Тем не менее Бернара Клервоского все же следует рассматривать как главного проповедника Второго крестового похода. Сам аббат отмечал, что благодаря его усилиям латинские армии "умножились, и имя им легион". В поселениях, через которые он прошел, едва ли остался один мужчина на семь женщин. Однако в этот период существовали и другие проповедники, влияние которых нельзя недооценивать. Идеи памяти и фамильного наследства, подчеркнутые в Quantum praedecessores, очевидно, имели выраженное влияние на процесс набора рекрутов. Людовик VII имел, так сказать, кровную связь с Первым крестовым походом - его двоюродный дед Гуго де Вермандуа участвовал в экспедиции. Как показывает анализ, многие участники также имели напрямую связанную с Первым крестовым походом родословную.
Из-за характера средневековых текстовых документов, которые обычно были написаны священнослужителями, образ Крестовых походов обычно видится в религиозном ракурсе. Повсеместно ученые, желающие реконструировать историю этого века, вынуждены полагаться на документы, написанные клириками и монахами. Все эти свидетельства изобилуют предвзятостями и упущениями. Но ведь в Крестовых походах участвовали и служители церкви, и миряне, так как же оценить светский взгляд на происходящее рыцарей и простых солдат? Одна из возможностей - изучение народных песен, которые пелись на разговорном языке, а не на латыни. Такие песни с самого начала эры Крестовых походов наверняка играли роль в подъеме народного энтузиазма и морали, но до нас дошли только произведения 1140-х годов. Одним из них являлась старая французская песня "Рыцари, многое обещано", которую пели трубадуры в месяцы после Везеля. Приведем ее первый куплет и припев:
Кто идет вместе с королем Людовиком,
Может не бояться ада,
Его душа отправится в рай,
Где живут ангелы Господни.
Эдесса взята, как вы знаете,
И христиане страдают мучительно и долго.
Церкви сейчас пусты,
И люди больше не поют.О рыцари, вы должны подумать об этом,
Вы, кто покрыл себя воинской славой,
И отдать себя тому,
Кто для вас был терновым венцом коронован.
Этот довольно беглый взгляд на настроения масс и их поддержку Крестового похода согласуется с некоторыми идеями церковных проповедников: обещание духовного вознаграждения, страдания восточных христиан, сражение за Христа. Но язык более непосредственный, да и нюансы другие. Людовик VII называется главным лидером, а папа не упоминается вообще. Сложности, связанные с индульгенциями, заменены прямой гарантией места в раю. И в более позднем стихотворении упоминается Занги как главный враг Крестового похода. Даже когда церковь распространяла Quantum praedecessores, а аббат Бернар активно призывал к оружию, миряне создали собственное представление о Втором крестовом походе.
РАЗВИТИЕ ИДЕАЛА
Потеря Эдессы вызвала Второй крестовый поход, и в 1147 году главные армии, под предводительством Людовика VII и Конрада III, отправились воевать в Левант. Но масштаб деятельности крестоносцев в конце 1140-х годов не ограничивался Ближним Востоком, поскольку в этот период латинские войска вели аналогичные священные войны в Иберии и на Балтике. Могло показаться, что весь Запад поднялся с оружием в руках на панъевропейский Крестовый поход. Папа Евгений III лично написал в апреле 1147 года, что "так много верующих из разных регионов готовы сражаться с неверными… что почти весь христианский мир привлечен к этой великой задаче". Двумя десятилетиями позже латинский хронист Гельмольд из Босау (балтийский прибрежный район Германии) отметил, что "инициаторы экспедиции намеревались одну часть армии послать на Святую землю, другую - в Испанию, а третью против славян, которые живут рядом с нами". Таким образом, некоторые современники представляли Второй крестовый поход одним грандиозным предприятием, организованным и направляемым мудрыми "инициаторами" - Евгением и аббатом Клерво. В последние десятилетия современные историки, опираясь на эту идею, выдвигают предположение, что необычайный подъем крестоносного движения в 1147–1149 годах стал результатом сознательного упреждающего планирования со стороны римской церкви. При такой трактовке событий папство обладало властью оформлять и устанавливать границы Крестового похода, и исключительно первичная сила церковных проповедей - перекроенная смесь Quantum praedecessores и влияния Бернара Клервоского - вызвала беспрецедентный подъем крестоносной активности на новых театрах после 1146 года.
