Накачанный снотворным, сын спал: лицо бледное, дышит еле слышно. Рядом сидела девушка, почти девочка, держала его руку. Увидев Валентина, вскочила, чтобы уступить ему место. Валентин спросил, как дела у Сергея, но ничего вразумительного девушка сказать не смогла. Валентин пошел выяснять положение у врача. Дежурил именно тот хирург, который оперировал Сергея. Он скупо сообщил подробности: анаэроб взял верх, ожоговая рана нагноилась, началась интоксикация организма. Чтобы предотвратить сепсис и спасти ногу, пришлось сделать лампасный разрез нижней конечности и ампутировать палец. Операция, естественно, проходила под общим наркозом. Сейчас состояние мальчика удовлетворительно.
Девушка, ее звали Лена, вернулась в свою палату, а Валентин остался на ночь у кровати сына. Часа два он дремал на стуле, но очнулся задолго до пробуждения Сережи. Наконец и мальчик открыл глаза. Валентин не узнал сына: синие круги под глазами, бесцветные губы, но главное изменение - это выражение глаз. Куда делся Серега-балагур, хулиган и задира? На Валентина смотрели тусклые, безразличные глаза старичка. Он боялся даже посмотреть на забинтованную ногу. Вдруг половины нет?
- Папа, ты-говорил с врачом? Что они со мной сделали?
Валентин, подбирая ободряющие слова, сообщил сыну то, что сам недавно узнал от врача.
- Значит, я теперь законченный инвалид - даже водить машину не смогу?
- Да какой ты инвалид? Сам посуди, ну, отхватили у тебя палец. Это же малость. Слава богу, ногу спасли! Сейчас главное - избежать новых осложнений.
- Я теперь ученый, папа. Никаких глупостей. Валентин неловко погладил широкой заскорузлой ладонью волосы мальчика. Сергей прикрыл глаза.
Валентин позвонил в город, но Иветту не застал. Видно, дела у тещи плохи. Глава семьи еще сутки провел в больнице у сына. Затем, обсудив с врачом режим больного и возможные сроки лечения - врач гарантий никаких не давал, - отправился в обратный путь. Рядом с Сергеем снова обосновалась Лена.
* * *
Внук вернулся домой скорее, чем бабушка. Опираясь на костыли, он бодро скакал по квартире - деятельная натура брала свое. Одно расстраивало: с мыслью об училище автосервиса пришлось распрощаться. Он и так был зачислен условно, его свидетельство об окончании школы не прошло конкурса сплошные тройки, если не считать пятерку по физкультуре. Весной ему сказали, если кто-нибудь заболеет или откажется, тогда примут его. Вышло так, что заболел он сам.
Первого сентября Анечка пошла в новый математический класс. Сергей остался не у дел. Главное для него сейчас было - избавиться от костылей. Все остальное - потом.
13
Прошел месяц - месяц тревог и волнений. Квартира Соловьевых превратилась в лазарет. Сергей пока передвигался с палочкой. В комнате супругов лежала парализованная бабушка. Сиделкой, разумеется, стала Иветта. Она взяла отпуск за свой счет. Проблем с оформлением не было, так как жизнь на фабрике постепенно замирала, выпуск обуви сокращался. Домашние обязанности Иветты стали удручающе однообразными: делать перевязки Сергею, подносить матери судно, ежедневно стирать ее простыни, готовить на всю семью. Иветта поняла, что такое ад. В их квартире и прежде не было лишних метров, теперь же сделалось по-настоящему тесно. Кровать матери стояла почти впритык к супружескому ложу. Поначалу бабушка лежала в комнате внуков, но сосуществование больной старухи и шумных подростков оказалось еще мучительнее.
