- Я понимаю. Когда она вернулась к дяде, он бы не захотел, чтобы у нее был такой сосед, как ты.
Глаза Уесли округлились.
- В смысле, мужчина, - быстро добавила она. - Он бы не захотел, чтобы она жила с мужчиной.
- Ты знала, что они расстались?
Лайла снова покраснела, в ее ярких голубых глазах отражалось чувство вины.
- Уровень сахара в крови все еще низкий.
- В сумке есть таблетки глюкозы. И ты покраснела, - сказал Уесли, подмигнув ей.
Она протянула ему одну таблетку.
- Ненавижу этот бледный цвет.
- Сейчас ты не бледная. Ты ярко-красная.
- Надо было позволить тебя отключиться, - Лайла посмотрела на него и улыбнулась.
- Надо было, - ответил он. - Но этого не произошло, так что теперь ты должна рассказать мне, почему ты покраснела.
- Я покраснела, потому что... дядя не знает, что я знаю об их расставании с тетей.
- Как ты узнала? Нора рассказала?
- Их комната находилась рядом с моей. Я слышала их разговор.
- Ты подслушивала?
- Только разговор, - он не был уверен, что верит ей. Ее румянец был настолько ярким, что Уесу захотелось надеть солнечные очки. - Однажды она приехала навестить нас, и я слышала, как она говорит о расставании с ним, и чтобы он не говорил нам. Казалось, он знал, что она вернется к нему. Поэтому не сказал нам о ее уходе.
- Она вернулась к нему, - Уес снова закрыл глаза. - Он был прав.
- Он всегда прав, - Лайла усмехнулась. У нее был приятный смех - милый и мелодичный. - Уес? Ты не спишь? - Лайла щелкнула пальцами у его ушей.
- Не сплю. Голова кружится. Если бы Нора увидела меня в таком состоянии, она бы всю дорогу до Кентукки пинала бы меня под зад.
- Не думаю, что она бы злилась на тебя.
Он кивнул с закрытыми глазами. Она бы злилась на него. В бешенстве. Боже, как сильно он хотел, чтобы она была рядом сейчас и кричала на него, говорила, какой он глупый, потому что не нашел пяти минут, чтобы перекусить. Он так хотел вернуть ее, был готов продать собственное тело за это. Почки, легкие, - все чтобы вернуть ее. Слава Богу за этот небольшой приступ пониженного сахара в крови. По крайней мере, все спишут дрожь в его теле на это, а не на истинную причину, потому что он просто еще никогда в жизни не был так напуган.
- Я впал в диабетическую кому, пока жил с ней. Как только меня выписали из больницы, она целый час читала мне лекцию о том, как я ее напугал, и как мне запрещается делать это снова.
- Не могло же все быть настолько плохо. Ты улыбаешься.
- Получать взбучку от Норы почти весело. Я не понимал, что она так заботилась обо мне пока... знаешь, не поняла, что потеряла меня.
- Как говорят: "только потеряв, учишься ценить".
Он покачал головой.
- Нет, не правда. Я всегда знал, что у меня было. Мне не нужно терять, чтобы понять.
- А что у тебя было?
Нора, - подумал он, но не сказал вслух. Лайла, казалось, успокоилась от мысли, что Нора и ее дядя были влюблены и сошлись снова. Ради блага Лайлы он сохранит правду о его отношениях с Норой.
- У меня был лучший друг, и я хочу ее вернуть.
- И мы вернем ее, - донесся голос из дверного проема. Уес открыл глаза и увидел Сорена. - Чего бы нам это ни стоило.
- Ты уверен? - Уес с пола посмотрел на Сорена
- Да.
- Надеюсь, ты прав, - сказал Уес и начал подниматься на ноги.
Сорен протянул руку Уесу. Он лишь посмотрел на нее, прежде чем встать самому, несмотря на то, что волны головокружения чуть не заставили его упасть.
- Я всегда прав, - ответил Сорен. - Когда будете готовы, мы уедем из дома.
- Кто мы?
- Я, Грейс и вы двое, - Сорен кивнул на него и Лайлу.
