* * *
Страшилище не стало ждать, пока люди опомнятся: оно напало первым.
Повернув голову на мощной и длинной шее влево, оно неуловимым движением огромных челюстей перекусило одного из стражей ровно напополам! Другого, неуклюже пытавшегося закрыться секирой, оно ударило рогом, торчащим над ноздрями, в центр груди.
Сила удара оказалась такова, что полфута бело-розового бивня вышло сквозь кольчугу на спине. Небрежно кивнув уродливой головой, монстр сбросил труп, да так, что тот, пролетев футов двадцать, ударился о стену пещеры футах в десяти от пола, и бесформенной кучей рухнул оттуда вниз. Чудище хищно повело глазами по остальным.
Тут уж удержать оставшихся в живых бравых сардаров от побега не смог бы не то что застывший пока в шоке унбаши, но и сам султан Боташ! Но монстр явно не собирался дать людям просто так уйти от него!
В два могучих прыжка массивная и неуклюжая на первый взгляд туша догнала пятёрку беглецов, и Хаттафа чуть не стошнило: двоих тумбообразные ноги просто растоптали, превратив в отвратительно шевелящееся кровавое месиво на каменном полу. Ещё двое были перекушены напополам - так же, как и первая жертва.
Последний воин, уже почти достигший спасительного узкого отверстия туннеля, был пойман длинным змееподобным языком, и затянут прямо в пасть, которая стала мерно чавкать, заглушая дикие крики живой ещё жертвы.
И здесь Хаттаф был поражён поведением своего такого трусливого и никчёмного, как он считал до этого, начальника.
Оказавшись за спиной кинувшегося к туннелю монстра, унбаши вовсе не пытался спрятаться в каком-нибудь укрытии, как сам Хаттаф. Напротив, прокравшись прямо под брюхом многотонной туши, Резван с отчаянным криком всадил свой клинок в складки у основания шеи удивлённого страшилища.
Вернее, он попытался всадить клинок в горло твари. Бронированная шкура не поддалась, а вот сталь ятагана от удара разлетелась на куски - ничего не скажешь, рука десятника ещё хранила былую силу и ловкость.
Медленно, и, как показалось Хаттафу, даже как-то с издёвкой, монстр опустил голову, грацииозно изогнув длинную шею, и взглянул прямо в глаза человеку, осмелившемуся бросить ему вызов. Рот его открылся, и месиво, бывшее недавно одним из Резвановских подчинённых, упало прямо к его ногам.
Но унбаши снова не дрогнул. Он выхватил кинжал, и попытался выбить глаз чёртовой твари, вблизи наверняка выглядевшей ещё страшней… Только тогда широкая пасть снова открылась, и могучие челюсти стремительным неуловимым движением отхватили непокорную голову. Хаттафу пришлось моргнуть - липкий холодный пот залил ему глаза. О том, что всё остальное тело сковала судорога ужаса, можно не упоминать.
С полминуты тело его бывшего начальника ещё стояло, сжимая в руке бесполезную против брони зубочистку. Затем кровь, пульсирующим фонтаном извергавшаяся из шеи, залила всё тело, и бывший насмешник и обжора рухнул плашмя под ноги монстра, продолжавшего невозмутимо смотреть на это. Где-то на краю сознания находившегося в полуобморочном состоянии Хаттафа мелькнула мысль, что место десятника теперь свободно. Но вряд ли теперь ему удастся его занять.
Тварь кровожадна. Вряд ли он и сам останется жив…
Словно подтверждая его мысли, чудище проводило падение тела движением огромных, как у лягушки, навыкате, глаз, затем сглотнуло, и потянулось к ноге Резвана.
Вновь заработали жернова челюстей. Звук воистину ужасен. А вид - ещё хуже…
Борясь с неудержимыми приступами рвоты, потея, и не смея пошевелиться, чтоб не быть обнаруженным в спасительной тени, Хаттаф смотрел, как поедают его бывшего начальника, а затем и остальных убитых или ещё шевелящихся, коллег.
