К выводу об иностранном участии приходишь, продолжая анализировать и тот уровень охраны, который был достигнут отрядом Задорожного в Дюльбере. Можно смело сказать: в 1917–1918 годах в Советской России никого так не охраняли. Ни Смольный, ни Кремль, ни Ленина, ни Троцкого. Никого, кроме Великого князя Александра Михайловича и его спутников! После большевистского переворота в стране апатия, охраны у новых руководителей страны почти никакой. Разболтанность редкая, обычно она длится до первого прокола. И вот в середине января 1918 года на Ленина совершено первое покушение. Он едет в машине со своей сестрой, организатором "пломбированного вагона" Фрицем Платтеном и водителем. Раздаются выстрелы – Ильич легко ранен в руку. Нет ни телохранителей, ни сопровождения Никого. Даже после этого выводов никто не делает, поэтому в июне 1918-го застрелят Володарского, а затем в августе Урицкого и вновь ранят Ильича, на этот раз очень тяжело.
Здание ЧК, где застрелят ее питерского главу Соломона Урицкого, толком не охраняют, сам же Ленин ездит выступать вовсе без охраны, даже когда эсеровские террористы уже начали отстреливать большевиков. Для того и нужны "союзные" представители в отряде, чтобы поднять дело охраны имения Дюльбер на "импортную", недоступную уже рухнувшей России высоту. Романовы обеспечены самой вежливой, самой толковой и самой дисциплинированной охраной в стране. Но не всех представителей царского дома так берегут, а только нужных. Семью Николая II охраняют невоспитанные хамы, ворующие у домочадцев бывшего императора вещи, а в Крыму, но словам барона Врангеля, "команда, охраняющая Императрицу и Великих князей, относилась к ним с полным уважением и большой внимательностью".
А дальше... дальше, согласно всем канонам драматического жанра, в истории Романовых наступает кульминация.
"Около полуночи Задорожный постучал в дверь нашей спальной и вызвал меня. Он говорил грубым шепотом:
- Мы в затруднительном положении. Давайте обсудим, что нам делать. Ялтинская банда его-таки пристрелила...
- Кого? Орлова?
- Нет... Орлов спит в своей постели. С ним все обстоит благополучно. Они расстреляли того болтуна. Как он и говорил, они потеряли терпение, когда он явился с пустыми руками, и они его пристрелили по дороге в Ялту. Только что звонил по телефону Севастополь и велел готовиться к нападению. Они высылают к нам пять грузовиков с солдатами, но Ялта находится отсюда ближе, чем Севастополь. Пулеметов я не боюсь, но что мы будем делать, если ялтинцы пришлют артиллерию. Лучше не ложитесь и будьте ко всему готовы. Если нам придется туго, вы сможете но крайней мере хоть заряжать винтовки.
Я не мог сдержать улыбки. Моя жена оказалась права.
- Я понимаю, что все это выглядит довольно странно, – добавил Задорожный, – но я хотел бы, чтобы вы уцелели до утра. Если это удастся, вы будете спасены.
- Что вы хотите этим сказать? Разве правительство решило нас освободить?
- Не задавайте мне вопросов. Будьте готовы, – он быстро удалился, оставив меня совершенно озадаченным".
Итак, ялтинские большевики, обозленные "хамством" Задорожного, невнятными объяснениями Москвы и непонятной позицией Севастополя, решают действовать и напасть на Дюльбер. Причина для такого радикального образа действий проста – к Ялте приближаются немецкие войска. Пленники могут ускользнуть. Именно такая же причина – приближение белочехов – будет через три месяца официальным предлогом для уничтожения Николая Романова и его семьи. Расстрел всех "дюльберовских" Романовых под таким же предлогом был бы идеальным вариантом. Ялтинские большевики именно такой вариант ликвидации "при попытке к бегству" Москве и предлагают. Но положительного ответа явно не получают либо получают нечто, что с их точки зрения есть настоящее предательство дела революции. Поэтому ялтинские товарищи решают атаковать изменнический отряд "большевика" Задорожного. Он же в свою очередь готов защищать своих пленных до последней капли крови. Это очень важный момент. Раньше дело не шло далее разговоров с мальчиком в галифе из Ялтинского Совета, но теперь предстоит реальное столкновение мнимых революционных матросов с настоящими. Это настолько необычное явление, что даже Великий князь Александр Михайлович не знает, как его описать правильно. Так, чтобы истинная подоплека событий не всплыла между строк его мемуаров. Поэтому на страницах своего произведения Великий князь "засыпает". "Пробуждается" он, когда все уже кончено, все дальнейшие события пропустив:
"Когда я вновь открыл глаза, я увидел Задорожного. Он стоял предо мной и тряс меня за плечо. Широкая улыбка играла на его лице.
