Если Сталин проявлял заносчивость уже в случае отражения вражеского нападения, то это тем более относилось к намеченному собственному генеральному наступлению. "На рассвете в мае или июне тысячи наших самолетов и десятки тысяч наших орудий нанесли бы удар по тесно сконцентрированным войскам, расположение которых было известно с точностью до батальона, – еще более невообразимая неожиданность, чем при нападении немцев на нас", – писал полковник Карпов в 1990 г. о плане Генерального штаба от 15 мая 1941 г. Сталин, Генеральный штаб и ГУППКА в любом случае рассчитывали на легкую победу Красной Армии, они ожидали, что запланированное гигантское наступление завершится при малых собственных жертвах полным разгромом противника. А что касается Гитлера и немцев, то у них вообще были лишь очень неполные представления о том, что готовилось на советской стороне. Но если принять во внимание масштабы этой подготовки, то становится ясно, что Гитлер лишь чуть опередил усиленно готовившееся наступление Сталина. 22 июня 1941 г. являлось практически последним сроком, когда вообще еще можно было вести "превентивную войну".
Кандидат исторических наук полковник Петров выразил это к годовщине победы, 8 мая 1991 г., в передовой статье партийного официоза "Правда" простыми, но точными словами: "В результате переоценки собственных возможностей и недооценки противника перед войной создавались нереалистичные планы наступательного характера. В их духе началось формирование группировки советских вооруженных сил у западной границы. Однако противник упредил нас". В заключение процитируем русского историка М. Никитина, который детально проанализировал цели советского руководства в решающие месяцы мая-июня 1941 г. и выразил результаты своих исследований следующими словами: "Повторим еще раз: основополагающая цель СССР состояла в расширении "фронта социализма" в максимально возможных территориальных масштабах, в идеале – на всю Европу. По мнению Москвы, обстоятельства благоприятствовали осуществлению этого намерения. Оккупация больших частей континента Германией, затягивающаяся бесперспективная война, нарастание недовольства среди населения оккупированных стран, распыление сил Вермахта по различным фронтам, предстоящий японско-американский конфликт – все это давало советскому руководству уникальный шанс разгромить Германию неожиданным ударом и "освободить" Европу от "загнивающего капитализма"". Согласно Никитину, изучение директивных документов ЦК ВКП(б) "совместно с данными о непосредственной военной подготовке Красной Армии к наступлению" недвусмысленно доказывает "намерение советского руководства напасть на Германию летом 1941 г."
Примечания
1. Жуков, Воспоминания, с. 272.
2. Nekrich, Pariahs, Partners, Predators, S. 234.
3. Maser, Der Wortbruch, S. 272 ff.
4. Danilov, Hat der Generalstab der Roten Armee einen Praventivschlag gegen Deutschland vorbereitet? См. также: Gillessen, Krieg zwischen zwei Angreifern; derselbe, Der Krieg der Diktatoren (1986); derselbe, Der Krieg der Diktatoren (1987). Рукописный русский оригинальный текст опубликован Мазером: Maser, Der Wortbruch, S. 406-420. Полковник и кандидат исторических наук, профессор Валерий Данилов ясно и убедительно выразил свои выводы в противовес идеологически мотивированным маневрам неосталинистского "Военно-исторического журнала": "Попытка возрождения глобальной лжи".
5. Magenheimer, Neue Erkenntnisse zum "Unternehmen Barbarossa"; derselbe, Zum deutsch-sowjetischen Krieg 1941. Neue Quellen und Erkenntnisse.
6. Волкогонов, Эту версию уже опровергла история; Суворов, Вторую мировую войну начал Сталин.
7. Schlafende Aggressoren; Schukows Angriffsplan.
8. Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 136, 155.
9. Nekrich, Pariahs, Partners, Predators, S. 237.
10. Здесь же, S. 236, со ссылкой на "Накануне войны" Василевского.
11. Данилов, Готовил ли Генеральный Штаб…, с. 85.
