От Помпонация до Джордано Бруно тянется ряд смелых умов, самоотверженно и страстно посвятивших себя исканию истины. Рассматриваемые с точки зрения нынешней науки, их опыты и умозрения покажутся недостаточными. Они настолько же поэты, насколько ученые; их любовь к истине была безгранична, силы велики, но у них не выработались ученые приемы, не было метода, без которого невозможно никакое плодотворное исследование. Они трудились не одною головою, но и сердцем, и часто смешивали чувство с мыслью. Последняя нередко облекалась у них в форму мистического дифирамба. Многие исследования того времени написаны стихами. Жизнь этих людей шла в уровень с их внутренним настроением. Они переходили из одной страны в другую, разнося повсюду свои знания, заводя споры, и редко оканчивали жизнь естественною смертью. За много веков до того на той же почве Италии, произведшей так много мыслителей, один древний философ бросился, говорит предание, в жерло Этны, чтобы узнать таинственные недра земли. По его следам шли мыслители XVI столетия: они погружались в бездонные пропасти человеческого мышления и умирали потом на кострах. Результатом вакхического упоения, каким были одержимы высочайшие умы того времени, было глубокое доверие к магии, каббале, алхимии и астрологии. В этих науках заключалась, по тогдашним понятиям, глубокая и таинственная мудрость, которая некогда дана была человеку свыше. Он утратил ее, предавшись обольщению суетных мирских целей.
С половины XVI столетия движение мысли останавливается в Италии: оно пришло в резкое столкновение с папским двором и навлекло на себя его гонение. Итальянцы должны были искать духовного удовлетворения в сфере уже готовой и менее опасной нового искусства. Но то, что было начато в Италии, продолжалось на почве, не столь богатой дарами природы, но более счастливой в своем историческом развитии, в Англии. Всем известно, какое блестящее время английской истории представляет царствование королевы Елизаветы: недаром к этому времени обращаются англичане, как к золотым дням своей родины, и зовут королеву уменьшительным именем (Queen Bess), в котором звучит народная любовь к ней. Но не одному только счастью и личным талантам своим обязана Елизавета особенным развитием, можно сказать, напряжением народных сил, которое сообщило такой блеск ее царствованию: она окружена была людьми, которых имена произносит с законною гордостью каждый англичанин, каковы бы ни были личные политические или религиозные убеждения. Не говоря о том великом поколении государственных мужей, которые подняли свое отечество на неслыханную до тех пор степень политического могущества, я укажу Вам только на сферу умственную, на науку и искусство. Вспомните, что тогда жили и действовали Бэкон, Шекспир, Вальтер Ралли, Бен Джонсон и много других не с столь громкими именами, но с заслугами, которые во всякое другое время дали бы право на первые места в истории отечественной литературы. Сама королева была в уровень с высшим образованием современного ей общества: она знала, кроме новых европейских языков, оба языка классической древности, читала по-еврейски, писала комментарии к Платону и переписывалась с друзьями своими по-латыни.
В это время, в 1561 году, родился у канцлера Николая Бэкона сын Франц, впоследствии барон Веруламский. Известно, какое влияние имеют на ребенка первые впечатления, в особенности как сильно действует влияние матери. Мать Франца принадлежала к числу образованнейших женщин Англии в то время, когда женщины получали крепкое и мужественное воспитание, и пример королевы Елизаветы не составлял исключения из общего правила. Мать Бэкона знала греческий и латинский языки и занималась богословием; она была первою наставницею сына. Судя по складу ее ума и строгому воззрению на жизнь, можно себе составить понятие о характере ее преподавания, приготовившего Бэкона к тому великому подвигу, который ему суждено было совершить. Мысль его окрепла преждевременно. В тех летах, когда детей занимают приличными их возрасту играми, Бэкон задумывался над явлениями, которые обыкновенно ускользают даже от внимания взрослых. На восьмом году его занимали законы звука: он ходил прислушиваться к эху и доискивался причины этого явления. На двенадцатом году он поступил в Кембриджский университет. Оксфордский и Кембриджский университеты принадлежат к числу важнейших учреждений Англии, которая обязана им почти всеми своими значительными людьми, действовавшими на поприще государственном или ученом. Но каждое из этих заведений имеет свои особенные предания и отмечено характером, ему исключительно принадлежащим. Таким образом, с самого раннего времени Кембриджский университет отличался от Оксфордского большею готовностью принимать новые идеи, новые формы и системы. Но в исходе XVI столетия в Кембриджском университете преобладала еще схоластика, и Бэкон вынес оттуда после трехлетнего пребывания презрение к этой бесплодной науке, в которой идеи заменялись словами, а живое диалектическое развитие – мертвым силлогизмом. Схоластика, утратившая блестящие свойства, с какими она выступила в XII столетии, не соответствовала ни духовным требованиям, ни практическому направлению поколений, пред которыми уже открылись сокровища древних литератур.
По окончании университетских занятий Бэкон отправился во Францию в свите английского посольства. Он прибыл туда в эпоху религиозных войн. Молодому дипломату представилось обширное поприще для наблюдений всякого рода. Пред глазами его совершались величайшие события и действовали самые значительные лица современной Европы. Он присутствовал при борьбах Лиги с двором и гугенотами, видел Екатерину Медичи, Гизов и Генриха Наварского. Трудно было выбрать лучшую школу для практического изучения истории и политики.