- Который сейчас час, Задорожный? Сколько минут я спал?
- Минут? – он весело рассмеялся. – Вы хотите сказать часов! Теперь четыре часа. Севастопольские грузовики только что въехали сюда с пулеметами и вооруженной охраной.
- Ничего не понимаю... Те из Ялты – должны быть здесь уже давным-давно? Если...
- Если... что? Он покачал головой и бросился к воротам. В шесть часов утра зазвонил телефон. Я услыхал громкий голос Задорожного, который взволнованно говорил: "Да, да... Я сделаю, как вы прикажете..." Он вышел снова на веранду. Впервые за эти пять месяцев я видел, что он растерялся.
- Ваше Императорское Высочество, – сказал он, опустив глаза, – немецкий генерал прибудет сюда через час.
- Немецкий генерал? Вы с ума сошли, Задорожный. Что случилось?
- Пока еще ничего, – медленно ответил он, – но я боюсь, что если вы не примете меня под свою защиту, то что-то случится со мною.
- Как могу я вас защищать? Я вами арестован.
- Вы свободны. Два часа тому назад немцы заняли Ялту. Они только что звонили сюда и грозили меня повесить, если с вами что-нибудь случится.
Моя жена впилась в него глазами. Ей казалось, что Задорожный спятил с ума.
- Слушайте, Задорожный, не говорите глупостей! Немцы находятся еще в тысяче верст от Крыма.
Мне удалось сохранить в тайне от вас передвижение немецких войск. Немцы захватили Киев еще в прошлом месяце и с тех пор делали ежедневно на восток от 20 до 30 верст. Но, ради Бога, Ваше Императорское Высочество, не забывайте того, что я не причинил вам никаких ненужных страданий! Я исполнял только приказы!
Было бесконечно трогательно видеть, как этот великан дрожал при приближении немцев и молил меня о защите.
- Не волнуйтесь, Задорожный, – сказал я, похлопывая его по плечу. – Вы очень хорошо относились ко мне. Я против вас ничего не имею.
- А Их Высочества Великие князья Николай и Петр Николаевич?
Мы оба рассмеялись, и затем моя жена успокоила Задорожного, обещав, что ни один из старших Великих князей не будет на него жаловаться немцам".
Можно понять беспокойство Задорожного именно за свою судьбу. За весь отряд его комиссарское сердце не болит. Оттого он так обеспокоен своей судьбой, что, похоже, действительно является единственным большевиком в своем странном отряде. Того и гляди, не разобравшись, немцы, насмотревшиеся в Крыму на художества революционных матросов, возьмут и повесят. Ведь германские водолазы еще долго будут подымать из глубины трупы заживо утопленных офицеров, которые с камнями на ногах СТОЯЛИ жуткими рядами у берегов крымских городов...
Где вы видели большевистского комиссара, счастливого от осознания того, что Великие князья им довольны? Да комиссара не простого, а личного посланца Ильича. Но как раз поэтому Задорожный и может честно смотреть в глаза Ленину: он достойно выполнил свое задание. Прибытие же именно немецких войск нас смущать не должно – британских и французских войск просто поблизости нет и быть не может. Они появятся на Юге России лишь практически через год. Поэтому честь спасения Романовых возлагается на немцев. Благо почти все сидящие в Дюльбере – дальние или ближние родственники еще и... кайзера.
Дальше происходит чрезвычайно трогательная сцена. То ли Задорожный раскрывает перед пленниками карты, то ли Великий князь Александр Михайлович уже догадался, что за отряд его опекает. Поэтому вопреки всякой логике он просит у германских властей, чтобы именно эти люди и продолжали его охранять! Ведь именно Задорожный и его люди будут стоять за Великого князя насмерть. Таков их приказ, их тайная миссия. Немецкие командиры этого знать не могут и не должны, поэтому их изумлению от просьбы Романова нет пределов. Обратите внимание, что впервые за весь рассказ не автор этой книги, а сам Великий князь Александр Михайлович берет слово "революционные" в кавычки! Это его оговорка. По Фрейду.
