Употребленные человеком, живущим в обществе, они свидетельствуют только о разборчивости этого человека. Другое дело, когда эти слова произносит "вечник", день за днем, месяц за месяцем, год за годом проводящий время в одиночной камере.
Чтобы отказаться в таких условиях пусть и от "малоинтеллигентного", но желающего общаться с тобою собеседника, требуется нечто большее, чем разборчивость и высокомерие.
Видимо, в какой-то момент, как это бывает с бесноватыми, нестерпимым стало для НА Морозова присутствие в камере священника.
Уже само приближение святынь начинало обжигать его.
И, конечно, это цена.
Та цена, которую платил "вечник" Морозов за свои якобы научные фантазии.
Происходили и другие странные перемены.
В августе 1889 года, когда охваченному навязчивыми идеями А.Н. Морозову предложили взвеситься, в нем оказалось всего 56 килограммов.
Зимою и этот вес начал уменьшаться.
"Я высчитал тогда, что если так продолжится, то ровно через полгода я обращусь в перышко и полечу к вам по воздуху".
Тут уже один только шаг оставался от окончательного психического расстройства к физической гибели…
5
От превращения в перышко, что должно было полететь над крепостными стенами древнего Шлиссельбурга, Николая Александровича Морозова спасло возвращение к естественным наукам, которые всегда более привлекали его и к которым он имел большие способности.
Это был воистину титанический труд, в котором заключено очень много таланта, еще больше отчаянно-дерзкой смелости и, конечно, бездна тяжелейшей работы. Николаю Александровичу приходилось не только проверять и обосновывать свои гипотезы, но и восполнять зияющие пробелы в собственных познаниях.
Созданные им в Шлиссельбурге книги: "Функция, наглядное изложение высшего математического анализа", "Периодические системы строения вещества", "Законы сопротивления упругой среды движущимся в ней телам", "Основы качественного физико-математического анализа", "Векториальная алгебра" - с одинаковым успехом могут быть отнесены и к научным исследованиям, и к популяризаторским работам, и к учебному конспекту.
Так, например, и появилась работа "Функция. Наглядное изложение высшего математического анализа". Это изложение курса дифференциального и интегрального исчисления, который Н.А. Морозов собирался прочесть Сергею Иванову. Специально для этого он и написал труд, в котором выводил теоремы "очень наглядным и элементарным путём" и каждую иллюстрировал "подходящими законами природы".
С годами, по мере смягчения режима в Шлиссельбургской тюрьме, Н.А. Морозов получил возможность пользоваться научными книгами по своему выбору и даже организовать в одной из камер небольшую химическую лабораторию, в которой, между прочим, обучал Михаила Васильевича Новорусского, подельника Александра Ульянова, изготовлять динамит.
Тогда стало легче с занятиями наукой, и некоторые из трудов, созданных Морозовым в Шлиссельбурге, действительно, имеют большое научное значение.
Выйдя из крепости, Н.А. Морозов опубликовал созданные в тюрьме работы: "Периодические системы строения вещества" и "Д.И. Менделеев и значение его периодической системы для химии будущего", и в конце 1906 года, после беседы с Д.И. Менделеевым, Петербургский университет присудил Н.А. Морозову степень почётного доктора наук по химии.
Разумеется, превращение проучившегося в университете всего один курс человека в почётного доктора наук - это не только признание научной ценности его работы, но еще и выражение глубочайшего уважения, которое университетская публика питала к народовольцам-террористам.
Точно так же, как и превращение "незаконно рожденного" сына помещика Щепочкина во владельца Борка, которое совершилось, когда имение было передано Н.А. Морозову в пожизненное пользование, тоже не объяснить одним только уважением В.И. Ленина к члену "Народной воли"…
Какая-то непроглядная советская тьма сгущена в этой истории, и кто знает, может быть, подписывая постановление, которое превращало вчерашнего борца за народное счастье в "последнего помещика России", Владимир Ильич вспоминал, как в своей тайной лаборатории в Шлиссельбургской тюрьме учил Морозов такого же, как он, "вечника" Новорусского приготовлять динамит.
Михаил Васильевич Новорусский, бывший студент Духовной академии, знаменит в истории Шлиссельбурга, кажется, только тем, что, получив за свою работу десяток яиц, сумел вывести из них, согревая яйца на своей груди, цыплят.