Чудище проявило редкую избирательность: у одного съело только туловище, брезгливо выплюнув панцирь и шлем с головой, у другого - одну ногу, у третьего - руки и ноги. Минуты через три монстр отодвинул и сорванные двери, и отведал полузадавленных, но ещё живых несчастных, лежащих на спине под ней. От их криков, казалось, рухнут вековечные своды…
Вскоре по всей пещере громоздились полусъеденные тела, блестели лужи крови, и висел удушливый запах страха и смерти.
Ноги Хаттафа стали словно ватными, голова кружилась, и он сдерживался из последних сил, чтоб не застонать от животного ужаса, или не грохнуться в обморок. Лишь слабая надежда, что монстр не заметит его в тёмной нише, и не сможет унюхать в столь сильном зловонии, заставляя его всё плотнее вжиматься в шершавый равнодушный камень, никак не желавший раздвинуться и пропустить его ещё глубже и дальше от…
Эта надежда не оправдалась.
Огромное тело повернулось, и не торопясь подошло прямо к нему. Бочкообразная голова легко опустилась из-под сводов пещеры к нише, и равнодушные красные глаза с полминуты буравили молчавшего, неподвижного и потевшего пуще прежнего Хаттафа. Стояла такая тишина, что упади игла - эхо разнеслось бы по всей пещере.
Затем огромная пасть рыгнула, обдав человека тёплым зловонием, и длинный жёлто-розовый язык, медленно приблизившись, погладил Хаттафа по щеке.
Конвульсивно голова молодого мужчины отдёрнулась, глаза раскрылись ещё шире. Монстр, казалось, остался доволен такой реакцией. В его глазах, Хаттаф ясно это увидел, появилась насмешливая издёвка:
- Боишься? - Хаттаф услышал низкий рокочуще-свистящий шёпот: голос монстра. Челюсти, только что легко перемалывавшие кости и кольчуги, теперь еле-еле шевелились.
- Б-боюсь! - нашёл в себе силы отозваться Хаттаф, понимая, что молчанием ничего не добьётся. Голос его дрожал и прерывался, но на ногах он теперь стоял уверенней: если монстр, до этого молча делавший то, что хотел, сам заговорил с ним, то может быть, ему что-то нужно от него, Хаттафа. А если это так - есть шанс выжить!
- Это правильно. - неторопливо, с расстановкой произнесло чудовище, - Страх - залог послушания. А мне нужны только послушные слуги!
Очень широко расставленные глаза хищно буравили Хаттафа, и вонзались глубоко в его мозг почище зубов трёхдюймовой длины, с которых ещё капала кровь.
Опять последовала долгая пауза. Хаттаф молчал. Знал, что главное слово тут - не за ним…
- Молодец. - просто и удовлетворённо констатировала адская тварь, вновь открывая жуткую пасть, - Ты умён и хитёр. И ты почуял меня. - Глаза, казалось, всё увеличивались, взгляд и шёпот проникали, казалось, в самые отдалённые закоулки его сознания, - И ты ещё жив - именно потому, что мне как раз такой как ты и нужен.
О-о!.. Хаттаф, осознав, что он может пригодиться монстру, и, значит, сможет стать кем-то уж точно, получше десятника, ощутил прилив сил и… оптимизма!
- Теперь слушай внимательно и крепко запоминай. Я вижу. Вижу, и знаю всё, что происходит там, наверху. - голова чуть заметно кивнула вверх, - Я чувствую мысли. Даже сейчас я легко читаю всё, что происходит в твоей хитрой и практичной головке…
Не надо пытаться идти против меня. Не надо пытаться сбежать. Я могу появиться в любом месте этого мира…И я могу превратить жизнь любого человека в кошмар. Обычный человек для меня - не более, чем пища. Но если кто-то полезен мне - он будет жить. И жить неплохо. Я - позабочусь. Однако - помни! Тех, кто предаст меня, или станет бесполезен мне, я просто… съем! От меня невозможно убежать или спрятаться. - чудище приостановилось, сверкнув глазами - ох, и ужасен их блеск! - и чуть склонило голову набок: словно прислушиваясь и правда - к его мыслям!
