел к ее нежной коже и темно-каштановым волосам.
– Райт осматривал мою ногу в доме Торна, – ответил Робин тоже по-французски, пытаясь сесть. – Я прекрасно себя чувствую.
– Не пытайся обмануть меня, меня, которая выносила тебя и воспитывала.
"При помощи примерно двадцати слуг", – подумал Робин.
– Я страдаю всякий раз, когда ты пропадаешь. – Она, так же как Петра, много жестикулировала. Почему он никогда раньше не думал об этом? – И теперь, – воскликнула она, – и теперь ты ввязался в поединок! Получил ранение! Ты чудовищно неблагодарное дитя!
Ему удалось поймать отчаянно жестикулирующую руку.
– Моя дражайшая матушка, моя рана незначительна и быстро заживает. Я прекрасно себя чувствую, если не считать последствий вчерашней пирушки.
Она замерла, испытующе глядя на него:
– Правда?
– Правда. – Он не будет думать о Петре или о Пауике. Они ничуть не похожи.
Мать, успокоившись, села на край постели, и Робин поцеловал ее пухлую, идеально наманикюренную руку.
– Я едва не уволил Тревельяна за то, что он встревожил вас Надо было это сделать.
– Тогда я наняла бы его снова.
– Быть моим учителем, маман. Полагаю, я могу уволить моего секретаря.
– Ты не сделаешь ничего столь постыдного. Он всего лишь послушался меня.
Сейчас бессмысленно говорить о том, что интересы матери и его собственные могут не совпадать.
– Ты действительно выздоравливаешь? – спросила мать, взяв в ладони его лицо. – Ты не лжешь?
– Клянусь честью. Но если хотите помочь мне, я бы был признателен вам, если бы вы принесли мне стакан воды.
Она рассмеялась и пошла за графином. Насколько ему было известно, его мать никогда не использовала пистолет или шпагу, она с утра до ночи управляла своим имением и яростно сражалась за своих птенцов.
Что она будет делать, когда он возьмет бразды правления в свои руки, а это произойдет в ближайшее время, чтобы сохранить самоуважение?
Мать принесла воду. Она улыбалась.
– Ma belle, – сказал он, поднимая бокал.
– Почему Фонтейн не занимается такими вещами, как вода? – спросила мать.
– Я отослал его в отпуск.
– В Чейнингс?
– Если вы знаете, зачем спрашивать?
– Но я не знаю всего. Не знаю, почему.
– Это долгая история, но с ним все в порядке. И с Пауиком тоже. – "Все ваши с любовью подобранные сопровождающие и сторожевые псы в порядке".
Как будто по сигналу Кокетка выскочила из кровати, виляя хвостом.
Мать удивленно посмотрела на нее:
– Что это?
– Собачка-папильон. Вы видели таких при французском дворе.
– Тогда зачем это? Тем более в твоей постели!
– Она очень успешно просит. Но если быть точным, она в своей постели в моей постели. – Он откинул одеяло, чтобы продемонстрировать новую корзинку Кокетки с розовой бархатной подушкой.
– Но ты любишь больших собак. Ты называл моих спаниелей бездельниками.
– Меня соблазнили.
Она снова пощупала его лоб. Он поймал ее руку и поцеловал.
– Моя дорогая, драгоценная матушка, у меня нет жара. Я все расскажу. – Почти все. – Это развлечет вас, позабавит, даже взволнует, потому что все опасности уже позади. Но умоляю, позвольте мне встать, принять ванну, одеться и позавтракать. Полагаю, вы только что приехали? Значит, вам понадобится время, чтобы отдохнуть после путешествия.
– О, разве?
Он не ответил.
– Ты изменился, – сказала мать.
– Уверяю вас…
Она знаком заставила его замолчать.
– Определенно. Женщина?
Робин промолчал. Только бы не покраснеть.
– Для брака или для удовольствия? – спросила мать деловым тоном. – Надеюсь, ты не натворил глупостей?
– Я расскажу вам все, когда приму ванну, побреюсь и оденусь.