Во главе своих войск Лжедмитрий II поставил гетмана Меховецкого. В августе 1607 г. к самозванцу перешёл из Литвы отряд мозырьского хорунжего Будзило. Из-под Тулы прибыл в Стародуб с письмом от Болотникова казацкий атаман Иван Заруцкий, сподвижник Болотникова. Заруцкий, увидев "царя", сразу понял, что перед ним самозванец, но Стародубцев уверил, что это "настоящий царь". Лжедмитрий II поспешил ввести Заруцкого в "боярскую думу", заседавшую в Стародубе.
В сентябре 1607 г. Лжедмитрий II двинулся в поход. В Брянске его встретили колокольным звоном, а всё население вышло навстречу. Трёхтысячное войско самозванца штурмом овладело Козельском. В Козельске поляки взяли большую добычу и решили отправиться домой. Лжедмитрий II испугался мятежа и бежал в Орёл. Однако большая часть войска сумела убедить поляков, что уходить рано и впереди "будет добра много". Послали за Лжедмитрием, которого насилу уговорили вернуться к собственному воинству.
Узнав о первых успехах самозванца, к нему за поживой потянулись сотни польских панов от самых именитых до голозадых "рыцарей". 2 октября подошла тысяча человек пана Валавского, который был послан Романом Рожинским. Затем подошли отряды пана Тышкевича, пана Лисовского, князя Адама Вишневецкого и другие. Заметим, что, к примеру, пан Лисовский был отпетый бандит, приговорённый королевским судом к смертной казни.
Тем временем в Польше князь Рожинский закончил сбор искателей поживы. Их набралось до четырёх тысяч. Поляки перешли русскую границу и заняли город Кромы, откуда Рожинский направил послов в Орёл к Лжедмитрию II, чтобы сообщить ему о своём приходе, предложить условия службы и потребовать денег. Однако у командующего войсками самозванца пана Меховецкого были какие-то свои счёты с Рожинским, и он потребовал от Лжедмитрия отказаться от его услуг. Посему самозванец ответил послам: "Я рад был, когда услышал, что Рожинский идёт ко мне. Но дали мне знать, что он хочет изменить мне. Так пусть лучше воротится. Посадил меня прежде бог на столице моей без Рожинского, и теперь посадит. Вы уже требуете денег, но у меня здесь много поляков не хуже вас, а я ещё ничего им не дал. Сбежал я из Москвы от милой жены моей, от милых приятелей моих, ничего не захвативши. Когда у вас было коло под Новгородом, то вы допытывались, настоящий ли я царь Димитрий или нет?"
Послы отвечали на это: "Видим теперь, что ты не настоящий царь Димитрий, потому что тот умел людей рыцарских уважать и принимать, а ты не умеешь. Расскажем братьи нашей, которые нас послали, о твоей неблагодарности, будут знать, что делать". С этими словами послы вышли, а Лжедмитрий II послал потом звать их обедать и просить, чтобы не сердились на него.
В апреле 1608 г. армия самозванца под командованием гетмана Рожинского двинулась к городу Болхову. Царь Василий послал навстречу "вору" своего брата Дмитрия Шуйского и Василия Голицына с тридцатитысячной ратью. Двухдневное сражение под Болховом закончилось поражением правительственного войска. Князя Дмитрия погубила его собственная трусость. В самый разгар боя он приказал отвезти пушки в тыл. Этот приказ привёл к общему отступлению, перешедшему в паническое бегство. "Воровские" отряды захватили много пушек и большой обоз с продовольствием.
После сражения Болхов без боя сдался победителям. Но вскоре буйные паны опять собрали коло и потребовали от самозванца пообещать им, что как только он будет в Москве, то сразу выплатит им всё жалованье и сразу же отпустит домой. Лжедмитрий обещался деньги выплатить, но умолял со слезами не уезжать из Москвы, не бросать его: "Я без вас не могу быть паном на Москве. Я бы хотел, чтобы всегда поляки при мне были, чтоб один город держал поляк, а другой - московитянин. Хочу, чтобы всё золото и серебро было ваше, а я буду доволен одною славою. Если же вы уже непременно захотите отъехать домой, то меня так не оставляйте, подождите, пока я других людей на ваше место призову из Польши".
