Схватив сразу несколько полотенец, Рик отдал половину Энни, и они принялись вытирать друг друга. Потом, по-прежнему не проронив ни слова, Рик взял ее за руку и повел в свою спальню. Ей нравилась эта комната: просторная, светлая, с обоями небесно-голубого цвета и старой кроватью на высоких ножках, покрытая сшитым вручную стеганым одеялом. Даже в самые холодные зимы, которые иногда выдаются в Висконсине, в спальне Рика наверняка по-летнему тепло и уютно.
Рик направился было к окну, чтобы закрыть шторы, однако Энни его остановила:
– Не нужно, пусть в окно светит солнышко.
Надев презерватив, Рик опустился на кровать, и тело Энни словно обдало жаром. Он любил ее медленно, нежно, несколько раз сумел заставить достичь невыразимого блаженства, после чего сам достиг вершины наслаждения.
Когда все кончилось, Энни обняла его и прижалась к нему всем телом, с трудом сдерживая слезы.
К чему плакать? Все равно слезами горю не поможешь.
Потом они снова пошли в ванную, вымылись и отправились на кухню, где Рик, стоя у плиты в одних трусах, приготовил жареные сандвичи с сыром. Забавное зрелище! Энни подумала, что теперь всегда, когда будет есть жареный сандвич с сыром, будет вспоминать Рика и улыбаться. После того как они перекусили, Энни попыталась заманить Рика на второй этаж, чтобы он помог ей убраться. Он не соглашался до тех пор, пока она не сказала:
– Обещаю, ты не пожалеешь. На втором этаже пять кроватей.
– Четыре, – поправил ее Рик, и его голубые глаза вспыхнули от нетерпения.
– Вполне достаточно, – заметила Энни.
Очутившись на втором этаже, Рик по просьбе Энни широко распахнул все двери и окна. Потом она попросила его отодвинуть в сторону старенькое пианино, чтобы вытереть под ним пыль.
Сняв чехол, Энни сыграла "Собачий вальс", решив блеснуть перед Риком своим умением.
– Ну как? – улыбнулась она ему. – Впечатляет?
Улыбнувшись в ответ, Рик встал с ней рядом, взял для разминки несколько аккордов, после чего лихо прошелся по клавишам, огласив весь дом энергичной, ритмичной песенкой в стиле регтайм. Энни, широко раскрыв от удивления глаза, смотрела, как его длинные, загрубевшие от работы пальцы летают по клавишам. Наконец музыка стихла.
– О Господи! Я понятия не имела, что ты умеешь играть. Ты не похож...
– Не похож на человека, который умеет играть на музыкальных инструментах? – договорил за нее Рик. – Я умею играть всего пару песен. Мама выучилась играть, чтобы в случае необходимости суметь заработать на жизнь, а я научился от нее. Но с тех пор, как Хизер уехала из этого дома, я не подходил к инструменту. – Он взял наугад еще несколько аккордов, звучавших то жалобно, то резко. – Мама любила это старенькое пианино.
– Ты все еще скучаешь по ней?
– Иногда, – ответил Рик, не глядя на нее. – Я был еще мальчишкой, когда она умерла.
Ласково поцеловав его в щеку, Энни прошептала:
– У тебя есть ее фотография?
Рик обернулся и указал пальцем на стену:
– Вон там висит. На ней и мама, и папа.
Энни подошла поближе и взглянула на фотографию: приятный молодой человек и крепкая молодая женщина, с гладко зачесанными волосами, в туго накрахмаленном платье. Оба светловолосые, симпатичные. И необыкновенно счастливые.
– Очаровательная пара. Как их звали?
– Джон и Лаура.
– А это, должно быть, твои братья и сестра... У твоих родителей получились красивые дети. Наверное, они гордились тобой?
Рик отвернулся и снова пробежал пальцами по желтоватым клавишам.
– Знаешь, я должен кое-что сделать, – сказал он, переводя разговор на другую тему. – Мне нужно позвонить Хизер. Мы с ней договорились, что она будет давать имена всем новорожденным жеребятам, и если я не скажу ей, что Венера ожеребилась, она ужасно разозлится. А потом возьму инструменты и вернусь сюда. Никуда не уходи.
