Тини осторожно отворила дверь, впустила их внутрь, жестами все время призывая к тишине, и предложила сесть на эймские стулья лицом к стеклянной панели во всю стену, которая, очевидно, была обратной стороной двухстороннего зеркала, стоявшего напротив кровати в смежной комнате. Затем она открыла блок управления и щелкнула выключателем. И тогда вначале как на настенной фреске, а потом как на телеэкране, с глубокой романтической задней подсветкой, возникли Лесс Хэррисон и две совершенно неотличимые девочки, шестнадцатилетние блондинки, прелестные как два бутончика - расположенные в таких сексуальных позах, которые, разумеется же, легче набросать схематически, чем описать. Сам Лесс лежал, вытянувшись, на спине, а две девушки сидели на нем верхом лицом друг к другу - промежность одной накрывала его член, промежность другой - его рот, в то же время сами девушки сплелись в страстном объятии, их тела и рты были крепко прижаты друг к другу, как присосавшиеся медицинские банки. Занимательная и живописная картина, почти остановленное мгновение, потому что в этот момент движение было едва заметно, девушки просто сидели, как будто во время какой-то экзотичной чайной церемонии. Но затем, по-прежнему слитые в глубоком, с закрытыми глазами поцелуе (две их светлые головки казались одной), они начали медленно извиваться… томно лаская друг друга, руками нежно прослеживая контуры лица, шеи, плеч, груди, живота, бедер. Из-за их поразительного сходства казалось, что девушка ласкает свой собственный образ в трехмерном зеркале. Самый низкий уровень нарциссизма, и Лесс Хэррисон внимательно следил за его отражением в стекле… в том же самом стекле, через которое с обратной стороны за ним наблюдало желающее развлечься трио. Лицо Лесса имело весьма странное выражение, потому что, стремясь наблюдать за девушками, но и не прекращая свою игру языком с клитором, он был вынужден скосить глаза вбок так, что это выглядело и эксцентричным, и гротескным.
В дополнение к реальному, живому визуальному образу зрителям была также предоставлена возможность услышать звуковое сопровождение того, что происходило в комнате… сопровождение, настолько усиленное, что самое легкое движение, вздох или дыхание было не просто слышно, а звучало подобно настоящим воплям боли и наслаждения. Один из микрофонов был установлен в ногах, другой точно в самом центре кровати, так что подлинная вязкость толчка, трение влажной поверхности тел могли быть услышаны так, как никогда раньше - вначале почти неузнаваемые, но затем, приходя в полную синхронизацию с изображением, и узнаваемые совершенно безошибочно.
- Эй, как это их так сняли, - сказал Сид, всегда рвавшийся показать себя экспертом, - что это, "Нигра Спешл"?
- Вероятно, А-Р семьдесят, - сказал Борис, - со специальной приставкой.
Сид кивнул.
- Иисусе, ты только послушай это! Как ее молоденькая щелочка причмокивает! Да другого подобного звука просто не существует!
Тини Мари, со своей стороны, тоже не оставалась без дела. Она металась по комнате, задрав юбку к поясу, и взбрыкивая в стиле канкана.
- Кто желает узнать вкус ложбинки на моем протезе?! - визжала она. - Кто хочет побывать у меня в самом легендарном местечке?!
Не получив ответа, она упала на колени напротив Сида и принялась грубо брать на абордаж его ширинку.
- О, Бога ради! - завопил он, отталкивая ее. - Дай мне досмотреть это шоу!
Тини ловко использовала свою боковую инерцию, чтобы нырнуть между ног Б.
- Ты настоящая куколка, - мягко сказал он, - но я тоже пас.
- Что за пара мокриц! - раздраженно воскликнула Тини, с трудом поднявшись на ноги и сделав пируэт глубокого возмущения. Затем она схватила микрофон с кронштейна в стене, нажала кнопку и, обернувшись к стеклянной панели, завизжала что было сил:
- Лижи, лижи их, Лесс! Ты, Крысий Дрын!
