Неужели он говорил что-то в этом роде? Рик задумался, лихорадочно роясь в памяти, которая, разомлев от бурбона, никак не хотела прийти ему на помощь. Впрочем, неважно.
– Да так, мелкие разногласия, – невнятно пояснил он. – Все уже в прошлом. Взгляни-ка лучше сюда… – он указал рукой на монитор. – Эта скачка – моя. Я поставил на третий номер. Да, на третий…
Гейб бросил взгляд на экран как раз в тот момент, когда стартовые ворота распахнулись и лошади устремились на круг.
– Значит, ты действительно вернулся к игре на скачках? Мне говорили, но я не придал этому значения.
– Ну давай же, крошка, прижми его к барьеру!.. Что? Где ты это слышал?
– Да в разных местах. Один человек видел тебя в Кентукки на Черчил-Даунз. В день дерби.
Рик продолжал внимательно следить за экраном, подгоняя свою фаворитку непроизвольными движениями тела. Тем временем мозг его лихорадочно работал, стараясь найти безопасную тропку через минное поле, на которое загнал его Гейб.
– Ага, ага, он вышел вперед! Ну, давай же, малыш, жми! Вот сукин сын, а? Я их всех сделаю. – Довольный тем, что одна из двух лошадей, на которых он поставил, пришла первой, Рик сделал бармену знак подать еще один бурбон. Если он угадал и победителя второй скачки – дело в шляпе. – У меня есть интуиция, Гейб! Говорят, это не пропьешь!
– И что тебе подсказала твоя интуиция в Кентукки, в прошлом месяце?
– Кентукки! – Дружелюбная улыбка на лице Рика стала еще шире. – Да я не был в Кентукки уже лет пять, если не больше. Хотя, видит бог, мне уже давно пора было заняться лошадками.
– Я своими глазами видел тебя в день дерби. В лице Рика не дрогнул ни один мускул. Он даже не отвел взгляда, продолжая честно и искренне глядеть прямо в глаза Гейбу.
– Думаю, ты ошибся, сынок. Я снял неплохую квартирку в окрестностях Балтимора, чтобы все ипподромы, которые меня интересуют, были поблизости. Я имею в виду Пимлико, Лаурел, Чарльстон. Может быть, ты перепутал – я был на Прикнесс в Пимлико. В самом деле был. – Он подмигнул. – Между прочим, ставил на твоего жеребца. Ты меня не подвел, сынок. Мне вообще в последнее время везет на лошадях, так что я, возможно, прокачусь и в Бельмонт. На мой взгляд, твой вороной вполне способен собрать все призы Короны. А ты как считаешь? Если все будет, как я сказал, надо будет закатить по этому поводу пирушку.
– Ты знаешь, что случилось на дерби?
– Конечно. Я смотрел дерби по телевизору, и, признаться, у меня прямо сердце оборвалось, когда эта несчастная скотина упала. – Рик с сокрушенным видом покачал головой. – А скандал-то какой! Впрочем, тебе-то что за дело? Ты бы все равно выиграл.
– Кто-то помог этой лошади упасть. Не выпуская изо рта сигары, Рик кивнул:
– И об этом я тоже слышал. Грязный бизнес, но ты же сам знаешь – подобные вещи случаются.
Он потянулся к миске с солеными орешками и забросил два из них к себе в рот; при этом Гейб заметил, что на пальце отца появился перстень со знаком доллара, образованным несколькими мелкими бриллиантами.
– Конечно, в наши дни это происходит редко, совсем не то, что раньше, – продолжал разглагольствовать Рик. – Сейчас-то всякие экспертизы, допинг-контроль… Даже если кто-то и обколол свою лошадку, это почти стопроцентная дисквалификация. То ли дело раньше… – он мечтательно зажмурился, наслаждаясь тем, как ловко он водит за нос этого мальчишку. – Когда мы с твоим дедом играли на скачках, тогда существовала чертова прорва всяких уловок и грязных трюков. Никто не гонялся за лошадьми с ведерком для сбора мочи, да и правил – и для лошадей, и для жокеев – было поменьше. Но так было лет сорок назад, а то и поболее. – Погрузившись в приятные воспоминания, Рик вздохнул, словно испытывая приступ ностальгии по ушедшим временам. – Жаль, что ты не знал своего деда, Гейб.
