Выступая от лица махновцев, Долженко так характеризовал социальные корни большевизма: "Расширение по Марксу правительственной деятельности в настоящее время усиливает ряды коммунистической партии, как упражнение укрепляет тело человека. Это верно. Но расширение функций государства, как вы знаете, увеличивает силу бюрократии, партийной или административной, ... которая является особой группой... Большевики стали отщепенцами, хотя они и выдвигают лозунги пролетариата. Государство стало хозяином орудий производства и блажителем индустриального пролетариата, которого фактически у нас нет. Это маленькая группа, во имя которой издаются законы, и которая, вместе с партией, является особой группировкой над пролетариатом". Необходима "третья революция" – свержение власти бюрократии. Концепция "третьей революции" означала шаг в сторону от идеи "революционного фронта". Раскол "революционного фронта" большевиками означал, что махновцам не удалось избежать столкновения с той частью трудящихся, которые шли за большевизмом. Находя свое объяснение "контрреволюционности" части пролетариата, махновцы оказываются и перед необходимостью некоторого изменения стратегии (впрочем, как показывают последующие события, идея "революционного фронта" также осталась в их арсенале). Если раньше махновцы стремились сначала в союзе с красными разгромить белых, а потом вступить в борьбу с большевиками за массы, то теперь, несмотря на сохранение белой угрозы, на первый план они ставят антибольшевистские задачи "третьей революции".
Оценивая перспективы "третьей революции", Долженко не сводит ее к успехам махновской армии: "Мы двигатели 3-й революции и создатели новых лозунгов, мы среди борющихся классов являемся как бы центральным, революционным бродилом, которое приводит в движение угнетенное многомиллионное крестьянство... Наше революционное бродило, приводящее в движение крестьянские группы, не способно дать определенное направление этому движению. Нас мало для того, чтобы приступить к созидательной работе, да и глупо теперь, когда не закончена разрушительная работа, за это браться.
Занятие района не может уничтожить власть... Третью революцию может создать народ, но, ни в коем случае, наша армия". Таким образом махновцы доказывали набатовцам, что занятие постоянного района не является самоцелью (движение уже имело подобный опыт). В сложившихся условиях тотальной войны социальное строительство все равно невозможно. Для победы движения необходимо его распространение на всю страну. И здесь махновцы рассчитывали не на военную победу, а на социальные организации в городах, способные выбить из-под большевиков хотя бы часть социальной опоры: "Сохранив профессиональные союзы и экономико-хозяйственные организации, мы должны вести неустанную борьбу за счастье неимущего класса. Октябрьская революция создала целую сеть таких организаций. Нам только надо очистить их от политического влияния большевиков, и тогда они станут нашими, социалистическими". Таким образом, махновские идеологи показали, что они не замыкаются на партизанских методах борьбы и признают важную роль синдикализма в победе революции. Но здесь ключевую роль должны сыграть городские анархисты: "И вот, мы будем бродить по селам, будируя сознание крестьянства, а вы уходите на заводы и также будите уснувшие страсти рабочих, выдвигая их прямую задачу – социализацию орудий производства... Не согласны на этом поприще вместе работать – мы с вами порываем связи навсегда и будем считать вас, как обособленную группировку в анархическом организме".
Такая стратегия противоречила планам набатовцев – их влияние в городах было недостаточно для развертывания влиятельного синдикалистского движения. "Вначале Барон возражал, – вспоминал Белаш о ходе дискуссии. – Но под конец признал, что необходимо городским анархическим организациям влиться в профсоюзы, добиваясь советской трибуны, что махновщина должна остаться центральным, революционным бродилом на селе. В отношении политического руководства махновщиной и организации чуть ли не анархической партии с руководящими тенденциями, он высказал уверение, что, рано или поздно, мы к этому сами прийдем". Таким образом набатовцы, взяв на себя ответственность за активизацию движения в городах, продолжали настаивать на подчинении Махновского движения более широкой политической организации. Итог попыток пришлых анархистов возглавить движение подвел сам Махно: "Ваше дело культурничать, и баста". После этого Барон покинул район военных действий. "Набат" на несколько месяцев отмежевался от махновского движения.