- А Кингсли? - спросил Уес, головокружение прошло, и его зрение прояснилось.
- Нет, - Сорен протянул руку, и Лайла прижалась к его груди, словно птенчик под крылом. - Он уже уехал.
Глава 17
Королева
"Я попросила моего мужа пожертвовать собой ради тебя".
Эти слова Мари-Лауры остались в голове Норы после их небольшой сказки на ночь. Французская сука бойко пожелала "Bonne nuit", прежде чем улечься на подушку и погрузиться в глубокий сон. Нора думала накричать на Мари-Лауру или пнуть ее, или что-то еще, но Деймон, словно немая угроза, стоял и наблюдал за ней. Поэтому Нора устроилась как можно удобнее, несмотря на оковы на запястьях и неудобную позу, и молилась всем сердцем, душой, и силами, чтобы никто не умер из-за этой женщины, ее ожесточенности и одержимости. Но никакое количество рассуждений и рационализации не оправдает это безумие, поэтому Нора молилась только о чуде.
На рассвете она, наконец, заснула. Нора проснулась от онемевших из-за веревки рук в этом мире без чудес.
Одна в комнате, которую присвоила себе Мари-Лаура, Нора спокойно и рационально, насколько могла, обдумывала свое положение. Мари-Лаура, очевидно, чокнулась. Это было самое мирное и разумное определение, которым Нора могла охарактеризовать бывшую жену Сорена. Нет. Нынешнюю жену. И подумать только, Нора последние восемнадцать лет переживала, что церковь узнает о ней, а она была лишь любовницей. Интересно, что бы они сделали, узнай, что у него была жена?
Однако... Нора пыталась успокоить себя, наблюдая, как солнце поднимается над подоконником. Сорен не был священником, когда женился. И весь мир считал Мари-Лауру мертвой. Брак так и не был косуммирован, несмотря на попытки Мари-Лауры соблазнить мужа. Конечно же, Сорен аннулирует брак, как только это все закончится. Или, еще лучше, он станет вдовцом.
Нора заставила себя не думать о превратностях семейного положения Сорена. Это не важно. Она думала об этом лишь потому, что реальная проблема пугала ее еще больше. Ей нужно прорваться сквозь эти мысли. Она не могла сдаться. Мари-Лаура не страдала от приступов малодушия при убийстве людей. Она однажды столкнула юную девушку со скалы. Заставить одного из ее мальчиков засадить пулю в мозги Норы будет еще проще.
К счастью, Мари-Лаура была настроена сначала поиграть с ней, Сореном и остальными. На это понадобится время, а за большой его промежуток может произойти что угодно. Мари-Лаура, очевидно, недооценивала людей, которых решила облапошить. Ее всегда забавляло то, как они с Кингсли выбирались в город, как вдвоем запугивали невинных людей в толпе. Кингсли Эдж - Король Извращений, Король Преисподней - о его подвигах в спальне ходили легенды. Он открыто признавался в любви как мужчинам, так и женщинам, в сексе, в извращениях, в темнейших видах удовольствия - кровопускании, найф-плэй, и, особенно им любимом, игровом изнасиловании - вызывающие страх в сердцах сторонних наблюдателей, с которыми они встречались. Очевидно, они не сталкивались со словом "игра". Извращенность Кингсли волновала их в последнюю очередь. Кингсли был бывшим шпионом и киллером, который провел десять лет, убивая врагов Французского правительства. Вот что должно было их волновать.
И в довершение ко всему Сорен, мужчина, который любил ее больше чем кто-либо другой и будет всегда любить, был бессовестным садистом, который однажды пробил гвоздями яйца Доминанта в "Восьмом круге", мужчина проигнорировал стоп-слово и мольбы о пощаде своего любовника сабмиссива и избил парня до потери сознания. Нора улыбнулась, вспомнив это. В конце концов, это она подавала Сорену гвозди, пока Кингсли держал мужчину. Они предложили Доминанту два варианта: правосудие Кинга или гражданский суд. Он выбрал правосудие Кинга и вскоре пожалел об этом.
В конечном счете, Мари-Лаура тоже пожалеет об этом. Нора надеялась, что проживет достаточно долго, чтобы увидеть это.
