С помощью такого, чисто формального метода - оценки исключительно профессионализма следственной работы, но ни в малейшей степени не ставя под сомнение само существование "врагов", необходимость "разоблачения" их, постановление и объясняло, одновременно решительно осуждая, массовые репрессии. Лишь в подтексте, намеком, рассматривало их как широкомасштабное негативное явление. Однако даже с помощью подобного приема и своеобразной логики подводило к далеко идущим по своему значению выводам:
"1. Запретить органам НКВД и прокуратуры производство каких-либо массовых операций по арестам и выселению. В соответствии со статьей 127 Конституции СССР аресты производить только по постановлению суда или с санкции прокурора.
2. Ликвидировать судебные тройки, созданные в порядке особых приказов НКВД СССР, а также тройки при областных, краевых и республиканских управлениях РК (рабоче-крестьянской. - Ю. Ж.) милиции…
3. При арестах органами НКВД и прокуратуры руководствоваться следующим:…б) при истребовании от прокуроров санкций на арест, органы НКВД обязаны представлять мотивированное постановление и все обосновывающие необходимость ареста материалы… г) органы прокуратуры обязаны не допускать производства арестов без достаточных оснований. Установить, что за каждый неправильный арест наряду с работниками НКВД несет ответственность и давший санкцию на арест прокурор.
4. Обязать органы НКВД при производстве следствия в точности соблюдать все требования уголовно-процессуальных кодексов…
5. Обязать органы прокуратуры в точности соблюдать требования уголовно-процессуальных кодексов по осуществлению прокурорского надзора за следствием, производимым органами НКВД".
Завершалось же постановление своеобразным и весьма грозным дополнением - "СНК СССР и ЦК ВКП(б) обращают внимание всех работников НКВД и прокуратуры на необходимость решительного устранения отмеченных выше недостатков в работе органов НКВД и прокуратуры и на исключительное значение организации всей следственной и прокурорской работы по-новому. СНК СССР и ЦК ВКП(б) предупреждает всех работников НКВД и прокуратуры, что за малейшее нарушение советских законов и директив партии и правительства каждый работник НКВД и прокуратуры, не взирая на лица, будет привлекаться к суровой судебной ответственности".
Постановление, таким образом, дало, хотя и в довольно своеобразной, предельно завуалированной форме, вполне официальную оценку происходящего в стране. Признало опасность, а потому и недопустимость продолжения разгула "массовых операций по арестам и выселениям". Объявило их, пусть и с огромным запозданием, незаконными, нарушающими конституционные права граждан, дух и букву республиканских уголовно-процессуальных кодексов. Потребовало ликвидации внесудебных органов - "троек". Однако, при всем небывало резком осуждении действий прежде всего НКВД, не назвало его руководителей ответственными за беззаконие. Но не сделало этого постановление и в отношении партийных органов, не в меньшей степени виновных в вакханалии произвола. Попыталось вообще уйти от выяснения причин огульных, росших в геометрической прогрессии, репрессий. Сделало все, лишь бы избежать того, что сохранило, усилило бы дестабильность, возможно, породило бы открытое противостояние двух властных группировок и стоящих за ними сил и в конце концов привело бы к общему краху, гибели режима.
И все же, при всей компромиссности постановления, недоговоренности, оно сыграло важную роль - выразило определенную твердую позицию части узкого руководства. То его намерение, которое незаметно практически для всех уже проявилось при подготовке обязательных праздничных "лозунгов" (позднее именовавшихся "призывами") - к очередной годовщине Октябрьской революции. Рассматривая 1 ноября их проект, представленный Андреевым и Ждановым, Сталин вычеркнул те из них, которые напоминали об "охоте на ведьм", о шпиономании, либо призывали продолжить их: "28. Ликвидируем полностью во всех отраслях народного хозяйства последствия вредительства право-троцкистских наймитов иностранных разведок. Превратим СССР в неприступную крепость социализма!.. 52. Разоблачим до конца всех и всяких двурушников! Превратим нашу партию в неприступную крепость большевизма". Вместе с тем, крайне сложную, даже пока непредсказуемую ситуацию характеризовало и иное. Прежде всего то, что в постановлении от 17 ноября далеко не случайно отсутствовали обязательные в подобных документах "оргвыводы". Имена виновных, меры их наказания.
