Дядя Тоби рассказывал нам о том, что делал в море. Он объехал весь мир и описывал места, о которых я никогда прежде не слышала: загадочный Восток, чудесный Египет, красочную Индию, Францию, Италию и Испанию.
Я, бывало, стояла у глобуса в классной комнате, вращала его и спрашивала у мисс Харли: "Где Индия? Где Египет?" Мне хотелось узнать больше о тех замечательных местах, которые посещал наш чудесный дядя Тоби.
Он привозил детям подарки, и - о чудо из чудес - мне тоже! И напрасно Эстелла говорила мне, что он - не мой дядя Тоби! Он мой… и даже больше, чем их!
Дядя Тоби привез мне в подарок шкатулку из сандалового дерева, на которой сидели три обезьянки. Он сказал мне, что они обозначают: "Я не вижу плохого, не говорю плохого, не слышу плохого!" Когда крышку шкатулки поднимали, играла мелодия "Боже, храни королеву". У меня никогда еще не было ничего столь прекрасного. Я не расставалась со шкатулкой, ставила ее у кровати, чтобы ночью можно было протянуть руку и проверить, на месте ли она. Первое, что я делала, когда просыпалась, - открывала крышку и слушала мелодию.
Коммонвуд был волшебным местом, пока там был дядя Тоби. Но когда он уезжал, дом опять становился скучным и обыкновенным. И все же в моей душе теплилась надежда, что дядя приедет снова.
Когда мы прощались, я прижималась к нему. Мне казалось, что ему это нравится.
- Вы скоро вернетесь? - спрашивала я, и его ответ всегда был один и тот же:
- Как только смогу.
- Но вы точно вернетесь? - пылко настаивала я, зная, что взрослые склонны давать обещания, которые не собираются исполнять.
И к моей несказанной радости, дядя Тоби отвечал:
- Теперь, когда я познакомился с мисс Кармел Март, меня ничто не сможет задержать.
Я стояла и слушала стук копыт и скрип колес коляски, которая увозила его прочь. Потом, когда мы возвращались в дом, Эстелла говорила:
- Он не твой дядя Тоби!
Но ничто не могло меня в этом убедить.
Однажды весной, после первого приезда дяди Тоби, Генри пришел в детскую и объявил:
- В лесу цыгане. Я видел кибитки, когда проходил мимо.
Мое сердце застучало быстрее. Уже много лет они не появлялись здесь - с самого моего рождения.
- Боже мой! - воскликнула няня Гилрой. - Нужно что-то делать. Ну почему они приезжают сюда и досаждают нормальным людям? - Говоря это, она смотрела на меня, словно я была виновата в том, что они приехали.
- Они имеют право, - сказала я. - Лес - для всех, кто захочет туда пойти.
- Будьте любезны, не дерзите мне, мисс, - сказала няня. - У вас могут быть причины, чтобы любить их. Но я - и тысячи таких, как я, - имеем другое мнение. Неправильно разрешать им приезжать сюда, и с этим нужно что-то делать. Если они придут в Коммонвуд-Хаус со своими прищепками и пучками ерики, можешь с ними не церемониться, Сэлли. И от меня они услышат то же самое!
Сэлли благоразумно промолчала, а я постаралась придать лицу печальное выражение, что было довольно глупо, потому что это никогда не срабатывало.
Все только и говорили о цыганах. Люди относились к ним с подозрением. Цыгане приставали к местным жителям, пытались что-нибудь украсть, запугивали, как обычно, предрекая несчастья тем, кто не станет покупать их товары или не захочет гадать.
По вечерам они разводили костры в лесу, сидели вокруг и пели. Мы слышали их из сада. Мне казалось, что песни у них довольно мелодичные. Некоторые из местных девушек ходили к цыганам погадать - услышать предсказания о своей судьбе.
Няня просила Эстеллу быть очень осторожной.
- Они способны на всякие пакости. Они воруют детей, морят их голодом и заставляют ходить и торговать прищепками. Люди жалеют изголодавшихся детей.
- Это неправда, - сказала я Эстелле. - Цыгане не похищают детей!
