Вернуть деньги можно было только с помощью дипломатии, но дипломатии обычно не удавалось вытянуть деньги из Елизаветы. Кроме того, переговорный процесс займет много времени, а деньги были нужны немедленно. Непобедимым терциариям давно не платили, и они начали высказывать недовольство по этому поводу. Решись они взять все, что посчитают нужным, никто не сможет им помешать, тем более что испанские солдаты, оставшись без жалованья, раньше уже принимались взимать задолженность. Испытывая по этому поводу обоснованные опасения, в марте 1569 года Альба созвал Генеральные штаты в Брюсселе и сказал, что придется ввести налог на содержание солдат, которые их защищают. Он предложил уплатить единовременный однопроцентный налог на все недвижимое имущество, пятипроцентный налог на все сделки с недвижимостью и десятипроцентный налог с оборота. Он объяснил представителям сословий, что эта система называется "алькабала" и очень хорошо работает в Испании.
Возможно, в Испании так оно и было, но Нидерланды представляли собой густонаселенную коммерческую зону, и такие налоги на недвижимость и с оборота означали для нее разорение. Генеральные штаты отказались вводить их; Альба получил долю своего однопроцентного налога, на том и кончилось. Утрехт отказался уплатить даже один процент; Альба расквартировал там полк, после чего объявил город и всю провинцию виновными в государственной измене и конфисковал в пользу короны его льготы, привилегии и собственность. К протестующим присоединились даже католические епископы и два члена "Кровавого совета" Альбы. По стране покатились волны недовольства, словно реки подо льдом, которым нужна только трещина, чтобы прорваться наружу.
II
В это время Альба обнаружил, что Вильгельм Оранский не такой конченый человек, как думал герцог. Еще в 1566 году, перед вспышкой иконоборчества представители низшего дворянства устроили в Брюсселе съезд, намереваясь выразить протест против жестокости, с которой инквизиция расправлялась с еретиками. Они передали "прошение" к тогдашнему наместнику о смягчении приговоров. Услыхав брошенное в их сторону прозвище "гезы" (нищие), они перенесли заседание в гостиницу, где устроили попойку и с энтузиазмом сделали своей эмблемой нищенский посох, суму и миску и учредили союз в защиту нидерландских привилегий. Позднее в числе обвинений, отправивших Эгмонта и Горна на плаху, было то, что они зашли в гостиницу, пока там шло это веселье, хотя оба обвиняемых с неодобрением удалились.
Из-за репрессий Альбы стало опасным носить эмблему гезов, а к тому времени, когда поднялся спорный вопрос по поводу налогов, их движение почти прекратилось. Вильгельм Молчаливый имел все сведения о том, какие чувства рождались в этих спорах. У него была отлично налажена разведка, которая помогла ему выжить: он имел шпионов даже в мадридском кабинете министров, которые предупреждали Оранского всякий раз, когда власти подсылали к нему нового наемного убийцу. Как независимый принц, он выдал восемнадцати кораблям каперские свидетельства. Его брат Людовик Нассауский позаботился о том, чтобы их как следует снарядили в порту французских гугенотов Ла-Рошели. Так появились морские гезы, занятием которых стали грабежи и убийства католиков.
К концу 1569 года восемьдесят четыре корабля были готовы к отплытию; ни одна церковь или монастырь на побережье не были в безопасности от них. Вильгельм Оранский пытался держать их в разумных рамках, дал им устав и назначил адмирала, но с таким же успехом можно было пытаться обуздать носорога. Главными вождями морских гезов были Гийом де Блуа, адмирал Треслонг и Гийом де ла Марк, потомок знаменитого "дикого вепря Арденн", очень похожий на своего предка. Ни одно событие на "испанском море" не обходилось без участия морских гезов. Над ними не было никакой гражданской власти, их воодушевляла свирепая ненависть. Многих из них палачи инквизиции лишили ушей и ноздрей или изувечили иным образом, и теперь они получили шанс поквитаться за все. Священников, монахинь и католических судей гезы обычно мучили до смерти, во всеуслышание заявляя, что относят это на счет Альбы.
История не сообщает, что думал об этом сам герцог. Вероятно, он считал морских гезов бандитами, с которыми со временем можно будет справиться обычным способом: отрезать их от баз. В данном случае эта задача требовала дипломатических усилий. Королева Елизавета Английская, как можно было ожидать, позволяла гезам пользоваться английскими гаванями для пополнения запасов продовольствия и торговли награбленным, но ей не хотелось слишком раздражать Филиппа Испанского. Когда из Мадрида начали поступать резкие протесты, она официально объявила, что закрывает свои порты для морских разбойников.