"Ровно в семь часов в Дюльбер прибыл немецкий генерал. Я никогда не забуду его изумления, когда я попросил его оставить весь отряд "революционных" матросов, во главе с Задорожным, для охраны Дюльбера и Ай-Тодора. Он, вероятно, решил, что я сошел с ума. "Но ведь это же совершенно невозможно!" – воскликнул он по-немецки, по-видимому возмущенный этой нелогичностью. Неужели я не сознавал, что Император Вильгельм II и мой племянник Кронпринц никогда не простят ему его разрешения оставить на свободе и около родственников Его Величества этих "ужасных убийц"? Я должен был дать ему слово, что я специально напишу об этом его Шефам и беру всецело на свою ответственность эту "безумную идею". И даже после этого генерал продолжал бормотать что-то об "этих русских фантастах"".
Барон Врангель полностью подтверждает эти слова, с одной только разницей, что отказ от германской охраны оговаривает не Александр Михайлович, а Великий князь Николай Николаевич. Обусловлена столь странная привязанность к "революционным матросам" пикантностью ситуации, когда бывшего русского главнокомандующего не могут охранять германцы: "На следующий день по занятии Кореиза представители немецкого командования посетили Великого князя Николая Николаевича в имении Дюльбер, где находились все Члены Императорской Семьи. Великий князь Николай Николаевич через состоящего при Нем генерала барона Сталя передал прибывшим, что, если они желают видеть Его, как военнопленного, то Он, конечно, готов этому подчиниться; если же их приезд есть простой визит, то Он не находит возможным их принять. Приехавшие держали себя чрезвычайно вежливо, заявили, что вполне понимают то чувство, которое руководит Великим князем, и просили указать им, не могут ли быть чем-нибудь полезны. Они заявили, что Великий князь будет в полной безопасности и что немецкое командование примет меры к надежной Его охране. Барон Сталь, по поручению Великого князя, передал, что Великий князь ни в чем не нуждается и просит немецкую охрану не ставить, предпочитая охрану русскую, которую немцы и разрешили сформировать".
Бедный немецкий генерал – он так и останется в недоумении. Да и сам Врангель не обращает внимания на удивительную ситуацию, когда описанные им же матросы "с наглыми, зверскими лицами" показали себя с самой лучшей стороны в деле охраны столь высокопоставленных особ.
Однако давайте пожалеем и советских историков, которым надо было хоть как-то объяснить эти чудеса. Чтобы выполнить эту нелегкую задачу, они выбрали три способа.
Первый – самый простой, вообще ничего не объяснять, пропуская практически всю историю. Совсем недавно в Петербурге были перезахоронены останки вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Вопрос о том, как удалось ей выбраться из охваченной смутой России, обойти было нельзя. Так вот отовсюду звучала именно такая "куцая" версия: Романовы были арестованы и сосланы в Крым, там они жили под арестом, потом пришли немцы, и арестанты спаслись.
Второй метод гоже не блещет оригинальностью: все произошедшее списывается на непредсказуемость революционного времени. Мол, революция – это стихия, а значит, все возможно, все может случиться. Вот Николаю II не повезло, а пленникам Дюльбера удача улыбнулась. О том, что "удача" уж очень выборочна и хорошо организована, разумеется, ни слова.
Третий способ сокрытия истины по сравнению с первыми двумя более прогрессивен, но и он не выдерживает самой поверхностной критики. Он, как и два первых, рассчитан на тех, кто мемуаров Великого князя не читал, а если и читал, то ничего особенного в них не заметил. Объяснение в третьем случае такое: в Севастопольском Совете заседали летчики, выпускники летной школы, организованной ранее Великим князем Александром Михайловичем. Они, мол, и тянули резину пять месяцев, спасая Романовых. Недаром Задорожный, представляясь при самом своем первом появлении, говорит: "Я служил в 1916 году в вашей авиационной школе". Отсюда и строят свои выводы горе-историки.