Впрочем, Владимир Ильич помнил еще и о том, что его брат Александр Ульянов на квартире Новорусского устроил лабораторию, в которой приготовляли динамит для покушения на Александра III.
6
В архиве почетного академика Н. А. Морозова хранится написанное от руки в Шлиссельбургской крепости сочинение "Астрономические бюллетени. (Очерк звёздных картин, проходящих перед нашими окнами между 9 и 10 часами вечера в различные месяцы года, с приложением некоторых популярных заметок по этому поводу). Астрономические сведения для шлиссельбуржцев".
Поскольку, кажется, сочинение это еще не печаталось, позволю себе привести достаточно объемистую цитату из него.
"Я не знаю, друзья, - пишет Н.А. Морозов в предуведомлении к бюллетеню № 1, - какое впечатление произвела на вас замена матовых окон светлыми, но о себе я могу сказать вполне искренне и определенно: мне показалось, будто рухнула одна из самых могучих преград, отделяющих меня от остального мира. Правда, кругозор нашего окна ничтожен. И теперь, как прежде, когда мы лазали к форточкам, невозможно видеть вольной жизни. Но все же днем перед нами синеет клочок неба с проносящимися по нему облаками и птицами, а ночью светит в камеру луна и мерцают несколько десятков звезд.
Как ни мало этих звезд, как ни тускло блестят они сквозь двойные окна наших камер и сквозь отблеск наших неугасимых ламп, но все-таки и при этих условиях можно хорошо различать несколько созвездий. Я знаю, что на воле большинство из вас не обратило бы никакого внимания ни на эти, ни на какие-либо другие созвездия, но теперь, когда после долгих лет разлуки звезды интересуют самых равнодушных, когда то тут, то там рождаются предположения о том, какая "это" звезда, я думаю, не будет совершенно излишним и предлагаемые мною бюллетени.
Во всяком случае они дадут точный и определенный ответ на все вопросы о названиях той или другой из более блестящих звезд и планет, а также и на все вопросы по тому поводу, которые кто-либо мне предложит. В общем, я предполагаю популярно излагать здесь основные астрономические вопросы, приспособляя их к описанию различных областей неба, которые последовательно в продолжении года будут проходить перед нашими окнами между 9 и 10 часами вечера, ибо в годичный промежуток перед нами пройдет в это время все небо, за исключением его полярной части, всегда закрытой нашею крышей".
Далее следует "Бюллетень № 1", написанный в октябре 1892 года.
Если учесть, что в одиночную камеру № 4 Шлиссельбургской крепости Н.А. Морозов был помещен 2 августа 1884 года, то получается, что он провел здесь уже восемь лет.
Еще ему оставалось провести здесь тринадцать лет…
"Если мой читатель, смотря на небо в обычное для нас время от 9 до 10 часов вечера, уже заметил какие-нибудь особо блестящие звезды или их характерные группы, то он, наверное, обратил внимание на то обстоятельство, что по прошествии нескольких дней эти звезды и группы в тот же самый час наблюдения находятся уже не на прежнем своем месте, а подвинулись ближе к правой стороне окна. При этом если наблюдатель живет на восточной стороне тюрьмы, они поднялись несколько выше, а если на западной - то опустились ниже.
Все это происходит от того, что в ежесуточном обращении всего небесного свода от востока к западу, солнце движется медленнее, чем звезды, или как будто идет потихоньку к ним навстречу (почти по одному градусу в сутки), так что звезды кажутся перегоняющими солнце. А так как мы считаем время по оборотам солнца, то понятно, что через несколько дней в один и тот же солнечный час звезды оказываются ушедшими далее в своем суточном вращении.
В настоящий месяц солнце, как известно, находится в созвездии Весов, которое поэтому восходит и заходит вместе с солнцем, так что его не видно. Но к югу от точки заката очень низко над горизонтом, почти над самой крышей дома, где живут унтер-офицеры, заметны прилегающие к Весам созвездия Скорпиона, Стрельца, Козерога и Водолеев, по которым солнце будет проходить зимою. Все эти созвездия настолько тусклы (за исключением Козерога, в котором теперь блестит Марс), что не привлекают к себе внимания.
Но совсем другое представляют области неба, находящиеся выше.
