Исследование современного российского ученого, доктора исторических наук Юрия Николаевича Жукова посвящено вопросам власти в СССР в период 1938–1954 гг. На основании ряда документальных источников, многие из которых недоступны ученым-историкам, автор открывает неизвестные страницы прошлого России, характеризует деятельность крупнейших представителей власти страны, их политику в области государственной безопасности, обороны, промышленности, финансов и др. Книга рекомендована к печати Ученым советом Института российской истории Российской академии наук.
Содержание:
Предисловие 1
Часть первая - 1938–1940 годы - СМЕНА КУРСА 2
Часть вторая - 1941–1944 годы - БОЛЬШАЯ ТРОЙКА 44
Часть третья - 1945–1948 годы - ГЛОБАЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ 82
Часть четвертая - 1949–1954 годы - БИТВА ЗА ВЛАСТЬ 123
Примечания 168
Юрий Жуков
ТАЙНЫ КРЕМЛЯ
Сталин, Молотов, Берия, Маленков
Великие люди как огня боятся, чтобы кто-нибудь не докопался до истинных мотивов их деяний.
Бертольд Брехт.
"Дела господина Юлия Цезаря"
Все дело в том, что необходимо подыскать объяснение для всего случившегося. Каждую мелочь нужно истолковать и объяснить. И если у вас есть теория, которая включает в себя все факты без исключения - значит, вы правы. Но это неимоверно сложно.
Агата Кристи.
"Убийство в доме викария"
Предисловие
Долгие десятилетия определение того, что же на самом деле представляла собой власть в СССР, было практически невозможным. Те, кто находился в Кремле, тщательно и надежно скрывали от общества все с этим связанное. Скрывали и то, кто же в действительности, прикрываясь именем партии, ее Центрального Комитета, Верховного Совета и Совета Министров СССР, принимает важнейшие решения, от которых зависела жизнь страны, которые определяли судьбы Советского Союза, его населения; и то, как принимались подобные решения, и даже многие, если не большинство, сами решения.
Объяснялось такое положение до предела просто. В случае ошибки, просчета, и особенно - в случае провала выработанных планов никто не желал нести ответственности за содеянное, уходить добровольно или принудительно в отставку, лишаясь тем самым дорогой ценой доставшихся властных полномочий, права бесконтрольных действий. А добивались этого весьма легко. Подлинная власть всегда была "закрытой", существовала негласно, не раскрывала своего настоящего состава. Кроме того, сами документы, фиксировавшие как выработку, так и принятие того или иного решения, без учета их реального содержания, объявлялись "строго секретными", составлявшими государственную тайну, не подлежащими оглашению не только сразу же или хотя бы впоследствии, через определенный мировой практикой срок - 30 лет, но и вообще никогда. Тем самым делали их недоступными исследователям в будущем.
Власть предержащие сами вырабатывали историю давнего и недавнего прошлого, самую благоприятную для них, делавшую только их правыми, всегда и во всех случаях действовавшими безошибочно. Правда, поступали так лишь по отношению к тем, кто находился у власти именно в тот момент. Своих же предшественников, уже отрешенных от власти, либо умерших, превращали в своеобразных "козлов отпущения". Только на них возлагали ответственность за все просчеты, ошибки и даже преступления в прошлом, умолчать о которых уже было просто невозможно. Но даже и такую своеобразную огласку негативных фактов оборачивали в свою пользу. В пользу все той же реальной власти, которая получала, тем самым, возможность выступить в роли "разгребателей грязи", разоблачителей. В роли тех, кто и исправлял весьма вовремя положение, разумеется, на благо страны.
Отсюда и проистекало отсутствие научных трудов, которые на основе документов анализировали бы и формирование власти, ее подлинный состав, и механизм принятия ею решений, и сами решения, но непременно - в контексте реально существовавшей в стране и мире ситуации. Подменяя такие работы, существовала одобренная и утвержденная свыше (самою властью, стороной явно заинтересованной и пристрастной, предельно субъективной) официозная версия минувшего.