Громкость передающего устройства, наверное, была кошмарной. Она имела эффект девятого вала, буквально стряхнувшего троих участников упоенья с кровати и превратившего их в беспорядочный клубок на полу. Но затем Лесс в одно мгновение вскочил на ноги, безумно подпрыгивая и в ярости вопя:
- Ты сумасшедшая сучья уродка! Мы уже почти кончили, я тебе говорю! Мы все кончали!
По-видимому, он знал, что его мучитель находится за зеркалом, так как Лесс уставился именно в этом направлении, но он смотрел не в ту часть зеркала, поэтому впечатление, что их не видят, осталось.
- Мы не собираемся слушать подобную галиматью! - пронзительно закричала Тини и выключила звук на своей стороне, пока Лесс закрывал уши от нового взрыва в динамиках. Затем он начал кричать (беззвучно, потому что они его больше не слышали) и бегать взад-вперед по комнате, ища что-нибудь, чем швырнуть в стекло - но, очевидно, комната была спланирована с таким расчетом, что хотя и была щедро обставлена, но практически в ней не было предметов, которые можно передвинуть; вся мебель была либо встроенной, либо вделанной в пол. В конце концов, Лессу пришлось ограничиться тем, что он снял свои собственные ботинки и запустил их, без особого результата, совсем не в ту секцию зеркала.
- Промахнулся, ты, простофиля! - закудахтала Тини. - Даже и близко не попал!
К этому времени обе красотки сошлись вместе и сидели на полу с дальней стороны кровати, виднелись только их белокурые головы и голые плечи, их губы шевелились, что-то говоря Лессу, что-то не поддающееся расшифровке, протестующее, или, возможно, они просто спрашивали, что происходит.
Лесс тяжело опустился на кровать в полном изнеможении, потерпевший поражение и подавленный.
Это заставило Тини сорваться с места.
- О мой Бог, - простонала она, - что мы с ним сделали?
Она начала рвать на себе одежду.
- Я иду, Лесс! - кричала она, - я иду, мой дорогой! - Затем она щелкнула выключателем двухстороннего зеркала, повернула замок и с безумной скоростью вылетела из комнаты, продолжая рвать на себе белье и в спешке его разбрасывая.
Борис и Сид некоторое время сидели, глядя на темную панель.
- Так, пожалуй - это все, - сказал Б.
Сид что-то промычал и неуклюже поднялся на ноги.
- Ты знаешь, я бы не возражал против такой крошечной головки.
Б. думал о чем-то другом, тихо ходя по комнате, пока Сид продолжал размышлять вслух:
- Интересно, где, черт возьми, он их нашел… Боже, они, наверняка… шведки… ненавижу проклятых шведов. За исключением Бергмана, само собой, - добавил он, надеясь развеселить Б., который оценил его усилия едва заметной ухмылкой.
Сид посмотрел на него, ничуть не обеспокоенный этим уходом в себя. В его сознании крепко засел разговор, состоявшийся у них с Борисом после премьеры одного его фильма, фильма, в котором Сид выступал в качестве исполнительного продюсера - простая, горькая, нежная история любви… фильм, заслуживший лучшие отзывы, отмеченный, среди всего прочего, за поэтический и довольно смелый (по тем временам) крупный план в эротической сцене. Вкратце, в этой сцене любовники, слившись голыми в объятии, были видны лишь выше пояса. Мужчина лежал сверху, нежно целуя лицо девушки, ее шею, плечи… его голова медленно опускалась все ниже между ее грудей, а камера оставалась в том же положении, и голова постепенно уходила из кадра, по-видимому, достигая заветного гнездышка, а камера теперь уже передвигалась на ее лицо с закрытыми глазами и задерживалась на нем, запечатлевая выражение все возрастающего экстаза.
Естественно, что фильм встретил сопротивление в различных отдаленных районах - включая Нью-Йорк Сити. Пошли петиции, активизировались, бдительные группы, требующие вычистить "этот чудовищный эпизод куннилингуса" (как описали его ДАР) из фильма.
