В екатерининскую эпоху разрыв между порабощенным русским народом и денационализированной аристократией вышел за границы материальных отношений и захватил и духовную сферу.
Не случайно именно Екатерина II провела секуляризацию церковных земель, и именно при ее правлении сословие священников оказалось оттеснено на самое социальное дно, где обремененный семьей, полуголодный сельский батюшка стал такой же типичной приметой русской жизни, как и утопающий в роскоши екатерининский вельможа…
Уже в 1762 году, едва взойдя на престол, Екатерина II обязала крестьян предъявлять увольнительное разрешение от помещиков при записи в купцы, а через пять лет, 22 августа 1767 года, издала указ, согласно которому русские крестьяне, осмеливающиеся подавать жалобы на своих владельцев, подлежали вечной ссылке на каторжные работы в Нерчинск.
Этот указ окончательно отделил русское крестьянство от государства, которое называется Российской империей, и русский народ ответил на него крестьянской войной, целью которой было восстановление подлинной монархии, освященной Божией Волей, а не дворянской гвардией.
Крестьянская война Емельяна Пугачева стала прямым следствием совершившегося разрыва единой русской нации на подлое и благородное сословия.
И не случайно в этой войне Емельян Пугачев выдавал себя за Петра III.
Историки, сравнивающие Екатерину II и Петра III, редко расходятся в оценке этих исторических персонажей. Разумеется, Екатерина II предпочтительней, она умнее и тоньше, но - об этом "но" обыкновенно забывают! - не Екатерина II была Помазанником Божиим, а Петр III…
Что с того, будто Екатерина II несравненно лучшая правительница, нежели Петр III? Так считаем мы, и считаем по своему человеческому пониманию, а по Божьему? Великая самонадеянность полагать, что наши соображения сходны с Божией Волей и Божиим Замыслом.
Да, велики свершения Екатерины II…
Но бесспорно ведь и то, что если бы не было ее великого своеволия, совершенного при безусловной поддержке дворян-рабовладельцев, кто знает, может быть, и не было бы такой жестокости по отношению к дворянству и царскому дому в 1917 году…
Как это ни парадоксально, но столь стремительное распространение восстания Емельяна Пугачева доказывало, что русский народ сохранял верность монарху, пусть и убитому уже…
"Что мешало в послепетровские времена вернуться к едва протекшим временам? - задавался вопросом А.И. Герцен. - Всё петербургское устройство висело на нитке. Пьяные и развратные женщины, тупоумные принцы, едва умевшие говорить по-русски, немки и дети садились на престол, сходили с престола, горсть интриганов и кондотьеров заведовала государством.
Одна партия сбрасывает другую, пользуясь тем, что новый порядок не успевал обжиться, но кто бы ни одолевал, до петровских оснований никто не касался, а все принимали их - Меньшиков и Бирон, Миних и сами Долгорукие, хотевшие ограничить императорскую власть не в самом же деле прежней боярской думой. Елизавета и Екатерина льстят православию, льстят народности для того, чтобы захватить трон, но, усевшись на нем, они продолжают его путь. Екатерина II - больше, нежели кто-нибудь".
Тут трудно не согласиться с Александром Ивановичем Герценом…
История тюремного Шлиссельбурга тоже может служить иллюстрацией этой мысли. Превращая старинную русскую крепость в тюрьму, Петр I и его преемники самовластно и самочинно заключают в нее тех, кто мешает или может помешать им лично, но ни сестра императора Петра I Мария Алексеевна, ни царица Евдокия (Елена), ни верховник Д.М. Голицын, ни герцог Бирон, ни несчастный император Иоанн VI Антонович преступниками не являются. Как ни различны причины и поводы, приведшие эти особы в крепость, как ни рознятся их судьбы, но все они - люди одного круга, положением и родством своим так или иначе связанные с верховной властью. Они точно такие же преступники, как и те, кто отправил их в заточение, и единственная вина их, что они оказались оттеснены от власти.
Однако уже при Елизавете Петровне круг узников Шлиссельбурга существенно расширяется.