Поначалу ею служил пресловутый "Краткий курс". Затем - его модификация, отразившая только смену лидера страны, возвеличившая нового и порочившая его предшественника - "История Коммунистической партии Советского Союза". Книга, оказавшаяся более стабильной версией самооценки власти, выдержавшая за четверть века семь изданий, раз от разу становясь все более безликой, чуть ли не абстрактной, ибо отличались издания друг от друга лишь последовательным вычеркиванием все новых и новых имен. Уже при своем возникновении сумела обойти упоминание практически всех руководителей партии и государства - Сталина, Молотова, Маленкова, таких крупных деятелей, занимавших ключевые посты в системе управления страной, как Берия, Каганович, Булганин. А если их имена и появлялись на страницах, то лишь уничижительно. Так же, как и тех, кто удостоился негативной оценки в "Кратком курсе" - Троцкого и Зиновьева, Каменева и Бухарина, Рыкова, по-прежнему остававшихся "врагами" партии и, следовательно, страны, народа.
Появившиеся на рубеже 60-70-х годов уже многотомные издания - "История Коммунистической партии Советского Союза", вторая серия "Истории СССР" - пять томов, охватывающих период "От Великой Октябрьской социалистической революции до наших дней", не изменили положения, не внесли ничего нового, принципиального. Привели к окостенению официозной концепции. Суть дела заключалась отнюдь не в том, что и однотомник, и многотомники готовились под редакцией, жестким контролем одного человека - Б. Н. Пономарева. Истинная причина удручающего однообразия в подходах и решениях заключалась даже не в том, что тема "власть в СССР", как и прежде, не считалась объектом изучения. Крылась она в том, что тема эта оставалась оружием политики. Должна была использоваться только для того, чтобы поддерживать у народа безоговорочное принятие власти как таковой, веру в непогрешимость ее, абсолютную правоту всегда и во всем. Вселять в народ "чувство беззаветной преданности" к власти вообще, к той политической системе, которая существует.
Сама же концепция, впервые нашедшая наиболее откровенное выражение в "Кратком курсе", в дальнейшем практически не менявшаяся по существу (претерпевая лишь незначительные коррективы в деталях, связанных с оценкой лидеров прошлого), сводилась к одному, незыблемому постулату. У власти, во главе страны, всегда, при любых обстоятельствах, несмотря ни на какие перемены, находилась партия. Партия в лице ее Центрального Комитета, постоянно действовавшего Политбюро. Они-то, якобы коллективно, и принимали (от имени ничего не ведавшей о том партии) все решения. Во благо и страны, и народа. Ну, а если порой и допускались отдельными людьми отдельные ошибки, то происходило это якобы вопреки воле партии, центрального комитета, а иногда - и самого политбюро.
Но всегда, при каждой очередной переоценке тех, кого не на один год превозносили как выдающегося деятеля партии и государства, с кем полностью, единодушно соглашались всегда и во всем, но только в прошлом, незыблемым оставалось фундаментальное, никогда не подвергавшееся ни малейшему сомнению, положение. Всегда партия в лице ЦК и Политбюро оставалась правящей. И являлась властью. Однако именно потому, год за годом все более теряя реальное содержание, такая ирреальная власть превращалась в абстрактное, безличностное понятие. Ну, а следствием подобного стала неизбежная мифологизация власти. Возникновение представления о ней как о некоем непостижимом сочетании явно абсолютистских, самодержавных полномочий конкретного лидера, выражавшего надежды и чаяния народа, демократических прав общества. Рождение, бытование мифа о власти сакраментальной, замкнутой в себе, непрерывно порождающей себя из самой же себя.
Мифологизация власти и породила такие явления, как культы Сталина, Хрущева, Брежнева. Раскалывала общество, вернее его политически активную крохотную часть, на сторонников и противников тех же Сталина, Хрущева, Брежнева. Не только сохраняла, но и усиливала традиционные, исторически сложившиеся на протяжении многих столетий представления о власти как о праве, и притом никому не подконтрольному, распоряжаться судьбами и страны, и народа.
Последнее десятилетие не привело, как можно было надеяться, к отказу от подобных взглядов. Сохранило их в неприкосновенности. Сотни же книг, написанных, по преимуществу, не учеными, а журналистами или в прошлом партийными функционерами, характеризуются уже огульным отрицанием всей советской истории от Ленина до Горбачева. Следуют устоявшемуся правилу: возвеличивать власть нынешнюю можно лишь негативно оценив предшествующую.
В таком положении находились не только отечественные, но и зарубежные ученые. Те, кто не испытал идеологического давления, не находился в полной зависимости от цензуры. Те, кто стремился во что бы то ни стало разобраться во всех хитросплетениях советской политики, понять, кто же на самом деле находился у власти, принимал судьбоносные решения. Все они, также лишенные возможности опереться на документы, вынуждены были создавать собственные, чисто умозрительные концепции. Строить их лишь на доступном материале, на сознательно подтасованных, заведомо искаженных официальных или неофициальных данных, преднамеренно распространяемых слухах.