Махно не собирался подчиняться набатовцам. Но это не значит, что он предпочитал все решать сам. Перед боевыми операциями он советовался не только со своим ближайшим окружением, но и с бойцами: "Много наших хлопцев стояли за то, чтобы дать бой, но много было и против. Врагов было значительно больше, да и в нашу задачу не входило давать, пока еще, бои красным, если на это нет жгучей необходимости". Такие совещания не снижали, а повышали боеспособность армии Махно – бойцы лучше понимали смысл операции и сражались с большим воодушевлением. В комплектовании командного состава назначенчество продолжало сочетаться с выборностью.
При Махно сохранялся и коллегиальный политический орган – Реввоенсовет (РВС), или совет революционных повстанцев Украины (махновцев). Он был избран в мае 1920 г. на собрании комсостава. В него вошли Махно, Белаш, Калашников, Куриленко, Каретников, а позднее кооптированы Аршинов и Попов. При РВС были созданы три отдела – оперативный (Махно, Калашников, Белаш), в подчинении которого находились штабы частей; организационный (Куриленко, Каретников), занимавшийся штатами и административно-хозяйственным контролем, и культурно-просветительский, который осенью возглавил Аршинов. Орготделу подчинялась также Комиссия противомахновских дел (Каретников, Попов, Кузьменко).
В задачи махновского культпросвета входило участие в судебных мероприятиях, активная агитация на крестьянских митингах, а также просветительская работа. Так, например, в "Дневнике жены Махно", рядом с описанием сцены пьянства есть и такая запись: "11 марта вечером был спектакль, посвященный памяти Т.Г. Шевченко. Наших там было много. Все прошло хорошо".
Махно опирался на сеть военных организаций, готовых в любой момент поддержать основную мобильную группу. Исследователь военного искусства Махно Н. Ефимов пишет: "Это были крестьяне, вооруженные винтовками или каким-либо другим оружием. Они не уходили с Махно, а оставались в том или другом своем селе или волости и представляли ячейку, которая занималась охранением своего района... Вот если явится в ее район продорган советской власти, какой-либо реквизитор или разведывательная часть, желающая получить сведения о махновцах, то дело этой ячейки их уничтожить и сообщить о расположении красноармейских частей, расквартированных в их районе, главному отряду. Когда политический момент был удачен для Махно, то эти ячейки разбухали, принимали в свои ряды добровольцев и все время ими пополнялись".
Благодаря этой корневой сети махновская армия и снабжалась. Махновцы заранее сообщали крестьянам несколько мест, где для них должен быть готов ужин. Если махновцы нуждались в лошадях, то отбирали их преимущественно у тех хозяев, которые имели свыше трех лошадей. Крестьяне хранили боеприпасы махновцев и ухаживали за ранеными. Сила этой корневой системы имела и обратную сторону – армия Махно резко ослабевала за пределами своего района.
За пределами махновского района в первой половине 1920 г. на Украине действовало еще несколько анархистских отрядов размером поменьше. ЧК относили к анархистской ориентации отряды С. Коцюра (3000 бойцов, Киевская губерния), Несмеянова (200 бойцов, Киевская губерния), Скляра (800 бойцов, Херсонская губерния, взаимодействовал с Махно), Бровы (300 бойцов, Полтавская губерния, начштабом у него в конце года был Чубенко), Двигун (200 сабель, Херсонская губерния).
В июне операции махновской армии против тылов Южного фронта были успешны. Было разбито несколько полков красных, тыл 13-й армии оказался в критическом положении. Красные были бессильны сделать что-нибудь. Им оставалось только обстреливать махновские митинги из артиллерии. И вдруг Махно уходит из района.