А мысли в мозгу Хаттафа проносились, словно селевые потоки от весенних дождей по склонам родных гор, с бешенной скоростью! Разные.
- Да, я вижу у тебя в мозгу - ты понял. И поверил. Помни же об этом всегда!
Тёплый и липкий язык ещё раз прошёлся по щекам Хаттафа, но на этот раз тот выдержал страшную ласку, и не отдёрнулся. Да и в горящие неугосимым огнём немигающие глаза он теперь смотрел спокойней. Он уже понял, в чём дело, и был готов к новой роли. Сразу он оценил все преимущества должности Пророка при новом Боге Турфана.
О, это - власть!
Власть над людишками. И она - не чета власти какого-нибудь сотника, или даже военного министра! И пусть перед своим повелителем он будет лишь жалким червём, рабом и безропотным исполнителем воли чудища! Зато там, наверху, он будет выразителем его воли и желаний! Всесильным Хаттафом, через которого Бог повелевает своими подданными! А сила нового Бога, похоже, безмерна!
Поскольку безмерны его жестокость и презрение к людям!
Гипнотический завораживающий взор монстра, пристально изучавший его реакцию, полыхнул огненными языками удовлетворения и некоей насмешки:
- Я вижу, ты понятлив. И тоже любишь власть. Не разочаруй же меня!
Теперь слушай и запоминай. Завтра, после того, как ты расскажешь, что здесь произошло своему сотнику, а затем и его начальнику, тебя вызовет сам султан.
Расскажи подробно обо всём и ему. Затем попроси его оставить вас вдвоём. Он не откажет. И только когда вы будете наедине, скажи ему то, что я тебе сейчас говорю: что если он не хочет принять страшную и мучительную смерть, он должен сделать так…
* * *
Путешествие началось неплохо, хоть и довольно утомительно - для коней. Два дня Конан старательно запутывал следы. Он то скакал по руслам ручьёв и мелких рек, чтобы сбить со следа собак, то пробирался по каменистым оврагам и лощинам предгорий, чтобы обмануть опытных следопытов, какими несомненно обладал могущественный хозяин потрёпанной казны. Уж ищеек-то у начальника армии и полиции хватать должно…
Варвар знал, что как можно дольше должен избегать людных мест и обычных дорог. Такого колоритного и крупного путника как он, очень тяжело не заметить, и ещё трудней - не запомнить.
Поэтому он отдыхал днём, а по ночам ехал и ехал, слезая с коня в особо трудных местах, и ведя маленький караван под узцы. Пересаживался он с одного коня на другого тоже часто. Есть он успевал прямо в седле, и умудрялся даже вздремнуть одним глазом на простых участках, не переставая удаляться от границ Хаурана. Направление он выбрал заранее, и хотел после гор Хорайи окончательно сбить возможных преследователей в пустынях восточного Шема. Но окончательно затеряться он хотел в больших городах достаточно цивилизованного Аргоса. Тем более, что давно там не был.
На третьи сутки он всё же был вынужден остановиться надолго.
Нет, его могучий организм по-прежнему был бодр и свеж, а вот оба выносливых коня просто падали от усталости.
Теперь Конан был совершенно уверен, что оторвался от погони. А поскольку он не встретил за эти три дня никого, то некому и навести гончих псов Вазифбея на его след.
Вот что значит хорошо подготовленная операция и продуманный план - а другой, менее опытный и более ленивый вор мог бы пренебречь доскональной разведкой местности и подготовкой путей бегства. Нет, сам-то киммериец уже слишком хорошо научен жизнью, чтобы жалеть силы и время - на разведку и подготовку, и деньги - за информацию! Результаты - налицо. Вернее - в суме!