После Болхова поход Лжедмитрия II на Москву напоминал триумфальное шествие - Козельск, Калуга, Можайск и Звенигород встречали его хлебом-солью и колокольным звоном.
Царь Василий выслал из Москвы новое войско под началом Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и Ивана Никитича Романова. В царствование Шуйского Иван Никитич получил должность воеводы в Козельске. Там он разбил князя Василия Рубец-Мосальского, шедшего на выручку Болотникова. Так он попал в доверие к царю. Возможно, свою роль сыграло и его некоторое соперничество с братом Фёдором-Филаретом.
Царские полки заняли позицию на речке Незнани между городами Подольском и Звенигородом. На поиск переправы были направлены разъезды, которые донесли, что "вор поиде под Москву не тою дорогою". Рожинский обходил их справа, идя из Звенигорода на Вязьму в направлении Москвы. Одновременно в войске была обнаружена измена. Как говорится в летописи, в полках "нача быти шатость: хотяху царю Василью изменити князь Иван Катырев, да князь Юрьи Трубецкой, да князь Иван Троекуров и иные с ними".
Обратим внимание - во главе заговора стояли в основном родственники Романовых. Иван Фёдорович Троекуров был женат на Анне Никитичне Романовой, а Иван Михайлович Катырев-Ростовский - на Татьяне Фёдоровне Романовой. Надо ли говорить, что в случае успеха заговора Иван Никитич Романов не остался бы в стороне.
Из-за "шатости" царь Василий приказал войску срочно возвращаться в Москву. Войско же самозванца беспрепятственно подошло к столице 1 июля. Однако для захвата Москвы у "вора" сил явно не хватало. Польские "стратеги" предложили обойти столицу с севера и оседлать Ярославскую дорогу, чтобы воспрепятствовать подходу войск и обозов с продовольствием из северных земель России. Армия самозванца расположилась в селе Тайнинском. Но вскоре выяснилось, что отряды Шуйского отрезали "воров" от Польши и юго-западных русских городов. Поэтому было решено перебазировать войско на запад от Москвы. Гетману Рожинскому удалось отбросить отряды Шуйского, стоявшие на Тверской дороге. Затем "воры" перешли на Волоколамскую дорогу, где нашли удобное место для стоянки - в селе Тушино, между двумя реками, Москвой и Всходней. Там и был построен лагерь, который через несколько месяцев превратится в большой деревянный город. По местонахождению этого города войско самозванца московские власти и население окрестило тушинцами, а самого Лжедмитрия II - Тушинским вором.
25 мая 1608 г. московское правительство и король Сигизмунд заключили перемирие на три года и одиннадцать месяцев. Одним из условий перемирия было обязательство Речи Посполитой выдавать всех поляков, поддерживающих самозванца, и впредь никаким самозванцам не верить и за них не вступаться.
Ещё до заключения договора польские паны отправили в стан к Лжедмитрию в Звенигород пана Борзковского, который потребовал от поляков, служивших самозванцу, покинуть Россию. Однако гетман Рожинский ответил послу категорическим отказом.
По наущению поляков Лжедмитрий II вступил в переписку с Юрием Мнишком, находившимся в Ярославле. Мнишку было всё равно, в чью постель ляжет его дочь. Он уже отдал её беглому монаху, предлагал старику Шуйскому, так почему она должна была отказать шкловскому еврею?
Согласно условиям договора, Мнишек и другие поляки под сильным конвоем (Соловьёв пишет о трёх тысячах человек) были отправлены в Польшу. Мнишки предупредили Тушинского вора, и тот направил на перехват польский отряд пана Зборовского.