Причиной стало весенне-летнее наступление Врангеля. Махно увидел, что, разгромив тылы красных, он облегчил успех белой армии. Почувствовав силу, белые приступили к репрессиям: "Противник забирает скот и хлеб. Проводит насильственную мобилизацию по 41 год. Уклоняющихся порют и расстреливают", – гласит разведсводка 42-й дивизии. Естественно, махновцы не желали способствовать такой политике. В то же время на этот раз белые действовали методом "кнута и пряника", закрепляя за крестьянами помещичью землю. Не ясно, было ли это известно Махно, но попытка безусловных врагов – белых – заигрывать с крестьянами, тоже не могла его радовать. 27 июня Махно писал в приказе своим войскам: "В интересах нашей армии уйти на время из пределов бело-красных позиций, дав им возможность сражаться до тех пор, пока мы не соберемся со своими силами".
* * *
Пока Красная армия сдерживала натиск поляков на Украину и готовилась к походу на Варшаву, потенциальный коммунистический диктатор Польши Дзержинский был занят не менее важным делом – ЦК поручило ему изловить Махно. С мая Дзержинский формирует на Украине систему войск внутренней охраны (ВОХР) ВЧК. В июне он пишет жене: "Я не хотел бы вернуться в Москву раньше, чем мы обезвредим Махно. Мне трудно с ним справиться, ибо он действует конницей, а у меня нет кавалерии". Дзержинский просит кавалерию и у Ленина. Ему дали конницу. По дороге на польский фронт в районе действий Махно пришлось задержаться 1 конной армии. К тому же, маневровые отряды ВОХР на треть состояли из конницы. Они шаг за шагом сжимали кольцо вокруг Махно, который дерзко занял Гуляй-Поле, словно поджидая там красных. Красное командование считало, что неплохо осведомлено о планах махновцев – ведь крестьяне тесно связаны с "бандитами", и, прикинувшись махновцами, разведка могла узнать, где махновцы готовят атаку. Но потом выяснилось, как докладывали сводки: "Политика махновского штаба – подготовить удар не в том направлении, в котором распространяет слух население, а в обратном". Дзержинский разработал план охоты: одна группа красных занимает прочные позиции у Гришино-Селидово, а две другие наносят удар в районе Гуляй-Поля и гонят зверя на засаду. Но только охотники протрубили в рог, зверь махнул хвостом, да и ушел от них в неизвестном направлении. Вновь он объявился уже севернее. Это было начало грандиозного рейда Махно по тылам Красной армии, перед которым меркнет даже знаменитый рейд белоказаков Мамонтова в 1919 г. Махновцы с боями пройдут более 700 км. и добьются того, что красные будут искать с ними мира.
Несколько отрядов под общим командованием Махно численностью по 250-1000 бойцов шли в районы, где Махно не видели, где красные чувствовали себя уверенно. По пути махновцы раздавали крестьянам хлеб из продовольственных складов (своего рода продразверстка наоборот), громили инфраструктуру военного коммунизма. Авторитет Махно рос теперь уже не только в его родном районе.
Обогнув Полтаву с севера, Махно занял Зеньков и Миргород, угрожал столице Советской Украины Харькову. Пришлось срочно стягивать туда силы. Но Махно, погромив коммунистические учреждения и тыловые склады, раздав запасы населению, нырнул в леса, и 28 августа захватил Изюм, где распустил заключенных и взорвал тюрьму. Затем снова скрылся в лесах близ Славянска. 3 сентября Махно взял Старобельск, что было крупной неприятностью для красных – здесь были сосредоточены крупные запасы продовольствия и оружия. Все попало в руки батьки. Его армия выросла до 5-6 тысяч (не считая отрядов, оставшихся в районе Гуляй-Поля). Он продолжает двигаться на восток, на Дон. Что-то гонит его от родных мест. 10-12 сентября разгорелось ожесточенное сражение под Миллерово, где Махно поджидал ВОХР. Махновцы захватили и вывели из строя бронепоезд красных. Вечером махновцы – 300 всадников и пехота на 500 подводах при 45 пулеметах – ворвались в Миллерово. Красные были разбиты, но Махно серьезно ранен – ему раздробило ногу. Утром партизанская армия двинулась дальше на восток.
