* * *
После ужина мы все собрались в одной из гостиных на втором этаже - недалеко от моей спальни, - когда горничная доложила о приезде доктора Смита.
- Пригласите его сюда, - сказала Рут.
Как только Деверел Смит вошел в комнату и поздоровался с присутствующими, он подошел ко мне.
- Я так рад видеть вас, миссис Рокуэлл, - сказал он.
- А вы знаете, почему она вернулась? - спросил его сэр Мэттью.
- Знаю, и готов побиться об заклад, что еще до конца недели в нашей деревне не останется ни одного человека, который не знал бы об этом. Позвольте заверить вас, миссис Рокуэлл, что эта новость меня очень и очень обрадовала.
- Вы в этом не одиноки, - сказал сэр Мэттью.
- Мы теперь все должны заботиться о миссис Рокуэлл, - продолжал доктор.
- Именно это мы и собираемся делать, - отозвалась Рут.
Доктор Смит на мгновение сжал мою руку в своей. Этот человек обладал каким-то магнетизмом, который, мне кажется, я ощущала и раньше, но который поразил меня с особенной силой именно в этот момент. Он был очень хорош собой и, по-моему, очень эмоционален. Я заметила, что даже сэр Мэттью, который ворчал по поводу чрезмерной опеки доктора, тем не менее был явно рад его видеть. Я вспомнила, что Мэри-Джейн рассказала мне о том, как внимателен он был по отношению к ее сестре. Похоже, что жители округи должны быть благодарны его жене, которая, сделав жизнь дома для него невыносимой, невольно заставила его посвятить всего себя заботе о пациентах.
- Я знаю, что вы очень любите ездить верхом, - сказал он мне, - но теперь бы я посоветовал вам воздержаться от этого.
- Я понимаю, - ответила я.
- Вы сегодня были в Уорстусле? - спросила его Рут.
- Да.
- И, как всегда, вы удручены этим визитом, что, впрочем, неудивительно. - Рут повернулась ко мне. - Доктор Смит бесплатно предоставляет свои услуги не только тем из своих пациентов, которые не могут себе позволить ему заплатить, но и этой… больнице.
- Прошу вас, не делайте из меня святого, - смеясь, сказал доктор Смит. - Кто-то же должен оказывать этим несчастным медицинскую помощь. И потом, не забывайте, у меня есть и богатые пациенты. Я раскошеливаю богатых, чтобы помогать бедным.
- Настоящий Робин Гуд, - вставил Люк.
- Сэр Мэттью, - обратился к нему доктор Смит, - я хотел бы осмотреть вас, раз уж я здесь.
- На мой взгляд, в этом нет нужды, но если вы настаиваете, мне придется подчиниться. Только сначала вы вместе с нами поднимите бокал моего лучшего шампанского в честь предстоящего нам радостного события. Позвони, Люк, чтобы принесли шампанское.
Когда бокалы были наполнены, сэр Мэттью обнял меня и, подняв свой бокал, торжественно провозгласил:
- За моего внука!
После этого доктор пошел с сэром Мэттью в его комнату, а я - к себе. Мэри-Джейн, которой, видимо, очень нравилась новая для нее роль камеристки, разбирала мне постель.
- Спасибо, Мэри-Джейн.
- Вам что-нибудь еще понадобится, мадам?
Я сказала, что нет, и пожелала ей спокойной ночи, но, когда Мэри-Джейн уже была у дверей, я спросила ее:
- Мэри-Джейн, вы случайно не знаете место, которое называется Уорстуисл?
Она удивленно посмотрела на меня.
- Знаю, мадам. Это где-то в десяти милях от Хэрроугейта.
- А что за место?
- Это заведение, где держат сумасшедших, мадам.
- Вот что… Хорошо, Мэри-Джейн, спокойной ночи.
* * *
На следующее утро меня разбудила Мэри-Джейн, которая пришла, чтобы отдернуть шторы на окнах и принести мне воду для мытья.
Увидев, что шторы уже раздвинуты, а окна открыты настежь, она удивилась, так как, видимо, разделяла убеждение, что ночной воздух опасен для здоровья.
