Полина выбрала ресторан наугад - ей было все равно, куда идти. Конечно же, она и предположить не могла, что все закончится не так уж и приятно...
Они сидели за столиком вдвоем, играла тихая музыка, Полина наслаждалась - "оттягивалась", как она сама охарактеризовала свое состояние, глотая искристую, шипучую жидкость из длинного прозрачного фужера и отпуская редкие шуточки по поводу внешности одного из музыкантов. Данка чувствовала легкое напряжение - так обычно всегда бывало в новой обстановке, где все запахи и звуки были чужими, незнакомыми, а оттого, возможно, настораживающими и даже враждебными. Она вспоминала тот вечер - другой вечер в другом ресторане, когда напротив нее сидел человек, которого она видела... Которого она тогда полюбила и продолжала любить до сих пор.
- Я вчера звонила.
- Куда ты звонила? Ах да, по объявлению... Извини, я что-то задумалась. Ну и что?
- То же самое, - разочарованно ответила Данка. - Никто не может себе представить слепого репетитора.
- Согласись, это сложно. Брось ты свою бредовую идею, зачем тебе работать? Нам и так хватает.
- Я не могу вечно сидеть на твоей шее, Полина.
- Если дело только в этом...
- Не только в этом. Я же тебе уже говорила. Я себя человеком не чувствую. Понимаешь?
- Данка... милая, ну подумай сама, ведь и правда, ты - слепая... Прости, не обижайся. А с синхронным переводом - не получилось?
- О, это отдельная история. Милый мужчина, да только ему, как оказалось, нужна многофункциональная переводчица. - Данка грустно улыбнулась.
- Все они такие, - заключила Полина, - их только могила исправит. Мужики - одно слово.
- Не знаю...
- Зато я знаю. Поверь, у меня по части мужиков богатый опыт. И вообще - давай не будем о грустном. Такой милый вечер, такие милые лица...
- Ну, расскажи.
Полина улыбнулась - она очень любила играть в эту полуигру, рассказывать, описывать подруге то, что ее окружает. Она старалась, у нее получалось неплохо, и Данка уже много раз говорила ей, что та заменяет ей глаза на все сто процентов.
- Слушай. Мы сидим за столиком в дальнем углу зала... Зал небольшой... Не очень большой. Кроме нашего, еще шесть столиков. На каждом тонкая прозрачная скатерть, посередине - маленькая вазочка с голубыми незабудками. Напротив, чуть правее, музыканты. Тот, что играет, - высокий, сутулый, с длинными, но чистыми волосами, в правом ухе, как водится, сережка... Свет приглушенный, голубоватый. - Полина сделала паузу, глубоко затянувшись сигаретой. - За соседним столиком сидит парочка. Классический вариант - влюбленные. Она - маленькая, тонкая, в облегающем длинном черном платье, волосы тонкие, прозрачные, в ушах длинные золотые нитки, пальцы тонкие... Она вся какая-то воздушная. И он - среднего роста, серые глаза, пристально так смотрит на нее... Она улыбается, ямочки на щеках...
Данка слушала внимательно, изредка кивая - постепенно, мазок за мазком, картина рисовалась. Так было всегда, и она любила слушать Полькины описания, порой не лишенные субъективности, но всегда объемные и живые. И вдруг почувствовала, как голос ее дрогнул - она осеклась, стушевалась, попробовала возвратиться к тому, о чем говорила...
- Что случилось? Что случилось, Полина? Ты кого-то увидела, да? Кого-то знакомого?
Минуту помолчав, Полина все же ответила:
- Знакомого... Мягко сказано. Надо же было так вляпаться!
- Да кто это?
- Неприятное соседство... Игорек, мой бывший сутенер. А рядом с ним какой-то хач... Прошу любить и жаловать, он уже подходит к нашему столику.
- Поленька, познакомишь с подружкой? - Опустив грузное тело на стул и обдав свежим запахом водки, Игорь внимательно осмотрел Данку. Интересная девочка, только глаза закрыты темными стеклами очков - побили ее, что ли, накануне?