– Ладно, – пообещала Энни. Глядя, как он направляется к лестнице, горделиво расправив плечи, не желая выносить наружу чувства, бушевавшие у него внутри, Энни вдруг захотелось вновь увидеть на его лице улыбку. – Если ты сумеешь настроить это старое пианино, мы выключим свет и будем танцевать в темноте всю ночь напролет, – бросила она Рику вдогонку.
Обернувшись, Рик ухмыльнулся, чего Энни и добивалась.
– Ты меня в гроб вгонишь, но я умру счастливым человеком.
Рик спустился в кухню, зевая и чувствуя в теле приятную усталость, как бывало всегда после занятий любовью с Энни, и, сняв телефонную трубку, набрал номер.
– Алло, – послышался голос Декера, и благодушное настроение Рика мигом улетучилось.
– Позови Хизер, – холодно проговорил он.
– Одну минуту. Мне нужно знать, давно ли ты видел Энни. Рик молчал. Декер тоже.
– Да будет тебе, – бросил он наконец. – Она ведь живет в твоем доме. Должно быть, приятно снова видеть в доме хорошенькую женщину.
– Позови мою дочь.
– Сейчас. Только сначала передай Энни кое-что от меня. Запиши.
– Слушаю.
И Рик карандашом нацарапал в блокноте несколько фамилий и номеров. Нет, ни за что он не доставит этому подонку удовольствия и не скажет ему, что душу готов из него вытрясти за то, что Энни обращается к нему за помощью.
После этого он поговорил с Хизер и закончил разговор тем, что разрешил ей приехать в пятницу и привезти с собой своих развеселых подружек.
Повесив трубку, Рик взял набор инструментов, отнес его на второй этаж и следующий час провел, лежа на полу на спине перед старым пианино или ползая перед ним на карачках, копаясь в его пыльном нутре. Он настраивал его, а Энни в это время, весело щебеча, убирала второй этаж. И впервые с тех пор, как умер отец и ушла Карен, этот этаж показался Рику залитым солнечным светом.
– Как здесь здорово! – восторгалась Энни и, подойдя к Рику, поцеловала его так быстро, что он не успел ответить ей тем же. – Сколько старых, милых безделушек! Как бы мне хотелось все их получше рассмотреть! Ты хоть представляешь себе, что в них заключена жизнь нескольких поколений твоих предков?
Рик лишь хмыкал в ответ. До появления в его доме Энни он считал все эти безделушки старым, ненужным хламом. Теперь же он на все смотрел ее глазами.
К тому времени как они закончили свои дела, поужинали и опробовали все четыре кровати и один плетеный коврик, стемнело и можно было приступать ко второй части намеченной на сегодня программы – танцам, что они и сделали, даже не удосужившись одеться.
И всю ночь напролет в темноте дома звучали фальшивые звуки регтайма, тихий шепот и веселый смех.
Глава 14
"17 июля 1832 года.
Янгстаун, штат Огайо
Не нужно, мой милый мальчик, просить меня не волноваться. Ведь я твоя мать и беспокоюсь за своего ребенка, особенно если этот ребенок, несмотря на то что уже намного перерос меня и стал высоким, сильным и красивым, находится сейчас в стране кровожадных дикарей и на каждом углу его подстерегает опасность".
Из письма Августины Хадсон своему сыну Льюису
– Знаешь, пока в доме будет Хизер, придется тебе держаться от меня подальше, – обратилась к Рику Энни.
Был ранний вечер. Они только что поужинали. Ужин оказался самый что ни на есть скромный. Энни приготовила спагетти и салат, а Рику пришлось убирать со стола и ставить грязную посуду в посудомоечную машину.
Рик посмотрел на Энни. Вязаное платье цвета слоновой кости выгодно подчеркивало ее стройную фигурку. Взгляд Рика скользнул ниже, на ее босые ноги. Ногти на ногах Энни накрасила ярко-розовым лаком Хизер. Чудо как хороша!
– При виде хихикающих девчонок всякое желание пропадет, – заметил Рик и включил машину.
– Это верно, – согласилась Энни, подходя к нему. – Но не переживай. Это всего на несколько часов. Думаю, в течение этого времени я смогу держаться от тебя подальше.