Я сказала ей, что закрываю окна на ночь только зимой, и, судя по взгляду, которым она мне ответила, она решила, что за мной нужен глаз да глаз.
Я приняла ванну и прошла по коридору в столовую, расположенную на том же этаже. Раньше я никогда не чувствовала себя особенно голодной по утрам, теперь же мне очень хотелось есть. "За двоих", - сказала я себе, накладывая на тарелку яичницу с беконом и почки. По заведенному в доме порядку завтрак был с восьми до девяти, и каждый сам обслуживал себя, беря то, что ему нравилось, с расставленных на буфете больших блюд.
Я позвонила, чтобы принесли кофе, и в этот момент в столовой появился Люк, а через несколько минут к нам присоединилась и Рут.
Она поинтересовалась тем, как мне спалось и чем я собираюсь себя занять в течение дня.
Я сказала, что собираюсь погулять и что мне не терпится навестить развалины аббатства.
- Они вас просто как магнит притягивают, - сказал Люк. - По-моему, вы в основном из-за них и вернулись.
- Вы не должны утомлять себя, - посоветовала Рут.
- Я прекрасно себя чувствую, так что об утомлении не может быть и речи.
Затем разговор перешел на события местной жизни, на благотворительные базары, которые викарий устраивает, чтобы собрать деньги на ремонт церкви, и тому подобное.
Утро было теплое и солнечное, и сразу после завтрака я отправилась гулять. Настроение у меня было на удивление безмятежным, и, даже подойдя к аббатству, я не ощутила ни капли той настороженности, которую раньше всегда испытывала среди его развалин. Освещенные ярким солнцем стены и каменные арки выглядели по-прежнему впечатляюще, но ничего таинственного или сверхъестественного я уже в них не замечала. Вспомнив, как напугана я была в тот вечер, когда я заблудилась в развалинах, я рассмеялась вслух.
После обеда, который прошел в обществе Рут и Люка, так как сэр Мэттью и его сестра ели каждый у себя в комнате, я пошла к себе и занялась составлением списка вещей, которые мне нужно будет купить. На самом деле с этим можно было подождать еще, по крайней мере, несколько недель, а то и месяцев, но мое нетерпение было так велико, что ждать я не хотела. Я села за стол у окна и начала писать, но тут в дверь постучали, и вошла тетя Сара.
- Я хочу показать тебе детскую, - сказала она с заговорщицким видом. - Пойдем со мной.
Я охотно пошла за ней, потому что мне было интересно увидеть детскую, в которой будет жить мой ребенок.
- Она в моем крыле, - говорила тетя Сара по дороге. - Я часто захожу туда. Потому все и говорят, что я впала в детство.
- Я уверена, что никто так не говорит.
- Говорят, я знаю. И мне это даже нравится - ведь если невозможно снова стать ребенком, остается только впасть в детство, чтобы забыть о своей старости.
Тем временем мы поднялись на верхний этаж и пошли по коридору, ведущему к переходу в восточное крыло дома. Когда мы проходили мимо двери, ведущей в нашу с Габриэлем спальню, у меня защемило сердце, но тетя Сара даже не взглянула на нее.
Как только мы оказались в восточной части дома, с ней снова произошла магическая перемена - она действительно словно впала в детство, и ее движения стали более живыми и энергичными, а на лице появилась безмятежная младенческая улыбка.
- Нам еще выше, - сказала она, открыв дверь, за которой я увидела короткий лестничный пролет. - Там, на самом верху, и есть детские комнаты: классная, дневная детская, спальня, комнаты няни и комната горничной.
Мы поднялись по лестнице, и тетя Сара открыла первую дверь.
- Это - классная, - сообщила она мне почти шепотом.
Я увидела просторную светлую комнату с тремя окнами и покатым потолком. Я поняла, что мы находимся под самой крышей. Я невольно посмотрела на окна и с облегчением увидела, что по традиции, распространяющейся на большинство детских комнат в Англии, они были заделаны металлическими перекладинами. Значит, мне не надо будет бояться, что мой ребенок выпадет из окна.