- Нет, - согласилась она. - Они оставляют детей под кустами, чтобы другие о них заботились. Конечно, ты их защищаешь!
"Эстелла завидует мне, - говорила я себе. - Она на два года старше, а я умею читать так же, как она. И потом, дядя Тоби любит меня больше всех".
- Нам сказала строго мать: "Не ходите в лес гулять. С полными карманами нельзя играть с цыганами. Это ведь такой народ, что в два счета оберет!" - пропела она. - А почему? Потому что они могут украсть тебя, отнять туфельки и чулочки и заставить торговать прищепками.
Я повернулась к ней спиной и ушла, стараясь выглядеть важной и высокомерной. Но я забеспокоилась. Если бы дядя Тоби был здесь, я бы поговорила с ним о цыганах.
Мне тогда было лет шесть, но думаю, выглядела я несколько старше. Мы с Эстеллой были одного роста, и это придавало мне уверенности в себе. В конце концов, мне постоянно давали понять, что хотя меня и кормят, и одевают, и обучают в детской вместе с другими детьми, это делается только из милосердия. Поэтому мне все время приходилось доказывать, что я ничуть не хуже - а может, даже лучше, - чем все остальные.
Я любила Сэлли. Была привязана к Аделине и к мисс Харли. Я любила всех, кто проявлял ко мне доброту. И обожала дядю Тоби. Я отзывалась на любое доброе к себе отношение, потому что мне его очень не хватало.
Мне трудно было ускользнуть из дому, и я тотчас направилась к лагерю цыган. Там, притаившись где-нибудь в укромном месте, я могла наблюдать за кибитками, никем не замеченная.
Вокруг бегало несколько ребятишек - смуглых, босоногих. Они играли все вместе. Молодые женщины сидели на корточках и плели корзины из ивовых прутьев или вырезали что-то из дерева ножами. Они тихо напевали и разговаривали за работой.
Там была одна женщина, которая меня особенно заинтересовала - очень старая, с густыми черными волосами, кое-где тронутыми сединой. Она всегда сидела на ступеньках фургона и работала вместе с остальными. Старуха много говорила. Я стояла слишком далеко, чтобы понять, что именно она говорит, но слышала, как время от времени она пела. Она была довольно полной и часто смеялась. Мне очень захотелось узнать, что ее рассмешило.
Я иногда думала, что случилось бы со мной, если бы меня не оставили под кустом азалии. Была бы я одной из этих босоногих детей? Я содрогнулась при мысли об этом. Хоть я и не была особо желанным ребенком в Коммонвуд-Хаусе, я все же радовалась, что живу там. И была вдвойне признательна доктору: он настоял на том, чтобы меня оставили. Он почти не обращал на меня внимания, но, возможно, думал, что если отошлет меня в приют, то впоследствии дорога в рай будет для него закрыта. Хорошо, что он оставил меня в доме, какими бы ни были его мотивы.
День выдался жарким. Притаившись за деревьями, я наблюдала за цыганами. Дети что-то кричали друг другу, полная старуха, как обычно, сидела на ступеньках фургона. На коленях у нее стояла недоплетенная корзина. Женщина выглядела так, словно в любой момент уснет.
Я подумала, что из-за жары цыгане стали менее внимательными и я могу подобраться поближе. Я резко поднялась - и не заметила камня, торчавшего из земли, споткнулась об него и кубарем выкатилась на поляну.
Все случилось так быстро, что я не удержалась и закричала. Потом почувствовала резкую боль в ноге и увидела кровь на чулке.
Дети уставились на меня, и я попыталась вскочить. Но вскрикнула от боли и снова упала, потому что левая нога меня не слушалась.
Старуха спустилась со ступеней.
- Что случилось?! - воскликнула она. - О Господи! Что с тобой? Ты поранилась, да?
Я посмотрела вниз, на окровавленный чулок. Женщина опустилась на колени, а дети собрались вокруг меня и с интересом глазели.
- Здесь болит, голубушка?
Она потрогала мою щиколотку, и я кивнула. Старуха что-то проворчала и повернулась к детям.
- Идите к дяде Джейку. Скажите, чтобы пришел сюда… быстро.