- Слушай... Давай не будем. Нам и вдвоем неплохо, - не церемонясь, ответила Полька.
- И все-таки... Девушка, - обратился он к Данке, - как вас зовут?
- Послушай, отстань от нее, - не дав Данке и слова произнести, тут же снова встряла Полина.
- Официант! - Игорь махнул головой и попросил три фужера мартини. - Да ладно тебе, Полька, не горячись.
- Я не горячусь. Только я ведь на тебя больше не работаю и своим временем имею право распоряжаться так, как хочу. Или нет?
- Имеешь. Но ведь мы с тобой друзья, разве не так?
- Не так, - не сдавалась Полина. - Говорю тебе, мы хотим вдвоем посидеть.
Но Игорь не отставал. Уже прилично выпив, стоял на своем, не совсем отчетливо представляя себе мотивы собственной настойчивости. И эта девица - такая странная, рыжая, молчаливая, а что-то в ней есть...
- Пошли, Данка, - Полина вытащила из кошелька несколько смятых купюр, бросила на стол, - давай руку. От него все равно просто так не отделаешься, а вечер уже испорчен. Давай руку.
Растерявшись, Данка не сразу нащупала в пустоте теплоту ее ладони. Рука дрогнула, заметалась в поисках опоры...
- Слушай, да ты... слепая? - услышала она вслед, но не обернулась и ничего не ответила.
А неделю спустя - поздним вечером, она была дома одна - в дверь раздался звонок. Незнакомый звонок, потому что Полина всегда звонила тремя короткими.
Когда-то навязчивой идеей Игоря была Полина. Но Полина свое отработала, теперь в борделе появилась новая блондинка - семнадцатилетняя Аннет, тонкая, изящная рижанка, с изумительным акцентом и прозрачными скандинавскими глазами.
- Послушай, я заплачу тебе любые деньги. Пять, семь тысяч долларов, сто, двести - сколько скажешь, Игорь. Ты же знаешь, у меня никогда с этим не было проблем. Но я хочу ее. Именно ее. Эту слепую, которая была в тот вечер в ресторане. Знаешь, у меня никогда не было слепой женщины.
Игорь сидел в салоне машины, откинувшись на спинку сиденья, курил тонкую изящную сигару. Его собеседник выстукивал длинными пальцами по стеклу барабанную дробь. На одном пальце плотно сидело толстое кольцо, усеянное мелкими камушками. Узковатые, к тому же еще прищуренные глаза смотрели пристально, излучая злую силу. Черный ободок густых, загнутых кверху девичьих ресниц окаймлял такой же черный зрачок, бледная кожа, заметно - выпирающие скулы и узкие, плотно сжатые губы. Белая наглаженная рубашка, тонкая золотая цепочка, запутавшаяся в густом волосяном покрове на груди, - в Москве его многие знали. Да что там в Москве - его знали чуть ли не по всей стране, во многих городах. Его визит в какой-нибудь, скажем, Саратов всегда предварялся звонком из мэрии в самую лучшую гостиницу. Освобождался люкс - вне зависимости от того, кто и сколько времени его занимал до того времени, как джип Сабира Мусаева припарковывался на гостиничной стоянке. Этим же звонком из мэрии заранее регулировались взаимоотношения владельца джипа с местными милиционерами. Ему было позволено абсолютно все.
Услугами Игоря - вернее, не самого Игоря, а его экзотичных девушек - Сабир пользовался давно и бесплатно. Бесплатно - в денежном отношении, но плата за услуги все же была, и достаточно высокая - покровительство. Сабир, уважаемый и известный по всей стране чеченец, вор в законе, был для Игоря настоящей каменной стеной. Только ему одному можно было пользоваться проститутками неограниченное время и в неограниченном количестве, только ему одному было позволено их бить, куражиться и даже, как выяснилось, убивать... И такое случилось однажды, когда Сабир был в плохом настроении и под приличной дозой. Отказывать Сабиру было нельзя.
И дело было не в деньгах - да черт бы с ними, с этими деньгами, Игорь бы и сам, если потребуется, доплатил, добавил, только бы она согласилась...
- Я хочу, чтобы она была в белом платье.