Сражения в Иберии и на Балтике, возможно, не имели непосредственного влияния на войну на Святой земле - речь может идти только о некотором перераспределении сил и ресурсов. Но последствия такой интерпретации Второго крестового похода являются далеко идущими и фундаментальными, поскольку затрагивают будущий размах и характер христианской священной войны. Два вопроса являются обязательными. Действительно ли римская церковь взяла на себя инициативу распространения крестоносного движения как часть заранее обдуманного плана, или так получилось случайно? И, продолжая эту линию, действительно ли папа контролировал крестовые войны в середине XII века?
Идея о том, что войны, которые велись за пределами Леванта, могли быть поддержаны церковью, определенно не является необычной, и в 1147–1149 годах в сфере действия Второго крестового похода, несомненно, существовали и другие зоны конфликта. Летом 1147 года саксонские и голландские христиане сражались, как крестоносцы, против своих соседей-язычников вендов на северо-востоке Европы. Влияние Второго крестового похода еще сильнее ощущалось в Иберии. Флот из двух сотен судов, перевозивший крестоносцев из Англии, Фландрии и Рейнской области, отправился в Левант из Дартмута в мае 1147 года. Эти суда по пути остановились в Португалии и там 23 октября помогли христианам короля Афонсу Энрикеша захватить занятый мусульманами Лиссабон. Король Кастилии и Леона Альфонсо VII возглавил другое христианское наступление, с помощью генуэзцев, тоже получившее статус Крестового похода. Его кульминацией стал захват Альмерии в октябре 1147 года и Тортосы в декабре 1148 года.
В конце 1140-х годов христианские войска сражались под флагом с крестом на разных фронтах, но идея о том, что все они были частью одного заранее разработанного плана, ошибочна. Если тщательно проанализировать события, становится ясно, что имели место случайности и неструктурированное органичное развитие. Балтийская ветвь Второго крестового похода на деле стала результатом наложения церковью понятия Крестового похода поверх существовавшего ранее конфликта. На франкфуртской ассамблее в марте 1147 года саксонская делегация указала Бернару Клервоскому, что люди не имеют ни малейшего желания отправляться на Святую землю. Вместо этого они хотят бороться против язычников, живущих по соседству, - против вендов. Аббат понял, что саксонцев не удастся убедить принять участие в ближневосточной экспедиции, но не упускал возможности распространить власть папства и его влияние на события в Восточной Европе. Поэтому он притянул Балтийскую кампанию в сферу Крестового похода, пообещав ее участникам "те же духовные привилегии, которые получат отправившиеся в Иерусалим". В апреле 1147 года папа Евгений обнародовал энциклику, подтверждающую это.
Иберийская составляющая Второго крестового похода также требует переоценки. Вклад крестоносцев в завоевание Лиссабона был почти наверняка результатом незапланированного решения остановить борьбу в Португалии. Кампании против Альмерии и Тортосы вроде бы соответствуют статусу Крестового похода. Каталонские и генуэзские участники, а также южные франки действительно считали себя воинами, ведущими священную войну, и здесь явно видны некоторые параллели с Первым крестовым походом. Но нет точных свидетельств папского участия в планировании или инициировании этих войн, и, вероятнее всего, они были задуманы и осуществлены светскими правителями Иберии. Папское одобрение этих предприятий, поступившее в апреле 1148 года, уже почти опоздало, и было направлено только для того, чтобы привести Испанию в крестоносное движение.