У одного из окон стоял большой стол, а рядом с ним - длинная скамья. Я подошла к нему и увидела, что его поверхность была покрыта царапинами, говорящими о том, что за ним училось не одно поколение Рокуэллов.
- Смотри, что здесь написано! - воскликнула тетя Сара.
Я пригляделась и прочла: "Хейгэр Рокуэлл".
- Она повсюду писала и вырезала свое имя. Если вы пройдетесь по дому, заглядывая в разные шкафы и тому подобное, вы сами в этом убедитесь. Отец говорил, что ей надо было родиться мальчиком, а не девочкой. Она всеми нами командовала, особенно Мэттью. Она не могла ему простить, что он - мальчик. Ведь, если бы было наоборот, она была сейчас здесь, а не в Келли Грейндж, а Саймон Редверс… Но что сейчас говорить - как бы ей не хотелось поменяться с Мэттью местами, этому не бывать.
- Саймон Редверс - ее внук?
- Да. Она души в нем не чает. - Тетя Сара подошла ко мне ближе. - Ей бы очень хотелось увидеть его хозяином этого дома, но это ведь невозможно, правда? Перед ним на очереди твой ребенок, а потом Люк. Но сначала твой ребенок… Мне надо послать купить еще шелка.
- Вы хотите, чтобы мой ребенок тоже занял место в ваших гобеленах?
- Ты ведь назовешь его Габриэлем? - спросила она, не отвечая на мой вопрос.
Меня поразило то, как она угадала мои недавние мысли.
- Но ведь у меня может родиться девочка.
Она покачала головой, будто это было совершенно исключено.
- Маленький Габриэль займет место большого Габриэля, - сказала она. - Никто не может ему помешать - Ее лицо вдруг сморщилось в обиженную гримасу. - А вдруг помешают?
- Если родится мальчик, никто не сможет помешать ему занять место его отца, - твердо сказала я, хотя от ее вопроса мне вдруг стало очень не по себе.
- Но его отец погиб. Все говорят, он убил себя… Это правда?
Она схватила меня за руку у локтя и крепко сжала ее.
- Это правда? - повторила она. - Ты ведь сказала, что он не убивал себя. Тогда кто же это сделал? Скажи мне, кто?
- Тетя Сара, - быстро сказала я, - когда Габриэль погиб, я была вне себя от горя. Возможно, я сама не понимала, что говорила. Он покончил с собой, вы же знаете.
Она отпустила мою руку и бросила на меня укоризненный взгляд.
- Ты меня разочаровала, - сказала она. И тут же, словно забыв о своем огорчении, вновь просияла и заговорила: - Мы все сидели за этим столом. Хейгэр была из нас самой умной, хотя гувернантка ее недолюбливала - ее любимцем был Мэттью. Его все любили и баловали, я же считалась дурочкой, потому что мне не давались уроки.
- Зато вы научились прекрасно рисовать и вышивать гобелены, - утешила я ее.
- Да, а у Хейгэр как раз получалось все, кроме этого. Но уж что она вытворяла, ты и представить себе не можешь. Как-то раз она вылезла из окна верхнего этажа на карниз, а слезть оттуда не смогла. Ее сняли оттуда садовники. После этого ее на целый день в наказание заперли в ее комнате на хлебе и воде, но ей было хоть бы что. Она сказала, что ее приключение того стоило. Она мне говорила: "Если очень хочешь что-нибудь сделать, так делай это, а думать о расплате будешь потом. Если что-то стоит сделать, так, значит, это стоит и того, чтобы потом расплатиться".
- Судя по всему, у вашей сестры был очень сильный характер.
- Да, за это ее очень любил отец. Ему было жаль, когда она вышла замуж за Джона Редверса и переехала к нему в Келли Грейндж. А тут еще начались неприятности с Мэттью. Его исключили из Оксфорда из-за какой-то истории с женщиной. Так она приехала сюда поговорить с отцом. Я ее видела из галереи менестрелей.