Это было в начале 1572 года. Немецкие порты находились далековато и представляли собой не очень хорошие рынки для сбыта. Возможно, что дискуссии между гезами о том, что делать, были в самом разгаре, когда 1 апреля поднялся несезонный западный ветер и занес двадцать восемь их кораблей под предводительством Треслонга в эстуарий Шельды. Они стали на якорь недалеко от Брилла на острове Вальхерен, и горожане сообщили им, что гарнизон испанцев ушел в Утрехт, чтобы обеспечить выполнение эдикта о государственной измене.
Треслонг решил занять город, гезы подожгли северные ворота и прорвались в них, пользуясь мачтой как тараном. К католическим церквам и прочим религиозным заведениям они отнеслись как обычно, но жителей не обижали. Затем они собрались оставить город, но Треслонгу пришло в голову, что здесь решение проблемы порта. Вместо того чтобы уйти из города, он спустил на берег несколько пушек и поднял флаг принца Оранского.
Известие об этой безумной выходке вызвало цепную реакцию. Жан де Анен-Льетар, граф Боссю, губернатор Голландской провинции, привел значительные силы, чтобы вернуть город. В Брилле находилось не более трехсот гезов, но горожане помогли им обороняться. Кто-то открыл шлюз, и испанцев снесло на плотину, где их расстреляли с кораблей. Большинство баркасов, на которых они прибыли к городу, были захвачены. Боссю еле унес ноги; его силы были полностью разбиты.
Услышав об этом, Вильгельм Оранский сначала отнесся ко всему как к очередной эскападе неуправляемых морских гезов. Но лед был расколот; оказалось, что есть одна вещь, с которой не могут справиться терциарии, - вода. Против испанского гарнизона поднялось гражданское наводнение, морские гезы прислали подмогу, и главного инженера Альбы, поспешившего укреплять цитадель, повесили на ее воротах. Весь остров Вальхерен, кроме Миддельбурга, перешел в руки бунтовщиков, а с Вальхерена движение распространилось на Большую землю. Повсюду в Зеландии, Голландии, Гельдерне, Оверейсселе, Утрехте и Фрисландии взвивался флаг Оранского; среди этих провинций только в Амстердаме и нескольких мелких городах не удалось уничтожить испанцев, и они остались на стороне короля. К этому моменту Людовик Нассауский собрал во Франции армию, которая вторглась в Нидерланды и взяла Монс. Это событие подняло дух повстанцев, подарив им одну из величайших военных песен в истории: "Вильгельмус ван Нассаувен", которая по-прежнему является государственным гимном Голландии. На волне возбуждения от сторонников принца полились деньги, позволившие Вильгельму нанять армию и перейти немецкую границу.
Любое народное восстание вначале несется стремительным потоком, но если оно не сметает на своем пути верховную власть, как Французская революция, то на смену ему приходит период, когда напряжение воюющих сторон спадает и борьбу продолжают истинные силы. В нидерландском восстании Альба потерял небольшой контингент людей и не был разгромлен. После первого натиска в ситуации проявились контрреволюционные элементы. Один из них не выходил на поверхность, но начал влиять на характер борьбы. Восстание по сути было религиозным и экономическим, и бюргеры больше всего хотели, чтобы их оставили в покое и дали заниматься коммерцией по своему усмотрению. Они не спешили встать под флаг повстанцев и не спешили давать им деньги; им попросту нужно было избавиться от испанских налогов.
Следующий происпанский фактор оказался случайным; уже после того, как Людовик Нассауский взял Монс, во Франции произошла Варфоломеевская ночь, отрезавшая его от поддержки французских гугенотов, которые планировали присоединиться к нему с 12 тысячами человек. Альба увидел в этом благоприятный момент и воспользовался им, согнав отовсюду войска на осаду города.