В ее голове мелькали картины кровавого возмездия, Нора игнорировала тихий голос, предупреждающий, что Сорен не сделает ничего, что поставит ее жизнь под угрозу. Спасательная миссия с выбиванием дверей и пистолетными выстрелами приведет к тому, что все они будут мертвы. Даже сейчас она слышала, как скрипит пол за дверью - один из мальчиков Мари-Лауры стоит на страже, готовый пристрелить ее, если ей как-то удастся развязаться.
Тем не менее, стоит попытаться.
Нора медленно повернула руки, пытаясь почувствовать веревки, узлы. В свое время она довольно много практиковала шибари, как профи. Она обожала это, особенно с клиентами, которые оплачивали трех- и четырехчасовые сессии. Связывание клиента в обвязку "обратная креветка" могло занять целый час. Поэтому она знала узлы и знала веревку, и знала, что ни за что на свете ей не удастся выкрутиться из этих уз. Он связал ее запястья и предплечья. Ей придется вывихнуть себе плечи, чтобы выбраться.
Тем не менее, немного вывихнутое плечо еще никого не убило. Чего не скажешь о пулях, они убили достаточно людей.
Нора начала тянуть за веревки, и открылась дверь.
Она замерла, пока Андрей смотрел на нее. Ей не понравилось его выражение лица - крайнее презрение, но это был не худший вариант. По крайней мере, она не видела никакой жестокости или похоти в его глазах.
- Вам помочь? - спросила Нора, но Толстяк продолжал смотреть на нее с немым презрением.
- Она хочет тебя на завтрак.
- Она еще и каннибал?
- Возможно, - ответил он, подошел к кровати и начал развязывать Нору. Как только ее руки и ноги оказались свободны, он кивнул в сторону ванной. - Одна минута. Веди себя хорошо.
Она побежала в туалет и писала, как скаковая лошадь. Она знавала Домов и сабов, которые играли с туалетным контролем. К счастью, извращения Сорена были сосредоточены на более специфических пытках. Хотя иногда он становился немного одержимым во время игр в клубе. Посреди сцены она призналась, что ей очень нужно в туалет, на что он пнул металлическое ведро на середину комнаты со словом: "Давай".
Андрей дал ей одну минуту, и она не потратила ее зря. Пока была в ванной, она быстро осмотрелась по сторонам, пытаясь найти что-нибудь, что можно использовать. Ничего. Ни черта, если только она могла задушить мужчину банным полотенцем.
- Лучше? - спросил он, когда она вышла.
- Мой мочевой пузырь благодарит тебя.
- Не благодари меня. Она не хочет, чтобы ты еще раз обмочилась.
- Она кажется такой чувствительной, - ответила Нора, и Андрей, Толстяк, схватил ее за руку и повел в коридор, его огромный пистолет выпирал сбоку. Нора на мгновение пожалела о том, что отказалась от предложения Кингсли научить ее стрельбе. Сорен в слишком юном возрасте привил ей свой иезуитский пацифизм. Это и предподростковая влюбленность в Макгайвера уничтожили на корню желание держать в руках пистолеты. Кингсли давным-давно научил ее основному правилу самозащиты "не делай ничего глупого". Попытка украсть пистолет у огромного наемника, когда она даже не знала, как снять пушку с предохранителя, можно с легкость квалифицировать как глупость. Фатальную глупость.
Толстяк провел ее в столовую, где Мари-Лаура сидела за столом в своем пеньюаре и халате и смотрела на весь мир, как чертова герцогиня на чай. Мари-Лаура ей ничего не сказала, даже не посмотрела в ее сторону, пока брала чашку чая и делала глоток. Толстяк толкнул Нору на пол и встал позади нее. Нора ждала в тишине и украдкой осмотрела помещение. Когда она была на похоронах отцах Сорена, в этой комнате семья собиралась на завтрак. Норе было всего лишь семнадцать, но тогда она понимала, что лучше держать рот на замке, а голову опущенной, и слиться с фоном, чтобы никто не поинтересовался, кто она и что здесь делала. Если бы кто-то спросил, она бы ответила, что была подругой Клэр, сводной шестнадцатилетней сестры Сорена от второго отцовского брака. Это была не совсем ложь. Они с Клэр довольно хорошо ладили. И "подруга Клэр" звучала намного лучше, чем "влюбленный в меня священник, который привез меня сюда, чтобы он мог рассказать мне все свои секреты". Тогда храбрость состояла по большей части из осторожности. Она решила, что и сегодня осторожность сыграет ей на руку.