Но казаки встретили Махно прохладно. Наиболее активные враги советской власти уже ушли к белым, казачество было обескровлено предыдущей борьбой. О Махно доносились лишь смутные слухи. Ну его – как пришел, так и уйдет. Казаки настороженно провожали взглядом махновскую армию. Как сообщало Донецкое губчека, "притока казаков к бандам Махно не наблюдалось".
Дойдя до Морозовской, Махно развернулся на Старобельск. Его угнетала ситуация, при которой, приближаясь к красному фронту с тыла, он косвенно помогал белым. А они наступали как раз на его район, на Гуляй-Поле.
В это время врангелевцы заняли Гуляй-Поле. Махно решил, что единственным способом освобождения его столицы может быть союз с красными против Врангеля. Стороны уже давно зондировали возможность контакта. И большевикам, и махновцам нужна была передышка в жестокой войне "внутри революционного фронта". Обе стороны не оставляли надежду, что противник после всего пережитого может "поумнеть". На заседании РВС против союза с большевиками выступило большинство гражданских анархистов, за – большая часть комсостава. Предложение о союзе, переданное махновцами 27 сентября, было немедленно принято руководителями Южного фронта. 29 сентября красным частям было приказано прекратить огонь.
Т.А. Беспечный и Т.Т. Букреева утверждают, что идею союза Нестору "подбросили" красные, причем через Л. Зиньковского. Никаких фактических доказательств этой экзотической версии не приводится, и основана она на типичных для коммунистических авторов допущениях о некоторой умственной ограниченности крестьянских вожаков. К тому же по "законам жанра" нужно романтизировать образ Л. Зиньковского (Задова), сделав из него эдакого гения спецслужб и слугу двух господ. Но доказательств работы Зиньковского на ЧК уже в 1920 г. миру не предъявлено. Оно и не удивительно – если бы Зиньковский уже тогда работал на ЧК, изловить Махно не представляло бы труда. Есть основания считать, что идея союза вызрела именно в штабе Махно, а для большевиков явилась приятным сюрпризом. Уже в конце августа атаман Савонов, контактировавший с Махно, обратился по телефону к начальнику тыла И. Локатошу с предложением перейти на сторону красных, чтобы отправиться на фронт против белых. Т.А. Беспечный и Т.Т. Букреева считают, что это был "пробный камень" Махно. Что же делают красные, якобы "подбросившие идею"? Локатош с солдатской прямотой предлагает бунтовщику сдаться. Естественно, "зондаж" провалился, и Махно продолжал еще целый месяц громить красные тылы, пока Врангель продвигался на просторах Таврии.
Так что союз Махно с красными – это результат не подвигов неизвестных чекистов, а ненависти крестьянского вождя к белому движению, т.е. объективной тенденции революции.
Последний союз
1 октября Махно в обращении к действующим на Украине повстанцам призвал их прекратить боевые действия против большевиков. "Оставаясь безучастными зрителями, – говорилось в нем, – украинские повстанцы помогли бы воцарению на Украине либо исторического врага – польского пана, либо опять царской власти, возглавляемой германским бароном". 2 октября в Старобельске было подписано соглашение красных и махновцев. Его подписали М. Фрунзе, Б. Кун, С. Гусев с одной стороны и В. Куриленко и Д. Попов – с другой. Политическую часть соглашения заверил представитель Украинского правительства Я. Яковлев. В соответствии с соглашением между махновцами и красной армией прекращались военные действия, на Украине объявлялась амнистия анархистам и махновцам, они получали право на пропаганду своих идей без "призывов к насильственному свержению советского правительства", на участие в советах и в выборах на V съезд советов, намеченных на декабрь. Стороны взаимно обязались не принимать дезертиров.
Махновская армия переходила в оперативное подчинение советскому командованию с условием, что "сохраняет внутри себя установленный ранее порядок".