До седьмого июля фрегат еле плёлся между островов. За неделю с гаком одолели не более 300 миль. Ничего хорошего такой ход не предвещал. Но на двадцать первом градусе северной широты "Паллада" вошла в Тихий океан. И вот, в ночь с 8 на 9 июля шторм выскочил, как чёрт из табакерки. До сих пор команда корабля ничего подобного не встречала. Казалось, что все пределы стихией превзойдены, но ничего стабилизирующего не предвещалось. "Ветер ревел, образуя обильную пену и нёс её по ветру прямо к тучам. Стихии сцепились в некой предсмертной агонии. Судно было подобием куска мяса, брошенного на растерзание хищникам в клетке" На корабле не было предмета, лишённого свободного полёта. И вдруг все засуетились, закричали: "Что такое?" И тут же десятки глоток вторили: "Фок разорвало!" Через полчаса вырвало и трисель, а следом ополовинило фор-марсель. Часам к семи беда повергла грот-мачту, грозя ей обрушением. Ослабли ванты… Далее было нетрудно домыслить страшный треск крепчайшей корабельной сосны неимоверной толщины, когда её выворачивает вместе с обширным куском дубовой палубы. Падая, она проламывает борт и создаёт такой крен, при котором опрокидывание просто неизбежно. Представьте себе таран в 800 пудов (порядка дюжины тонн) с высоты в сотню фут (более 30 метров) – эта "штука" сделает оверкиль посудине за минуту-две. Прослабь команда в сей миг – быть беде неминуемой и лежать русским морякам на дне Тихого океана с координатами 21° северной широты, плюс-минус градус по ветру. Но навалились всем миром и заложили сей-тали (ручные двухблоковые тали), работа кипела, обтянули ванты, а с рассветом укрепили главную мачту. Лейтенант Савич весь в смоле, порванном кителе и сияющий, как новая медаль: одолели!
На другой день поутихло, но затем взыграло едва не чище. Но все до единого тянули тали и ванты. Всё внимание было на мачту. До берега ещё 500 миль. Все похудели и измотаны, но держатся. Ветер сменился на штиль и все загрустили, повесив голову: Тихий океан буквально издевается над нами!
Крюгер пробежал мимо каюты, Гончаров спросил: "Сколько узлов? Восемь?" Но услышал счастливое: "Три!! Узкость проходим!"
С приходом в порт Ллойд у нас было много приятных ожиданий, оттого мы и приближались неравнодушно к новому берегу, нужды нет, что он пустой. Там ожидали нас корвет из Камчатки, транспорт из Ситхи и курьеры из России. Которые, конечно, привезли письма. Все волновались этими надеждами.
Суда здесь, курьеры здесь, а с ними и письма.
4 августа 1853 года.
Бонисима, Япония, фрегат "Паллада"
Глава 47. Мир взглядов
ДАЛЬНИЙ ВОСТОК
Буквально на следующие сутки после выхода из бухты Бонина-сима, то есть пятого августа 1853 года весь командный состав фрегата Паллада, свободный от вахты был собран адмиралом Путятиным в кают-компании. Предстояли последние наставления экипажу перед визитом в Японию. В общих чертах все были в курсе задач, поставленных буквально перед каждым. Но следовало сделать отличие между поведением команды в портах и государствах уже знакомых с необычной обстановкой в Стране Восходящего солнца. Здесь всё обстояло и воспринималось иначе.
Каждый японец был негласным и недружелюбно настроенным соглядатаем по отношению к иноземцам. Культура, быт, обычаи – всё было чуждо любому, ступившему на Священную землю островов, коих насчитывается с необитаемыми до 6000 штук. Любой неверный шаг, поступок может быть истолкован как недружественный, а то и вовсе враждебный выпад ВСЕЙ МИССИИ… Отсюда следовал жёсткий вывод: "Никому и ничем не спровоцировать срыв переговоров. Поэтому стало необходимостью организовать своеобразные познавательные лекции среди личного состава и нижних чинов. Время перехода в Нагасаки использовать с максимальной пользой" – такое было заключение командира эскадры русских кораблей. Главенствующие роли следовало выполнить Статскому советнику Гончарову, Святому отцу Аввакуму и самому адмиралу.
Лекция первая : "Дракон , сакура , поэзия танки"
"Ни один из мореплавателей, созерцая Японию и её южные острова, да и остров Тайвань по борту днём, вряд ли сдержит в себе некий трепет. Зимой нескончаемая гряда из нескольких тысяч островов представляется неким тёмным страшилищем, изогнувшимся перед броском в ширь океана. Его седые горбы-сопки белеют вершинами вулканов. Облачность создаёт иллюзию некоего одеяла, стыдливо прикрывающего уродливое туловище великана. Под влиянием божественных сил чудище застыло в этой позе на тысячелетия, изредка содрогаясь в конвульсиях и гневно изрыгая клубы дыма и пепла…
Молчание ветра.