Только в самом конце 1993 года историческая наука, наконец, обрела твердую почву. Получила, хотя и далеко не все, без так называемых особых папок, содержавших решения по вопросам обороны, государственной безопасности, оборонной промышленности, финансов, протоколы Политбюро - но только за период до октября 1952 года, Оргбюро, Секретариата. Те самые материалы, которые и позволяют объективно разобраться в том, что же на самом деле представляла собою власть в СССР. Действительно ли она была равнозначной Политбюро, действительно ли Сталин при жизни всегда лично принимал все без исключения важнейшие решения, а с ним столь же всегда солидаризировалось и Политбюро.
Разумеется, даже теперь, располагая столь бесценными источниками (здесь приходится отметить весьма прискорбный факт - после довольно непродолжительного периода возможности работать с ними, большую часть их вновь засекретили, сделали опять недоступной), мы все еще далеки от окончательных ответов на все давно назревшие вопросы. Дело в том, что обретенные наукой документы в большей части "глухие". Они лишь констатируют принятое решение, не раскрывая зачастую того, как проходило обсуждение, почему тот или иной высказывался "за", "против". К сожалению, об этом мы никогда не узнаем. Ни протоколов, ни, тем более, стенограмм заседаний узкого руководства никогда не велось. Не оставили нам лидеры и откровенных воспоминаний, дневников или хотя бы писем, которые помогли бы пролить свет на тайны большой политики. Заполнить имеющиеся лакуны.
И все же даже те документы, которые оказались доступными ученым-историкам, позволяют сделать очень много. Установить, кто же на самом деле входил в узкое руководство, прикрывавшееся именем Политбюро, какую политику пытался проводить в жизнь и почему. Позволяют, наконец, понять и иное. Что еще с конца 30-х годов предпринимались настойчивые попытки отделить партию от государства, существенно ограничив ее роль в жизни страны. Попытки отрешиться от уже полностью исчерпавшего себя духа революции, вернуться к нормальному существованию, не отягощенному идеологизированием всего и вся. Попытки постепенно, по мере роста грамотности населения СССР, возникновения политического самосознания хотя бы у небольшой части общества, постепенно переходить к демократическим формам управления и самоуправления.
Данная книга не претендует на всеохватывающее раскрытие проблемы власти в СССР. Ограничивается относительно узким периодом: 1938–1954 годами. Тем самым периодом, когда и делались попытки, и притом весьма настойчивые, ограничить права партии. Будущие работы других исследователей, которые могут быть созданы на основе глубокого анализа ставших доступными документов, хранящихся в различных архивах страны, по многим из тем, лишь бегло затронутых в настоящей книге, несомненно, позволят вернуться к проблеме власти. Скорректировать, уточнить или подвергнуть пересмотру отдельные положения настоящей книги.
Часть первая
1938–1940 годы
СМЕНА КУРСА
В 1938 году мир подошел к роковой черте. Теперь у него оставался последний шанс, чтобы предотвратить надвигавшуюся катастрофу. Избежать небывалой за всю историю человечества войны - по своим глобальным масштабам, величине грядущих разрушений, числу жертв. Но мир, вернее, западные демократии - Великобритания и Франция прежде всего - не воспользовались отсрочкой и упустили последнюю возможность. Продолжали бездействовать, теряя с каждым днем столь важную инициативу. Демонстрировали всем и каждому безрассудство, потерю мужества, решительности. Продолжали наивно надеяться, что германская агрессия минует их, что они сумеют направить ее на Восток, заставят вермахт обрушить всю свою мощь не на них, а на Советский Союз. Вместе с тем, полагали, что Япония не позарится на их владения в Азии, надолго увязнув в Китае. Что Италия удовольствуется захватом только "ничейной" Эфиопии.
Западные демократии, сами взвалившие на себя тяжкое бремя гарантов Версальской системы, а вместе с тем и стабильности, безопасности в Европе, с полным равнодушием и безучастностью взирали на ремилитаризацию Германии. Не реагировали на заявления Гитлера, загодя и открыто предупреждающего всех о своих намерениях разорвать путы Версальского мира. О планах восстановить военное могущество третьего рейха, его старые границы. Не ограничиваясь тем, идти гораздо дальше - к полному и безраздельному господству сначала на континенте, а затем и в мире. И последовательно, шаг за шагом, шедшего этим путем пять лет. И все эти пять лет Великобритания и Франция, даже порознь имевшие возможность пресечь нарождавшуюся агрессию, предотвратить величайшую трагедию, не прибегая к войне и не жертвуя ни единым солдатом, бездействовали.
