Добравшись до дома, Гладис приготовила себе бутерброд с тунцом и томатным соусом, налила в стакан молока и пожелала спокойной ночи старичкам-хозяевам. Затем включила телевизор и просмотрела без всякого интереса два фильма сороковых годов. Было уже за полночь, а сна все еще не было и в помине. У нее раскалывалась голова, и сил смотреть третий фильм уже не было. Она в тысячный раз обвела взглядом различимые в полутьме контуры знакомой мебели. Ее снова одолевали обычные мысли - зависть к своим бывшим однокашникам, теперь женатым и преуспевающим, к которой теперь еще примешивалось унижение от допущенного на службе промаха. Гладис одним прыжком вскочила на ноги и опять включила телевизор. Но его серебристое свечение терзало ей сетчатку, делая головную боль совсем нестерпимой. Она решила хорошенько одеться и пойти прогуляться несколько кварталов, чтобы развеяться и успокоить нервы. Район коттеджей с палисадниками, простиравшимися порою до окаймлявших аллею старых деревьев, лежал погруженный в тишину и мрак. Гладис вдохнула свежего воздуха - и почувствовала мгновенное облегчение. Она неспешно прошла до угла, намереваясь там повернуть и дать короткий круг, обойдя свой квартал. И тут чья-то сильная рука остановила ее, а вторая зажала рот. Гладис видела лишь черный кожаный рукав, обхвативший ее сзади за талию. Сквозь одежду она ощутила напружиненный член нападавшего. Тот затолкнул ее в палисадник чьего-то коттеджа и пригрозил утыканным шипами кастетом, чтобы она не вздумала кричать. Гладис, очутившись на газоне, знаками пообещала молчать. Мужчина был в маске. Стоя над нею, он спустил брюки и продемонстрировал ей свой член, который, как успела заметить Гладис, был меньше тех размеров, которые она полагала обычными для мужчин. Затем снял маску, явив ее взгляду свой беззубый рот и блуждающие глаза маньяка. Гладис, не сдержавшись, закричала. Маньяк нанес ей удар в глаз своим кастетом, но вопль нестерпимой боли, изданный девушкой, был столь пронзителен, что тот, заметив зажегшиеся в окнах огни, кинулся наутек.
Старания медиков стоили Гладис всех ее сбережений, а повторная операция, предпринятая специалистами пластической хирургии и завершившаяся, по мнению друзей пострадавшей, весьма успешно, загнала ее в долги. Удар кастета переломил ей кость, образующую бровную дугу, порвал веко и пробил глазное яблоко. Гладис отказалась от стеклянного глаза - взамен хирург сделал так, чтобы левое веко ее казалось опущенным, но не проваливалось внутрь. Она решила не снимать темных очков с очень крупными стеклами, а когда начальник командировал ее в помощь Бобу в Нью-Йорк, во время пребывания там одного важного южноамериканского бизнесмена, девушка приняла еще одно решение.
Нью-Йорк
Вдохновленная слухами о новой размолвке между Бобом и его женой, последовавшей за их недолгим примирением, Гладис на второй день своего пребывания в Нью-Йорке, когда Боб после ужина проводил ее до дверей отеля, пригласила его подняться к ней в номер. Молодой человек принял приглашение и, едва они очутились в номере, с готовностью поцеловал ее. Гладис затрепетала. Боб попросил, чтобы она ничего не рассказывала на службе, но заметив, что девушка вся дрожит, поинтересовался, в чем дело. Та не ответила. Может быть, она еще девушка - спросил Боб. Гладис кивнула, и молодой человек попрощался, пообещав, что они еще вернутся к этой теме.
Оставшись одна, Гладис все никак не могла унять дрожь. Она нажала кнопку, вызывая коридорного, и вскоре у ее двери возник тучный, немолодой служащий отеля, который, однако, отказался в столь поздний час принять у нее заказ на двойную порцию виски. Пришлось самой спуститься в бар, располагавшийся на первом этаже. Возле стойки сидел господин с радушными глазами и в безупречном костюме. Зажигалка Гладис отказала - и он тут же поспешил ей на помощь, а затем, чтобы завязать разговор, спросил, не работает ли она в ООН. Гладис, поддавшись искушению солгать, ответила "да". Разговорчивый господин поведал ей о своих многократных поездках в Мексику и о морозах, которые обрушиваются зимой на Чикаго, где он живет. Наконец, Гладис поднялась, и ночной собеседник проводил ее до двери номера, где, поднеся ее руку к губам, почтительно поцеловал. Девушка ощутила, как в груди у нее словно что-то оттаивает и из этого куска льда, который она носила внутри, сочатся слезы. Они вошли в номер. Мужчина усадил ее к себе на колени и заключил в объятия своих длинных англосаксонских рук. Стало жарко. Он освободил Гладис от некоторых предметов ее туалета и уложил на постель. Своим единственным, но зорким глазом та следила за каждым его движением. Мужчина потушил свет, разделся и раздел донага девушку, которая чувствовала лишь страшное утомление и неспособна была как-либо реагировать на происходящее.