Современные ученые с готовностью принимают идею Второго крестового похода как выражения способности папства расширить и направить крестоносное движение. На самом деле события конца 1140-х годов предполагают, что Евгений, Бернар и папская курия все еще старались использовать и контролировать эту форму священной войны, так же как стремились утвердить первенство Рима в латинском христианском мире.
РАБОТА КОРОЛЕЙ
Начало Второго крестового похода было особенно замечательным в одном отношении. До этого времени экспедиции крестоносцев возглавлялись знатью - графами, герцогами и князьями, принадлежавшими к высшему эшелону латинского общества. Но ни один западный монарх еще ни разу не принимал крест. Решение французского короля Людовика VII и немецкого короля Конрада III откликнуться на Quantum praedecessores создало важный прецедент, подняв крестоносное движение на новый уровень. Незамедлительные последствия были очевидными. Набор увеличился, частично благодаря силе королевской поддержки и примера, а также потому, что иерархическая структура средневекового общества вызывала цепную реакцию записи на военную службу. Участие короны также увеличило материальные ресурсы, используемые во имя креста, во всяком случае в некоторой степени. Недавняя череда неурожаев в западной части Европы привела к тому, что даже люди такого высокого статуса, как Конрад и Людовик, испытывали трудности с материальным обеспечением такой длительной и масштабной кампании. Никто из них не ввел общие налоги в своих королевствах. Вместо этого они решили взимать деньги с городов и церквей, но это удалось только частично, и за несколько недель до начала экспедиции французский монарх обнаружил, что у него нет наличных.
Королевское участие далось непросто. В прошлом большинство крестоносцев старались уладить свои дела до отъезда, но многочисленные сложности, возникающие в связи с отсутствием короля в своем королевстве в течение нескольких месяцев, а может быть даже и лет, могли существенно затянуть подготовительные мероприятия. В 1147 году были назначены регенты, чтобы защищать трон и надзирать за ежедневным управлением королевством во всем: от закона и порядка до экономики. Во Франции на эту должность был избран аббат Сугерий (Сюжер) из Сен-Дени, давний союзник Капетингов, наставник Людовика в детстве. В Германии десятилетний сын Конрада Генрих был назван наследником, а королевство было доверено аббату Вибальду из Корея и Ставело.
Беспокойный характер средневековой европейской политики также означал, что участие коронованных особ в Крестовом походе углубит и расширит потенциал для пагубного антагонизма между отдельными контингентами. Одно только напряжение между Северной и Южной Францией едва не остановило Первый крестовый поход. И хотя укоренившееся чувство национальной особенности еще не проявилось в обоих королевствах, в 1147 году жители Франции и Германии путешествовали на Святую землю в разных армиях, возглавляемых своими монархами. Соперничество и подозрительное отношение к людям другой национальности легко могло нанести вред экспедиции. Однако, по крайней мере, для начала обе армии демонстрировали готовность к сотрудничеству, координации и связи. 2 февраля 1147 года Людовик в присутствии Бернара Клервоского встретился в Шалон-сюр-Марн с представителями Конрада, чтобы обсудить подготовку к походу. Затем французы и немцы встречались и планировали свои действия раздельно в Этампе и Франкфурте.
Присутствие двух королей в Крестовом походе также грозило разрушить непрочное дипломатическое равновесие, существовавшее в середине XII века в латинском христианском мире. Эта проблема была связана с Роджером II Сицилийским, главой сильного норманнского королевства, которое быстро приобретало вес. В 1140-х годах экспансионистская политика Роджера напрямую угрожала папству и Византии, и они надеялись на своего общего союзника Конрада, чтобы противостоять сицилийской агрессии. Решение Конрада присоединиться к Крестовому походу угрожало разорвать эту сеть взаимной зависимости, поставив Рим и Константинополь под удар. Ситуация усложнилась из-за сравнительно дружеских отношений Людовика с королем Роджером - этот факт чрезвычайно беспокоил Евгения и заставлял греков подозревать сицилийско-французский заговор. Мануил Комнин, теперь правивший Византией, отправил послов к Людовику VII и Конраду III в попытке договориться о мирном сотрудничестве с крестоносцами, но сомнения у императора все равно оставались. Папа тоже вряд ли желал, чтобы Конрад покинул Европу.