За третий фактор влияния отвечают люди Вильгельма Оранского. Он начал войну осад и даже взял несколько городов - Рермонд, Тирлемонт, Малинес, Уденарде, но везде его наемники из немецких протестантов грабили церкви и дурно обращались с духовными лицами, несмотря на усилия принца по обеспечению веротерпимости. Южные Нидерланды, которые он выбрал ареной действия, имели большие экономические и политические претензии к испанскому правлению, но в основном оставались католическими: насильственное обращение в иную конфессию было не более приемлемо для католиков, чем для протестантов. Вдруг оказалось, что к Вильгельму относятся как к врагу; Лувен закрыл перед ним свои ворота, да и Брюссель не поддержал его. Брюссельцы даже участвовали в обороне города вместе с немногочисленным гарнизоном. Нидерланды (нижние земли) начали окончательно разделяться вдоль границ языка и религии.
Тем не менее Вильгельм торопился в Монс. Альба не сделал попытки вступить с ним в сражение, хотя его армия могла уничтожить Оранского. Он чувствовал структурный недостаток наемной силы, лежавший в сфере финансов, и не собирался тратить свои людские ресурсы на то, что рано или поздно произойдет само собой. Однако он содействовал естественным причинам. Ночью И сентября 1572 года Вильгельм Оранский разбил лагерь у деревни Хармигнис недалеко от Монса. Под покровом темноты шестьсот испанских солдат под началом Хулиана Ромеро, надев белые рубахи поверх доспехов, чтобы не перепутать друг друга с врагами, проникли в лагерь и чуть не взяли в плен принца, убив восемьсот человек из его воинства.
Затем принялись за дело естественные причины. Армия распалась, к Оранскому приклеился ярлык трусливого и некомпетентного командира, который даже не позаботился о собственной безопасности, расставив часовых. Людовик Нассауский сдал Монс через шесть дней, и война вошла в новую фазу.
III
Теперь уже испанские солдаты стали осаждать города, стоявшие за принца. Альба направил две колонны войск: одну под командованием своего внебрачного сына дона Фредерика Толедского в Голландию, другую во главе с генералом Мондрагоном в Зеландию. Воины Мондрагона совершили несколько выдающихся деяний, в том числе нападение на остров в Южном Бевеланде, перейдя канал во время отлива по грудь в воде; но не там проходила главная линия фронта. Решающая роль принадлежала Фредерику Толедскому. Для начала он взял Малинес, который был важнейшим из городов, сдавшихся Вильгельму Оранскому. Испанец сделал из него пример, отдав на трехдневное разграбление солдатам, которые не делали различий между католиками и протестантами: все подвергались насилию, грабежам и убийствам. Потом пришла очередь Зютфена; поскольку его в основном населяли протестанты, то с ним обошлись с большей жестокостью, чем с Малинесом. Наарден разрушили, женщин прилюдно насиловали, а потом всех оставшихся в живых предали мечу, как Сулейман обещал поступить с Веной.
Затем дон Фредерик направился к Амстердаму, закрепился там и в начале декабря 1572 года начал наступление против Хаарлема. Этот город имел символическое и практическое значение, будучи очагом кальвинизма и одним из крупнейших нидерландских городов. И кроме того, одним из слабейших; 4-тысячного гарнизона было мало, чтобы охранять полуразвалившиеся стены большой протяженности, а у дона Фредерика было 30 тысяч солдат: испанцев, валлонов и немцев. Он намеревался взять город приступом и после бомбардировки отдал приказ о штурме; но Хаарлем слышал об участи Зютфена и Наардена, бюргеры присоединились к обороне, и в ходе ожесточенной схватки штурм был отражен с тяжелыми потерями.
Это заставило дона Фредерика критически оценить свое положение. С востока город защищала полоса мелководья, там он был неприступен; с севера эстуарий реки И и рукав Зюйдер-Зее с отдаленными фортами в дельте; только с юга и запада была твердая земля. На этой земле дон Фредерик начал готовиться к осаде, и всю зиму там проходило минирование и контрминирование, пушки бомбардировали стены, а горожане чинили их по ночам. Бюргеры нередко отваживались на свирепые вылазки, отрезали головы захваченным в плен, клали в бочонки и катили на испанскую сторону; испанцы же своих пленников вешали; горожане передразнивали католические богослужения, устраивая вдоль стен процессии с непристойностями. 31 января Толедо еще раз попытался штурмовать город, снова потерпел поражение и хотел было бросить эту затею, но Альба пригрозил отречься от него, если он так поступит. Осада превратилась в блокаду.