– Если ты будешь продолжать так на меня смотреть, мы никогда не уйдем с кухни, – насмешливо проговорил Рик. От него не укрылось, куда смотрит Энни, и это было ему приятно. – Думаю, стол как раз той высоты и длины, какая нужна. Иди сюда, женщина.
– Обожаю, когда в тебе пробуждаются первобытные инстинкты, – насмешливо бросила Энни и позволила Рику себя обнять.
Но прежде чем Рик успел притянуть ее к себе, Бак восторженно взвизгнул, помчался к двери и зашелся в неистовом лае.
Рик взглянул на часы и неохотно выпустил Энни из объятий.
– Половина седьмого. Да, в пунктуальности этому подонку не откажешь. Бак, заткнись!
Они с Энни вместе вышли на крыльцо. Темный седан вырулил на подъездную аллею и, подъехав к дому, остановился. Дверцы с обеих сторон открылись, и из машины во двор, громко хихикая, выскочили пятеро девчонок. Рик с трудом сдержался, чтобы не застонать. О Господи, дай силы пережить эти несколько часов!
Посигналив, Декер опустил стекло со стороны водителя и крикнул:
– Когда мне их забрать?
– Я сам их привезу, – коротко бросил Рик.
Декер кивнул:
– Отлично. До встречи, Хизер.
Хизер, делая вид, что целиком занята подружками, не ответила.
– Хизер, к тебе обращаются, – громко заметил Рик. Вздрогнув, Хизер перевела взгляд с него на Энни.
– Ой, прости, папа. Я не слышала.
– Не я. – И Рик показал на Декера. Досадливо поморщившись, Хизер обернулась:
– Спасибо, что довезли. Можете ехать обратно.
Рик бросил на дочь взгляд, красноречиво свидетельствующий о том, что он с ней после разберется. Нахмурившись, Хизер отвернулась. Делая вид, что не заметил грубости падчерицы, Декер высунулся из окна и обратился к Энни:
– Энни, я еще не закончил список людей, имевших какое-либо отношение к Буну, о котором вы просили. Он будет готов через пару дней.
Чувствуя, что поступает глупо, что не должен так делать в присутствии девочек, Рик тем не менее не смог сдержаться. Подойдя к Энни поближе, он обнял ее рукой за талию. Декер, который явно собирался сказать что-то еще, закрыл рот. Энни не отстранилась, хотя Рик почувствовал, что она напряглась.
– Спасибо, Оуэн, – вежливо проговорила Энни. – В таком случае я позвоню вам через несколько дней.
Декер поднял затемненное стекло, вывел машину со двора и поехал по подъездной дорожке.
Девчонки сбились в кучку и, призывно поглядывая на Рика, восторженно хихикали. Рик делал вид, что не замечает их многозначительных взглядов. Он давно к ним привык. Хизер как-то сообщила ему, что ее подружки считают его чрезвычайно сексапильным.
– Папа, можно нам сразу пойти к Венере?
– Ты порядок знаешь. Не визжать, не заходить в стойло, не делать резких движений. Венера еще не оправилась от ро-дов и беспокоится за жеребенка. – Он взглянул на Энни: – Хочешь тоже пойти?
– Конечно, – ответила она, и девчонки, повернувшись, уставились на нее, даже не пытаясь скрыть любопытных, оценивающих взглядов. Вновь послышалось хихиканье, потом шепот.
– Вовсе нет! – чуть громче, чем нужно, проговорила Хизер. – Она живет у нас в доме, и больше ничего.
Рик бросил взгляд на Энни: губы ее кривились от смеха.
– Эй, девочки! – крикнул он. – Я хочу познакомить вас с Энни Бекетт. Она писательница и фотограф. Энни, это подруги моей дочери: Мэгги, Эрин, Бетани и Тамара.
Девчонки – все они были одинаково одеты и носили распущенные волосы – поздоровались с Энни и еще раз с любопытством переглянулись.
– А о чем вы пишете? – спросила темноволосая Тамара. Рику она нравилась больше других. Он считал, что она умнее и выдержаннее остальных подружек Хизер.
– Документальные повести, – ответила Энни.