На следующий день, встретившись перед обедом, дававшимся для латиноамериканского промышленника, ни Боб, ни Гладис не поднимали в разговоре темы девственности. А через две недели девушка уведомила вашингтонскую компанию о своем увольнении, чтобы обосноваться в Нью-Йорке, где она нашла для себя подобную работу. В Нью-Йорке она сняла небольшую квартиру и дважды в месяц встречалась со своим приятелем из Чикаго, который, впрочем, очень скоро начал напоминать ей Мэри Энн своей безграничной верой в психиатров. Разочаровало Гладис и то, что удовольствие от занятий сексом она испытывала небольшое, почти никогда не достигая оргазма. Однако открыть это своему партнеру она боялась, так как заранее знала его ответ: курс консультаций у психиатра поставит все на свое место.
Несколько месяцев спустя того направили в Техас в десятимесячную командировку, и он не слишком настойчиво предложил Гладис отправиться туда вместе с ним, ибо жена его должна была остаться с прочими домочадцами в Чикаго. Гладис взвесила это предложение и, решив, что оно не стоит хлопот, сопряженных с переездом и поисками работы на новом месте, предпочла не уезжать из Нью-Йорка.
Через две недели после отъезда господина из Чикаго она открыла, что, несмотря на относительно малый успех своих с ним встреч, успела привыкнуть к регулярной близости с мужчиной. По ночам воспоминания о некоторых ощущениях - к примеру, о канилингусе, которым он возбуждал ее, - лишали Гладис сна, порождая бессонницу, подобную той, что мучила ее в Вашингтоне при мысли об успехе ее бывших аргентинских однокашников.
Нервные расстройства
В течение последующих четырех лет, до своего возвращения в Аргентину, Гладис вступала в половую связь с шестью следующими мужчинами и в следующем порядке: 1) Франсиско, или Фрэнк, упаковщик, служивший в той же фирме, что и она, молодой мулат-пуэрториканец, женатый, отец трех детей; 2) Боб, ее бывший вашингтонский патрон; 3) Лон, негритянский художник, с которым она познакомилась во время одной рискованной вылазки в окраинный театр; 4) Дэнни, студент исторического факультета Вашингтонского университета, побывавший в Нью-Йорке проездом на пасху и привезший ей подарок от Мэри Энн; 5) Рикардо, мексиканец - безработный, с которым Гладис познакомилась во время своего отпуска в Акапулько; 6) Пит, муж одной из соседок по этажу.
Мотивы, побудившие Гладис вступить в половую связь в каждом из этих случаев, были следующими.
1) С Фрэнком - тем самым упаковщиком из фирмы - ее свело то обстоятельство, что как-то раз она непредвиденно осталась с ним наедине в подвальном помещении, а также потребность заполнить чем-то пустоту, оставшуюся после первого любовника. Справедливости ради заметим, что до того момента, как она оказалась в его объятиях, Гладис и не предполагала, что такое с ней может произойти. Была пятница, вечер. Им вдвоем пришлось задержаться после работы, чтобы оформить отправку срочного груза в Южную Америку: Гладис заполняла счета и этикетки на двух языках, в то время как Фрэнк занимался упаковкой груза в тару. Прежде они дольше пяти минут не беседовали, однако на сей раз в 19.30 им пришлось, для подкрепления сил, вместе перекусить - и Фрэнк угостил ее пивом. А еще немного спустя Гладис впервые в своей жизни испытала полноценное сексуальное наслаждение, и уже дома, анализируя происшедшее, пришла к выводу, что столь чудесным результатом она обязана была внезапности соития и отсутствию ожиданий. Ей даже пришло на память изречение одной из ее прежних знакомых: "Самые увлекательные танцы - импровизированные".