Были неудачные попытки удалить основную часть этой сцены… при помощи киномеханика, от которого требовали устраивать в самый критический момент якобы непредвиденный срыв пленки в проекторе, после чего в запущенной вновь ленте выпадали наиболее острые кадры (фактически, две сотни футов).
Ответственные критики, конечно, быстро спохватились и бросились горячо защищать фильм. Редакторы "Кайе дю Синема" хвалили сцену, называя ее "путешествием в страну эротики", уникальным в истории современного кино. "Сайт энд Саунд" - оценивал ее как "мастерски выполненную эстетическую …чистую поэзию, в самом лучшем вкусе".
Использование критиком слова "вкус" в этом случае заставило Б. улыбнуться.
- Как он может говорить о вкусе? - спросил он у Сида (озадачив последнего). - Если камера застыла на лице девушки, то кто может знать, какой это имеет вкус! Не так ли, Сид?
Понятно, что эта фраза вызвала у Сида непристойный ответ.
- А? - сначала он не совсем уловил смысл, но затем плотоядно закивал, заурчал, закашлялся, брызгая слюной, хлопая себя по ляжке, смешно почесывая промежность: - Да, да, я знаю, тебе хотелось бы показать парня после - как он вытаскивает застрявшие между зубов волосики из ее промежности, а? Хо-хо-хо!
- Не обязательно, - сказал Б. мягко и очень серьезно, - мне бы хотелось последовать с камерой за его головой, я должен был это сделать. Я струсил, не сделав этого.
Сид понял, что он говорит серьезно.
- Что… ты хочешь сказать, что надо было показать, как он ее сосет?.. Ты что, спятил?
Разговор состоялся несколько лет тому назад, шесть или около того, и сейчас это уже было частью забытой истории. В следующем фильме "Достаточно свободы", во время сцены, в которой приверженец вуайеризма прикладывает глаз к щели в стене, за которой в соседней комнате героиня раздевается, не выдержав летней полуденной мексиканской жары, камера (кино-глаз вуайериста) находит возможность замедлить свое движение, каким-то случайным, почти ласкающим образом останавливается на ее пушке внизу живота. В ту пору в коммерческих фильмах, также как и в документальных фильмах о нудизме, вид волос на лобке - он назывался "мохнатый кадр" - давался только вскользь, фрагментом из семи-восьми кадров, никогда не вплотную, и, сверх того, он никогда не включался как часть "романтического" или преднамеренно эротического эпизода. Разумеется, вскоре студия рвала на себе волосы.
- Господи Боже, приятель, - причитал Лесс Хэррисон, - ты губишь свою карьеру! И ты спустишь в яму еще кучу отличных парней вместе с тобой, - добавил он немного ханжески, его голос дрогнул, - …парней, рассчитывавших, что эта картина пойдет в массовый прокат… парней, у которых семьи… дети… малютки…
Он, конечно, сменил пластинку, когда под давлением хорошей посещаемости фильм перешел от "Летти Карнеги" к большой прокатной кампании "Лоэс", разрушив существовавшие запреты.
Но в последний раз появился сам Большой: мужской половой орган. Немного вялый, как уступка, но все же он был там, прямо на серебристом экране, можно сказать, больше, чем жизнь.
Этого оказалось чересчур - даже для тех, кто подбадривал его на всех предыдущих этапах его кинематографической судьбы.
- Ну, - сокрушались они, - на этот раз тебя занесло слишком далеко!
Но Борис, конечно, знал, что делал. Нет эрекции и нет проникновения - как объяснить этот его маленький недосмотр музе - творения любовных историй?