На то, чтобы разбить немудрёный лагерь, и поесть, ушло не более получаса. Оба верных коня, даже почти не пощипав сочной травы, нежным ковром устилавшей дно небольшой лощины, где варвар расположился, отключились и мирно спали. Напоить их Конан позаботился час назад, когда они поднимались сюда по дну мелкого ручейка, питаемого предгорными ключами. Впрочем, особо голодны эти трудяги быть не должны: запасов овса должно хватить ещё дней на пять.
Внимательный осмотр показал Конану, что раньше здесь проходила-таки тропа, но теперь по каким-то причинам ей мало кто пользуется. Разве только пастухи и охотники. За всё время поездки по лощине взгляд варвара лишь однажды встретил сравнительно свежий - прошлогодний - след пребывания здесь человека. И то весенние ливни почти уничтожили старое кострище. Впрочем, грех жаловаться: он сам хотел проехать через места побезлюднее…
Быстро стемнело. Разводить костёр Конан не стал. Свежей пищи у него всё равно не было, а сушёные фрукты и мясо можно есть и не подогревая. Хищников он не боялся - кони разбудят его в случае опасности. Да и сам он кое на что годится. Проснётся, если что-то почувствует. Завернувшись в одеяло, и положив оружие поближе, Конан лёг на спину и уставился в звёздное, в горах по-особенному ясное и близкое, небо.
Да, удачно получилось в этот раз. Жаль, конечно, что не удалось забрать всё. Но и того, что он успел загрузить, вполне достаточно. Но, конечно, так тщательно планировать и долго готовиться всё же не совсем в его духе…
Скучно.
Он больше привык действовать экспромтом, так сказать, по наитию. Хотя, если он со временем действительно собирается достичь чего-то большего, чем слава вора международного класса и буйного гуляки, грозы притонов и кабаков, ему всё равно придётся думать - хорошо, и планировать - тщательно.
Но это всё - позже. А сейчас будет неплохо насладиться плодами почти двухмесячных усилий и трудов. И поедет-ка он не в Аргос, а в Турфан.
Крошечный султанат далёк от перепитий большой политики и, скорее, напоминает большую деревню. Вряд ли кто, зная привычки Конана к столичной весёлой жизни, будет его там искать! А про Ферхем, столицу султаната, он слышал, что хотя городок и небольшой, но нравы там - свободные, вино из горных виноградников - крепкое, а женщины - прекрасны и доступны (разумеется, за соответствующую цену!).
Плевать, что ехать придётся почти месяц. Дорога через горы трудна, зато позволит окончательно замести следы. От Хаурана его будет отделять Офир, Коф и Шем. Кроме того, о нём самом, его старых, а тем более, новых "подвигах" там почти наверняка не знают. А уж он сам постарается попридержать язык за зубами. Потому что - мало ли!..
Вдруг найдётся что-либо интересное и в Ферхеме?
С приятными мечтами о благах цивилизации, к которым можно приобщиться с помощью денег, он и уснул.
Пробуждение оказалось отнюдь не таким приятным.
Острое чувство надвигающейся опасности пронзило всё его тело. Тем не менее, он сдержал первый порыв, и не вскочил, и не бросился с мечом на неизвестного, пока невидимого врага. Оставаясь наподвижным, он чутко прислушивался, стараясь точно определить источник опасности, а слабый свет звёзд - красавица луна ещё не вышла из-за громады Усой-Дарийского хребта - давал достаточно света для его необычайного зрения. Пока враги, вроде далеко - свободно можно в случае чего успеть выхватить меч…
Так, всего противников трое. Причём только двое из них люди. Вон они, шагах в двадцати за гребнем холма. Очень тихо шепчутся. Жестикулируют. А вот этот, в тридцати футах, похож на большую собаку. Наверное, отдрессированную перегрызать спящему врагу горло с одного движения страшных челюстей!
Вот повезло-то. Вор наткнулся на грабителей.
Насмешка судьбы? Да, пожалуй.
Конан приготовился, и ещё раз внимательно осмотрелся и вслушался.