Разведывательные дозоры конвоя обнаружили преследователей и предложили изменить маршрут и уйти от погони. Большинство поляков во главе с бывшими послами Гонсевским и Олесницким согласились, но Мнишки категорически отказались ехать. В конце концов охрана не решилась применить к Мнишкам силу, и они с несколькими поляками остались. Гонсевский с большинством поляков и царским конвоем изменили маршрут и благополучно добрались до Польши. Мнишки же со спутниками были перехвачены Зборовским и доставлены в Тушино.
Марина ещё в Ярославле узнала, что её ждёт новый самозванец. Она хорошо знала почерк Отрепьева, а Тушинский вор даже и не попытался подделать своей почерк. Тем не менее она не захотела сразу ехать в Тушино. Вместо этого Марина отправилась на "богомолье" в православный Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде в пятидесяти верстах от Тушина. А пока дочка замаливала грехи, папа три дня торговался с самозванцем. В конце концов "вор" дал Юрию запись, что сразу же по овладении Москвой выдаст ему триста тысяч рублей и отдаст во владение Северское княжество с четырнадцатью городами.
Через неделю Марина торжественно въехала в Тушино. При виде Лжедмитрия II она изобразила радость и изумление. Верная жена склонилась перед спасённым супругом, а тот поднял её и нежно обнял. По польской версии, 5 сентября 1608 г., за день до торжественной встречи, в лагере Петра Сапеги состоялось тайное венчание Марины и Тушинского вора по католическому обряду, совершённое монахом-иезуитом. (Ян Пётр Петрович Сапега родился в 1569 г., умер в осаждённом Кремле в 1611 г., двоюродный племянник польского канцлера, в августе 1607 г. прибыл к самозванцу с отрядом поляков.)
Состоялось ли это венчание или нет - вопрос спорный, но теперь в тушинском стане был не только царь, но и царица. Тушино стало как бы второй столицей России. Была тут и "воровская" Боярская дума, которую возглавили Михаил Салтыков и Дмитрий Трубецкой, то есть светская власть была в полном составе. Не хватало только патриарха.
В сентябре 1608 г. Пётр Сапега с большим отрядом тушинцев двинулся к Переяславлю-Залесскому. Город сдался без боя, а жители присягнули Лжедмитрию II. Далее Сапега пошёл к Ростову. Местный воевода Третьяк Сеитов вышел навстречу противнику, но был разбит. А в самом Ростове навстречу "ворам" с хлебом-солью вышел митрополит Филарет. Позже русские историки будут утверждать, что поляки насильно посадили бедного Филарета в простые сани и отвезли в Тушино. И ехал он в простой меховой татарской шапке и в казацких сапогах. Ну, это вполне можно допустить. У Сапеги не было шикарных колымаг, да и время поджимало. Но что обычно делают с пленными? Казнят, заключают под стражу, меняют, отдают за выкуп. А кто и когда делал пленника главой церкви!? Нет, не был никогда Филарет пленником. С пленными Лжедмитрий II обращался круто. Так, к примеру, архиепископ Тверской Феоктист, не пожелавший сотрудничать с "вором", был зверски убит.
В Тушине Лжедмитрий произвёл Филарета в патриархи, и тот рьяно приступил к своим новым обязанностям - совершал богослужения и рассылал по всей стране грамоты, призывая покориться царю Димитрию, а под грамотами подписывался: "Великий Господин, преосвященный Филарет, митрополит ростовский и ярославский, наречённый патриарх московский и всея Руси".
В Тушино перебежали и родственники Филарета по женской линии - Сицкие и Черкасские. Туда же прибыл муж сестры Филарета Ирины Никитичны Иван Иванович Годунов, поставленный царём Василием воеводой во Владимир, жители которого также присягнули Тушинскому вору.
Наиболее влиятельной силой при самозванце были поляки - Сапега, Рожинский и К, ведь за ними стояло 15–20 тысяч польских солдат. Но самым сильным русским кланом в Тушино, без сомнения, стали Романовы.