- Голодна? - спросила Мари-Лаура спустя пять минут тишины.
- Я? - спросила Нора.
Мари-Лаура кивнула.
- Я бы не отказалась от завтрака, если ты предлагаешь.
- Я предлагаю.
Нора начала вставать, но охранник толкнул ее на пол. Мари-Лаура протянула тарелку, ее взял Толстяк и уронил на пол перед Норой.
- Без масла?
Андрей, Толстяк, лишь смерил ее взглядом.
- Ты ведь не против поесть на полу? - спросила Мари-Лаура, когда, наконец, повернулась посмотреть на нее.
- Я полжизни подчинялась. Думаешь, мне впервой приходится есть с пола? - она оторвала кусочек сухого тоста и забросила его в рот.
- Подчинялась полжизни? Интересно... расскажи мне.
- О подчинении? Что именно ты хочешь знать?
- Почему ты это делаешь? Почему тебе это нравится?
- На ответ уйдет чуть больше, чем завтрак.
- Это скорее бранч .
- Ладно. Подчинение. Некоторые люди, мужчины и женщины, наслаждаются передачей контроля. Иногда на короткий промежуток времени - во время половых актов. Некоторые любят это делать постоянно, 24/7. Меня заводит отдавать свое тело и волю в руки Сорена.
- Ты не кажешься очень покорной.
- Что же меня выдало?
Мари-Лаура тихо усмехнулась.
- Кто-то не так давно принял очень плохое решение перейти мне дорогу в важном деле. Андрей привел его ко мне на беседу.
Нора догадалась, что эта встреча, которую упоминала Мари-Лаура, была тем видом "беседы", который заканчивался кем-то истекающим кровью на полу.
- Вы оба прояснили все? - спросила Нора, пытаясь сосредоточить свою энергию на быстром поглощении пищи, в случае если Мари-Лаура передумает и заберет еду. Ей нужно поесть, чтобы сохранить силы.
- Он и Андрей прояснили все так, что этот мужчина больше никогда не сможет дышать. Я бы не стала оплакивать его. Он был своего рода демоном, печально известным в той области... ну, в которой известен Андрей.
- В умении ловли рыбы нахлыстом?
Мари-Лаура улыбнулась.
- Понимаешь, и я о том же. Этот мужчина, убивавший ради любви, похоти и денег, умолял, плакал и просил о пощаде. А ты, находясь в такой же ситуации, сидишь на моем полу оскорбляешь меня и остришь.
- Я целый день не оскорбляла тебя.
- Ах, да, это было прошлой ночью. Прости меня. Но, тем не менее... объясни-ка мне, как женщина настолько... - Мари-Лаура остановилась, словно подбирала правильное слово.
- Мужественная? Храбрая? Безбашенная?
- Тупая, - поправила Мари-Лаура. - Как женщина с таким пренебрежением к собственной безопасности может быть счастлива, как глупый маленький питомец, сидя у ног человека. Это ты можешь объяснить?
- Ну..., во-первых, не думаю, что я когда-либо притворялась. Я не особо кокетничаю. И не уверена, смогу ли произнести по буквам слово "кокетничаю" даже если ты будешь держать пистолет у моей головы. Пожалуйста, не нужно, - сказала она, поглядывая на Толстяка, который пялился на нее. Он тоже был тем типом, который не притворяется.
- Но ты была счастлива, сидя у ног моего мужа.
- У него симпатичные ноги.
- Ты не ответила на мой вопрос. Это начинает раздражать.