Нет, кроме его же лошадей, ушедших вниз по лощине, наверное, за водой, других участников налёта не имелось. Что ж. Не повезло им, беднягам.
Тёмный, ничем не пахнущий зверь продолжал ползти к нему. Когда до Конана оставалось не больше десяти футов, из-за холма прозвучала тихая отрывистая команда.
Огромный пёс взвился в воздух и одним прыжком достиг Конана. Однако страшно блеснувшие клыки не сомкнулись, как обычно, на горле беспомощной спящей жертвы! И прыжок страшному зверю завершить не удалось: ещё в полёте его грудь встретила острый железный зуб, и всей своей массой хищник ударил в него, оказавшись нанизан, словно какой-нибудь фазан, на вертел!
Хриплый рёв огласил ночь, тело зверя конвульсивно забило ногами.
Киммериец не стал терять время на освобождение меча. Вместо этого он отбросил дёргающееся в агонии тело подальше, сам же схватил верный крепкий туранский лук, и кинулся зигзагами вверх по склону.
Предосторожность оказалась не лишней. Одна стрела выбила искры у него из-под ног, попав в камень, другая обдала ветром щёку, пока шли три секунды, за которые он достиг гребня холма.
Две тени уже бежали в разные стороны. Успевшую отбежать подальше Конан сразил стрелой, другую, замешкавшуюся, - выхваченным из-за голенища кинжалом. Тот, что был убит стрелой, даже не вскрикнул, рухнув лицом вниз на каменно-травянистый склон. Тяжёлый арбалет громыхнул о камни. Стрела вошла убитому прямо в сердце.
Другой, с кинжалом в печени, ещё стонал, и пытался отползти подальше.
Присев, чтобы не выделяться на фоне ночного неба, Конан с минуту выжидал, окончательно убедившись в отсутствии других соучастников. Нет, этих шакалов было только трое - вернее, двое: не к чему оскорблять пса. Ведь он лишь выполнял приказы хозяев.
Вот, значит, почему по этой тропе перестали ездить…
Подойдя к стонущее-ползущему, варвар понял, что тот уже не опасен. Прикидываться в такой ситуации невозможно. Широкий кровавый след и наполненные болью и страхом глаза выдавали полную беспомощность бывшего охотника на людей. Человек замер, вжавшись спиной в валун побольше, когда Конан с другим кинжалом в руке приблизился шага на три. Никакого оружия в тонких руках не было.
- Что, приятно быть дичью?! - прорычал взбешённый ещё киммериец, буравя глазами беспомощного теперь врага. Правда, в его распоряжении были только глаза бандита - всё остальное лицо скрывала чёрная тканевая повязка. Чёрной же была и вся остальная одежда грабителя, а руки и часть лица оказались вымазаны сажей: так делал и сам варвар.
Глаза на его выпад никак не отреагировали, из чего Конан сделал вывод, что его не понимают. Ругнувшись, он повторил вопрос на туранском, а затем и на шемитском. Ага, его поняли - глаза прищурились. Но отвечать ночной гость явно не собирался.
Тогда, засунув свой кинжал на место, Конан подошёл поближе, и, опустившись на колени, принялся разматывать что-то вроде шарфа, закрывавшего лицо раненного. Небрежно он отбросил в сторону маленький кинжальчик, которым тот попытался ткнуть в него. Он даже не выругался ещё раз.
Густые тёмные волосы рассыпались по плечам незнакомки, и Конан понял, что перед ним, как ни странно, женщина. Вот теперь он выругался. Но уже про себя.
Молча он с минуту изучал лицо явно восточного типа, и ломал голову, как и почему женщина могла выбрать такую профессию.
- Пить… - еле слышно выдохнула наконец, раненная. Как ни странно, она была довольно миловидлна, но с квадратным волевым подбородком, и высоким лбом. На вид ей можно было дать лет сорок, или чуть больше.
Хотя варвар знал, что рана в правом боку смертельна, и с пробитой насквозь печенью его жертва не протянет больше десяти минут, он буркнул:
- Сейчас. - и отправился за флягой.