Взятие Ростова повлекло за собой сдачу соседних городов - Ярославля, Вологды и Тотьмы. На юге на сторону Лжедмитрия II перешла Астрахань, а на северо-западе - Псков. Однако никакой системы управления на присягнувших ему землях Тушинскому вору создать не удалось. Там фактически царила анархия. С одного и того же села могли взять контрибуцию и тушинские казаки, и поляки Сапеги, а затем прийти поляки Лисовского, который не хотел подчиняться Сапеге.
23 сентября 1608 г. около тридцати тысяч поляков и русских "воров" под началом Петра Сапеги подступили к стенам Троице-Сергиева монастыря. В монастыре находилось около полутора тысяч ратных людей и несколько сот крестьян из окольных сёл, нашедших там защиту. Многие монахи приняли активное участие в обороне монастыря. Кстати, в осаждённом монастыре находилась и дочь Бориса Годунова монахиня Ольга, в миру Ксения.
Троице-Сергиев монастырь окружали мощные каменные стены высотой от 4,3 до 5,3 метров и толщиной 3,2–4,3 метра, и взять его с ходу приступом полякам не удалось. Тогда Сапега приказал подтянуть к монастырю осадную артиллерию. В течение тридцати дней и ночей 63 пушки и несколько мортир вели огонь по монастырю, но разрушить стены монастыря так и не смогли. Поляки сделали несколько подкопов под стены, но осаждённым удалось уничтожить эти подкопы и не дать полякам взорвать мины.
17 ноября 1608 г. в монастыре началась эпидемия ("мор") из-за большого скопления народа, всего с мирными жителями там находилось несколько тысяч человек. Тем не менее монастырь не сдавался.
На северо-западе страны, говоря современным языком, шла позиционная война. У Лжедмитрия II не было сил штурмовать столицу, а у Шуйского - сжечь "воровскую" столицу Тушино.
У северо-западных окраин Москвы постоянно происходили стычки московских войск с тушинцами. 5 июня 1609 г. стычка переросла в большое сражение. Польский отряд Николая Мархоцкого отогнал русский дозор и стал лагерем на берегу реки Ходынки. Но перепуганные воеводы доложили царю Василию, что на Москву движется вся тушинская рать. В итоге по царскому приказу на Мархоцкого пошло большое войско. На флангах московского войска шла конница, а в центре был гуляй-город, то есть несколько десятков возов, защищённых толстыми дубовыми щитами. На возах сидели стрельцы и вели огонь через бойницы.
Между тем к коннице Мархоцкого тоже подошло подкрепление - три казацких хоругви и 400 польских пехотинцев с несколькими пушками.
Позже сражение хорошо описал Николай Мархоцкий: "Тут со своими гуляй-городами подошли москвитяне. Наши не знали о гуляй-городах; завидев неприятеля, они решили, что наступает только московская конница, и поскакали к ней через речку. Три казацкие хоругви встали во главе и пошли вперёд, за ними поскакала гусарская хоругвь (тому, кто её вёл, не стоит этим хвалиться). Когда казацкие хоругви оказались на поле, из гуляй-городов стали палить, и казаки повернули назад. А гусарская хоругвь пошла вперёд и направилась прямо на конницу, надеясь, что если удастся её смять, гуляй-городы будут нашими. В ответ открылась пальба, в хоругви пало несколько лошадей, но, несмотря на это, отряд налетел на конницу. Москвитяне же, в расчёте на прикрытие из гуляй-города, держались так, что приняли на себя удар копий. Затем пошли и другие хоругви, но они уже ничего не изменили. Первая хоругвь, сколько смогла охватить своими рядами, гнала москвитян в спину, другие хоругви пошли в свой черёд следом, остальные обратились на гуляй-городы: отбили ружья, посекли пехоту, в пушки впрягли лошадей, чтобы отвезти в обоз. Если бы мы проследили за московской конницей, победа была бы в наших руках.