2) Боб - ее бывший патрон - привлек Гладис сочетанием уже описанных ранее качеств. Случайно, после многомесячной разлуки, они столкнулись на Пятой Авеню, и она, чтобы сделаться для него желаннее, соврала, что вышла замуж - "а иначе непременно пригласила бы к себе, чтобы спокойно посидеть и поболтать", - на что Боб ответил, нашедшись, что по субботам утром в офисе фирмы не бывает ни души. Гладис показалась Бобу иной, уверенной в себе, более элегантной (в последнее время она и впрямь решила тратить на себя больше денег) и даже загадочной за ее огромными темными очками. Добавим, что впечатление это не было обманчивым. После происшествия с Фрэнком внешность девушки изменилась под воздействием единственной цели, которую она перед собой поставила с того момента: вернуть этот миг чистого блаженства - разумеется, в объятьях мужчины, способного обеспечить ее будущее. Перед Бобом Гладис пообещала себе изображать опытную и безразличную искательницу приключений, однако оказавшись полураздетой на софе в кабинете своего бывшего героя, который ласкал пальцами ее причинное место, она дала волю чувствам и, меж объятий, поцелуев и ласк, призналась ему во всей своей прошлой к нему любви. Впервые в жизни девушка отдавалась так полно, без остатка и, казалось, вот-вот уж должна была наступить долгожданная кульминация - как вдруг все прервалось, ибо усердие Боба было сведено насмарку ejaculatio praecox, не раз подводившим его и прежде.
3) Лон - художник-негр - пленил ее физической чувственностью африканца и возможностью беседовать об искусстве, к чему присовокуплялась таинственность его богемного образа жизни. Они встречались регулярно, раз в неделю, в течение года на квартире у Гладис - пока того не стала раздражать ее нелюбовь к стряпне и стремление экономить на еде, которую она закупана на неделю и пыталась растянуть как можно дольше. Кроме того, отношения их с самого начала омрачало чувство обиды - после того, как Гладис продемонстрировала Лону несколько своих ранних рисунков, а тот отозвался о них как о посредственных. Лон развил ее в сексуальном отношении и приучил к регулярному половому удовлетворению.
4) В Дэнни ее привлек многообещающий статус студента, перед которым открыты любые пути к успеху. Приезд юноши с ценным подарком от Мэри Энн - индийской шелковой шалью - явился для Гладис сюрпризом. Между ними завязался непринужденный разговор. Он интересовался, какие театры и музеи стоит здесь посетить, она же была в курсе всех культурных событий. Юноша был поражен ее осведомленностью и выразил Гладис свое восхищение, что побудило ее упомянуть об оставленной ею артистической стезе. Юноша, в свою очередь, чтобы поддержать разговор, поведал о том, что ему случалось позировать перед студентками художественного отделения в Университете, так как у него красивый, развитый торс, хотя ноги несколько кривоваты. Он почувствовал непреодолимое желание разоблачиться - возбужденный сознанием, что находится наедине с женщиной, которая опытнее его. Он попросил у Гладис разрешения снять рубашку, чтобы она смогла убедиться в пластических достоинствах его фигуры, та согласилась. Дэнни разделся до пояса и прошелся по комнате, еще раз выразив восхищение ее художественными познаниями. Затем неожиданно взял руку Гладис и положил на свой бицепс, чтобы та оценила его упругость. Гладис же думала про себя, что у этого паренька все впереди и что при надежном руководстве он сумеет сделать блестящую карьеру, обладая одним неоспоримым достоинством: умением слушать и интересом ко всему на свете - искусству, спорту, истории. Во время этой единственной встречи с Дэнни она испытала наибольшую за весь свой опыт полноту чувств, которой способствовало сочетание любовной атмосферы, ожиданий счастливою будущего и физиологической завершенности акта. Единственным неприятным эпизодом стало предложение Дэнни сходить вместе в Музей современного искусства, отвергнутое Гладис на том основании, что она, мол, не переступает больше порога музеев и галерей, поскольку в последнее время они ее угнетают.
5) Рикардо, мексиканец, околдовал ее своей внешностью и искусством обольщения, заставив поверить в то, что она внушила ему пылкую любовь с первого взгляда. Ловкий молодец замещал в тот день чичероне, который должен был сопровождать группу туристов обоих полов в походе по ночным клубам (называвшемся программой "Ночной Акапулько"), и очень обрадовался, что Гладис говорит по-испански и, стало быть, поможет ему объясняться с остальными членами группы. Разоткровенничавшись, он поведал ей, что пока сидит без работы - после того, как из-за финансовых проблем вынужден был бросить медицинское образование, - и пространно излагал свою мечту эмигрировать в США, где смог бы совмещать учебу с работой. Гладис решила завязать с ним отпускной роман - разумеется, не слишком затянутый и без всяких осложнений вроде последующей переписки, планов встретиться на следующий год и т. п. - и совершенно не предвидела, что может влюбиться. Рикардо же в считанные дни сумел уверить ее в своей полной от нее эмоциональной зависимости, так что Гладис впервые в жизни переживала - по крайней мере, такова была видимость - взаимную любовь. Эти пятнадцать дней в Акапулько казались воплощением всех ее полузабытых романтических ожиданий и поддерживали в ней, в течение последующих двух месяцев разлуки, безграничную веру в скорое воссоединение с любимым.