12. Киселев, Упрямые факты начала войны, с. 77-78.
13. Мельтюхов, Споры вокруг 1941 года, с. 99.
14. Горьков, Готовил ли Сталин упреждающий удар.
15. Raack, Stalin’s Role in the Coming of World War II, S. 207 f.
16. Suworow, Der Tag M, S. 101 ff.
17. Восемнадцатая в сражениях, с. 11.
18. BA-MA, RH 20-18/951, 15.4.1941.
19. BA-MA, RW 4/v. 329, 6.6., а также 10.5., 31.5./2.6.1941.
20. Филиппов, О готовности Красной Армии, с. 9, 11.
21. BA-MA, RH 19I/128, 22.5.1941; BA-MA, RH 21-3/v. 435, 15.5.1941.
22. Suworow, Der Eisbrecher, S. 228 f., S. 236 f.
23. BA-MA, RH 21-4/266, 10.8.1941; BA-MA, RH 21-3/v. 423, 7.8.1941.
24. BA-MA, RH 2/2092.
25. Nekritsch/Grigorenko, Genickschu?, S. 272.
26. BA-MA, RH 21-3/v. 437, 18.6., 21.6., 23.6.1941; а также трофейный приказ о боевой готовности моторизованных и механизированных соединений от 15.6.1941 г., BA-MA, RH 20-4/671, 28.6.1941.
27. BA-MA, RLD 13/127, Sowjetunion, Bodenorganisation, archivma?ig bearbeitete Flugplatze, Stand 1.2.1942, Anlage 3 zu ObdL, FuStab Ic/IV, Nr. 1300/42geh; BA-MA, RLD 13/119; BA-MA, Fliegerbodenorganisation, Stand 1.4.1941, Kart 160 K-4, K-5.
28. BA-MA, RW 4/v. 330, 22.4.1942.
29. Chor’kov, Die Rote Armee in der Anfangsphase, S. 432.
30. Heydorn, Der sowjetische Aufmarsch, S. 79 f.
31. Гапич, Некоторые мысли, с. 48.
32. Пастуховский, Развертывание оперативного тыла, с. 19.
33. BA-MA, RH 21-2/v. 646, 25.6.1941.
34. BA-MA, RH 24-24/335, 7.10.1941.
35. BA-MA, RH 24-48/198, 1.7.1941.
36. BA-MA, RH 24-28/10, 16.7.1941.
37. BA-MA, RH 21-1/471, 23.7.1941.
38. BA-MA, RH 21-1/472, 6.8.1941.
39. BA-MA, RH 21-3/v. 437, 26.7.1941.
40. BA-MA, RH 22/271, 6.9.1941.
41. BA-MA, RH 20-9/248, 22.7.1941.
42. Rhode, Aufzeichnungen zur Frage einer sowjetischen Vorbereitung auf einen Angriffskrieg im Jahre 1941 oder 1942, Archiv des Verf.
43. BA-MA, RH 21-1/471, 27.6.1941.
44. BA-MA, RH 24-17/158, 24.5.1941.
45. BA-MA, RH 20-17/282, 27.8.1941.
46. BA-MA, RH 20-4/672, o. D.
47. BA-MA, RH 20-17/282, 30.4.1941.
48. Ebenda, 18.5.1941.
49. BA-MA, RH 191/128, 25.3.1941.
50. BA-MA, RH 20-9/247a, 16.5.1941.
51. BA-MA, RH 20-6/487, 17.6.1941; BA-MA, RH 20-9/247, 17.6.1941; BA-MA, RH 20-18/951, 18.6.1941; BA-MA, RH 24-5/104, 20.6.1941.
52. BA-MA, RH 24-28/10, Juni 1941; BA-MA, RH 21-4/266, 10.7.1941; BA-MA, RH 20-17/282, 11.7.1941; BA-MA, RH 21-1/470, 19.12.1941.