– Жаль, что он получил пулю в лоб из-за.., мелких разногласий.
– Это верно, – подтвердил Рик без тени сарказма в голосе. Своего отца он уважал и почти любил. – Я всегда пытался тебе это втолковать: иногда мошенничество – всего лишь одно из правил игры. И дело лишь в ловкости рук и умении выбрать подходящий момент.
– И убийство – тоже часть игры. Убийство человека или лошади… Для некоторых одно не отличается от другого.
– Некоторые лошади были мне гораздо приятнее иных людей.
– А я вот вспоминаю скачки в Лексингтоне. Я тогда был ребенком… – Гейб поднес к губам чашку с остывшим кофе, не переставая внимательно наблюдать за отцом. – Но я хорошо помню, как ты нервничал и трясся. Стояла ранняя весна, и было совсем не так жарко, но ты потел, как на пляже в жаркий день. Помнишь? Ты заставлял меня обходить трибуны и приманивать к тебе клиентов. В тот день тоже пала одна лошадь.
– Это бывает. – Рик снова повернулся к монитору. Несмотря на поступающий из кондиционеров прохладный воздух, шея у него взмокла. – В мое время подобное случалось чуть ли не каждую большую скачку.
– Тогда это тоже была лошадь Чедвиков.
– Нет, правда? Ну что тут можно сказать… Не повезло. Эй, ты что, не видишь, что у меня уже пустой стакан?
– Потом из-за этого повесился жокей, – как ни в чем не бывало продолжал Гейб. – И еще я припоминаю, что после той скачки мы жили в Лексингтоне совсем недолго – всего пару дней, не больше. Это весьма странно, поскольку вопреки обыкновению наша комнатка была оплачена на месяц вперед.
– Охота к перемене мест, Гейб. Ты же знаешь, я никогда не мог подолгу торчать в одной и той же дыре.
– И еще – после Лексингтона ты был просто набит деньгами. Правда, их хватило ненадолго – как, собственно, и всегда, – но я уверен, что ты отхватил большой куш, потому что, когда мы уезжали из города, деньги у тебя еще были.
– Просто в тот день я удачно поставил на победителя.
– Насколько я успел заметить, ты и сейчас не испытываешь недостатка в деньгах. Новый костюм, золотые часы, кольцо с бриллиантами. – Гейб схватил отца за руку и поднес ее поближе к свету. – Маникюр…
– Куда ты клонишь, парень?
Гейб заставил себя наклониться вперед, хотя от запаха бурбона его мутило. Тем не менее его голос прозвучал спокойно, почти холодно.
– Смотри, как бы я не дознался, что ты был в Кентукки в первое воскресенье мая!
– Ты что же это, угрожаешь мне?
– Да.
Чувствуя, как его с головой захлестывает волна страха, Рик поспешно взял со стойки, новый бокал с очередной порцией бурбона.
– Не забивай себе голову глупостями, парень. Думай лучше о своей лошади, которая побежит для тебя через неделю, и оставь в покое прошлое. А если хочешь отвлечься – помечтай о своей прелестной белобрысой кобылке, которую ты обхаживаешь.
Одним быстрым движением Гейб схватил отца за узел его шелкового галстука и рванул на себя. В то же самое мгновение рядом с ними очутился встревоженный бармен.
– Господа, господа! Мы не хотим иметь неприятности…
– Никаких неприятностей, – Рик ухмыльнулся прямо в лицо Гейбу. – Абсолютно никаких. Семейное дело, только и всего. Я рад, сынок, что ты замахнулся на такое большое дело. Голубая кровь и все такое… Готов побиться об заклад, эта чистокровная кобылка лягается, как бешеная, но зато и выносливость у нее, должно быть, соответствующая. Может, тебе уже пора представить ее твоему старому папке, а?
Гейб с такой силой сжал пальцы, что они заныли. Кулак его буквально зудел от желания врезаться в эту выбритую челюсть, но.., каким бы мерзавцем ни был Рик Слейтер, все-таки это был его отец.
– Держись от нее подальше, – негромко предупредил он.
– А не то?..