Если вы прислонитесь головой к подоконнику, то высоко почти под самым карнизом окна (ближе к правой стороне) увидите чрезвычайно блестящую звезду, на которую нельзя не обратить внимания. Это Вега в созвездии Лиры, самая яркая из звезд северной половины неба. Спектральный анализ показывает, что она принадлежит к так называемому 1-му типу звезд. Это белые или несколько голубоватые светила, находящиеся в более сильной степени каления, чем солнце, с атмосферами, чрезвычайно богатыми водородом.
Под Вегой несколько левее находятся две маленькие звездочки Бета и Гамма Лиры, замечательные тем, что между ними есть туманность эллиптической формы, похожая на венок, повешенный на небо и видимый только в телескоп. Эта туманность лежит невообразимо далеко, за пределами не только этих двух звездочек, но и всех других из видимых звезд. Она представляет новообразующий звездный мир, подобный тому, среди которого мы живем. Спектроскоп показывает, что все это кольцо состоит из газов, еще не успевших сгуститься в отдельные звезды.
Значительно ниже Веги и несколько влево от нее мы сейчас же замечаем другую очень блестящую звезду - Атаир в созвездии Орла. Узнать ее легко по двум небольшим звездочкам Бете и Гамме Орла и в особенности по характеристическому созвездию Дельфина, состоящему из пяти близко друг от друга лежащих звезд средней величины. Через Атаир и несколько правее его идут две почти параллельные в этом месте ветви Млечного Пути. Если б мы могли различить их сквозь наши стекла (чего, к сожалению, почти невозможно достигнуть), то они представились бы нам двумя бледными полосами, проходящими перед нашими окнами почти в вертикальном направлении и скрывающимися за крышей"…
Далее идет описание планет, но текст этот почему-то перечеркнут.
Приведем только несколько строк из него…
"Венера восходит в первом часу ночи и заходит около четырех часов дня, то есть когда солнце еще не зашло.
То есть на западной стороне тюрьмы она абсолютно не может быть видима… На восточной же стороне тюрьмы ее стоит посмотреть около 4–5 часов утра. Она будет правее окна и сама бросится в глаза своим необыкновенно ярким блеском.
Марс восходит около пяти часов вечера и заходит около 12 ночи… Во время наших вечерних наблюдений он находится как раз над крышей дома, где живут унтер-офицеры. (Белый домик, прислоненный к бастиону на юг от тюрьмы.) Взглянув на это место, мы действительно сейчас же замечаем там необыкновенно яркую звезду, которой нет на картах. Это и есть Марс. Красноватый цвет, которым отличается эта планета, бросается в глаза даже сквозь стекла и свет лампы…
Юпитер. Рассматривая у Суворина таблицы этой планеты, видим, что она восходит в 5 часов вечера и заходит сейчас же после этого около шести часов вечера. При таких условиях Юпитер должен находится почти под Марсом, но до того низко над горизонтом, что дом унтер-офицеров будет все время заслонять его от нас.
А между тем около часа ночи, когда перед окнами нашей тюрьмы проходит созвездие Рыб, состоящее из очень мелких звезд, Антонов открыл в этой области неба необыкновенно яркое светило, которое не может быть ничем иным, как Юпитером или внезапно вспыхнувшей звездой… Вопрос вскоре был разрешен самим Антоновым, догадавшимся, что в календаре опечатка, ибо, если вместо "заходит в 6 часов вечера" читать: "заходит в 6 часов утра", то положение Юпитера по календарю будет тоже самое, как и положение открытой им необыкновенной звезды"…
Несколько раз перечитывал я морозовские прогнозы звездного неба на октябрь 1892 года, и каждый раз восхищали они неизъяснимой поэзией.
Поэзия эта рождалась не в образах, не в словах, она исходила от самого автора, в котором уже замена матовых окон светлыми вызывает ощущение, будто рухнула одна из самых могучих преград, отделяющих его от остального мира.
Снова и снова перечитывал я эти схожие то с астрологическим прогнозом, то с навигационными наблюдениями описания звездных маневров, и, прислоняясь головой к подоконнику, чтобы увидеть высоко почти под самым карнизом окна звезду Вега в созвездии Лиры, понимал, что вот так и уходил на свою Луну "вечник" Морозов, вглядываясь, чтобы не сбиться с пути, в созвездия, сияющие над самой крышей дома, где живут унтер-офицеры…
7
В 1892 году Николаю Александровичу Морозову было тридцать восемь лет, позади осталась огромная жизнь…
А до конца жизни оставалось еще 54 года. Большую часть жизненного пути Н.А. Морозову еще предстояло пройти.