Начиная с этой минуты новой навязчивой идеей Игоря поневоле стала слепая девушка с длинными рыжими волосами и странным именем Даниэла.
- Послушай меня, девочка. Десять тысяч долларов - это не десять рублей, не десять тысяч рублей. Ты хотя бы приблизительно представляешь себе, что это за сумма?
- Я жалею, что впустила вас... Меня абсолютно не интересуют ваши деньги. Думаю, наш разговор окончен.
- Ну а что тебя интересует? Что, скажи? Может быть, ты хочешь... - Мысль мелькнула в сознании и показалась спасительной. - Может быть, тебе необходимо лечение? Ты хочешь восстановить зрение, ведь правда, хочешь?
- Но не такой ценой. Я думаю, наш разговор не имеет смысла. Не понимаю вашей настойчивости.
- Черт возьми, да что тебе стоит? Один раз! Подружка твоя... - Он вдруг осекся, почувствовав, что может переступить ту грань, которая окажется Рубиконом. - Послушай...
Данка стояла возле окна, спиной, напряженная, и ее рыжие волосы слегка блестели, скупо отражая неживой комнатный свет. Да что он в ней нашел - рыжая, нескладная, к тому же еще и слепая... И такая упрямая. Уговаривать, упрашивать, а уж тем более умолять было не в его правилах. Будь его воля - он действовал бы другими методами, но ведь Сабиру она нужна живая и настоящая, вариант со снотворным здесь не прокатит, наркотический дурман сразу распознается, а уж насиловать ее он тем более не станет... Черт бы его побрал - и ее вместе с ним!
Выругавшись про себя, он поднялся.
- Ты подумай, девочка. Подумай над моим предложением. Я тебе телефон запишу... Ах да, ты же... - Он замялся, потом назвал ей номер. - Запомни. А если что - Полина знает.
- Он мне не понадобится. Никогда.
- Никогда не говори "никогда" - слышала такую истину?
- Всего доброго.
- Если надумаешь - одно условие: белое платье. Это он так хочет.
- У меня нет белого платья.
Дверь с шумом захлопнулась, и Данка снова отправилась на кухню - варить макароны к приходу Полины. Неприятный осадок в душе вскоре исчез - как обычно, когда Данка оставалась одна, ее мысли снова и снова возвращались к Андрею.
- Сегодня мы пойдем покупать тебе платье. И не смей возражать, - категорично заявила Полина, в последний раз проведя синей кисточкой по ресницам.
- А если посмею? - Данка сидела на диване, поджав колени и обхватив их тонкими руками.
- Только зря время потратишь. Ты же знаешь, я настойчивая и упрямая. Меня не переспоришь.
- Я пока еще не заработала себе на платье.
- Зато я заработала тебе на платье. Да не будь ты такой настырной, Данка! - Полина встала, одернула короткую юбку, вывинтила из колпачка узко сточенный темно-розовый уголок помады, медленно провела по губам. - Ну что нам с тобой считаться? Мы ведь почти родные... Подожди, придут мои тяжелые времена, тогда ты мне платья покупать начнешь...
- Полина, пойми, мне это ни к чему. Ну скажи, зачем мне новое платье?
- Затем, что ты - женщина. Молодая, красивая, привлекательная женщина. Затем, что у тебя сегодня день рождения.
- К нам никто не придет, - снова принялась возражать Данка, но Полина уже перестала ее слушать.
- Все, я готова. Иди сюда, я тебя причешу, рыжик.
Местом для покупки нового платья Полина выбрала недорогой, но очень приличный рынок, находящийся неподалеку от их квартиры. Вещи здесь продавались, конечно, не эксклюзивные, но и не тот польско-турецкий ширпотреб, которым завалено большинство прилавков на рынках. Еще одним существенным плюсом этого местечка была его относительная безлюдность - оптовикам здесь делать было нечего, к тому же ранним утром в понедельник, и москвичей, желающих приобрести обновку, было не так уж и много. В общем, целая куча преимуществ. Полина просто сияла от счастья - ей так хотелось порадовать подругу, сделать ей приятное, увидеть ее красивой... Она щебетала как птица ранним утром - практически не умолкая, лишь изредка прерывая свои монологи на то, чтобы предупредить Данку о возможных сложностях на дороге. Та крепко держала ее под руку и двигалась достаточно уверенно, уже привычно полагаясь на Полину и придерживаясь одного ритма движения. На глазах, как обычно, были темные очки, длинные, распущенные по плечам рыжие волосы полыхали на солнце - проходящие мужчины оборачивались им вслед.