– Я убью тебя.
– Мы оба знаем, что для этого у тебя кишка тонка. Но мы могли бы заключить сделку: я не лезу в твои дела, а ты – в мой. – Почувствовав, что хватка Гейба ослабла, Рик вырвался и разгладил галстук. – Иначе мне придется поговорить с твоей красоткой. Клянусь богом, мне есть о чем ей рассказать!
– Еще раз говорю, держись от нее подальше. И от нее, и от всего остального, что принадлежит мне. – Гейб достал из кармана купюру и положил ее рядом с кофе, к которому он едва прикоснулся. – Иначе худо тебе будет.
– Дети!.. – сказал Рик встревоженному бармену, когда Гейб вышел. – Как трудно порой научить их уважать родителей.
Он взял со стойки бурбон и опрокинул его в рот, стараясь не обращать внимания на сильную дрожь в руках.
– Иногда, – пробормотал он, – уважение приходится просто вколачивать в них.
С этими словами он повернулся к монитору и стал ждать результатов второй скачки.
Когда Келси с сознанием честно выполненного долга смогла наконец выйти из конюшни, снаружи уже сгустились сумерки. Двенадцать часов кряду она не покладая рук убирала навоз, меняла в денниках соломенную подстилку, драила медяшку на сбруе и скоблила бетонный пол в проходе между стойлами и в тамбуре. В результате каждый мускул в ее теле ныл и просил о пощаде, и единственное, о чем она способна была мечтать, это о горячей ванне и блаженном забытье сна.
– Хочешь пива? – Моисей сидел у дверей на перевернутой бочке и держал в руке две запотевшие бутылки. Очевидно, он специально дожидался ее.
– Нет. – Келси удостоила его такого же холодного взгляда, каким было пиво в его руках.
– Бери! – Моисей протянул ей откупоренную бутылку. – Я никак не мог найти мою трубку мира.
Сдаваясь, Келси с видимой неохотой взяла пиво. Откровенно говоря, она предпочла бы ему литра четыре холодной воды, однако оказалось, что пиво отлично смывает привкус пота и скопившейся во рту грязи.
Моисей прищурился, разглядев в полутьме свежий синяк на предплечье Келси.
– Сержант укусил? – спросил он.
– Да. Что дальше?
– Ну, Келси, ты же не можешь дуться на меня вечно. Я ведь такой обаятельный мужчина. Келси отпила еще глоток.
– Кто тебе сказал?
– С твоей матерью мое обаяние ни разу не давало осечки, – проворчал Моисей. – Послушай, голубушка, я вздул тебя, потому что думал – ты отлыниваешь. Теперь я вижу, что ты хорошо потрудилась, и говорю тебе об этом прямо. И не только сегодня. По большей части ты работала неплохо.
– По большей части?..
– Угу. Ты быстро учишься и не повторяешь дважды одни и те же ошибки, однако тебе все равно необходим кто-то, кто стоял бы у тебя за спиной. У тебя слишком много характера и слишком мало терпения, но это не великая проблема. Постоянно имея дело то с лошадьми, то с твоей матушкой, я научился с этим справляться.
– С моей… – У Келси отвисла челюсть. – С Наоми?
– Она может быть упряма, как мул, когда ей чего-то втемяшится в голову. Сейчас она взбрыкивает совсем не так часто, как бывало в юности, и я, признаться, порой об этом жалею.
Моисей посмотрел на мыски своих ботинок.
– Чертовски жалею! – повторил он. – И дело не в том, что в тюрьме ее сломали. Просто она сама сильно изменилась. Стала круче, жестче, уверенней в себе, научилась сдерживаться. Я и на тебя-то сегодня бросился скорее из-за Наоми, чем из-за работы.
– Я не понимаю…
– Если ты повернешься к ней спиной сейчас, это убьет ее. Она, понятно, не хотела бы, чтобы я говорил тебе об этом, но я все-таки скажу. Для меня в целом мире нет никого дороже Наоми, и я не хочу, чтобы кто-то снова причинил ей боль.