Разве не тронет порыв
Сакуры лепесток?
Когда услышал голоса цикад
Средь грохота и шума водопада,
Бегущего со скал…
Но сколько душевных фибров взыграет в душе моряка, проходи его корабль в период хаару – японской весны вдоль восточного берега Страны Восходящего солнца! Да, только восточного! Именно в этом случае Япония откроет поэтическую сторону пусть не всю, но большую часть своей чарующей души пришельцу. Зрелищный эффект усиливается необыкновенно именно в лучах восходящего солнца. Диск встающего из океана попросту огромен. Страна предстанет по своей протяжённости с юга на север, поочерёдно, с января по май во всполохах сакуры. И былое зимнее мрачное чудище начинает феерию "линьки". Метеорологи островов с хронометрической точностью отслеживают время "ханами" – цветения сакуры на каждом из островов Страны Восходящего солнца. И начинается шествие чуда: страшилище перевоплощается в нежно-розовую красавицу под ослепительной белизной вуали и бирюзовой каймой у подножия. Для японца от мала до велика цветение сакуры более, чем праздник. Само слово "ханами", буквально означает "рассматривание цветов", хотя "созерцание" более приемлемо. Сакура – декоративная вишня стала своеобразным символом Японии. Её цветение хотя и мимолётное, но столь насыщенное красотой и притягательностью, что ассоциирует с быстротечностью и хрупкостью жизни. Да и сама легенда о сакуре и её розовых цветках исключительно трагична. Истории более семи веков. Тогда ещё вишня цвела белым цветом целомудрия, но изверг князь забил насмерть привязанных к вишням невинных детей деревенского старосты. Окрашенные кровью дерева с тех пор стали цвести розовым цветом. В память о столь грустной истории, именно в день роспуска цветов сакуры, все без исключения жители Страны Восходящего солнца идут в парки и едут за город. Там накрывают традиционные столы со снедью и питиём. Это олицетворяет новую жизнь и любовь.
Как же это, друзья?
Человек смотрит на вишни в цвету
А на поясе длинный меч!В хижине Оямада
Я вызволен из снов
Тревожным зовом.
Ах, это рядом в горах
Олень призывает!
Лекция вторая : "Бусидо – кодекс самураев"
"Не из капризной прихоти японцы наложили "вето" на визиты любых иноземцев. Кто бы-то ни были, а благ народу-изгою они не несли. Хотя все понемногу сложили своеобразный культурно-государственный уклад "сегунат". Прежде всего из-за необходимости обороняться. В переносе на нынешние структуры 21 века – это нечто вроде "хунты". Прежде всего сюда наведались китайцы во времена соединения островов с материком. Но те худо-бедно дали населению азы письменности. Иероглифы и по сей день во внекитайском и японском обиходе слывут как "китайская грамота", хотя при ближайшем знакомстве не так "чёрт страшен". Хотя по сути – это рациональная письменность. Более того, их письменность близка неким художественным наброска – полуэскизам предметов. К примеру: "Волна и над ней сегмент – могут означать встающее из моря солнце". Сразу оговоримся, что примеры импровизированы. На деле иероглифы даже проще и красивее. Ко всему звучание букв-иероглифов "катакана" весьма далеки от континентальных произношений. Слово Петербург будет звучать наподобии "Санкутс-Петербургу", а Москва – "Мосукуба". В настоящее время едва не половина лексикона в японском языке из Китая. Хотя японцы свою письменность "национализировали". Рисосеяние и многое другое тоже пришло из Китая. Соседям и сегодня двери в Японию открыты. Оружие завезли воинственные португальцы, присовокупив к нему миссионеров-христиан. Китайцы предпочли Будду. Совались за дармовщинкой и монголы, но трижды убедившись в преимуществе огнестрельного оружия, плюнули сразу на все острова, ускакав в ковыльные степи. Европейский институт вассалов переродился под сенью сакуры в самурайство. Эта традиция вспарывать себе желудок в критических ситуацияхс непременным отрубанием головы привился хуже гриппа и инструмент (два меча разновеликих) таскают с собой повсеместно чище кавказских горцев. Но последние чаще угрожают недругу: "Зарежю!" Хотя у христиан самоубийство "есмь грех смертный пред Богом". Каково? Удивительно то, что японцы терпимо относятся, а чаще с уважением ко всем религиям стран мира. При общей замкнутости страны среди жителей островов нашли отклик буддизм, мусульманство, православие и даже секты. Ни одна из конфессий не преследуется: душа японца как бы возвышается над миром целиком и "каждый в праве выбирать путь для пути души к богу".