- Значит, остановимся на салате из копченой грудинки, - резюмировала Полина долгую кулинарную тираду. - Данка, нам вдвоем будет просто замечательно! Мы же еще ни разу не отмечали твой день рождения вдвоем...
Данка молчала, вспоминая тот далекий день - один из ее счастливых и радостных дней рождения, который они отмечали вдвоем - но не с Полиной, а с Андреем. Он подарил ей девятнадцать белых роз и маленький флакончик духов с тонким свежим ароматом. Как давно это было - кажется, целая жизнь прошла...
- Постой.
Что-то изменилось в голосе Полины, рука напряглась, и Данка сразу почувствовала это напряжение, как слабый разряд электрического тока.
- Что, Полина?
- Ничего... все, идем.
- Спасибо, доченька, здоровья тебе... - услышала вдруг Данка, но голос уже остался позади, Полина ничего не ответила, возможно, только кивнула головой. Шаг, еще один шаг - и вдруг Данка остановилась как вкопанная: что-то было не так. Голос был мучительно знакомым.
- Подожди... кто это был?
- Да не знаю... просто женщина.
- Какая женщина? Какая она? Во что одета?
- Да что с тобой, Данилка? - удивилась Полина. - Обычная женщина, нормально одета... Деньги просит на какую-то операцию... Что случилось? Ты...
- Полька! - почти закричала она, и та вздрогнула, сжала ее ладонь. - Вернись! Вернись, пожалуйста, обратно.
Полина застыла - но только на мгновение, а потом послушно, словно под гипнозом, уже не спрашивая ни о чем, развернулась и повела Данку к тому месту, где возле бетонной стены стояла Екатерина Андреевна - случайная попутчица, за короткое время дороги ставшая для Данки такой близкой.
- Даночка, я рада, что у тебя все в порядке... - Екатерина Андреевна смущенно улыбалась, мелкие морщинки вокруг глаз разбегались тонкими лучиками, но глаза не светились радостью, а голос дрожал. - А я вот...
- Да что случилось? Что произошло, Екатерина Андреевна, почему...
Та вздохнула, словно извиняясь, ответила:
- Я ведь тебя сразу признала - только не хотела... Не хотела всего этого. Чтоб ты узнала. Внучек-то мой... Лешенька... В честь Алексея назвали, супруга моего покойного... Почка ему нужна. Нездоровый родился. Сказали, долго не проживет, если... Вот я и...
Она замолчала, глотая подступившие слезы.
- Почка? Но как же... Как же так, ведь, кажется, все нормально было...
- Да они мне просто не говорили... Поэтому и не хотели, чтобы я ехала. Квартиры у них тут своей нету, в общежитии живут, продать нечего, а мой частный дом в нашей провинциальной глуши столько не стоит... Нет у меня другого выхода, Дана.
Последнюю фразу она произнесла уже как бы с вызовом, впервые подняв глаза на Полину. Но осуждения в них не увидела - не таким человеком была Полинка, чтобы кого-то осуждать, Екатерина Андреевна сразу это почувствовала, и глаза ее засветились уже мягким светом. А Данка стояла молча, вспоминая, представляя себе лицо Екатерины Андреевны - таким, каким могла представить, по голосу, по едва различимому запаху парного молока, - доброе, открытое, простое лицо.
- Полина, знаешь что... Ты отдай деньги - те, что на платье... Отдай.
И Полина тут же, а может быть, даже секундой раньше принялась быстро расстегивать молнию на сумке. Платье они так и не купили.