- Хорошо, серьезный ответ. Готова? Поехали, - Нора глубоко вдохнула. Она не хотел говорить о подобном с Мари-Лаурой, но пока ей интересно, пока она увлечена, Нора будет жива. - Я кончала от подчинения Сорену. Не знаю почему и как. Не могу объяснить так же, как и ты не можешь объяснить, почему любишь чай "ирландский завтрак" вместо "английского завтрака" или что ты там пьешь. Это личные предпочтения. Я люблю это. Он самый красивый мужчина на земле, у него есть внутренняя мощь и драйв, которые меня влекут, он может до усрачки напугать кого-то одним взглядом, он может поставить кого-то на колени одним словом, он может видеть тебя насквозь, если совершишь ошибку и заглянешь в его глаза. И это ошибка, потому что ты никогда больше не захочешь отводить взгляда, не важно, насколько обнаженной и голой будет раскрытое им самое тайное твое "я". Я встаю на колени у его ног, потому что чувствую, что должна там быть. И нет, не потому что настолько не достойна его, а потому что он настолько достоин моей преданности.
"Превосходная речь и правдивая", - решила Нора, когда ее слова заполнили комнату. Правдивая, да, но не совсем. Хотя, в принципе, можно было выложить все начистоту.
- О, - мгновением позже добавила она. - И на мое подчинение у него стоит как каменный, и мужик долбит, как отбойный молоток, когда в хорошем настроении. Не то что бы ты знала что-то об этом.
Мари-Лаура позволила вилке упасть на тарелку, и в комнате раздался металлический лязг.
- Не думаю, что ты мне нравишься, - сказала Мари-Лаура.
- Добро пожаловать в клуб, - ответила Нора. - Здесь много участников, которые составят тебе компанию.
- Мой брат тоже в этом клубе?
Нора проигнорировала вопрос. Попытка объяснить ее отношения с Кингсли могла быть более пугающей, чем попытка объяснить ее любовь подчиняться Сорену.
- Не хочешь говорить о моем брате? - поддела Мари-Лаура. - Прелестно.
- Мы можем говорить о Кинглси. Все что пожелаешь, - Нора решила, что сегодня достаточно надавила на кнопки Мари-Лауры. Сегодняшнее утро расцветало ярко и прекрасно. Она с удовольствием увидела бы еще одно утро.
- Хорошо. Давай поговорим. Но давай-ка ты поработаешь, пока рассказываешь. Собери посуду.
Нора посмотрела на Толстяка, который кивнул ей. С его разрешения она встала на ноги и начала собирать руками посуду.
- Ты в любой момент можешь ответить на вопрос, - сказала Мари-Лаура, отхлебывая чай.
- Эм... Кингсли и я, у нас все сложно. Нет, иногда я ему не очень нравлюсь. А иногда мы как не разлей вода.
- Почему же? Потому что ты избавилась от его ребенка?
Нора едва не уронила посуду на пол. Лишь силой воли ей удалось удержать тарелки и себя от разбивания.
- Да, избавилась, - без стыда призналась она. - Но нет, не поэтому я не нравлюсь ему иногда. Беременность была неосторожностью, его и моей. Он никогда не был так мелочен, чтобы ненавидеть меня за это.
- Тогда почему он ненавидит тебя?
- Нет. Не постоянно. Если он злится на Сорена, я его соучастник, единственный человек на планете, кроме Кингсли, кто может добраться до Сорена. Если он... если он вспоминает, кем они были с Сореном и скучает по этому, то видит во мне врага.
- А ты враг?
Нора поставила тарелки на буфет.
- Нет, я не враг. Даже если бы меня не существовало, сомневаюсь, что Сорен позволил существовать сейчас тем отношениям, который были между ними, когда они были подростками. Трудно поверить, что кто-то все еще влюблен спустя тридцать лет. Так что да, Кингсли может быть в клубе "мне не нравится Нора", но тебе стоит знать, он на все сто процентов в клубе "я не позволю случиться плохому с моими людьми". И я определенно одна из его людей.
- Угроза должным образом замечена.
- Могу я спросить тебя о Кингсли? - Нора взяла салфетку и начала вытирать крошки со стола. Глаза Мари-Лауры заблестели от темного удовольствия.
- Пожалуйста.