Двое детей куда-то побежали.
- Ты немного порезалась, дорогуша. Не сильно. Но все-таки нам нужно остановить кровь. Джейк придет сюда через минуту. Он вон там… рубит дрова.
Несмотря на боль и на то, что я не могла ступить на ногу, я была очень взволнована. Мне всегда хотелось избежать скуки, а жизнь в отсутствие дяди Тоби была такой однообразной. И я радовалась любому повороту событий. Этот случай был особенно интригующим, потому что помог мне приблизиться к цыганам.
Дети вернулись в сопровождении высокого кудрявого мужчины с золотыми серьгами в ушах. У него было очень смуглое лицо. Он приветливо улыбался, обнажая белоснежные зубы.
- Джейк, - сказала старуха, - с этой маленькой мисс случилась неприятность. - Она беззвучно рассмеялась. Только вздрагивающие плечи выдавали, что она смеется. Мне показалось, что она правильно подобрала слова, и я улыбнулась.
- Лучше отнести ее в фургон, Джейк. Я наложу мазь на рану.
Цыган взял меня на руки и понес через поляну. Он поднялся по лесенке, на которой обычно сидела женщина, и мы очутились внутри фургона. С одной стороны была скамья, а с другой - нечто вроде дивана. Джейк положил меня на диван. Я огляделась по сторонам. Это была маленькая комната, очень неопрятная, на лавке стояли кружки и бутылки.
- Ну вот мы и пришли, - сказала женщина. - Я просто приложу кое-что к твоей ране. А потом мы подумаем, как отправить тебя домой. Откуда ты, голубушка?
- Я живу в Коммонвуд-Хаусе с доктором Марлином и его семьей.
- Подумать только! - воскликнула женщина. Ее плечи снова задрожали, словно от смеха. - Они, наверно, будут беспокоиться о тебе, дорогая. Так что нам нужно сообщить им.
- Они не будут беспокоиться обо мне… пока.
- А! Ну тогда все хорошо. Мы снимем чулок, ладно?
- Все в порядке? - спросил Джейк.
Женщина кивнула.
- Мы позовем тебя, когда ты нам понадобишься.
- Хорошо, - согласился мужчина, дружелюбно улыбнувшись мне.
- Итак, - проговорила женщина. Я сняла чулок и уныло уставилась на кровь, которая сочилась из раны. - Сначала промоем ее, - сказала старуха. - Вот так. - Она кивнула детям, которые зашли следом за нами в фургон. - Принесите мне миску с водой. - Дети кинулись выполнять ее поручение. Из расписного кувшина они до половины наполнили водой таз, стоявший на заставленной всякой всячиной лавке. Женщина взяла кусок ткани и начала промывать мою рану. Я с ужасом смотрела на пропитавшуюся кровью тряпку и покрасневшую воду в тазу.
- Не переживай, дорогая, - сказала женщина. - Все скоро заживет. Мы кое-что приложим к ране. Я сама это готовила. Цыгане знают в этом толк, можешь мне поверить.
- Я верю, - ответила я.
Она улыбнулась, сверкнув прекрасными зубами.
- Сначала будет немного больно. Но чем больнее сейчас, тем быстрее заживет рана, понимаешь?
Я кивнула.
- Готова?
Я вздрогнула.
- Все в порядке? Ты дочка доктора, да?
- Нет. Не совсем. Я просто там живу.
- Гостишь?
- Нет, я живу там. Я Кармел Март.
- Какое красивое имя, дорогая!
- Кармел означает "сад", именно там меня и нашли, а поскольку это было в марте, моя фамилия Март.
- В саду?!
- Все в округе знают об этом. Меня положили под кустом азалии. Тем самым, который когда-то доставил немало хлопот Тому Ярдли.
Женщина уставилась на меня в изумлении, кивая.
- И теперь ты живешь в этом доме, да?
- Да.
- Они хорошо к тебе относятся?
Я заколебалась.
- Сэлли, и мисс Харли, и Аделина… и, конечно, дядя Тоби, но…
- Но не доктор с женой?
- Я не знаю. Они меня почти не замечают, но няня Гилрой говорит, что мне там не место.