Торт, свечи, салаты в маленьких хрустальных вазочках, пышный букет цветов - Полина постаралась и результатами своего труда осталась довольна. Сама она выглядела прекрасно - впрочем, как обычно, потому что выглядеть прекрасно было для нее вполне естественным и обычным состоянием.
- Данка, ну прекрати ты мучиться, - жалобно проговорила Полина, осторожно закалывая последнюю шпильку на ее волосах, - ведь ничем не поможешь. Все, что могла, уже сделала. Сидишь, молчишь, нос повесила! Что ж теперь поделаешь... Даночка, видела бы ты, какая ты у меня красавица!
Полина чмокнула подругу в щеку, отстранилась, придирчиво осмотрела прическу, оставшись, видимо, довольной, снова прижалась щекой:
- Просто прелесть! И зачем ты раньше волосы красила?
- Дура была. Спасибо тебе, Полинка. Ты у меня и парикмахер, и повар, и нянька...
- Ну, по поводу няньки ты загнула. Ты у меня девочка вполне самостоятельная, и не возражай. Данка! Ну нельзя же так все близко к сердцу принимать, родная! У тебя сегодня день рождения!
- Да нет… Не обращай внимания. Все в порядке. Давай садиться. Подведи меня к столу.
- Первый тост - в твою честь, Данилка! - Полина разлила шампанское по бокалам. - За тебя, за то, чтоб ты всегда была красивой, счастливой... Ой!
Пена полилась через край - стол тут же покрылся белой пышной лужицей, светлая жидкость заструилась вниз, и Полина еле успела поймать ее ладонью, чтобы не испачкать платье.
- Ну вот, шампанское разлила…
- Ничего, это к хорошему!
- Правда? - доверчиво спросила Полина, а Данка, не задумываясь, кивнула:
- Конечно, к хорошему. Все сбудется. Это правда.
- Ну вот видишь, оказывается, я молодец... - засмеялась Полина, и Данка улыбнулась в ответ. Им было хорошо вдвоем, и время текло незаметно. Жаркий день постепенно сдавался, уступая место прохладному и ласковому вечеру, потом на светлом еще небе появились первые звезды - Данка не видела, но чувствовала, что они есть, и вдруг - совершенно внезапно, словно из ниоткуда, налетел ветер, сильный и шумный, принес влажность, а вместе с ней - уже привычную, но все еще ноющую тоску...
Полина проснулась ночью совершенно случайно, даже не поняв, что ее разбудило. Данкина кровать была пуста. Она позвала - но ей никто не ответил. Вскочила, снова позвала, тревожно огляделась - ее не было... Не было и белого платья - того самого белого Полинкиного платья, в котором Данка, по собственному выбору, встречала свой двадцать первый день рождения.
Губить тело - но спасать душу. Где-то - наверное, в одной из прочитанных книг - она увидела и запомнила эти слова. Хотя в тот вечер она едва ли задумывалась над тем, что она губит, а что - спасает. Это был порыв - решение пришло внезапно, как-то сразу. Именно в тот момент, когда она услышала от Екатерины Андреевны слова "ему нужна почка", она уже знала, что будет. Странно - внутри ничего не дрогнуло, она приняла ситуацию спокойно. Не было колебаний, не было долгих раздумий и нерешительности. Вчера она точно знала, что этого не будет никогда, а сегодня она точно знала, что это случится сегодня. Скоро - вот только Полина заснет...
Но конечно же, она не могла знать, как это будет. Короткий миг, фрагмент жизни - всего лишь час... Сухое, горячее и жесткое дыхание, влажные, настойчивые руки, жадный рот, больной изгиб тела, глубинные, протяжные стоны - словно крики о помощи, и чужое тепло внутри - она не могла знать, насколько это ужасно, насколько страшно быть вещью. И эта гадкая вязкая жидкость, стекающая по ногам, спасительные струи холодного душа - а потом снова, и еще раз...
Этот час показался ей вечностью - и за эту вечность она не произнесла ни единого слова. Наспех надела платье и выбежала из душной комнаты, в которой тяжелым смогом стоял терпкий, кисловатый запах только что свершившегося совокупления, - комнаты, в которой она продала свое тело. Пусть!