53. BA-MA, RH 21-3/v. 423, 23.6., 8.7.1941.
54. Goebbels, Tagebucher, Bd. 4, S. 1655 ff.
55. Picker, Hitlers Tischgesprache im Fuhrerhauptquartier, S. 277.
56. BA-MA, RH 20-9/248, 9.8.1941; BA-MA, RH 21-4/266, 10.8.1941.
57. BA-MA, RH 20-6/489, "Soldaten der Ostfront!".
58. BA-MA, RH 20-18/951, 13.3.1941.
59. BA-MA, RH 20-18/950, 11.3.1941.
60. BA-MA, RH 24-28/11, 1.5.1941; а также BA-MA, RH 20-9/247a, 5.5.1941.
61. BA-MA, RH 21-3/v. 423, 30.5.1941.
62. BA-MA, RH 19III/381, 29.4.1941.
63. BA-MA, RH 19I/127, 18.6.1941.
64. BA-MA, RH 2/1983, 20.5.1941.
65. BA-MA, RH 20-18/71, Chefbesprechung, 4.6.1941.
66. Jodl an Ritter, 1.3., 23.4., 6.5., 8.6., 20.6.1941 (приложение: Zusammenstellung der Grenzverletzungen durch russische Flugzeuge und russische Soldaten. Grenzzwischenfalle Winter 1939/40); Reports from OKW to Reich Government, National Archives Washington.
67. Keitel an Reichsminister des Au?eren, 11.5.1941; derselbe an Reichsregierung, 11.6.1941; Reports from OKW to Reich Government, National Archives Washington.
68. Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 154-155.
69. Невежин, Выступление Сталина 5 мая 1941 г., с. 148.
70. Там же, с. 149.
71. Там же, с. 159.
72. См. прим. 4.
73. Невежин, Выступление Сталина 5 мая 1941 г., с. 152.
74. Там же, с. 166-167.
75. BA-MA, RW 4/v. 329, (Mai) 1941; см. также: Невежин, Выступление Сталина 5 мая 1941 г., с. 165.
76. BA-MA, RW 4/v. 325, 4.5.1941.
77. BA-MA, RH 20-16/474a, 27.6.1941.
78. BA-MA, RW 4/v. 330, Politkom und Politorg.
79. PAAA, Pol. VI, 1, o. D.
80. BA-MA, RH 24-24/333, 23.8.1941.
81. BA-MA, RH 24-17/158, 19.5.1941.
82. BA-MA, RH 24-54/177, 19.7.1941. Никитин, Оценка советским руководством, с. 123, ссылаясь на приведенный в статье: И. Хоффман, Подготовка Советского Союза, с. 27-28, доклад "влиятельного функционера", расценивает его как доказательство агрессивных планов советского политического руководства.
83. BA-MA, RH 19I/128, 22.5.1941; BA-MA, RH 20-6/487, 18.6.1941.
84. BA-MA, RH 21-4/265, 8.5.1941.
85. BA-MA, RH 24-4/91, 30.6.1941.
86. BA-MA, RH 21-1/471, 17.7.1941.
87. BA-MA, RH 24-48/200, 3.8.1941.
88. BA-MA, RH 24-17/172, 24.9.1941.
89. BA-MA, RH 24-24/333, 25.6.1941.
90. BA-MA, RH 21-1/472, 24.8.1941.
91. Ebenda, 7.8.1941.
92. Kriegstagebuch des Oberkommandos der Wehrmacht, Bd. II, 2, S. 1287.
93. BA-MA, MSg 149/14, Brief des Generalmajors Meandrov, Januar 1946; BA-MA, MSg 149/46, Tagebuch des Generalmajors Borodin.
94. BA-MA, RW 4/v. 889, 18.9.1941.
95. PAAA, Pol. XIII, Bd. 16, 20.11.1941.
96. Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 125.
97. Danilov, Hat der Generalstab der Roten Armee einen Praventivschlag gegen Deutschland vorbereitet?; Соколов, Похвальное слово.