Московская конница, которую оттеснила первая хоругвь, быстро уходила и, чтобы не было сумятицы, шла почти рядом с нашими. Если бы наши хоругви, не вмешиваясь не в своё дело, обратились на левое крыло, то мы бы одержали большую победу. Но произошла ошибка: хорунжий первой хоругви, который должен был следовать за своим предводителем, увидев сбоку москвитян, присоединился к тем, кто их преследовал. Хоругви, следовавшие за первой, решили, что она уже смята, и ни с того ни с сего показали спину. Москвитяне опомнились, насели на нас и погнали, разя, прямо в Ходынку. Свои гуляй-городы они отбили, потому что наши хоругви все до единой вынуждены были спасаться бегством (тогда-то мне ногу и прострелили). Но это было ещё не всё, чем Бог нас наказал. На реке Ходынке у нас было несколько сотен пехоты, - с её помощью мы могли бы поправить дело. Но пехотные ротмистры, похватав хоругви, побежали первыми; так что, когда дойдёт до битвы, плохо, если у пеших ротмистров будут кони.
Тем временем наше войско удирало к обозу. Хорошо, что там оказался Заруцкий с несколькими сотнями донцов. У речки Химки, где мы поставили укрепления для защиты обоза, он повёл ответную стрельбу из ручного оружия. Иначе неприятель ворвался б на наших плечах прямо в обоз. Хотя победа была рядом, мы лишились тогда всей пехоты, потеряли убитыми несколько ротмистров; немало было убито и ранено товарищей, челяди, лошадей, множество важных персон попали в плен и были увезены в Москву".
Власть в обеих столицах буквально висела на волоске. В Москве группы дворян-заговорщиков периодически приходили в Кремль свергать Шуйского, но дело кончалось словесной перебранкой с царём.
У Лжедмитрия II в Тушине тоже хватало проблем. Польские паны вели себя более чем нагло. Так, гетман Рожинский мог публично закричать на "царя": "Молчи, а не то я тебе башку сорву!" Впрочем, удивляться этому особенно не приходится, поскольку и в Польше магнаты позволяли себе подобное с королём.
Не надеясь своими силами разгромить Лжедмитрия II под Москвой, Василий Шуйский принимает роковое решение пригласить шведов для участия в гражданской войне в России. Это даёт формальный повод королю Сигизмунду нарушить перемирие с Василием Шуйским и вторгнуться в Россию. Другой вопрос, что это действительно был повод, а не причина. Вмешаться ранее в русские дела Сигизмунду мешало не перемирие, а рокош в Речи Посполитой.
19 сентября 1609 г. коронное войско под командованием Льва Сапеги подошло к Смоленску. Русско-шведская армия Скопина-Шуйского к этому времени застряла в Калязине. Тем не менее вторжение королевских войск в Россию вызвало панику не в Москве, а в Тушине. Когда до "воровской" столицы дошла весть о походе короля, поляки созвали коло и начали кричать, что Сигизмунд пришёл за тем, чтобы отнять у них заслуженные награды и воспользоваться выгодами, которые они приобрели своей кровью и трудами. Гетман Рожинский был первым против короля, потому что в Тушине он был полновластным хозяином, а в королевском войске он стал бы в лучшем случае младшим офицером.
В конце концов тушинские поляки поклялись друг другу не вступать в переговоры с королём и не оставлять Димитрия. Если же ему удастся сесть на престол, то требовать всем вместе от нового царя награды. Если же Димитрий станет медлить с выплатой, то захватить Северскую и Рязанскую области и кормиться доходами с них до тех пор, пока все не получат полного вознаграждения. Все поляки охотно подписали конфедерационный акт и отправили к Сигизмунду под Смоленск посла пана Мархоцкого с товарищами с просьбой покинуть Московское государство и не мешать их предприятию. Рожинский хотел уговорить Петра Сапегу присоединиться к конфедерации, и даже сам поехал к нему в стан под Троице-Сергиев монастырь, но Пётр Сапега не захотел ссориться ни со своим родичем Львом Сапегой, ни с королём Сигизмундом, и занял нейтральную позицию.