По национальному одеянию можно распознать величие собеседника. Но чтобы ненароком не оскорбить визави, мнящим себя "богом в пятом (или каком другом) поколении, следует уяснить некую истину. Никогда сам японец "не уронит лица" и виду не покажет о своём гневе оскорблённого. Так что, наверное, целесообразней всем японцам оказывать почести, пусть даже выше их статуса.
Подробнее о почестях и обращении вам расскажет наш востоковед Святой отец Аввакум"
Лекция третья: "Кодекс самурая"
Прежде всего следует уяснить, что самурай – это воин до мозга костей. Самурай-элита японского общества и образец морали. В их кодексе есть нечто напоминающее наши десять заповедей Моисея из Ветхого завета Библии. Сравните и проникнитесь.
– Истинная храбрость в том, чтобы (правильно) жить, когда правомерно, а когда правомерно-умереть.
– К смерти следует идти с ясным сознанием того, что надо делать (ритуал) достойно.
– Следует взвешивать каждое слово и задавить себе вопрос: уместно ли то, что хочешь сказать.
– Необходимо быть умеренным в еде и избегать распущенности.
– В делах повседневных помнить о смерти и хранить это слово в сердце своём.
– Уважать правило "ствола и ветвей". Забыть его, значит никогда не быть почитаемым, а человек, пренебрегающий добродетелью сыновей (лишён) почтительности. Родители – ствол дерева, дети – его ветви.
– Самурай должен быть не только примерным сыном, но и верноподданным господина своего.
– На войне верность самурая проявляется в том, чтобы без страха идти на копья (пули), жертвуя жизню во имя долга.
– Верность, справедливость и мужество суть три природные добродетели самурая.
– Во время сна самурай не ложится ногами к жилищу господина, не целится (из оружия) в его сторону.
– Даже лёжа в постели он немедля готовит себя к защите господина.
– Умирая с голоду, самурай однако скажет, что сыт.
– Проиграв бой, самурай обязан смыть позор кровью: сделать себе харакири и умереть достойно, с улыбкой на лице.
– Умирая, должен почтительно обратиться к старшим со словами прощания.
– Грубая сила не присущая истинному самураю. Воин должен использовать досуг для упражнений и чайных церемоний.
– Возле своего жилища самурай обязан содержать скромный чайный павильон.
Многое из этих постулатов утратили былой смысл, но дух бусидо и патриотизм неотъемлем от национальной культуры Японии. Сюда же можно и нужно добавит русское изречение: "Уважай, чтобы тебя уважали".
Глава 48. Переговоры в Нагасаки
9 августа Паллада в сопровождении трёх судов делала по 8 узлов в час и при этом тащила на буксире отстающего. По адмиральскому указу на кораблях тренировались японским манерам общаться. Смех стоял повсеместно: матросы ко всему ещё и импровизировали квазиречь желтолицых хозяев островов русскими словами на японский манер. Даже офицеры с удовольствием лицезрели доморощенных мимов и смеялись до слёз. Океан благоволил экспедиции: воды синели, небо голубело, хотя жара стояла несусветная. 9-го числа показались в дымке изумрудные берега неизведанной цивилизации. Япония для большинства мореплавателей и географов была как бы "терра инкогнито": неведомой страной. Фрегат и корабли сопровождения насторожённо входили на Первый рейд Нагасаки. Приставка "саки" означала на картах "мыс"; в наименованиях Ивосима, Хиросима "сима" означает "остров".
"Вот достигается наконец цель десятимесячного плавания, трудов. Вот (эта страна), в которую заглядывали до сих пор с тщетными усилиями склонить, и золотом, и оружием, и хитрой политикой, на знакомство. Вот (страна, которая) осмеливалась жить своим умом, своими уставами, которая упрямо отвергает (цивилизацию), дружбу, религию и торговлю чужеземцев, смеётся над нашими попытками просветить её и внутренние, произвольные законы своего муравейника противоставит и естественному, и народному, и всяким европейским правам, и всякой неправде".
Острова Японии протянулись от 30-го до 40-го градусов северной широты. От снежного и морозного острова Хоккайдо до знойных островов Окинава. От пальмовых зарослей и винограда с персиками на юге до сосен и обезьян в снежных горах среди горячих источников на севере. Вопреки ожиданиям и международным традициям экспедицию не встретил никто и никак. Командам даже не предложили съехать на берег для представительства. Знать бы нашим морякам, скольким мытарствам они будут подвержены, что им предстоит вынести от японской бюрократии! Подчас настроение боевых офицеров миссии перехлёстывало через край. Некоторые, пытаясь заглушить унижения и моральные оскорбления начали усугублять ромом. А то и, по примеру артиллерийского капитана Лосева, откровенно взвешивали в ладонях ядра с явным намерением вкатить их в стволы орудий и шарахнуть по бритым инквизиторам от дипломатии.