2
Это при Елизавете Петровне, в 1745 году, замуровали в Шлиссельбургском каземате "старорусского человека" - старовера Ивана Круглого.
Происходил он из крепостных крестьян Московской губернии, и в Выговской пустыни занимался торговлей хлебом между хлебородным Поволжьем и нуждающимся в хлебе Петербургом.
Хлебная торговля чинила "споможение" братству, и размеры ее были весьма значительными.
На Вытегре раскольниками была выстроена специальная пристань Пигматка. Здесь находилась "келья и анбар болшей", в котором держали хлеб, привезенный из низовых городов через Вытегорский погост.
На Пигматке хлеб перегружали в "новоманерные" суда и везли в Петербург.
Духовные принципы выговской торговли сформулировал еще Андрей Денисов, поучавший, что надобно "купечествовати, а ничего не стяжати, торговати, а прибытков не собирати, много о куплях подвизатися, а сокровища себе не ожидати… на земли торговати, а весь прибыток на небесех стяжати"…
Этой древнерусской моралью руководствовался в своей торговле и Иван Круглый.
Как видно из допросов, торговые дела беглый крепостной мужик вел с большим размахом. Он "выменял" на лен "сукна Анбурского" на тысячу рублей и отвез его из Санкт-Петербурга в Вязники, где сложил в амбар к старообрядцу Ивану Григорьеву. Брат Федор Семенов сукно принял с тем, чтобы продать его в Казани. На вырученные деньги Круглый закупал хлеб в Нижнем Новгороде и вез его на мытный каменный двор на Адмиралтейской стороне.
Идеолог Выговской пустыни Андрей Денисов учил, что богоугодна торговля не для себя, а для братии, и ведение такой торговли является подвигом и одновременно жертвою со стороны того, кто взялся ее вести.
Ивану Круглому суждено было подтвердить истинность этих слов Андрея Денисова. Пытки, которым его подвергли в синодальных арестантских палатах на Васильевском острове, были настолько страшными, что Иван Круглый в приступе малодушной слабости попытался зарезать себя медным крестом.
Попытка самоубийства не удалась, допрос был продолжен и, не имея уже сил терпеть муки, Иван Круглый сделал обстоятельное сообщение о раскольниках Выговской пустыни.
Он даже согласился отстать от выговского учения, но поминать в вечерних и утренних молитвах высочайшую фамилию отказался наотрез, и его отправили на "обуздание" в Тайную канцелярию.
Тут нужно разделить поведение Ивана Круглого в тот момент, когда палачам удалось-таки сломать его, и его поведение после того, когда он осознал, что под пытками сделал "донос" на выговскую братию.
Поэтому-то, вернувшись в арестантские палаты, Иван Круглый заявил, что "пришед в чувство и познав свою совесть, и боясь суда Божьего, вымышленней своим на всех на них сказал напрасно".
Его снова подвергли еще более жестоким пыткам, но теперь Иван Круглый уже твердо стоял на своем.
И хотя братья считали Ивана Круглого предателем, но его сравнимый с настоящим подвигом отказ от доноса заставил комиссию Квашнина-Самарина свернуть розыск, и расследование было продолжено уже непосредственно Синодом, добивавшимся закрытия Выговской пустыни.
Ну а Ивана Круглого, согласно решению Синода, как нераскаявшегося раскольника и государственного преступника, отправили на каторгу в крепость Рогервик.
В сентябре 1743 года Иван Круглый с каторги бежал…
История эта еще ждет своего описателя. Беглому крепостному Ивану Круглому суждено было пройти через такие трагические коллизии, которые, кажется, не знакомы были и героям Шекспира.
Ведь только сбежав с каторги, и понял Иван Круглый, что самое страшное - не те зверские пытки, которые суждено было перенести ему, когда он отказался от своих показаний, а осуждение братии, с которым столкнулся сейчас, оказавшись на свободе.
Эту пытку Ивану Круглому вынести не смог, и через год добровольно явился в Санкт-Петербург и заявил властям, что готов принять смерть.