98. BA-MA, RH 24-17/171, 26.7.1941.
99. BA-MA, RH 20-17/282, o. D.
100.BA-MA, RW 2/v. 151, 6.8.1941.
101.BA-MA, RH 20-6/491, 21.8.1941.
102.PAAA, Pol. XIII, Bd. 12, Teil 2, o. D.
103.BA-MA, RH 24-24/333, 2.7.1941.
104.BA-MA, RH 21-1/471, 26.7.1941.
105.Generalfeldmarschall Wilhelm Ritter v. Leeb, Tagebuchaufzeichnungen, 11.9.1945.
106.Tokaev, Stalin means War, S. 34.
107.Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 128.
108.Филиппов, О готовности Красной Армии, с. 10.
109.BA-MA, RH 21-3/v. 437, 25.4.1941.
110.Nekrich, "A Wise Design"; derselbe, Past Tense; Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 127.
111.Гречко, 25 лет, с. 10. См. также: Генерал Петров, Мемуары, с. 14: "Первым вопросом Сталина ко мне был: "Как Вы считаете, будет у нас война с немцами?" Я ответил: "Будет и очень скоро".", Архив авт.
112.Khrushchev’s Secret Tapes, S. 44.
113.Филиппов, О готовности Красной Армии, с. 10, 12; Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 155.
114.Хорьков, Начальный период Великой Отечественной войны, с. 26, Архив авт.
115.Sudoplatow, Erinnerungen und Nachdenken, 21: Beginn des Krieges, Archiv des Verf.
116.Волкогонов, Триумф и трагедия, с. 50, 154.
117.Карпов: Коммунист Вооруженных Сил; см. также: Schlafende Aggressoren (прим. 7).
118.Петров Б., Трагедия и мужество. К 50-летию начала Великой Отечественной войны.
119.Никитин, Оценка советским руководством, с. 142, 146.
Глава 3.
В бой через террор.
Советских солдат гнали под огонь
Воснове советской историографии советско-германской войны лежит одно утверждение, которое, невзирая на все прочие переоценки, с железной последовательностью сохраняется до наших дней. Оно было публично провозглашено Сталиным под лозунгом так называемого "советского патриотизма" к 27-й годовщине Октябрьской революции 6 ноября 1944 г. и, коротко говоря, гласило, что народы Советского Союза, исполненные "горячим и животворным советским патриотизмом", "горячей любви к своей социалистической Родине", "беспредельной преданности делу Коммунистической партии", "безграничной верности идеям коммунизма", "сплотились вокруг Коммунистической партии и Советского правительства" и объединились в "жгучей ненависти к захватчикам". "Морально-политическое единство советского общества", "несокрушимая дружба народов СССР" друг с другом – так гласила отныне вновь и вновь повторявшаяся стереотипная формула – "блестяще" подтвердились и проявили себя в ходе "Великой Отечественной войны Советского Союза".
В отношении Красной Армии без устали распространялось, что каждый красноармеец был "безгранично преданным своей социалистической Родине бойцом", движимым "чувством высокой ответственности… за порученную ему задачу защиты социалистической Родины", исполненным "высокой морали, выдающейся стойкости, мужества и героизма" и готовым, исполняя "священный долг по защите социалистического Отечества", сражаться "за партию и правительство, за товарища Сталина", "за нашу социалистическую Родину, за нашу честь и свободу, за великого Сталина" до последнего патрона, до последней капли крови. Вопреки всем контраргументам и уже в период, когда товарищ Сталин был давно разоблачен как преступник против человечества, а Советский Союз шел к гибели, еще в октябре 1991 г., заместитель директора Института военной истории министерства обороны в Москве, генерал-майор, профессор д-р Хорьков мог говорить в рамках международной конференции о "Плане Барбаросса", организованной Исследовательским центром Бундесвера по военной истории во Фрайбурге, о "воле к сопротивлению советского народа и его армии" 22 июня 1941 г., о "массовом героизме советских солдат", "о массовом героизме, храбрости и стойкости", проявленных всеми без исключения красноармейцами с самого начала войны. Если такие утверждения воспринимались беспрекословно, даже аплодисментами в аудитории, которая должна была претендовать на компетентность и научность, то чего же ожидать от широкой общественности, чьи исторические познания в основном проистекают лишь из поверхностных сообщений едва ли не менее осведомленной, но зато политически однозначно ориентированной журналистики?