Хорошо, пусть Севастопольский Совет, состоявший в действительности в подавляющем большинстве из моряков, почему-то оказался оккупированным многочисленными летчиками. Пускай и ленинский эмиссар Юрий Петрович Гавен-Дауман оказался яростным поклонником небесной стихии. Допустим даже, что весь странный отряд товарища Задорожного состоял исключительно из авиаторов, но и тогда такое предположение ничего нам не объясняет. Ведь все свои решения надо севастопольцам согласовывать с Москвой. Ведь ждет Задорожный "телеграмм с севера", а Ялтинский Совет постоянно общается с Совнаркомом, с ленинским правительством. Там что, тоже летчики собрались? Чем же Ильичу и Троцкому, Свердлову и Урицкому так дорог Великий князь Александр Михайлович, а с ним и часть (а не все!) Романовых, что именно для них (даже не для себя!) в разоренной России устраивается маленький оазис старого доброго царского времени с вежливыми охранниками и хорошим питанием?
Тут закономерен вопрос: почему же англичане спасли не только старую императрицу, но и еще нескольких представителей семьи Романовых? Есть ответ на этот вопрос. Хаос, войну и анархию можно в России тщательно выращивать и поддерживать, но к чему все это в итоге приведет заранее не может знать никто. Закончится Гражданская война распадом на десятки "демократических" и "суверенных" республик или же в невероятном напряжении наша страна сохранит свое основное ядро – заранее неизвестно. При определенных обстоятельствах для англичан может стать выгодным возрождение русской монархии. Но не той мощной империи, что была ранее, а урезанной, во главе с зависимым несамостоятельным персонажем. Поэтому надо иметь в запасе тех, кто при определенном раскладе может занять вакантный русский трон: несколько Романовых надо оставить в живых. Когда же вы будете решать – кого, тогда главным критерием выбора будет предсказуемость и покладистость рассматриваемой личности. Вместе с ними, естественно, спасались и члены их семей и те из родственников, кто оказался рядом. Возможно, были и другие мотивы, почему именно эти представители рода Романовых были спасены. Ведь в те же дни решалась и участь семьи Николая II. Шансов спастись у бывшего русского императора и его невинных детей не было. Для них английской разведкой планировалась могильная плита в виде бочки с серной кислотой или безымянной канавы...
Вся операция по спасению удалась потому, что из Смольного, а затем и Кремля ее прикрывал Ленин. Он безусловно знал, зачем британцы опекают некоторых членов романовской семьи, но это его пе пугало. История подтвердила его правоту: спасенные Великие князья так "союзникам" и не пригодились. Монархию было решено не реставрировать. Зато своим поведением Ильич вновь продемонстрировал организаторам русской революции свою гибкость. С ним можно иметь дело даже в самых пикантных и невероятных ситуациях. Он нужен, он необходим. Опять обратимся к датам – честный большевик Задорожный встречал немцев на пороге дворца в Дюльбере в апреле 1918 года. В это самое время Ленин вовсю говорит в своих работах о бескровной победе революции в России.
Но дело свое, с точки зрения англичан, Владимир Ильич уже сделал. И вот уже в мае 1918 года следует мятеж чехословаков, начинается Гражданская война. Потом в середине июля расстреляют царскую семью. И только в августе 1918 года последует первое серьезное покушение на самого Ленина.
Для полноты картины нам надо еще получить представление, как подыграл "союзникам" в деле спасения нужной части Романовых незабвенный Александр Федорович Керенский. Февральский переворот Великий князь Александр Михайлович встретил в Киеве, так как с 1916 года он был назначен командующим авиацией Южного фронта русской армии, а в этом городе был дислоцирован ее штаб. Революция поначалу была вовсе нестрашной. Однако потом, словно но команде, тон прессы резко поменялся. Началась кампания по дискредитации русского государства путем поливания грязью его многовековой опоры правящей династии. Теперь Романовых в прессе не именовали иначе как "врагами народа". Выходит, что и это словечко, как и "комиссар", придумали отнюдь не большевики, а их "демократические" предшественники.
Тучи тем временем потихоньку сгущались надо всем домом Романовых: сначала Петроградский Совет потребовал ареста всех без исключения членов Российского императорского дома, в том числе и вдовствующей императрицы. Однако Временное правительство Марию Федоровну не арестовало, но ограничило ее возможности к перемещению. Жена покойного Александра III была по национальности датчанкой. Поэтому за нес активно хлопотал датский королевский двор и посланник Дании в России Скавениус. Хлопоты датчан сделали свое дело: 10 (23) сентября 1917 года, в самом конце собственного существования, правительство Керенского дает принципиальное разрешение на выезд вдовствующей императрицы в Данию. Но дальше пустых слов дело не пошло, а после Октября и спросить за это стало уже не с кого. Мария Федоровна так и застряла в своей охваченной хаосом империи.