Королевская дипломатия имела практическое влияние на маршрут, выбранный экспедицией. Учитывая состояние западных морских технологий в 1140 году, транспортировка всех крестоносцев в Левант морем была неосуществима. Тем не менее Роджер II предложил перевезти французские войска на Восток, но в конце концов от этого пришлось отказаться из-за напряженных отношений между Сицилией и Византией. Как и в Первом крестовом походе, подавляющее большинство войск экспедиции 1147 года отправилось на Ближний Восток по суше мимо Константинополя и через Малую Азию. Это имело тяжелые последствия.
Остался вопрос: как два самых могущественных властелина латинского христианского мира будут общаться с правителями государств крестоносцев? Станут ли Людовик и Конрад прислушиваться к князю Антиохийскому, графу Эдесскому или королю Иерусалимскому? Или французский и немецкий монархи будут действовать по собственным независимым и потенциально несовместимым планам?
Хотя непосредственное влияние участия Людовика и Конрада в экспедициях 1146 и 1149 годов было значительным, это ничто по сравнению с исторической важностью союза между крестоносным движением и средневековой монархией. И то и другое со временем менялось благодаря этой тесной, часто беспокойной связи. Утремер и западный христианский мир теперь ждали, что европейские монархи возглавят дело крестоносцев, но будущие экспедиции с участием латинских монархов были подвержены тем же проблемам: имеющиеся в распоряжении средства, ресурсы и людская сила; им мешали та же самая раздробленность и отсутствие общих целей. Крестовые походы с участием королей оказались громоздкими, не реагирующими на нужды Ближнего Востока и всегда имели тенденцию дестабилизировать европейскую политику. Одновременно идеал священной войны оказал влияние на практику королевского правления на латинском Западе. Преданность делу крестоносцев стала обязанностью христианских правителей, благочестивым долгом, который подтверждал их военные навыки, но существовал параллельно задаче управления государством.
НА ПУТИ К СВЯТОЙ ЗЕМЛЕ
Теперь Евгений III чувствовал себя в Риме в большей безопасности и потому позволил себе на Пасху 1147 года отправиться в Париж, чтобы лично присутствовать при последних приготовлениях к Второму крестовому походу. В апреле к французским крестоносцам присоединилась группа из сотни тамплиеров. 11 июня 1147 года папа и аббат Бернар присутствовали на хорошо поставленной публичной церемонии в королевской церкви Сен-Дени, что в нескольких милях к северу от Парижа. Там Людовик выполнил сложные и в меру драматизированные ритуалы, связанные с отъездом на Святую землю. Это собрание узаконило новый королевский масштаб Крестовых походов, но также обеспечило проникновение в суть разрастающегося чувства набожности юного короля. По пути в Сен-Дени Людовик решил, что должен совершить импровизированный двухчасовой визит в местную колонию прокаженных, тем самым продемонстрировав свою покорность Богу, оставив и свою гламурную супругу Элеонору Аквитанскую, и папу в буквальном смысле ждать у алтаря. Говорят, что королева едва не лишилась чувств "от эмоций и духоты".
Когда Людовик наконец прибыл в Сен-Дени, притихшая толпа знати молча наблюдала, как он "униженно распростерся на земле и вознес хвалу своему покровителю святому Дени". Папа вручил королю посох паломника и суму, а Людовик поднял древнюю орифламму - хоругвь королевского аббатства Сен-Дени, которая, как считали, была военным штандартом самого Карла Великого и являлась символом французской монархии. Это действо произвело на присутствующих сильное впечатление. Люди прониклись мыслью о том, что Крестовый поход - истинный акт христианского благочестия, Людовик - по-настоящему великий король и римская церковь стоит у руля крестоносного движения.