Сергей, не уважающий тихие занятия, будь то чтение или изготовление поделок, маялся от безделья. Только игра на трубе или прослушивание кассет могло его утешить. Присутствие бабушки ограничивало мальчика, вынуждало отключать музыку хотя бы во время ее сна. Но и время бодрствования старушки не было безоблачным для окружающих. Под влиянием болезни - тромбоз сосуда повлиял и на психику - она почти обезумела. Наталья Всеволодовна не могла встать, но кричать, ругаться и подозревать всех в злостных кознях была в состоянии. Доставалось от нее и Сергею. То она требовала выбросить "зловредную дудку", то критиковала картинки полуголых красоток, развешанные у его кровати. Прежде, случись с внуком такая беда, бабушка полностью подчинила бы ему свою жизнь. Теперь нога Сергея ее мало занимала. С эгоизмом неполноценного человека она пеклась только о себе.
Чтобы спасти Сергея от бабушкиной ругани, а бабушку от грубости подростков, их разделили. Таким образом, кровать старушки переехала в супружескую спальню. Но Аня уже отдалилась от дома, возвращалась поздно - занималась то в библиотеке, то в общежитии, где обитали иногородние ребята. Увлекла Аню и работа на недавно появившихся персональных компьютерах - девушка стала завсегдатаем компьютерного зала университета. О самбо пришлось забыть. Теперь она лишь раз в неделю ездила в бассейн.
Валентин вновь стал задерживаться на работе, а однажды не пришел вовсе. Иветта ни о чем не расспрашивала мужа, но догадывалась, с кем он провел злополучную ночь.
Сергей споро шел на поправку. Друзья из музыкальной команды его не забывали. Вечерами, после занятий в своих училищах, они приходили к нему с инструментами и репетировали. Ближе к ночи соседи возмущенно начинали стучать в стену, и музыканты расходились по домам. Иветта же не гнала мальчишек: пусть в доме лучше звучит музыка, чем ругань. Но гневливая вспыльчивость бабушки оставалась печальной неизбежностью.
* * *
Предстоящий новогодний праздник не радовал Иветту. Дети решили встречать Новый год с друзьями, каждый в своей компании. Сергей уже не нуждался в палочке. Он не скрывал, что встречается с Леной, своей больничной подружкой. Несколько раз Лена заглядывала в дом к Соловьевым и сразу не понравилась Иветте: тринадцатилетняя девчушка была раскрашена как циркачка, от нее пахло сигаретами. Однако запретить сыну встречаться с пей Иветта не могла.
Уходила и Аня. С переходом в новую школу у дочки изменились отношения с одноклассниками. Она обрела новых друзей и стала еще независимее. Иветта в свое время в такой же ситуации потерялась, стушевалась в новом коллективе - хорошо, хоть дразнить ее перестали! - а Анечка, напротив, вышла на первые позиции в школьной иерархии. В математическом классе умные головы ценились, отличников уважали. Но умные дети умеют не только зубрить теоремы, но и хорошо веселиться. Это было время компьютерных мальчиков и девочек со своим миром, своими шутками, своими "глюками". Сильная, самостоятельная Аня оказалась лидером. Разумеется, сидеть с родителями перед телевизором в Новый год она больше не собиралась.
* * *
Около полуночи Соловьевы сели за празднично накрытый стол, поставленный рядом с кроватью больной. Включили телевизор. Прослушали выступление президента. Затем Валентин произнес тост за здоровье. Иветта выпила шампанского, бабушка пригубила апельсинового сока и вскоре задремала. Супруги .сидели рядом, не зная, о чем говорить. В последнее время они и не были супругами в полном смысле этого слова: бабушка не способствовала их ночной жизни. Иветта давно ничего не хотела. И хотя роковая для женщины цифра 40 лишь смутно вырисовывалась в тумане грядущих лет, Иветта чувствовала себя старухой. Тягостные заботы минувшего полугодия сказались на ней не лучшим образом. Валентин опрокинул еще рюмку, откинулся на спинку стула:
- Ива, я готов пойти тебе навстречу.