Когда он вышел из заключения, он вступил в масонскую ложу "Полярная звезда" и даже написал стихи об этом:
Я шел дорогой новой
На жизненном пути,
И мне стези суровой,
Казалось, не пройти.Печальный и усталый
Я встретился с тобой,
И ты моею стала
Полярного звездой!
Одновременно с этим Н.А. Морозов сделался профессором аналитической химии Высшей вольной школы П.Ф. Лесгафта, читал лекции по химии, астрономии и воздухоплаванию, состоял в Русском, Французском и Британском астрономических обществах, был председателем Русского общества любителей мироведения…
Между делом отсидел еще один год в Двинской крепости за книгу стихов "Звездные песни"…
Во время Первой мировой войны Морозов - ему было тогда уже 60 лет! - был командирован "Русскими ведомостями" на Западный фронт в звании "делегата Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам". Из корреспонденций его составилась потом книга "На войне".
После Февральской революции Морозов участвовал в работе Московского государственного совещания, был членом Совета республики и участвовал в выборах в Учредительное собрание.
После Октябрьской революции, получив в награду от В.И. Ленина отцовское имение Борок, Н.А. Морозов с новыми силами занялся научной деятельностью и тем, что он называл научной деятельностью.
29 марта 1932 года Н.А. Морозова избрали почетным членом АН СССР, как "химика, астронома, историка культуры, писателя, деятеля русского революционного движения".
Рассказывают, что в 1939 году в возрасте 85 лет Николай Александрович Морозов якобы окончил снайперские курсы Осоавиахима, и через три года - в это уже совсем невозможно поверить! - 88-летний масон и академик будто бы лично участвовал в военных действиях на Волховском фронте.
Скончался Николай Александрович Морозов уже после войны.
30 июля 1946 года завершился этот путь, обозначенный звездами, сияющими над крышей унтер-офицерского домика в Шлиссельбургской крепости.
Завершился там, где и начался, - в имении Борок Ярославской области.
Или не завершился?
Ведь, как писал сам Николай Александрович:
Мы умираем только для других.
О смерти собственной умерший не узнает.
Ушел он в новый путь, он мертв лишь для живых,
Для тех, кого он оставляет.
Вместо заключения. Чудотворная икона и ее убийца
- Какой придерживаетесь веры?
- Какой хотите…
Из допроса клюквенника Варфоломея Стояна (Чайкина)
Какой-то своей дорогой, то ли на Луну, то ли в иные пределы уходил в Шлиссельбурге и другой "вечник", Герман Александрович Лопатин.
Этот выпускник Петербургского университета блестяще защитил диссертацию на звание кандидата естественных наук и уехал за границу, где начал переводить "Капитал" Карла Маркса. Одновременно с этим, будучи членом Генерального совета Интернационала, Герман Лопатин вел борьбу с идеологическим противником Карла Маркса, бывшим шлиссельбургским узником Михаилом Бакуниным.
В 1884 году Лопатин вернулся в Россию, чтобы убить досаждавшего революционерам жандармского подполковника Георгия Порфирьевича Судейкина и воссоздать разгромленную "Народную волю".
Как и следовало переводчику "Капитала", Герман Александрович, несмотря на некую склонность к мистицизму, отличался основательностью. Совершив успешный теракт, он принялся составлять - с полными фамилиями и адресами - список членов новой "Народной воли", который потом при аресте изъяли у него.
Никто в Шлиссельбурге, разумеется, не упрекал Германа Александровича, что он, по сути, сдал полиции всю восстановленную "Народную волю", но Лопатин все равно держался строго и обособленно. В голодовках и отказах от прогулок, как и других ребяческих протестах шлиссельбуржцев, за которые, впрочем, те платили порою своими жизнями, не участвовал.
И то ли близость с Карлу Марксу, то ли естественно-научное образование, то ли склонность к оккультизму, но с годами заключения в Германе Александровиче выработалась холодная, пугающая даже и атеистов-народовольцев своей беспощадностью ненависть к православию.