– Но я не собираюсь бросать ее или поворачиваться к ней спиной! – с горячностью возразила Келси. – Может быть, тебе трудно поверить мне на слово, но я хотела бы, чтобы ты не сомневался во мне. Правда, хотела бы…
– По моему мнению, заслуживает доверия каждый, кто способен почистить лошадь и не сбежать после этого. Увидимся утром.
– Конечно. – Келси пошла было прочь, но остановилась и обернулась через плечо. – Чудесный вечер, Мо.
– Да.
– Многие женщины любят гулять при луне.
– Я об этом слыхал.
– Так вот, в ближайшие два часа лунного света будет более чем достаточно, – объявила Келси и, торжествуя, зашагала дальше к дому. Ей казалось, что она сделала все, что должна была сделать, и теперь у нее была только одна забота – застать Герти в кухне и попросить подогреть что-нибудь вкусненькое, пока она будет наслаждаться горячей ванной.
Час спустя она все еще дремала в горячей ванне среди душистой пены и водоворотов горячих пузырьков. Ее мир снова пришел в норму и перестал угрожающе раскачиваться и трещать по швам.
Она как раз раскрыла рот, чтобы сладко зевнуть, когда дверь неожиданно распахнулась.
– Гейб? – Смутившись, Колей так резко выпрямилась, что едва не выплеснула на пол половину воды. – Что ты здесь делаешь?
– Герти сказала мне, что я могу найти тебя здесь. – Он стоял в дверях, зацепившись большими пальцами за ремень, и явно наслаждался зрелищем. – Я хотел пригласить тебя к себе, но ты, похоже, одета не для верховой прогулки.
– Я часто купаюсь голой, у меня такая привычка.
– Может, тебе потереть спину? Ну, и другие места, до которых самому трудно дотянуться?
– Ничего, я как-нибудь сама справлюсь. – Келси отвела с глаз влажные волосы и поборола в себе желание прикрыть наполовину погруженные в пену груди большой розовой губкой, которая плавала тут же. – Послушай, почему бы тебе не подождать внизу, пока я не закончу?
Гейб ненадолго задумался, потом начал расстегивать рубашку.
– Нет. Я тоже хочу помыться.
– Не вздумай! В конце концов, мы в доме моей матери.
– Ее все равно сейчас нет.
– Да разве в этом дело – дома она или ушла. – Келси снова поправила влажную челку, которая упрямо лезла в глаза. – Только попробуй снять рубашку, Слейтер! Герти в кухне! – прошипела она.
– Ей придется потерпеть – для троих эта ванна слишком мала. – Гейб швырнул рубашку в угол и стал расшнуровывать ботинки.
– Я не шучу, Слейтер. Это.., это неприлично.
– Я хочу тебя, Келси.
Келси хотела что-то возразить, но только вздохнула. Она видела, как напряглись его плечи и как под действием нарастающей страсти начинает вздрагивать его тело.
– Черт побери… – пробормотала она. – Запри хотя бы дверь…
– Я уже запер.
Джинсы Гейба упали на пол рядом с ее одеждой, и он осторожно опустился в горячую воду за спиной Келси. Обвив руками ее талию, он зарылся лицом в ее влажные волосы.
– Боже! – глухо пробормотал Гейб, вдыхая ее запах, чувствуя под пальцами гладкую, до скрипа отмытую кожу и пытаясь справиться с яростью, которую вызвал в нем недавний разговор с отцом. Ему очень хотелось забыть о нем как можно скорее, и Келси могла ему в этом помочь. И не только в этом. Она была для него всем.
– Скажи мне, что случилось, Гейб?
– Ш-шш!.. – Его руки поднялись выше к ее тяжелым грудям и коснулись сосков. – Ничего не говори. Дай мне только прикоснуться к тебе, только прикоснуться…
Исходящие от него нежность и ласка захлестнули ее с головой. Еще никогда Гейб не был так мягок и нежен с ней, и Келси таяла в его руках как воск. Откинувшись назад, она облокотилась на него, но он ничего не предпринимал – только осторожно касался ее кожи. Пальцы Гейба скользили по ее бедрам, опускались от колен к лодыжке, снова поднимались вверх, скрываясь в тесной подводной пещере, и тогда Келси чувствовала внутри такой жар, что, казалось, ее кости вот-вот начнут плавиться.