– Ну и скучища! – протянула Эрин.
Эта, напротив, казалась Рику полной дурой.
– Вовсе нет, – к его удивлению, вмешалась Хизер. – Она работает над одной клевой историей о солдате, который исчез в наших краях много лет назад. Видели бы вы его. Такой милашка!
– Ну и ну! Льюис Хадсон – кумир молодежи, – прошептал Рик на ухо Энни и поспешно отстранился, заметив, что Энни собирается ткнуть его локтем в бок.
На конюшне девчонки, как положено, поахали и поохали при виде смешного жеребенка женского пола с огромными глазищами, который неуклюже ковылял на длинных ножках, еще плохо умея с ними обращаться.
– О Господи, – тихонько проговорила Энни, осторожно прижимаясь к Рику. – Всего несколько дней от роду, а смот-ои. как скачет.
– Ты уже решила, как ее назовешь, принцесса? – громко обратился Рик к дочери.
Подпрыгивая от возбуждения, Хизер ответила:
– Мы говорили об этом по дороге сюда. Тамара советует назвать ее Титанией.
– Какое красивое имя! Ты любишь Шекспира, Тамара? – спросила Энни.
На лице девушки появилось недоуменное выражение.
– Вообще-то я имела в виду пароход "Титаник". Ну, про него еще фильм поставили, знаете? Но Титаник – не женское имя, и мы придумали Титанию.
– А... – протянула Энни.
– А у Шекспира есть такое имя? – спросила Хизер.
– Да, в комедии "Сон в летнюю ночь". Это королева эльфов.
– По-моему, хорошее имя, принцесса. А ты как думаешь? Девчонки немного посовещались шепотом, после чего Хизер изрекла, обращаясь к жеребенку, с сильным британским акцентом:
– Да. А посему нарекаю тебя Титанией. – И, хихикнув, добавила: – Красотка Титания. Вы только посмотрите на нее! Ну разве она не прелесть?!
– Ну все, я больше не могу, – скорчив гримасу, прошептал Рик Энни и, обращаясь к Хизер, сказал: – Хизер, мы с Энни идем обратно домой. Вы с нами?
– А можно еще немножко здесь побыть?
– Конечно. Только не очень долго, а то Венера будет нервничать.
И Рик с Энни не спеша направились к дому. Бак бежал за ними следом.
У калитки Энни остановилась и, с наслаждением вздохнув, сказала:
– Мне здесь ужасно нравится. Такой чистый воздух и такая тишина. Просто благодать... Даже для такой типичной горожанки, как я.
Рик открыл калитку.
– Я бы не смог жить в другом месте, здесь мой родной дом. А когда я умру, не возражал бы, чтобы меня похоронили на заднем дворе, под большим старым дубом.
При этих словах улыбка Энни погасла. Она отвернулась.
– Что случилось, Энни? – встревожился Рик.
– Твои слова навели меня на одну мысль... Не скажу, на какую. Ты подумаешь, что я болтаю всякую чепуху.
Взяв Энни за руку, Рик притянул ее к себе:
– Ну что ты, Энни. Скажи.
На лице Энни отразилось смущение.
– Я просто подумала, как было бы хорошо, если бы Льюис погиб, будучи мужчиной. То есть, я хочу сказать, ужасно, если он умер, так и не узнав, какие чувства испытываешь, когда занимаешься любовью, как, например, мы. – Покраснев, она отвернулась. – Вот видишь? Я же говорила, что ничего умного не скажу.
Рик помолчал, не зная, что ответить.
– Но у него же была девушка, – заметил он наконец.
– Их никогда не оставляли наедине настолько, чтобы они успели. – Взяв Рика за руку, Энни зашагала к дому. – Кроме того, Льюис был настоящим джентльменом и не стал бы ее компрометировать. Он подождал бы до свадьбы.
– Но он был солдатом, а рядом с фортом наверняка обретались женщины, охочие до развлечений, – выдвинул предположение Рик. По правде говоря, ему было все равно, умер Хадсон девственником или нет, но видеть Энни такой грустной он не мог. – Так что не переживай. Твой солдатик как пить дать пару раз с кем-нибудь переспал.