- Она не очень приятная женщина, верно?
- Она просто думает, что мне не следует там жить.
- Мне это не очень нравится, дорогая. А сейчас я перевяжу рану.
- Вы очень добры.
- Мы, цыгане, хорошие люди. Не верь тому, что говорят о нас.
- А я и не верю.
- Я вижу. Ты ведь не боишься меня, правда? Я покачала головой.
- Ты храбрая малышка, да? А теперь мы отправим тебя домой. Джейку придется отнести тебя, потому что идти ты не сможешь. Но сначала мы с тобой выпьем чего-нибудь вкусного и поболтаем, пока ты немного отдохнешь. С твоей щиколоткой все будет в порядке. Это просто растяжение. Будет немного побаливать, но скоро все пройдет. А пока тебе нельзя ходить. Это напиток из трав… он успокаивает после нервного потрясения… такого, которое было у тебя.
Отвар был довольно приятным на вкус. Цыганка внимательно смотрела на меня, пока я пила.
- Ну вот, - сказала она. - А теперь давай поговорим. Расскажи мне о докторе и его жене, и о няне, и обо всех остальных. Тебя хорошо кормят?
- О да.
- Это замечательно.
Она очень внимательно слушала меня, пока я рассказывала о Коммонвуд-Хаусе.
- Не нравится мне эта няня, - сказала цыганка.
- На самом деле она хорошая. Просто думает, что я недостойна воспитываться вместе с остальными детьми.
- А ты даешь ей понять, что она не права. Я в этом уверена.
Ее плечи затряслись от смеха, и я тоже рассмеялась.
- Ты боишься няни? - спросила старуха серьезно.
- Ну… да… немного… иногда.
Потом я рассказала ей о дяде Тоби, и ее глаза заискрились какой-то тайной радостью.
- И он подарил тебе шкатулку с обезьянками? Мне кажется, он приятный человек.
- О да! Очень приятный!
- Он нравится тебе, и он любит тебя?
- Думаю, он любит меня больше, чем остальных.
Она кивнула, и плечи ее снова задрожали от смеха.
- Ну это-то меня совсем не удивляет, голубушка, - сказала цыганка.
Это было замечательное приключение. Женщина мне очень понравилась. Она сказала, что ее зовут Роза… Роза Перрин. Потом я рассказала ей, что меня тоже хотели назвать Розой, и почему.
- Подумать только! - воскликнула она. - И мы бы с тобой были двумя цветущими розами!
Мне было немного жаль, что пора возвращаться в Коммонвуд-Хаус.
Все пришли в ужас, когда Джейк появился на пороге со мной на руках.
- Маленькая мисс упала, - объяснил он Дженет, служанке, которая открыла ему дверь.
Дженет не знала, что ей делать, и он вошел внутрь.
- Она не может идти, - сказал Джейк. - Лучше я отнесу ее в кровать.
Он прошел вслед за Дженет наверх, в детскую. Няня была потрясена.
- Это еще что такое?!
- Девочка упала в лесу, - ответил Джейк. - Она не может ступить на ногу. Я положу ее в кровать.
Сэлли была рядом. Она круглыми от любопытства глазами смотрела, как он опускает меня на постель. Дженет проводила Джейка вниз, а потом разразилась гроза.
- Что ты задумала? Зачем ты привела в дом цыгана? - требовательно вопрошала няня.
- Она не могла идти, - заметила Сэлли. - Ему пришлось нести ее.
- Я ничего подобного никогда не слышала! Что ты замышляешь?! Зачем ты пошла в лес? К цыганам?
- Они нашли меня, когда я упала, - ответила я. - Они были ко мне очень добры.
- Добры, еще чего! Они всегда шныряют, выискивая, что бы стащить у порядочных людей!
- Они ничего у меня не взяли. Цыгане угостили меня отваром из трав.
- И что дальше? Что дальше? Я прямо сейчас расскажу хозяйке, что случилось.
В конце концов пришел доктор. Няня стояла рядом, поджав губы, и укоризненно смотрела на меня. Доктор не сказал ей ни слова. У меня создалось впечатление, что он ее не любит. Но меня он одарил доброй улыбкой.