Кто знаком с русской военной историей, тот знает о высоких качествах русских солдат, о не раз доказанной храбрости и стойкости русских воинов при нападении и особенно при защите своего отечества. В 1941 г. немцы во многом недооценили, сколь высокая мера любви к родине и отечеству исконно присуща русским людям и русским солдатам. В документах периода после начала войны действительно имеются бесчисленные примеры того, что советские солдаты, по каким бы мотивам то ни было, в некоторых местах, самоотверженно сопротивляясь, держались и сражались вплоть до своей гибели. Однако советская историография недопустимым образом обобщала такие случаи и, сознательно вводя в заблуждение, игнорировала все, что не соответствует пропагандистской картине советского героизма. Возникает ведь вопрос: какие же, собственно, мотивы должны были иметься у русских солдат и солдат других угнетенных народов Советского Союза, чтобы сражаться "до последнего патрона, до последней капли крови" за товарища Сталина и его террористический режим, причинивший им и их народам самые ужасные страдания и лишения?
Во всяком случае, сам Сталин, поначалу полный обманчивых ожиданий относительно силы и сплоченности Красной Армии и лишь через несколько дней пораженный парализующим шоком, не предавался иллюзиям по этому вопросу. Он верно связывал развал фронта не только с несостоятельностью командования, но и прежде всего с недостатком воли к борьбе у войск Красной Армии. И, чтобы вдохнуть в солдат "советский патриотизм" и вызвать тот настрой, который вплоть до наших дней характеризуется как "массовый героизм", для него существовал лишь один метод, который до сих пор всегда оправдывал себя и на котором зиждилась вся система его господства: использование высшей меры принуждения и террора в сочетании с разжиганием разнузданной пропагандистской кампании в целях политического воздействия. Когда он 3 июля 1941 г. впервые решился обратиться по радио к народам Советского Союза, он объявил с многократными повторами о том, чтo ему было нужно теперь. "Необходимо, далее, чтобы в наших рядах не было места нытикам и трусам, паникерам и дезертирам", – говорилось в этой первой военной речи. "Мы должны организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами, распространителями слухов, уничтожать шпионов, диверсантов, вражеских парашютистов… Нужно немедленно предавать суду Военного Трибунала всех тех, кто своим паникерством и трусостью мешают делу обороны, невзирая на лица." "Красная Армия, Красный Флот и все граждане Советского Союза должны отстаивать каждую пядь советской земли, драться до последней капли крови за наши города и села…" Руководящий аппарат Красной Армии немедленно воплотил эти намерения в приказы, которые не должны были больше оставлять солдатам иного выбора, как сражаться или умереть.
В первую очередь Главное управление политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА) во главе с армейским комиссаром 1-го ранга Мехлисом теперь пустило в ход все средства, чтобы вдолбить "речь Вождя народов, председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина, и наши задачи" в голову каждого "отдельного солдата". В ряде директив и приказов, например, № 20 от 14 июля, № 081 от 15 июля 1941 г., и в других основополагающих указаниях были даны соответствующие лозунги. Все они выдвигались под девизом: защищать "каждую пядь советской земли", как гласила формула, "до последней капли крови", "до последнего дыхания". Самовольное "оставление позиции", "бегство с поля боя", "сдача в плен" были провозглашены нарушением "священной присяги", "изменой родине", "преступлением против твоего народа, советской Родины и правительства". "Дезорганизаторам, паникерам, трусам, дезертирам и распространителям провокационных слухов" среди "солдат, командиров (офицеров) и политработников" отныне грозили "безжалостная борьба", "жестокие" и "решительнейшие меры", "беспощадное" преследование.