По его мнению, порнушные фильмы, которые они только что видели, более уместны, хотя столь же неудачны, для решающих эстетических поисков и проблем, представленных сегодняшним кино, чем произведения признанных творцов, включая его самого. Он знал, что свобода выражения и развитие в кинематографе всегда отставали от подобных вещей в литературе так же, как до последних лет они отставали от этого и в театре. Эротизм самой эстетичной и творчески плодотворной природы в изобилии присутствовал во всех разновидностях современной прозы - почему не достичь того же, или хотя бы не попытаться достичь, в кино? Было ли что-то изначально-чуждое эротичности в самой сути фильма? Что-то слишком личное, чтобы делить это с публикой? Возможно, единственный выход - взглянуть на все с противоположной стороны.
- Послушай, Сид, - теперь Борис спрашивал, - те фильмы, которые мы смотрели, - ты не считаешь, что их можно было бы улучшить?
- "Улучшить"? Ты шутишь? - Сдержанные высказывания, казалось, были вовсе не присущи Сиду. - Боже, да я видел более прекрасные дыры в кемпинге для автоприцепов именитых граждан! Черт побери, до середины сеанса я не был уверен, что смотрю - порнуху или собачье шоу! Можешь заложить свою милую задницу, что эти фильмы можно улучшить! Для начала отыщи более восхитительные попки!
- О'кей, что еще?
- Что ты подразумеваешь под этим "что еще"? Что еще там было?
- Ну, об этом я и говорю, - сказал Борис, - о картине в целом, не только о виде этой девушки - это лишь один аспект… кроме того, рыжеволосая отнюдь не плоха, знаешь ли, она могла бы быть весьма эффектной; но в этом фильме она только зря напрягалась.
Сид больше не смог этого выдержать - он запустил сигарету через балкон и ударил кулаком по ладони в знак полного и горького крушения надежд.
- Боже ж мой, Б.! - сказал он сквозь стиснутые зубы, - ты сидишь здесь, весь мир у твоих ног, а ты печешься о том, как сделать, чтобы какая-то грубая старая калоша смотрелась прилично в скабрезном фильме! Ты в своем уме?!
Вот таким нервным и нетерпеливым он стал с Борисом. За последние два года он приходил к нему с бессчетным количеством выгодных, пусть и не очень оригинальных, описаний и идей фильмов - идей, казалось, уникально подходящих для гения и престижа мастера… без которого их все можно было забыть. Одним из его так называемых "грандиозных проектов", например, был монументальный "художественно-документальный" фильм под названием "Шлюхи мира" - двадцатичасовой, десятисерийный фильм, который бы снимался в столицах и крупных городах обоих полушарий.
- Говорят, что публика привязана к некоторым вещам, - восклицал Сид неоднократно, - эти ребята получат все! Секс, путешествия, свойственные человеку пристрастия! Боже, мы дадим им столько этих чертовых пристрастий, что они попрут у них из задницы! - Сид утверждал, что тщательно исследовал проект… и при этом за свой собственный счет! - всегда добавлял он, готовя почву для красивой компенсации из первых полученных вперед денег, которые могут попасть им в руки. Как ему представлялось, сериал из десяти полнометражных фильмов потребует два года съемок.
- Теперь поймите, - печально продолжал он, столь мрачно обводя взглядом комнату, словно намеревался объявить дату начала III Мировой войны, - едва мы добираемся до финала, как вновь возникает необходимость приступать к очередным постельным сценам - новые девки, новые цены и т. д. - и мы начинаем все с начала! Как старые ролики по театральным ревю! "Шлюхи мира" - 1968! "Шлюхи мира" - 1969! Это станет обалденной традицией!
Некоторое время казалось, что идея приглянулась Б., но в конце концов прижатый к стенке отчаявшимся от неопределенности Сидом ("Я подцепил его, я подцепил его, я подцепил короля Б.!" - объявлял он во всех студиях с победным ликованием и типичным перехлестом), он отклонил предложение.
- Не думаю, что шлюхи меня очень интересуют, - вынужден был он признать почти тоскливо. - Я не думаю, что разбираюсь в них.