- Ну и что же ты делала?
- Я упала в лесу, - рассказала я ему - Меня нашли цыгане. Одна цыганка угостила меня напитком и наложила какую-то мазь на рану, а потом перевязала.
- Ну давай посмотрим. Болит?
- Сейчас нет. Но болело сильно.
Он пощупал мою щиколотку.
- Немного растянуты связки. Но ничего серьезного. Ты должна просто полежать несколько дней спокойно. - Доктор снял повязку и сказал: - Хм, тут все в порядке. Оставим повязку на некоторое время. Этого достаточно. - Он снова аккуратно перевязал мою рану и с нежностью улыбнулся мне. - Ничего серьезного, - успокоил он меня.
- Ей не следовало бродить по лесу, - вставила няня. - И приводить этих людей в дом!
Доктор довольно холодно посмотрел на нее, и это еще больше убедило меня в том, что няня ему очень не нравится.
- Кармел не могла вернуться самостоятельно. Цыгане были очень добры и позаботились о ней. Думаю, миссис Марлин захочет написать им записку и поблагодарить за их доброту.
Он повернулся ко мне, и на его лице снова появилась добрая улыбка.
- Они сказали, как их зовут?
- О да! - воскликнула я. - Одну из них - ту, которая угощала меня и перевязывала мне ногу, зовут Роза Перрин.
- Я запомню, - сказал доктор, кивнул и вышел.
- Боже мой! - пробормотала няня. - Писать письма цыганам! Дальше что?! Ну ладно! Хозяйка не настолько глупа, чтобы делать это! Ну ты и натворила! Упала в лесу, а потом привела в дом этих людей!
Сэлли стала расспрашивать о моем приключении, и думаю, Эстелле хотелось бы, чтобы это произошло с ней, а не со мной. Сэлли сказала, что со стороны цыган было очень благородно помочь мне.
Доктор каждый день заходил посмотреть на рану и проверить, как заживает щиколотка. Он всегда был добр и нежен со мной и холоден с няней. И по этим причинам он нравился мне все больше. Миссис Марлин не навещала меня. Мне было интересно узнать, написала ли она записку Розе Перрин.
Этот случай стал поворотным пунктом в моих отношениях с доктором. Он начал замечать меня и иногда спрашивал:
- Ну как твоя щиколотка? Не болит?
Я все больше привязывалась к нему. Мне казалось, что он тоже хорошо ко мне относится, что я - "в порядке", хотя меня и нашли под кустом азалии и принес в дом цыган.
Самым большим домом по соседству была усадьба Грандж. Она принадлежала сэру Гранту Кромптону, который владел целым поместьем. Сэр Грант и леди Кромптон были благодетелями нашей округи. Они нанимали немало местных жителей, сдавали фермы в аренду и на Рождество каждой семье бедняков посылали по гусю.
Все было в лучших традициях. Леди Кромптон председательствовала на праздниках, организовывала благотворительные базары и другие мероприятия, во время которых собирали деньги на благие цели. Кромптоны всегда появлялись в церкви, если жили в своем загородном поместье, и сидели на скамьях, которые уже два столетия отводились для их семьи. Слуги располагались позади хозяев. Сэр Грант щедро жертвовал на нужды церкви. В нашей округе он пользовался большим уважением.
В семье Кромптонов было двое детей - Лусиан и Камилла. Я часто видела их верхом, в сопровождении конюха. Они казались очень красивой, высокомерной парой и редко смотрели в нашу сторону, когда мы оказывались рядом, на соседних аллеях - они, на своих породистых лошадях, и мы, пешком. Эстелла вздыхала и мечтала жить в Грандже и ездить на белой лошади, и чтобы брат ехал рядом на такой же прекрасной лошадке. Кроме того, Лусиан был гораздо выше и гораздо привлекательней, чем Генри.
Конечно, это были "дети из Гранджа". Впрочем, доктора принимали в высшем обществе и однажды даже пригласили в Грандж. Правда, возникло подозрение, что им просто нужно было, чтобы число приглашенных было четным или в последний момент не смог приехать более важный гость.