Визит первый
Изначально было тягостное ощущение при входе в тюрьму. Но вскоре откуда-то исподволь появилась невесть какая лодка с четырьмя японцами, двое из которых были совершенно голые и без головных уборов. К палящему солнцу аборигены были безразличны. У одного, облачённого в халат, за поясом было два разновеликих меча (самурай!). Гостей приняли на борт и они немедля едва не пали ниц, беспрерывно кланяясь. Делегатов провели в капитанскую каюту, там им дали конфет, угостили наливкой. Заблаговременно на фор-брам-стеньге (оконечность фок-мачты) вывесили полотнище с японскими иероглифами: "Судно российского государства". Визитёры выводили из себя не токмо числом, но и градацией ступеней подчинённости: опер-баниосы, ондер-баниосы, опер-толки, ондер-толки попросили списать текст с полотнища и отправились восвояси в город со столь обширным кладезем сведений для "более высокого начальства и растолкования ситуации".
Визит второй
Через полчаса явились другие, из разряда "начальства повыше". Во всяком случае среди них не было нудистов и визитёров в баню. А это означало степень состоятельности и власти уже в своём клане. Эти ограничились вручением бумаги с предостережением не вздумать посещать берег и нив коем случае "не обижать японцев". Этим дали выкушать остатки наливки и рассовали конфеты. "Богачи" выпросили ещё малость наливки "для гребцов", коим её и на понюх не поднесли. На второй документоподобной бумаге излагался текст на голландском и французском (!!) языках с требованием оставаться в бухте у ориентира "Ковальские ворота" "иначе будет совсем плохо". Кому и в какой мере "совсем" не указывалось. Но пока плохо было то, что кончалась провизия и всем хотелось просто помыться пресной водой в бане. Барон Криднер особенно, а матросы откровенно с охотой смаковали женский вопрос и во все глаза разглядывали в трубы голые телеса в лодках. Приводили в недоумение косички и голые розовые зады.
Визит третий
Из-за незнания японского портового уклада эскадра благоразумно покачивалась на Первом рейде. Упрашивать местечка поуютней не приходило в голову: "Низзя, так низзя". Но видя наше как бы уважение к их традициям, японцы сами нанесли третий визит. Чиновников уже было вдвое больше, как и гребцов. "Уважаемых богачей" тоже приняли в командирской каюте. Помимо испытанного ассортимента угощений добавили сладкие пирожки. Русской миссии губернатором Нагасаки (наконец-то!) было позволено перешвартоваться поближе к городу, то есть на Второй рейд. С нашей стороны наливка и конфеты были преподнесены немедля, хотя без особого энтузиазма. Тем не менее делегации следовали одна за другой по русской поговорке: "Где пили – туда и похмеляться норовят прийти". Вот только наливка почти иссякла, а в баню так и не приглашали. Видно губернатор вообще сожалел о содеянном и в раздумье пробовал на ноготь остроту меча для харакири: кто знает, как на эту катавасию с русскими посмотрит сиогун в Едо. Стало известно и лишь потом, что "после подробного всестороннего изучения и согласования с заинтересованными лицами всего сегуната будет преподнесена самому божественному Микадо-Императору". Затем предстоит обратный путь с аналогичным соблюдением всего бюрократического уклада. Так то – попробуй дождись: "До царя далеко, а до Бога – высоко". Ну прямо матушка Россия, только вёрст поменьше гораздо. Но японцы чудненько научились их удлинять! Чему другому – ни в какую, а вот морочить голову – просто отменные мастера! Ничего другого, как поднять якоря с парусами и "милостиво" сменить стоянку. Заботы и неустройства экипажа не шли в сравнение с головной болью капитана Тихменева: чем кормить людей, когда можно будет вдосталь напиться пресной воды, а не опреснённой, как избежать фурункулов от грязи и пота, какую цену заломят японцы за провиант, ведь отпущенные Казначейством деньги могли иссякнуть по пустякам! А переговоры по сути и не начинались… Погаными "презервами" того и гляди будут бить по мордасам: продукты, сохраняемые в запаянных жестянках (а то и в презервативах) превратились в некую жижу с отвратительным запахом литых калмыцких калош. Другой еды, кроме сухарей и солонины он не мог дать матросам: её уже давно не было. Лейтенант Савич горевал об отсутствии угля даже для камбуза. Барон Криднер уже только мечтал хотя бы увидеть пусть даже одетых женщин.
Очередная пустопорожняя делегация островитян невозмутимо покинули фрегат, рассовав в халатах наши конфеты своих "для детей". С наступлением темени корабли окружали караульные лодки с постоянно гребущими воинами, перекликающимися: "Оссильян! Оссильян!" На наших судах сыграли гимн "Коль славен наш Господь в Сионе!" с тем и улеглись спать, тихо матерясь почём свет стоит с непременным поминанием пресловутой "японы мать": уж лучше шторм!
Визит четвёртый . Рейд второй : Нагасаки !