Вздрогнув, она попыталась повернуться к нему, но он только крепче прижал ее к себе.
– Не сейчас, – шепнул Гейб, и она почувствовала, как его горячие губы ползут по ее мокрому плечу и по шее, где от влаги и тепла волосы завились в колечки.
И в конце концов Келси уступила, отдалась ему полнее, чем когда-либо за всю недолгую историю их отношений, позволив рукам Гейба ласкать себя и гладить так и там, где ему хотелось. Вода плескалась у бортиков ванны, пузырьки воздуха лопались на поверхности, с легким шипением оседала пышная белая пена. Каждый раз, когда он подводил ее к пику наслаждения, тело Келси напрягалось, трепетало, взрывалось изнутри, и тогда ей казалось, что этот раз будет последним, но Гейб тут же начинал новое наступление и, действуя медленно, терпеливо, ласково, снова разжигал в ней огонь новой страсти.
Ей казалось, что она – оглушенная, ослепленная, невесомая – взлетает вверх вместе с языками пылающего внутри ее костра, плывет над землей вместе с его дымом и горячим туманом, поднимающимся над горячей ванной, не слыша и не чувствуя ничего, кроме собственных протяжных стонов и прикосновений его нежных рук. И только когда Гейб наконец повернул ее лицом к себе – повернул, выплеснув при этом половину воды на кафельную плитку пола, – Келси почувствовала, что опускается из этой дымной пелены обратно в раскаленное пламя пожара.
Глава 7
Эта лошадь не должна выиграть.
Рик щедрой рукой налил себе канингемовского скотча. Он знал, что настоящий мужчина не должен слишком привязываться к одному и тому же напитку, к одному типу женщин, к определенной разновидности игры.
Его щенок так этого и не понял, подумал Рик и, залпом выпив двойную порцию виски, тут же налил себе еще. Ему так и не удалось научить этого свиненыша ничему путному.
Ну что же, зато теперь он проучит его как следует.
Тройная Корона? Ну уж нет! В этом году ни одна лошадь не будет "трижды венчанной", особенно если это лошадь Гейба. Уж он об этом позаботится. И если работенка, за которую он взялся, поможет ему отомстить неблагодарному сыну и свести кое-какие старые счеты – тем лучше.
Свободно расположившись в широком и мягком кресле Канингема, Рик вытянул ноги, обутые в мягкие итальянские туфли, и улыбнулся. Такая жизнь – жизнь владельца усадьбы – ему определенно нравилась. Собственный дом посреди живописного участка земли, пара шикарных машин в гараже, женщина, готовая ублажить в постели, – чего еще желать?
И у него тоже будет все это – такое же или даже лучше. Как только он покончит с делами, то отправится в Вегас со всеми выигранными деньгами. А в Вегасе – Рик был уверен в этом, – его знают и помнят. Он будет жить, как король, будет снимать самые дорогие апартаменты в "Цезаре" и появляться в обществе с шикарной грудастой блондинкой.
Там он сможет приумножить свой капитал и купить дом. Может быть, даже в Неваде. Пусть это будет одно из тех экзотических ранчо, которые только на вид кажутся скромными, а на самом деле стоят чертову уйму денег; ранчо с бассейном на заднем дворе, с подземным гаражом на три.., нет, лучше на пять машин, с участком, заросшим цветущими опунциями и пальмами. А если ему надоест ничего не делать – или если вдруг кончатся деньги, – он сможет снова заглянуть в Вегас, чтобы поправить свои дела.
И Рик Слейтер позволил себе помечтать о колесах фортуны, которые вращаются под его дудку, о выигранных в карты состояниях и о деньгах, которые посыплются на него золотым дождем, словно по велению высших сил.
– Какого черта тебе здесь нужно? – На пороге комнаты возник Билл Канингем, самым неделикатным образом помешав Рику предаваться сладостным грезам. Лицо Канингема раскраснелось от ярости, он почти задыхался, так что вместо грозного окрика из горла его вырвалось лишь негромкое сипение.
– Привет, Билли-бой. Ну как твои деловые партнеры? Ты с ними закончил? Ходят слухи, что ты превратил свою Шебу в акции и можешь сделать на них миллион с небольшим, даже если оставишь себе контрольный пакет.