21 октября 1745 года Ивана Круглого заковали в ручные и ножные кандалы и отвезли в Шлиссельбургскую крепость, дабы "оный Круглый, яко сосуд непотребный и зело вредный, между обществом народным не обращался и от раскольников скраден не был".
В Шлиссельбурге Ивана Круглого поместили в Светличной башне, и дверь каземата сразу наглухо заложили кирпичом, оставив только одно маленькое оконце, в которое подавали хлеб и воду.
Впрочем, хлеб Иван Круглый не трогал, две недели брал только воду, а потом и вода осталась нетронутой.
Через неделю наглухо заложенная дверь была разобрана, и охранники вошли в каземат.
"По осмотру, - сообщал 17 ноября 1745 года комендант Шлиссельбурга, - Круглый явился мертв, и мертвое тело его в этой крепости зарыто".
Совершенно иначе сложилась судьба другого шлиссельбургского узника Елизаветинской эпохи - муллы Батырши Алеева.
Он был муллой, и, поскольку отличался глубоким знанием шариата, часто привлекался властями для решения наследственных дел в волостях Осинской дороги. В 1754 году Батыршу избрали главой мусульман Сибирской дороги, но он не вступил в эту должность, хотя в 1754–1755 годах очень много ездил по Оренбургской, Казанской и Тобольской губерниям, и эти поездки были, как видно из его письма императрице Елизавете Петровне, связаны с организацией восстания.
Батырша открыто обратился тогда к мусульманам края с листовкой, в которой призвал выступить против правительственного ограничения обрядностей мусульман, а также запрещения местному населению свободно и беспошлинно добывать соль.
Восстание вспыхнуло 3 июля 1755 года и дошло до Казанского уезда, но сам Батырша, как считается, от руководства уклонился и скрылся со своими учениками в лесах.
Однако когда восстание было жестоко подавлено, начальство деревни Азяк выдало Батыршу, и закованного в цепи его повезли в Москву, а оттуда в Санкт-Петербург на суд и расправу.
Еще на допросах в Оренбурге Батырша заявил, что будет держать ответ лишь перед царицей: дескать, у него имеются свои секреты, которые необходимо передать лично ее величеству.
Обер-секретарь Хрущов заинтересовался этим заявлением и предложил Батырше написать "секреты" в виде письма Ее Императорскому Величеству.
Стребовав с Хрущова клятвенное подтверждение, что письмо в запечатанном виде будет передано императрице, мулла взялся за работу.
Так было составлено знаменитое письмо императрице Елизавете Петровне с жалобой на тяжелое положение башкир и мишар, которое хотя и не дошло до императрицы, но тем не менее являет собой яркий образец народной публицистики XVIII века.
"Если мы находимся под клятвенным обетом одного падишаха, и если этот падишах тверд и постоянен в своем обете, то мы, по предписанию нашего шариата и нашей священной книги, обязаны жертвовать своими головами и жизнью, - писал Батырша. - Если падишах не обеспечивает в настоящее время взятые на себя обязательства по защите своих подданных от притеснений, если повинности постоянно меняются и накладываются новые, то мусульмане обязаны примкнуть и помочь своим единоверцам и постараться о возвышении веры по способу, предписанному шариатом".
Узнал ли сам Батырша, что его обманули и не передали письма по адресату, - неведомо. В декабре 1758 года его били плетьми, вырвали ноздри и отправили в Шлиссельбургскую крепость на пожизненное заточение…
Заросли лишайником потрескавшиеся от северных морозов камни Светличной башни. Если потрогать эти камни рукою, они кажутся живыми и шершавыми, точно спина спящего верблюда.
Что происходило с Батыршей в шлиссельбургском сыром и тесном каземате, можно только догадываться.
В июле 1762 года он схватил в свои закованные руки топор, забытый в его камере надзирателями, и бросился на охранников.
Убив в схватке четырех солдат, он погиб и сам.
3
Екатерину II принято называть Великой.