Она села за стол и несколько секунд просидела молча, сложив на нем руки, как образцовая школьница. Я поняла, почему в этой части дома она всегда кажется моложе своего возраста - она действительно впадает в детство, в том смысле, что переживает его заново в своем сознании.
- Неприятности, - продолжала она задумчиво, как бы вспоминая вслух, - вечные неприятности из-за женщин. Ему было уже за тридцать, когда он женился, и целых десять лет у них не было детей. Потом появилась Рут. Все это время Хейгэр была уверена, что ее сын Питер станет хозяином Киркландского Веселья, но потом родился Марк, а за ним Габриэль. Бедный Марк умер, но Габриэль оставался… А потом появился Люк, так что Хейгэр пришлось распрощаться со своими надеждами…
С этими словами она встала из-за стола и пошла к двери.
- Пойдем, я покажу тебе детские, - сказала она уже у выхода.
Вместе с ней я осмотрела комнаты, в которых столетиями играли, ели и спали маленькие Рокуэллы. В одной из детских стоял большой комод, который тетя Сара открыла, чтобы показать мне хранящиеся там крестильные рубашечки.
- Мне нужно как следует отсмотреть их, - сказала она, осторожно доставая из ящика комода нечто, похожее на облако из белого шелка с дорогими кружевами, - может, нужно кое-где заштопать кружева. Последний раз их надевали на Люка, а это уж было почти восемнадцать лет назад. Я возьму их к себе в комнату и никому не разрешу к ним прикасаться. К тому времени, как они понадобятся для твоего ребенка, я приведу их в порядок.
- Спасибо вам, тетя Сара. - Я посмотрела на свои часы, приколотые к блузке, и увидела, что уже четыре. - Пора пить чай, - сказала я. - Я и не представляла, что уже так поздно.
Тетя Сара словно не слышала меня. Закрыв глаза, она стояла, прижав к груди крестильные рубашки, и я подумала, что ей представляется, что она держит на руках младенца - того, который еще не успел появиться на свет, или кого-то из тех, которых она нянчила в прошлом: Рут, Марка, Габриэля или Люка.
- Я иду пить чай, тетя Сара, - сказала я, но она мне не ответила.
* * *
Спустя несколько дней ко мне в комнату зашла Рут с письмом в руке.
- Слуга из Келли Грейндж принес это письмо, - сказала она.
- Мне? - удивилась я.
- В этом нет сомнений. Посмотрите, здесь написано: "Миссис Габриэль Рокуэлл". Это можете быть только вы.
Она протянула мне письмо, после чего осталась стоять, явно ожидая, что я поделюсь с ней его содержанием.
Я открыла конверт и прочла следующее:
"Если миссис Габриэль Рокуэлл приедет в Келли Грейндж в пятницу в 3.30, миссис Хейгэр Рокуэлл-Редверс будет рада ее принять".
Меня поразил нарочито официальный и почти приказной тон записки.
Рут, видимо, поняла это по выражению моего лица, потому что улыбнулась и спросила:
- Что, королевский эдикт?
Я протянула ей приглашение.
- Ну что ж, вполне в духе тети Хейгэр, - сказала она, прочитав его. По-моему, она считает себя главой семьи, и поэтому хочет самолично проинспектировать вас.
- Я совершенно не хочу, чтобы меня инспектировали, - ответила я не без раздражения, - тем более, что на этой стадии инспекция вообще не имеет смысла.
- Не стоит на нее обижаться, она ведь очень стара - еще старше, чем мой отец. Ей недалеко до девяноста лет. К ней надо относиться снисходительно.
- Как бы то ни было, - заявила я, - я решила, что не поеду к ней в пятницу.
Рут пожала плечами.
- Ее слуга ждет внизу - она наверняка рассчитывает на ответ.
- Она его получит, - сказала я и, сев за стол, написала:
"Миссис Габриэль Рокуэлл сожалеет, что она не сможет нанести визит миссис Хейгэр Рокуэлл-Редверс в Келли Грейндж в пятницу в 3.30".
Рут взяла мой ответ и прочла его. Было очевидно, что ситуация ее очень забавляет и она будет с интересом ждать продолжения.
