Устройство общины, основанной Фоксом, чисто демократическое. Все "друзья" равны между собою. Важные частные и общественные дела решаются в периодических собраниях избранных представителей. Подчиненные положительному закону государств, которым они принадлежат по рождению, квакеры не теряют своей самостоятельности и не делают уступок. Они ни в каком случае не дают присяги, и пред судом довольствуются утвердительным или отрицательным показанием. После долгих прений английский парламент оставил за ними это право в делах гражданских, но в уголовных их свидетельство, не подкрепленное клятвою, не имеет законной силы. По этой же причине они не допускаются к государственным должностям. Войну они считают беззаконием, и потому не только отказываются от обязанностей военной службы, но не участвуют в торжествах народных по случаю побед, осуждают торг оружием или порохом, и т. д. С этой же точки зрения смотрят они на смертную казнь, которую называют оборонительною войною, и на дуэль. Восстание Американских Штатов против Англии подало повод к расколу между квакерами: многие из американских квакеров взялись за оружие, оправдывая свой поступок святостью дела, и образовали отдельную общину "свободных и воинственных (free and fghting) друзей". Из их рядов вышли известные своими заслугами в войне за независимость генералы Метлак, Мифлин и Грин. Исповедуя совершенное равенство и братство между людьми, квакеры в сношениях своих с властями и знатными лицами не употребляют почетных выражений, принятых обычаем, а означают только должность и сан. Таким образом, квакер, обращаясь к королю английскому, говорит просто: король, а не ваше величество. Они ни пред кем не снимают шляпы и говорят "ты" всем, без разбора состояний. Впрочем, они строго и честно исполняют гражданские обязанности, не противоречащие их учению, исправно платят подати и несут все повинности. Выше сказано, что сбор десятины в пользу духовенства считается у них грехом; но они беспрепятственно допускают сборщиков входить в дома свои и брать нужную сумму деньгами или вещами. Общественные и нравственные теории замечательной секты, о которой здесь идет речь, основаны на глубоком уважении к человеческому достоинству, на вере в постоянное улучшение и развитие нашей духовной природы. Только безбожнику можно сомневаться в успехах человечества, в его неудержном движении вперед, к лучшему, говорит Пенн. С XVII века начинаются их усилия к уничтожению торговли неграми и рабства вообще. Французский квакер Бенезе (род. в 1728) посвятил этому делу все состояние и всю жизнь свою. В 1754 году общины "друзей" положили исключить из среды своей всех членов, не возвративших еще свободы своим черным невольникам. Деятельность "друзей" в этом отношении могла бы служить прекрасным примером нынешним аболиционистам, которые для достижения благородной цели не всегда употребляют честные средства. В 1795 г. американские квакеры составили комитет для распространения христианства и просвещения между индийцами, которые питают к ним особенное доверие еще со времен Пенна. Многочисленные человеколюбивые заведения, основанные квакерами, отличаются превосходным порядком и устройством. Бедные пользуются щедрыми пособиями, но между самыми квакерами не встречается нищих. Старость и болезнь находят призрение в больницах и странноприимных домах; здоровым доставляется возможность труда, который вменяется в обязанность каждому члену общества. Честность "друзей" в торговых и других сношениях давно заслужила общее признание: во время войны за американскую независимость, когда ассигнации значительно упали в цене, квакеры принимали их от своих должников, но сами постоянно расплачивались звонкою монетою. От членов, совершивших бесчестный поступок или изменивших учению, община отрекается.
Семейный и домашний быт квакеров носит тот же характер простоты с некоторою примесью ригоризма. Обязанности брачные соблюдаются строго. В ребенке родители уже уважают будущего человека и основывают на этом свою систему воспитания. Дети "друзей", по свидетельству путешественников, резко отделяются от своих сверстников, не принадлежащих к секте: их можно узнать по открытому, смелому и спокойному выражению лица. До конца прошлого столетия частная жизнь квакеров была очень однообразна и бедна наслаждениями, потому что из нее изгонялись искусства. Теперь эта ограниченность проходит: молодые квакеры позволяют себе участвовать в общественных увеселениях, занимаются изящными художествами, литературою, и вообще менее дорожат внешностями, чем их предки. Зато число членов, выходящих совсем из общины или образующих новые подразделения секты, увеличивается.
Общины квакеров в Европе существуют только в Англии, Голландии, Германии, близ Пирмонта и в торговых городах Норвегии. В Америке они очень многочисленны: Георг Фокс посетил эту страну и указал на нее своим последователям; Пенн купил у английского правительства земли на Делаваре и прибыл туда в 1682 году. Плоды его деятельности и дальнейшая судьба Пенсильвании известны.