Когда же формальные процедуры воссоединения стали затягиваться, приступы бессонницы и твердая решимость Гладис воздерживаться от связей с другими мужчинами начали угрожать ее психическому здоровью. Каждую ночь, укладываясь в постель, она не могла избавиться от захлестывавших ее эротических воспоминаний, которые возбуждали ее и прогоняли сон - если только она не принимала небольшую дозу снотворного. По прошествии четырех месяцев с подачи ею прошения разрешить юноше - под гарантировавшийся ею залог в тысячу долларов - иммигрировать в США из американского консульства в Акапулько пришел отказ, мотивированный небезупречным прошлым кандидата на въезд. Вторая, и последняя, поездка Гладис в Акапулько восемь месяцев спустя, на выходные, доказала ей, что роман их окончен: на ее предложение остаться с ним в Мексике - коль уж ему невозможно переехать в США - молодой человек ответил решительным отказом и вел себя на протяжении всего разговора весьма пренебрежительно.
По возвращении в Нью-Йорк Гладис попыталась возобновить отношения с Лоном, но художник, как оказалось, успел за этот промежуток времени жениться. В очередные выходные девушка, под предлогом навестить Мэри Энн, слетала в Вашингтон, где договорилась о свидании с Дэнни, на которое тот явился с невестой.
6) К Питу - соседу по этажу - ее толкнула мучительная потребность забыть предательство Рикардо. Неделя за неделей Гладис не представлялось никакой возможности познакомиться с каким-нибудь представителем сильного пола - покуда однажды, взяв отгул, она не решила постирать и не спустилась в подвал, где стояла платная стиральная машина для общего пользования. Там-то она и встретила соседа - одного из самых, как ей казалось прежде, грубых и стервозных жильцов дома, с которым она боялась входить в лифт. На сей раз, однако, между ними быстро завязался непринужденный разговор. Сосед, проводивший, как выяснилось, целые дни взаперти за переводами - в то время, как его жена отправлялась на службу в свое учреждение - остроумно повествовал ей о своей титанической борьбе с алкогольными наклонностями: о том, как на протяжении бесконечного рабочего дня в окружении лишь иностранных текстов и словарей ему постоянно приходится сопротивляться искушению спуститься вниз и надраться в баре напротив. На прощание он полушутливо спросил Гладис, не пригласит ли она его к себе на единственный глоток чего-нибудь, который он-таки готов себе позволить ради знакомства. Она ответила, что, к сожалению, ей уже пора уходить.
На другой день сосед постучался к ней в дверь, так что она вынуждена была, по крайней мере, ему открыть, разрываясь между потребностью побыть в чьем-либо обществе и опасением навлечь на свою голову неприятности в результате посещений женатого соседа. Тем не менее, она впустила его, они выпили виски, и кончилось все постелью. Однако во время последующих своих посещений сосед все большее предпочтение оказывал не ей, а алкоголю, увеличивая дозы, и, наконец, однажды утром Гладис, войдя в лифт, очутилась нос к носу с его супругой, которая первой заговорила с ней, попросила, чтобы девушка избегала открыто держать дома спиртное, вымученно попрощалась с нею и вышла. Гладис последовала ее совету, спрятала виски подальше, и во время своего очередного, и последнего, визита сосед, извинившись за свое поведение накануне, бросил взгляд на опустевшую полку, где обычно стояли бутылки и сифон, и через пару минут раздраженно распрощался.
К тому времени Гладис вдруг обнаружила, что слабые транквилизаторы, помогавшие ей на протяжении многомесячного ожидания ответа из консульства, перестали на нее действовать. В особенности выбивали ее из колеи любезничающие на улицах молодые и симпатичные парочки, которые встречались ей по дороге с работы. Войдя в свою чудесно согретую центральным отоплением квартиру, Гладис с тоской озирала царившие всюду чистоту и порядок: не в силах спать дольше пяти утра, она ежедневно поднималась и убивала остаток времени до ухода на службу уборкой.