Вместе с тем крайне сложную, напряженную, даже пока непредсказуемую ситуацию той недели характеризует и иное. Прежде всего, твердое намерение Сталина и Молотова несмотря ни на что, незамедлительно и любыми средствами остановить массовые репрессии, прекратить царившую в стране вакханалию произвола. 15 ноября они подписали отправленную тогда же строго секретную циркулярную телеграмму, предвосхищавшую, а вместе с тем и до некоторой степени подменявшую то самое постановление, которое еще предстояло - только через два дня! - принять. Телеграмма гласила:
"Строжайше приказывается:
1. Приостановить с 16 ноября сего года впредь до распоряжения рассмотрение всех дел на тройках, в военных трибуналах и в военной коллегии Верховного суда СССР, направленные на их рассмотрение в порядке особых приказов или в ином, упрощенном порядке.
2. Обязать прокуроров военных округов, краев, областей автономных и союзных республик проследить за точным и немедленным исполнением. Об исполнении донести НКВД СССР и прокурору Союза ССР".
Весьма возможно, такая поспешность возникла только из-за того, что и Сталин, и Молотов далеко не были уверены в утверждении проекта подготовленного постановления членами ПБ, а может быть, не исключали и возможности обструкции. Нельзя исключить и иного - опасения Сталина и Молотова саботажа или прямого сопротивления со стороны местных органов НКВД, партийных комитетов. Основанием для такого предположения является существенное сходство текстов обоих документов. Если телеграмма прямо требовала донести об исполнении центру - НКВД и прокурору СССР, то в постановлении явно не случайно отсутствовали обязательные в подобных случаях упоминание виновных и оргвыводы по отношению к ним. Вопрос о том всплыл позже, спустя два дня.
19 ноября было созвано весьма редкое по тем временам заседание ПБ. Присутствовали же на нем Сталин, Молотов, Жданов, Ворошилов, Андреев, Микоян, Каганович, Ежов, как приглашенные - Маленков - от ОРПО, Шкирятов - от КПК, Берия - от ГУГБ, а также и Фриновский - то ли как свидетель обвинения, то ли как потенциальный обвиняемый. Обсуждали члены ПБ не постановление, не то, как воплотить его в жизнь, а "заявление" или попросту донос начальника управления НКВД по Ивановской области В. П. Журавлева на уже покойного М. И. Литвина. На того, кто не мог ни защитить себя, ни опровергнуть выдвинутые против него обвинения. А они выглядели, на первый взгляд, достаточно серьезными, ибо содержали прямое указание на некую связь Литвина с Постышевым, что можно было при желании легко интерпретировать как сговор или даже заговор. Члены ПБ, во всяком случае - по меньшей мере половина их, отнеслась к "заявлению" холодно. Возможно, в силу нежелания способствовать возникновению очередного громкого "дела", которое могло вылиться в новую волну репрессий, в еще один "показательный процесс". Может быть, из боязни открыто выступить против все еще казавшегося всесильным ведомства, олицетворяемого присутствовавшим на заседании Ежовым. Но как бы то ни было, никакого решения по предложенному вопросу принято не было.
Подобный поворот событий не обескуражил сторонников отстранения Ежова и чистки НКВД. Вынудил их пойти иным путем, обходным. 23 ноября Ежова вызвали к Сталину, у которого находились Молотов и Ворошилов, и заставили его тут же письменно взять на себя ответственность за все, связанное с самоубийством Литвина, бегством Люшкова, арестами Пассова, Радзивиловского, Дагина, заключив своеобразное вынужденное покаяние просьбой об отставке.