- В таком случае мы поднажмем на пафос, - немедленно нашелся Сид. - Мы заставим этот проклятый пафос вылезти у них из задницы!
Но Б. качал головой.
- У меня есть подозрение, что все шлюхи одинаковы, - сказал он с легкой улыбкой, которая была адресована именно Сиду и заставила того на мгновение почувствовать себя бесконечно подавленным. Но Сид был бы ничем, если бы не его в высшей степени неунывающий характер, поэтому он с упругостью мячика быстро отскочил назад за новым "верняком".
Но это было не для Б.; он был увлечен чем-то еще, чем-то более… честолюбивым, если подобрать слово поточнее - и сегодня вечером, как он думал, он наконец нащупал, что это такое.
- Знаешь, что я бы хотел сделать? - сказал он с преднамеренной неторопливостью, пока они с Сидом, развалясь, сидели и курили травку, слушая доносящийся плеск волн на залитой лунным светом террасе чудовищной гасиенды Тини Мари, а в это время мимо них в свете свечей, окутанные ароматом сосен и гардений пробегали или медленно проплывали цыпочки в мини-юбочках, леопардовых колготках, бикини, юбках "колокольчиком", играющие в прятки - все они выглядели готовыми раздеться прямо сейчас или, в крайнем случае, через минуту.
- Я бы хотел снять один из таких, - Борис кивнул в направлении просмотровой комнаты, - один из таких порнушных фильмов.
Сид мгновение пристально изучал Бориса, затем посмотрел на потухший окурок сигареты между пальцами.
- Эта травка лучше, чем я думал, - сказал он, щелчком отбрасывая окурок прочь. - Ты хочешь сделать подобный фильм, да?
Борис кивнул.
- И это означает, - сказал Сид с щемящей сердце иронией, - что лучший в мире режиссер собрался сделать порнофильм. Это великолепно. Да, да, очень мило. Я имею в виду, что это действительно уморительно, не так ли? Ха-ха-ха… - Загрохотал Сид, превращая свой натужный смех в звук болезненных рвотных позывов.
Борис задумчиво смотрел перед собой, без всякого выражения на лице, в бесконечную тихоокеанскую ночь, полную звезд и темной воды, мысли его витали где-то далеко.
- Сегодня я столкнулся с Джоэй Шварцманом, - сказал Сид с нескрываемой в голосе ледяной ненавистью. - …он рассказал мне, как ты сорвал сделку с "Метрополитен". - Сделку, которую, как необходимо заметить, предложил сам Сид и в которой он должен был участвовать.
Из отдаленной комнаты донесся и проплыл мимо невероятно жалобный стон выдающегося "Плэстик Оно". Борис ничего не ответил Сиду, даже вида не подал, что услышал его слова, слегка кивая в такт звукам.
- О'кей, - сказал Сид, подогреваемый действием марихуаны, - о'кей, о'кей, ты святой! Ты долбаный свихнувшийся святой! Ты отказался от картины на десять миллионов - от "Ада Данте", а это дьявольски большая куча денег, ты знаешь это, ведь так? - ты отвернулся от нее, а на следующий день ты разглагольствуешь о том, как бы снять порнофильм! Это весьма забавно и очень остроумно. Очередная глава из легенды… "Легенда о короле Б.!" - недурное названьице, правда?
Возбужденный марихуаной и адреналином Сид вверг себя в неистовый праведный гнев. Он закашлялся, порылся в карманах в поисках сигареты, с огромной силой набил ее об ониксовую крышку стола, разделявшего их, прочистил горло и уже готов был к новому монологу, но тут его планы нарушило внезапное появление беспутной хозяйки, подскакавшей прямо к ним, закружившись в вихре вздернутых юбок нового костюма - продемонстрировавшей несколько нижних юбок на кринолине - вызывающий фасон канкан, в котором промелькнули черные кружевные трусики и спицевидный сгиб железного бедра. При этом Тини визжала:
- Не желаете ли чего-нибудь из маленькой корзиночки Красной Шапочки?