– Какой ты грубый! – воскликнула Энни, легонько стукнула Рика по руке и расхохоталась, а тому только того и надо было.
Однако слова Энни заставили его задуматься над тем, что жизнь быстротечна и нужно наслаждаться каждым прожитым мгновением. А иначе какой в ней смысл? Да, Энни на многое открыла ему глаза.
Поднявшись на крыльцо, они стали смотреть на солнце, висевшее над лесистым обрывом Холлоу. Прислонившись к несущей колонне, Энни обвела пальцем сердечко и инициалы, вырезанные на дереве много лет назад. В развевающемся светлом платье, залитая солнечным светом, она напоминала ангела.
Рик подошел ближе, и она одарила его отнюдь не ангельским взглядом из-под полуопущенных ресниц. В ту же секунду Рика охватило такое страстное желание, что он поразился самому себе. О Господи! Нужно держать себя в руках, а то еще, чего доброго, займется с ней любовью прямо на крыльце. Он понимал, что страсть, которую он испытывает к Энни, в немалой степени объясняется чувством новизны, и все же никогда еще он ничего подобного не испытывал.
– Кто этот пылкий поклонник? – спросила Энни, постукивая пальцем по неровно вырезанным буквам.
– Мой прапрадед Джон. Он сделал прапрабабушке Ильзе предложение на том самом месте, где ты стоишь.
– В самом деле? – восторженно воскликнула Энни и улыбнулась.
– Да, это традиция. Дедушка Эдвард тоже сделал здесь предложение бабушке Элис, а папа – маме.
– И ты тоже?
Улыбка Рика погасла.
– Я – нет. Может быть, поэтому моя семейная жизнь и не задалась. Я нарушил традицию.
Энни бросила взгляд в сторону Холлоу:
– Какое красивое и романтичное место!
Рик придвинулся к Энни близко-близко, пока не почувствовал исходящий от нее сладкий ванильный запах, тепло ее тела, пока шаловливый ветерок не швырнул ему в лицо шелковистые пряди ее волос.
– Думаю, стоя на этом месте, я ничем не рискую, – заметила Энни. – Ты ведь не станешь делать мне предложение.
Она произнесла эти слова игривым тоном, однако Рику показалось, что тон ее несколько нарочитый, что его ответ для Энни очень важен. А впрочем, может быть, ему это только кажется.
– Я подумываю кое над каким предложением, – проговорил Рик, и Энни, круто обернувшись, испуганно уставилась на него широко раскрытыми глазами.
– Я предлагаю хорошенькой девушке поцеловать ее, если она ничего не имеет против.
– А как же девчонки? – улыбнулась Энни. Рик огляделся:
– Никого.
– Значит, мы в безопасности.
Повернувшись к Рику лицом, она обняла его и прижалась к нему всем телом, такая мягкая, теплая. Как же от нее всегда приятно пахнет, подумал Рик, какая она красивая, милая. Он поцеловал ее крепко-крепко, надеясь, что она поймет: чувства, которые он к ней испытывает, – это не только страсть, а нечто большее.
Однако уже через секунду Энни отстранилась. Глаза ее были полузакрыты, щеки пылали. Она коснулась рукой его лица, провела пальцем по щеке, носу, губам.
– Ты замечательный мужчина, Рюрик Магнуссон, – произнесла она и легонько стукнула его по заду, немало тем самым удивив. – Но с тобой я совершенно забываю, зачем сюда приехала. А надо бы помнить. А сейчас я должна идти: Льюис ждет, и нужно еще поработать.
Рик кивнул. Энни повернулась и вошла в дом, а Рик так и остался стоять, глядя ей вслед.
Вот черт! Она снова бросила его ради своего солдатика, которого давным-давно нет в живых...
Работая в темной комнате – вообще-то это была крошечная ванная комната, расположенная на чердаке, – Энни слышала, как час назад или около того в дом вернулись девчонки. Не услышать их было невозможно: они топали, как стадо слонов.
Энни окунула снимки в ванночки с химическим раствором и стала смотреть, как на них медленно начинает проступать изображение, сначала смутное, белесое, потом все более отчетливое. Это была последняя пленка, которую она отсняла в Холлоу, и проявить ее следовало уже давным-давно.