- Ты о чем, Валя?
- Помнишь, ты просила, чтобы я ушел… дал тебе свободу.
Иветта напрягла память. Последние месяцы отодвинули на задний план выяснение отношений. Похождения Валентина больше не занимали Иветту. Припомнить, что она якобы просила свободу? Этого не было. Она лишь сказала, что отпустит его, если он захочет уйти. Но зачем спорить?
- Хорошо. И что дальше?
- Я могу дать тебе развод хоть завтра. Но желательно, чтобы мы разъехались. Как ты смотришь, если я поживу в квартире Натальи Всеволодовны?
- Тебе сейчас дать ключи? - с горькой иронией спросила Иветта.
Но Валентин не шутил:
- Можно и сейчас. Чего откладывать? Посплю часика три и поеду туда.
- Так сразу? - поразилась Иветта. - Тебе же требуется время на сборы. А твои банки с вареньем? - снова не удержалась она от шпильки.
Но Валентин не обиделся:
- Варенье можете есть, мне не жаль. К тому же я буду наезжать, тогда и возьму все, что потребуется. С детьми я хочу встречаться здесь, ты не возражаешь?
Иветта усмехнулась предложению о варенье. Какой добрый! Интересно все же: он собирается жить там один или с этой? Но она так и не задала этот вопрос.
* * *
Когда следующим вечером дети вернулись, отца они уже не застали. Иветта сообщила, что у папы поднялось давление и он поживет отдельно, пока не придет в норму. Она солгала, чтобы не травмировать детей. Валентин поддержал ее миф.
Уменьшение семьи на одного человека повлекло едва заметное улучшение: из суммарного квартирного шума исключились скандалы между зятем и тещей.
14
Уход Валентина из семьи больнее всего отразился на сыне. Он, в отличие от сестры, ничего не знал о летнем приключении отца, о разногласиях между мамой и папой. Судя по всему, Аня не откровенничала с братом. Поняв, что отец не вернется, Сергей совсем отбился от рук. Наотрез отказался поступать в училище, сказал, что пойдет работать. С большим трудом Иветта уговорила сына записаться в вечернюю школу. Одно утешало Иветту: сын не подлежал призыву в армию. Теперь главное - удержать мальчика от соблазнов, подстерегающих подростка на каждом шагу. Иветта опросила знакомых, не примет ли кто мальчика на работу. Преодолев неловкость, Позвонила даже Амосову. И тот откликнулся: взял Сергея в свой театр производить шумовые и музыкальные эффекты. Парень был в восторге, хотя много платить Амосов не мог.
Аня совсем отдалилась от дома - даже ночевать приходила редко, оставалась у подруг в общежитии. У бабушки тем временем наметилось улучшение. К лету Наталья Всеволодовна уже могла передвигаться по квартире и обслуживать себя. Пригодилась Сережина палочка. Подвижность старушки, устранив одни проблемы, породила новые. Бабушка постоянно забывала, куда положила свои вещи, и обвиняла домочадцев в хищении. Спорить с больным человеком было невозможно. Иветта вышла на работу, приходила лишь вечером, но и несколько часов пребывания в нервозной домашней обстановке изматывали ее. Головная боль стала постоянной спутницей Иветты. Врач безапелляционно заявил: "Вам нужен мужчина". Но мужчины как раз и не было…
Ухудшалось положение на фабрике: то останавливался главный конвейер, то задерживалась поставка сырья. Работников посадили на голый оклад: ни премий, ни прогрессивок, ни тринадцатой, дополнительной зарплаты. Иветта еле сводила концы с концами. Валентин денег Иветте не давал, он готовился снова стать отцом - Светлана уже была на восьмом месяце. К счастью для Иветты, она уволилась.