Трудности испанцев заключались в том, что блокаду нельзя было сделать полной. Всю зиму жители на коньках перевозили провизию по замерзшему озеру, а с наступлением весны их сменили суда с небольшой осадкой. Дон Фредерик решил эту проблему с помощью флотилии кораблей необычной конструкции, которые пришли по И под началом графа Боссю. 28 мая Боссю напал на каботажные суда голландцев и полностью разгромил их. После этого время стало работать на испанцев. Когда горожане съели кожаную обувь, крыс и траву, 11 июля Хаарлем сдался. Дон Фредерик казнил всех солдат гарнизона и четыреста самых видных граждан, но проявил великодушие и пощадил остальных в обмен на все деньги города.
Дела у восставших теперь шли все хуже. Пока велась осада, Вильгельм Оранский делал отчаянные усилия, чтобы собрать силы, и трижды посылал высвободить город полки из 3–4 тысяч человек во главе с разными командирами. Все они потерпели неудачу; терциарии были по-прежнему неуязвимы на поле боя и готовы продолжать осады, пока в Нидерландах не кончатся города. Усилия Вильгельма, который старался уговорить королеву Англии Елизавету принять протекторат над провинциями, ни к чему не привели, вдобавок ему всегда мучительно не хватало денег.
Как в любом противостоянии, все беды не падали на головы только одной стороны. Герцог Альба потратил 25 миллионов присланных из Испании флоринов (кроме 5 миллионов, полученных от однопроцентного налога), и его казна опустела. Дон Фредерик потерял в Хаарлеме 12 тысяч человек, найти им замену было трудно и дорого. Герцог написал королю, что единственный способ подавить ересь - сжечь все протестантские города и перебить всех жителей. В августе он отправил дона Фредерика в Алкмар с 16 тысячами солдат, чтобы приступить к осуществлению нового плана.
Толедо ждал провал. В Алкмаре было только 2 тысячи горожан, но они отразили штурм и после семинедельной осады открыли шлюзы, руководствуясь лозунгом принца Вильгельма: "Лучше погубить землю, чем потерять землю". Вокруг испанского лагеря поднялась вода, и это событие обернулось поражением, когда граф Боссю попытался провести с И испанский флот. В Зюйдер-Зее его встретили гезы под командованием адмирала Диркзона и полностью уничтожили. Самого Боссю взяли в плен; блокировать город с воды стало невозможно.
Для Альбы это сыграло роковую роль. Он попросил об отставке, и в конце 1573 года на замену герцога прибыл великий командор дон Луис Рекесенс. Он действовал менее жестоко и предпринимал некоторые шаги к примирению. Но самое большее, на что мог согласиться Филипп Испанский, - дать еретикам время продать имущество, прежде чем выдворить их из страны, а самое меньшее, на что мог согласиться Вильгельм Оранский, - полная свобода вероисповедания. Итак, война продолжалась. В стратегическом отношении она никак не изменилась. Рекесенс придерживался взятого Альбой курса на поход в южном направлении по голландским городам, чтобы расколоть приморские провинции о наковальню Фландрии. По его приказу в Антверпене и Бергене построили флот, чтобы выгнать с Шельды морских гезов, и 8-тысячная армия под командованием генерала Вальдеса отправилась на осаду Лейдена. Гаага и побережье вплоть до устья Нового Мааса уже были в руках испанцев; овладев Лейденом, они отрежут Голландию от моря.
Испанский флот под командованием Хулиана Ромеро, который чуть не захватил Вильгельма Оранского в Хармигнисе, застал гезов у Вальхерена, их адмиралом к тому времени стал Луи де Буасо сьер де Руар. (Гийом де ла Марк был смещен с поста за то, что приказал пытать семидесятидвухлетнего священника, друга Оранского; через несколько лет его постигла смерть от укусов бешеной собаки.) Битва кончилась тем, чем обычно заканчивались попытки испанцев уничтожить морских гезов, - полным поражением. Ромеро через иллюминатор выбрался из горящего флагманского корабля, доплыл до берега, откуда за боем наблюдал Рекесенс, вылез из воды и сказал: "Я говорил вашему превосходительству, что я солдат, а не моряк". Испанцы расквитались за провал тем, что напали на Людовика Нассауского, который перешел через Рейн с войском из наемного сброда и добровольцев, и разгромили его практически без потерь со своей стороны. Сам Людовик в ходе боя был убит.
Теперь на доске остались только самые крупные фигуры. Вильгельм находился между Делфтом и Роттердамом с 6 тысячами человек, которых было недостаточно, чтобы встретиться с испанцами в открытом поле. Если испанцы возьмут Лейден, значит, они смогут взять что угодно.