Из окна своей комнаты я увидела, как слуга из Келли Грейндж поскакал с моей запиской домой, и подумала: "Значит, свою заносчивость он унаследовал от бабушки".
* * *
В начале следующей недели, гуляя по лужайке перед домом, я увидела Саймона Редверса, едущего верхом в мою сторону. Подъехав ко мне, он соскочил с лошади, приподнял в знак приветствия шляпу и крикнул появившемуся на лужайке конюху, чтобы тот забрал у него коня.
- Миссис Кэтрин, - сказал он мне, вручив подбежавшему конюху поводья, - я рад, что застал вас дома, потому что я приехал для того, чтобы поговорить с вами.
С момента моего возвращения в Киркландское Веселье я видела его в первый раз, и мне показалось, что у него стал еще более высокомерный вид, чем раньше.
- О чем же вы намеревались со мной говорить? - спросила я, стараясь говорить как можно более холодно и равнодушно.
- Прежде всего, я хотел бы сказать, что я рад вас видеть.
- Вы приехали, чтобы это сказать?
- Так… понятно. Вы все еще сердитесь на меня.
- Я не забыла некоторые замечания, высказанные вами перед моим отъездом.
- Значит, вы злопамятны?
- Оскорбления, подобные тем, что я услышала от вас, забыть нелегко.
- Мне очень жаль это слышать, потому что я приехал как раз для того, чтобы просить у вас прощения.
- Неужели!
- Миссис Кэтрин, - мы с вами оба - настоящие йоркширцы, а значит, мы оба прямолинейны и откровенны и нам не свойственно изящное красноречие южан, за которым они так ловко умеют прятать свои истинные мысли. Я не пытаюсь претендовать на отточенность манер, свойственное лондонским джентльменам.
- Очень разумно, так как эти претензии были бы совершенно безосновательны.
Он рассмеялся.
- Миссис Кэтрин, у вас очень острый язык.
Надо сказать, мне нравилось, как он ко мне обращался. "Миссис Рокуэлл" мне всегда казалось слишком официальным, а просто "Кэтрин" внесло бы в наши отношения фамильярность, которой я вовсе не желала.
- Так что же вы хотели мне сказать? - спросила я.
- Я хотел бы попросить у вас прощения за некоторые недостойные замечания, которые я адресовал вам во время нашей последней встречи, а также поздравить вас с вашей замечательной новостью и пожелать вам доброго здоровья и счастья.
- Значит, ваше мнение обо мне изменилось.
- Я надеюсь, что этого никогда не произойдет, так как я с самого начала восхищался вами и восхищаюсь до сих пор. Но я искренне прошу у вас прощения за свою резкость. Позвольте мне объяснить вам, чем она была вызвана. Я был вне себя оттого, что потерял человека, к которому относился как к родному брату, а я их тех людей, кто в минуты гнева теряют контроль над тем, что говорят. Это лишь один из моих многочисленных недостатков.
- Ну что ж, в таком случае не будем больше возвращаться к этому инциденту.
- Значит, вы готовы простить и забыть?
- Первое гораздо легче, чем второе. Прощение я вам обещаю, ну а для того, чтобы забыть, нужно время.
- Благодарю вас. Вы добры ко мне больше, чем я этого заслуживаю. А теперь я хотел бы просить вас об одолжении.
- Так сразу?
- Да, но не для себя, а для моей бабушки. Она просила вас навестить ее.
- То, что я получила, было не очень похоже на просьбу.
Саймон засмеялся.
- Вы должны извинить ее прямолинейность. Она привыкла распоряжаться. Но она действительно огорчена, что до сих пор не знакома с вами, и была бы очень рада, если бы вы все-таки навестили ее. Не забудьте, что она очень стара и почти не выходит из дома.
- Она послала вас ко мне с повторным приказом?
- Она даже не знает, что я поехал сюда. Она очень расстроена тем, что вы отказались посетить ее, и я прошу вас позволить мне завтра заехать за вами и отвезти к нам в Келли Грейндж. Что вы на это скажете?
Я колебалась.