Признание Ежовым своей вины - изложенное на трех листах бумаги мелким, четким, убористым почерком, трое членов узкого руководства сочли вполне достаточным и веским основанием для принятия решения. Однако, как и при отстранении Фриновского, поначалу допустили серьезную ошибку. Поторопились ограничить текст самым главным: "Удовлетворить просьбу тов. Ежова об освобождении его от обязанностей народного комиссара внутренних дел СССР". Но подобная редакция Ежова, видимо, не устроила, породив у него вполне обоснованное опасение за свою судьбу. И потому проект пришлось дополнить тем, что должно было выглядеть твердой гарантией: "Сохранить за т. Ежовым должности секретаря ЦК ВКП(б), председателя Комиссии партийного контроля и наркома водного транспорта". Новый, расширенный вариант устроил обе стороны, и его направили Андрееву, Жданову, Кагановичу и Микояну с многозначительной "сопроводиловкой", содержащей прямое указание как же надо поступить: "По поручению тов. Сталина посылается Вам для ознакомления заявление т. Ежова от 23.XI.38 г. и на голосование проект постановления ЦК ВКП(б) об освобождении т. Ежова от обязанностей наркома внутренних дел СССР, проголосованный тт. Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Зав. ОС (особым сектором. - Ю. Ж.) ЦК А. Поскребышев".
Скорее всего, найденная формулировка, да еще с копией собственноручного заявления Ежова, успокоила не участвовавших во встрече членов ПБ. 24 ноября одобрение всеми ими было получено, и проект таким образом стал решением. На следующий же день последовало то, что обычно включалось в подобные документы изначально либо утверждалось одновременно - назначение на ставший вакантным пост Л. П. Берия. И это решение поначалу утвердили опять же только Сталин и Молотов, и лишь затем - "опросом" - остальные члены ПБ.
Только затем началась завершающая акция сложной, многоходовой операции, растянувшейся практически на год. 1 декабря ПБ одобрило третий по счету документ, призванный, как и предыдущие, до предела сузить возможность самостоятельной деятельности НКВД. Исключить, таким образом, повторение тех репрессий, которые единожды уже захлестывали узкое руководство. ПБ утвердило совместное постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) "О порядке согласования арестов", гласившее:
"Ввиду того, что постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года в некоторых своих частях устарело и нуждается в уточнениях, СНК СССР и ЦК ВКП(б) постановляют:
1. Отменить постановление от 17 июня 1935 года.
2. Заменить постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) от 17 июня 1935 года "О порядке согласования арестов" следующим постановлением, долженствующим регулировать вопросы согласования арестов:
1) Разрешения на аресты депутатов Верховного Совета СССР, Верховных Советов союзных и автономных республик даются лишь по получении органами прокуратуры и НКВД согласия председателя Президиума Верховного Совета СССР или председателей президиумов Верховных Советов союзных и автономных республик, по принадлежности.
Разрешения на аресты руководящих работников наркоматов Союза и союзных республик и приравненных к ним центральных учреждений (начальников управлений и заведующих отделами, управляющих трестами и их заместителей, директоров и заместителей директоров промышленных предприятий, совхозов и т. п.), а также состоящих на службе в различных учреждениях инженеров, агрономов, профессоров, врачей, руководителей ученых, учебных и научно-исследовательских учреждений даются по согласованию с соответствующими народными комиссарами Союза ССР или союзных республик, по принадлежности.
2) Разрешения на аресты членов и кандидатов ВКП(б) даются по согласованию с первыми секретарями, а в случае их отсутствия - со вторыми секретарями районных или городских, или окружных, или краевых, или областных комитетов ВКП(б) или ЦК национальных компартий, по принадлежности, а в отношении комсомольцев, занимающих руководящие должности в народных комиссариатах Союза ССР или в приравненных к ним центральных учреждениях, или в отношении ответственных работников - коммунистов партийных, советских и хозяйственных учреждений - по получении на то согласия секретариата ЦК ВКП(б).
3) Разрешение на аресты военнослужащих высшего, старшего и среднего начальствующего состава РККА и военно-морского флота даются по согласованию с наркомом обороны или наркомом военно-морского флота по принадлежности.
4) Санкции на аресты даются в районе районным прокурором, в городе - городским прокурором, в округе - прокурором округа, в автономных республиках - прокурорами этих республик, в краях (областях) - краевыми (областными) прокурорами.
По делам о преступлениях на железных дорогах и водном транспорте санкции на аресты даются участковыми прокурорами, дорожными прокурорами, прокурорами бассейнов, по принадлежности; по делам, подсудным военным трибуналам - прокурорами военных округов.