Жанна советовала Иветте подать на алименты, но та лишь отмахивалась: нет, она не будет ходить по судам. Однако в суд явиться пришлось, чтобы оформить развод. Валентин заявил, что ему нужен чистый паспорт. Иветта поняла, для чего. И еще на одну жертву пришлось пойти Иветте: сделать родственный обмен и прописать Валентина в квартире Натальи Всеволодовны, а больную мать - по адресу Иветты. Бывший муж торжественно поклялся, что в этом случае станет добровольно помогать дочери до ее совершеннолетия. (Сергей, предполагалось, сам заработает на жизнь.) Будущее талантливой девочки очень беспокоило Иветту. И напрасно деловитая Жанна предостерегала подругу, уверяя, что сдавать жилье выгоднее, чем ждать сомнительной помощи от Валентина. Но Иветта не умела противостоять агрессивному напору - квартира матери уплыла к бывшему мужу. Наталья Всеволодовна без раздумий согласилась на обмен. Полоумная старушка уже плохо разбиралась в том, что происходит вне стен дома. Понимала одно: жить без присмотра дочери она не в состоянии. Зять оперативно привел в дом нотариуса, чтобы оформить сделку.
Валентин оказался везунчиком: успел вовремя. Через неделю тещу ударил второй инсульт, и на этот раз исход был трагическим.
* * *
Наши чувства и переживания часто не поспевают за событиями. Матери уже не было на свете, а Иветта казнила себя, что сделала что-то не так: не усмотрела, не уберегла, не предупредила. Призрак покойной продолжал витать над домом. Но воздействие его на живых постепенно ослабевало, и душу Иветты заполняла холодная пустота. Прошли традиционные сорок дней, отпущенных для прощания с ушедшим. Житейские дела и заботы о детях возвращали Иветту к жизни. Но к жизни совсем другой, чем прежде.
Вряд ли Иветта могла осознать те перемены, которые происходили с ней. Даже осанка Иветты изменилась: прямее стала спина, чуть приподнялся подбородок. Она напоминала цветок, пробившийся сквозь толщу асфальта. Теперь ни мать, ни муж не довлели над ней. Жизнь, украденная близкими, была возвращена ей по праву. Но как распорядиться дарованной свободой? Не займут ли дети место диктаторов, подчинив интересы матери собственным? Сама Иветта не задумывалась над будущим. Она плыла по течению.
Часть вторая
КАРНАВАЛ ОДИНОКИХ ДУШ
Нет
лет.
Мы все,
впадая сдуру в стадность,
себе придумываем старость,
но что за жизнь,
когда она - самозапрет!
Евг. Евтушенко. Нет лет
1
Люди взрослеют незаметно, мало-помалу окутывая себя сетями ответственности. Но есть категория вечных детей - вечно свободных и всегда непосредственных. Глеб Четвергов был из их числа. Даже перешагнув тридцатилетний рубеж, он все еще искал свое место в жизни. Тернистая тропинка художника, выбранная им поначалу, сузилась и затерялась в дебрях жизненного леса. Глебу не хватало ни техники, ни интуиции, ни упорства. Его картины умирали на уровне замысла или превращались в изобразительный ребус, а не живое полотно. Иногда он спохватывался, что пора зарабатывать деньги, но и здесь преуспел мало. "Журавли" не выдержали конкуренции, а Владимир Амосов, обретя деловые навыки руководителя, загорелся новым проектом, с театром уже не связанным. Там художники не требовались. Глеб опять остался без работы, однако особенно не огорчился - он снова стал свободен от всяческих обязательств.