Всего через год после прихода к власти Гитлер объявил о воссоздании германских армии и флота, о том, что у него уже имеется сильная авиация, начинается строительство подводных лодок. Еще пятнадцать месяцев спустя фюрер ввел всеобщую воинскую повинность. Единственной реакцией западных демократий на столь вопиющие нарушения условий Версальского мирного договора стало заключение в июне 1935 года англо-германского морского соглашения, которое должно было всего лишь ограничить размеры нацистского военного флота в соотношении 35 к 100 по общему тоннажу флота британской империи. Ободренный столь явным потворством, 7 марта 1936 года Гитлер сделал решающий шаг к войне. Заявил о расторжении Локарнского пакта 1925 года, предусматривавшего неприкосновенность границ Бельгии и Франции. Отдал приказ о занятии частями вермахта демилитаризованной Рейнской зоны. И снова западные демократии не воспользовались своими правами. Теми, которые предусматривали повторную оккупацию Германии для восстановления статус кво объединенными силами Великобритании, Франции, Польши и Чехословакии. Даже не заявили протеста, хотя появление германской армии на границе с Францией стало более чем реальной угрозой безопасности на континенте.
В том же 1936 году западные демократии в очередной раз проявили политическую близорукость. Позволили Германии и Италии активно вмешаться в гражданскую войну в Испании. Оказать помощь мятежным войскам Франко, вместе с теми испытать в боевых условиях новую военную технику, опробовать новые "методы" ведения войны. Такие, как бомбардировку мирных городов и даже полное их уничтожение, что было продемонстрировано в Гернике.
Позиция западных демократий по отношению к гражданской войне в Испании, нашедшая наиболее отчетливое выражение в сознательном бездействии лондонского Комитета по невмешательству, явилась одной из двух форм сложившейся к тому времени политики потворства агрессорам. Подчеркнутое самоустранение от событий, чем бы чреваты они ни были, позволяло правительствам Великобритании и Франции добиваться желаемого. Не применять к тем странам, которые неустанно расшатывали существовавшую систему безопасности, целенаправленно подрывали ее, надлежащих решительных мер, не восстанавливая их, как казалось, против себя. А заодно создавать о себе в глазах собственного населения представление как о миротворцах. Другим примером такого невмешательства стала реакция на действия Токио.
Еще в сентябре 1931 года японская армия под явно надуманным предлогом вторглась в Северо-Восточный Китай и оккупировала его, попытавшись скрыть откровенный захват образованием там марионеточного по общему признанию государства - Манчжоу-Го. Практически одновременно японские войска захватили и Шанхай, поставив под угрозу дальнейшее существование англо-французской полуколониальной системы зон интересов (сеттельментов). Однако в обоих случаях и западные демократии, и Лига наций ограничились ничем не значащими заявлениями, чисто формальным осуждением да отказом признать Маньчжоу-Го. Даже летом 1937 года, когда обе японские группировки, северная и южная, начали широкомасштабные боевые действия против регулярной китайской армии, продвигаясь навстречу друг другу и неуклонно расширяя зону оккупации, Великобритания, Франция и США остались всего лишь безучастными наблюдателями, ничуть не заботясь о грядущих последствиях подобного попустительства.
Столь же опасной оказалась и иная форма потворства агрессорам. Та, что в канун мировой войны стала характерной для Европы - "умиротворение". Стремление любой ценой, но непременно за чужой счет, за счет жизненных интересов малых стран, их территориальной целостности и даже независимости, хоть на время удовлетворить неуемную алчность Берлина и Рима, оттянуть неизбежную страшную развязку. Впервые подобную уступчивость продемонстрировали Лондон и Париж всего через два месяца после вторжения итальянских армий в Эфиопию. В декабре 1935 года министры иностранных дел Великобритании - Самуэль Хор и Франции - Пьер Лаваль поспешили сами предложить Муссолини аннексировать две эфиопские провинции, Огаден и Тигре. Однако Риму уступка показалась слишком незначительной, и мирная беззащитная африканская страна была захвачена полностью. Следствием же такого беззастенчивого нарушения международного права стала отмена Лигой наций всех санкций, ею же и введенных по отношению к Италии.