Санкции на аресты, производимые народными комиссарами внутренних дел союзных республик непосредственно, то есть помимо местных органов НКВД, даются прокурорами этих республик.
Санкции на аресты, производимые народным комиссариатом внутренних дел Союза ССР непосредственно, то есть помимо местных органов НКВД, даются прокурором Союза ССР".
Постановление от 1 декабря, как и схожее по целям предыдущее, от 17 ноября, увидело свет под грифом "совершенно секретно", и также было размножено типографским способом огромным тиражом. Сделали же это для того, чтобы в кратчайший срок довести его содержание до всех адресатов - наркомов внутренних дел союзных и автономных республик, начальников краевых и областных управлений НКВД, окружных, городских и районных отделений; прокуроров союзных и автономных республик, краев и областей, округов, городов, районов; секретарей ЦК нацкомпартий, краевых, областных, окружных, городских и районных комитетов ВКП(б).
Только теперь узкое руководство могло полностью вернуть утраченный было контроль над НКВД. Добиться того, не прибегая ни к непредсказуемым по последствиям коренным реформам, ни даже к каким-либо, обычным в таких случаях, пропагандистским широковещательным декларациям. Сделать все необходимое тихо и незаметно, с помощью всего лишь привычной, тривиальной бюрократической процедуры.
Усложненная до предела система "разрешений и согласований" позволяла узкому руководству надежно обезопасить и себя лично, и власть в целом от всех превратностей судьбы. Позволяла ему, вместе с тем, стать не просто высшим, но фактически единственным арбитром, и определяющим как виновность представителей партийно-государственной элиты, так и меру наказания для них. Вместе с тем, дабы при этом разделить ответственность за возможное нарушение нормального функционирования народного хозяйства, снижение боеготовности армии и флота, постановление вводило своеобразную круговую поруку. Заставляло наркомов в обязательном порядке давать разрешения на аресты служащих учреждений и организаций вверенных им отраслей или ведомств.
В соответствии с постановлением от 1 декабря, максимально защищенными оказывались именно те, кто в последние четыре года являлись уязвимыми более других - коммунисты, занимающие ответственные должности. Ведь для их ареста отныне требовалось согласие не только наркома, но еще и первого секретаря парторганизации соответствующего уровня. Но, пожалуй, самым примечательным, заслуживающим наибольшего внимания, оказалась иная деталь документа. Фактическое уравнивание с чиновниками высокого ранга тех, кто обладал дипломом о высшем образовании: инженеров, агрономов, врачей, профессуры. Говорило же это о начале переориентации власти при решении кадровых вопросов. Ее отказа от опоры, прежде всего, если не исключительно, на старую, малограмотную бюрократию, в основе, разумеется, партийную. На тот самый слой общества, который не оправдал возлагающихся на него надежд и при проведении модернизации отечественной экономики, и при попытках дать отпор выходившему из подчинения, становившемуся месяц от месяца все более самоуправным НКВД.
Тем самым, была заложена основа, позволяющая добиться не просто столь желаемой, но теперь, в преддверии войны, жизненно необходимой консолидации советского народа. Создана и возможность излечить его от того страшного массового психоза, сопровождавшегося неизбежной деморализацией, в который вверг его вдруг ставший всеобщим и казавшийся нескончаемым поиск в собственной среде мистических "врагов народа".
Однако по ряду достаточно веских причин после принятия постановления от 1 декабря быстро обновить кадры НКВД не удалось. Перестановку поначалу ограничили назначением начальников лишь четырех, самых важных региональных управлений наркомата. В. П. Журавлева, столь своевременно "догадавшегося" написать свое заявление, и приведшее в конечном итоге к устранению Ежова - по Московской области. По Ростовской, вместо продержавшегося там недолго Д. Д. Гречухина - В. С. Абакумова, вскоре сделавшего стремительную карьеру в столице, по Хабаровскому краю - И. Ф. Никишева. По Приморскому краю - М. М. Гвишиани, которого в 3-м специальном отделе ГУГБ сменил А. С. Панюшкин, всего год спустя направленный послом СССР в Китае.