Учение "друзей", говорит известный историк Соединенных Штатов Северной Америки, Банкрофт, есть философия, переведенная на язык низших классов общества. Читатели наши могут сами оценить справедливость такого суждения.
Приложения
I. Т. Н. Грановский. О современном состоянии и значении всеобщей истории
(Речь, произнесенная в торжественном собрании Императорского Московского университета 1852 года, генваря 12 дня)
Мм. Гг.!
Московский университет, alma mater всех однородных заведений в России, привык к просвещенному участию русского общества. Ваше постоянное присутствие на празднике, которым замыкается истекший и начинается новый академический год, служит доказательством, что участие это не хладеет. В свою очередь, университет встречает Вас не как равнодушных гостей: он предлагает на суд Ваш образцы умственной деятельности своих членов и отдает Вам честный и правдивый отчет во всем, что было совершено им в течение прибавившегося к его жизни года. Скоро представит он целой России итоги, выведенные изо ста таких отчетов, и с законною гордостью расскажет ей повесть своего векового служения великим идеям истины и добра.
Находясь на очереди для произнесения пред Вами в нынешнем году обычного слова, я избрал себе предметом современное состояние и значение той науки, которой имею честь быть преподавателем.
Вопросы о теоретическом значении истории, о приложении ее уроков к жизни, о средствах, которыми она может достигать своих действительных или извне ей поставленных целей, не новы. Они обращали на себя внимание великих умов древнего мира и составляют неистощимое содержание ученых прений в наше время. Важность этих вопросов едва ли может подлежать сомнению, тем более, что они находятся в тесной связи с задачею нравственного и умственного образования, следовательно, с целою участью будущих поколений.
По коренным условиям своей жизни Восток не мог принять участия в решении вопросов такого рода. Они никогда не входили в сферу, в которой сосредоточена деятельность восточной мысли. Азиатским народам не чужда врожденная человеку потребность знать свое прошедшее, но их любознательность находит легкое удовлетворение в родословных списках, в простых перечнях событий и в исторических песнях. Содержание этих памятников, представляя обильный, хотя большею частью однообразный материал стороннему исследователю, не могло на той почве, которой принадлежит по происхождению, уясниться до науки или облечься в формы художественных произведений. Летопись и песня могут, конечно, быть верным отражением народного быта, но они не в состоянии служить орудиями умственного образования. Они живо и любовно напоминают народу прошедшее, не приводя его к ясному сознанию настоящего. Требуя от истории рассказа, а не поучений, Восток довольствовался самыми бедными, хотя соответствующими его общественному развитию, формами исторического предания. Единственное исключение составляют священные книги евреев. Мы говорим здесь не о вечном, стоящем выше человеческих суждений, значении Библии, но о том богатстве нравственных назиданий, житейской мудрости и глубокой поэзии, которыми она преисполнена. Из этого источника черпало рассеянное теперь по лицу земли племя ту дивную крепость, которую оно противопоставляло всем испытаниям своей злополучной истории. Но по самому свойству своему Божественный памятник, составляющий ныне духовную родину обреченного на скитание в чужбине еврея, не мог войти в состав предлагаемых Вам, Мм. Гг., исследований. Их исходною точкою будет древний, классический мир.
Греки и римляне смотрели на историю другими глазами, нежели мы. Для них она была более искусством, чем наукою. Такое воззрение естественным образом вытекало из целого порядка вещей и основных начал античной образованности. Задача греческого историка заключалась преимущественно в возбуждении в читателях нравственного чувства или эстетического наслаждения. С этою целью соединялась нередко другая, более положительная. Политические опыты прошедших поколений должны были служить примером и уроком для будущих. "Я буду удовлетворен, – говорит Фукидид, – если труд мой окажется полезным тому, кто ищет достоверных сведений о прошедшем, а равно и о том, что по ходу дел человеческих может повториться снова". Это практическое направление выразилось еще с большею силою в произведениях римских историков; но в лучшие времена римской литературы оно всегда соединялось с нравственно-эстетическими целями. Тесная связь истории с жизнью, черпавшей из нее многостороннее назидание, сообщала нашей науке важность, которой она, при всех сделанных ею с тех пор успехах, не имеет в настоящее время. Назвав ее наставницею жизни, Цицерон выразил господствовавшее у древних воззрение. Они верили в могущество примеров. Их жизнь, далеко не так сложная, как жизнь новых народов, нередко повторяла одни и те же явления и, таким образом, открывала возможность прилагать к делу опыты минувшего. Римскому гражданину, особенно в последний период республики, во время ее высочайшего могущества, нельзя было обойтись без обширной исторической образованности. Без нее невозможна была никакая политическая деятельность. Такое понятие о практическом значении истории сохранилось при императорах.