В годы перестройки открылось много интересных возможностей как для духовного развития, так и для заработков. Всевозможные секции, ассоциации и клубы вербовали неофитов. Глеб несколько месяцев работал в экспедициях уфологов на Урале, делал зарисовки странных теней и отпечатков - предполагаемых следов пришельцев. Работа почти не оплачивалась, хватало только на пропитание. Но пока Глебу было интересно, он не обращал внимания на такой пустяк, как деньги. Постепенно инопланетяне ему наскучили: сами они на глаза исследователям не показывались, только оставляли сомнительные знаки. Глеб отдалился от группы чудаков-энтузиастов и кинулся в другую крайность: писал портреты прохожих на Невском проспекте. Однако и на тротуаре Глеб не нашел желанной свободы. Ему разрешали работать только в определенное время, поочередно с другими портретистами, при этом значительную часть выручки приходилось отстегивать крыше. Возникали сложности и с клиентами. Все они хотели выглядеть красивыми и добрыми. Если же Глеб, увлекшись, изображал подмеченные черты реального характера, обиженные люди отказывались покупать портреты. В итоге Глеб снова оказался не у дел. И это в то время, когда в князи прыгали даже из грязи, - сверстники Глеба становились директорами фирм, президентами банков, депутатами!
Отказ Глеба от карьерной гонки привел его в кружок последователей учения Дон Хуана - плода воображения Карлоса Кастанеды. Творческая молодежь не только самозабвенно штудировала многочисленные тома культового американца, но и пыталась воплотить в жизнь новую философию: расширить пространство своего сознания. Они собирались на частных квартирах и проводили опыты путешествий в параллельные миры, упражнялись в достижении измененного со знания. Идея казалось простой: надо обрести другое видение, другую точку зрения. У Кастанеды она называлась точкой сборки, и поиску этой точки ребята посвящали все свободное время. Экспериментировали с дыханием, то задерживая, то ускоряя его. Закрыв глаза, входили в тело сновидения, воображали себя птицей или рыбой, чтобы смотреть на мир их глазами Учились сновидеть наяву. Однако поверить, что вещи имеют душу, что табурету больно, когда на нем сидят удавалось не каждому.
Кастанеда подсказывал, как достичь просветления попасть в тело сновидения можно с помощью наркотика. Но здесь возникала очевидная опасность - художники ее понимали. Они искали безобидные, на их взгляд, средства: чтобы овцы были целы и волки сыты. Индейский шаман использовал мескалин, выпаренный из кактуса-пейота. На Севере кактусы не росли, однако в пригородных лесах попадались особые поганки, по слухам, пригодные для этой цели Опыт их приготовления передавался из уст в уста К счастью, первый же опыт с грибами оказался плачевным: экспериментаторов выворачивало наизнанку, двух девушек увезли в больницу. В вожделенный транс так никто и не вошел.
От крайностей отказались. Курили одурманивающую траву, глотали "колеса". В группе был строгий запрет на иглу, героин. Члены кружка не стремились к бездумному удовольствию, они имели цель: расширить горизонты творчества. Однако невинные, казалось бы, опыты подталкивали к трагедии.
Искатели ходили по краю пропасти, а иные срывались в бездну. И те, упавшие, исчезали из поля зрения, даже их имена переставали упоминаться. Остальным казалось, что пропали слабаки, а их самих беда обойдет стороной. Глеб Четвергов балансировал на тонкой грани между экспериментаторами и наркоманами. Положение было особенно опасным, так как поиски другой реальности были его единственным занятием. Другие участники кружка имели хоть какие-то обязанности, большинство учились в университетах, а иные уже работали. У всех были грандиозные планы и амбиции. Нет, посты и должности не привлекали их, они мечтали о шедеврах. Будущие светила архитектуры создавали немыслимые проекты, живописцы писали "кислотные" картины, музыканты экспериментировали с диссонансами. Глеб ничего конкретного не создавал, он только высказывал критические замечания. Впрочем, к ним прислушивались. И лишь один человек связывал Глеба с миром повседневности - его сестра Валерия. Надоедала напоминанием об обязанностях в доме, нагружала мелкими поручениями, требовала отчета, где и с кем он проводит время. Валерия контролировала его жизнь, насколько можно контролировать жизнь молодого мужчины. И Глебу приходилось мириться, потому что и кормила его тоже сестра.