Очистив Шлиссельбург от Иоанна VI Антоновича, она превращает старинную русскую крепость в настоящую регулярную тюрьму.
Для тюремных целей теперь приспосабливают и солдатскую "нумерную" казарму - двухэтажное здание, вставшее между Государевой и Светличной башнями, достроенное еще в 1728 году.
Всего в "нумерной" казарме, которую отгораживал от территории крепости широкий канал, было двенадцать жилых помещений, в них и начали размещать узников.
Впрочем, этим не ограничился замысел великой императрицы.
Когда, перелистывая скорбные страницы тюремной летописи, доходишь до ее эпохи, возникает ощущение, что в Шлиссельбурге, как в гигантской лаборатории, начиналось тогда изучение того, что следует считать государственным преступлением.
Это намерение подтверждается самой представительностью состава узников. При Екатерине II в Шлиссельбурге сидели шейх и масон, конституционалист и пророк…
Имя шейха Мансура более известно сейчас названием современного аэропорта в Грозном, но и при жизни о нем говорили разное.
Считается, что его отец Шаабаз был родом из села Элистанжи, но со временем обосновался в селе Алды, где и родился мальчик, давший свое будущее имя будущему аэропорту.
Считается, что Шабаз был беден и не мог обучить Учермана - так тогда звали будущего шейха - грамоте, но мальчик отличался умом и хорошей памятью и, изучая Коран под началом дагестанского муллы, легко запоминал целые куски наизусть и потом, уже став взрослым, усиленно размышлял над ними.
Однажды во сне он увидел двух всадников, въехавших на белых скакунах в его двор, хотя ворота и были заперты.
- Магомет прислал нас сказать тебе, что народ ваш впал в заблуждение и совсем отклонился от пути, указанного ему законом веры! - объявил один из пришельцев. - Просвети неразумных!
Всадники исчезли, унося с собою скромного алдыйского пастуха Учермана.
В его хижине остался избранник пророка Магомета по имени Мансур.
Считается, что проповеди необразованного - Магомед так и не даровал ему постигнуть грамоту! - пастуха Учермана выработали идеологию священной войны против неверных, заложили основы "газавата" на Северном Кавказе.
Скоро бывший пастух окончательно превратился в шейха Мансура, а затем провозгласил себя имамом.
Безусловно, Мансур был талантливым проповедником, хотя его проповедь священной войны во многом обязана своим успехом тревоге, которая владела горцами накануне Кавказской войны 1785–1791 годов.
Григорий Александрович Потемкин направил тогда двухтысячный отряд, чтобы захватить Мансура и его последователей, но командир отряда полковник Юрий Николаевич Пьерри к порученному делу отнесся легкомысленно, и 6 июля 1785 года был окружен горцами и разбит при селении Алды. Сам Пиери погиб. В числе пленных оказался его адъютант Багратион, будущий герой Отечественной войны 1812 года.
Успех вдохновил Мансура на ряд наступательных операций против российских укреплений и станиц Кавказской линии. В результате возмущение охватило весь Северный Кавказ, и Мансур пытался даже штурмовать Кизляр, но был отбит с огромными для него потерями.
Неудача под Кизляром вызвала шатание в войсках шейха, его армия начала рассыпаться, и снова собрать горцев под знаменами ислама шейху Мансуру удалось только в начале Второй русско-турецкой войны 1787–1791 годов, при непосредственной помощи Турции.
Однако после ряда столкновений с русскими частями силы Мансура были разбиты, и он с последними отрядами укрылся в занятой турками Анапе. 22 июня 1791 года, во время штурма и взятия крепости, Мансур был ранен и попал в плен.
В середине октября 1791 года "шейха" поместили в Шлиссельбургской крепости в "нумере 11" нижнего этажа казармы, но здесь он "оказал новую предерзость", зарезав ножом караульного солдата.
Будущий аэропорт тогда заковали в "железа".
Не выдержав одиночного заключения, шейх Мансур скончался, и его похоронили на левом берегу Невы - на Преображенской горе…