Константин почти не болел, когда же он почувствовал, что смерть близка, он был введен в число катехуменов посредством возложения рук, а потом формально принят в полное общение церкви посредством крещения. Случилось это в 337 г., когда ему было шестьдесят пять лет, и крестил его арианин (или полуарианин), епископ Евсевий из Никомедии, незадолго до того возвращенный из ссылки вместе с Арием. Его предсмертное исповедание по форме выступало, скорее, в пользу еретического, а не ортодоксального христианства, однако произошло это в силу случайности, а не преднамеренности. Христианство воспринималось им как противостояние язычеству, а та арианская примесь, которая могла осквернить в чем‑то его крещение, для Греческой церкви оказалась полностью изглажена его канонизацией. После торжественной церемонии он обещал жить впредь достойно, как ученик Иисуса, отказался от ношения императорской мантии, искусно сотканной из шелка и богато украшенной золотом, продолжал носить белые одежды крещения и умер несколько дней спустя, в Пятидесятницу 22 мая 337 г., уповая на милость Божью и оставив после себя память о долгом, удачном и блестящем правлении, подобном разве что правлению Августа, если выбирать из его предшественников. "Так ушел из жизни первый христианский император, первый защитник веры, первый имперский покровитель папской епархии и всей Восточной церкви, первый учредитель святых мест, язычник и христианин, ортодокс и еретик, либерал и фанатик, достойный не подражания и восхищения, но памяти и изучения".
Его останки были помещены в золотой гроб, который в сопровождении процессии известных горожан и всей армии был перенесен из Никомедии в Константинополь и с высшими христианскими почестями захоронен в церкви Апостолов; римский же сенат по древнему обычаю, гордо игнорируя величайшую религиозную революцию эпохи, причислил Константина к богам языческого Олимпа. Вскоре после его смерти Евсевий назвал его величайшим из правителей всех времен; начиная с V века на Востоке его стали считать святым. Греческая и Русская церковь до сих пор отмечают память Константина, удостаивая его экстравагантного титула Isapostolos, "равноапостольный". Латинская церковь, напротив, поступила более осмысленно: она никогда не причисляла его к святым, но удовлетворилась тем, что назвала его Великим, с благодарностью и справедливо признавая услуги, оказанные им делу христианства и цивилизации.
§3. Сыновья Константина. 337 - 361 г. по P. X.
См. список литературы к §2 и 4.
После смерти Константина единовластной монархии тоже наступил конец. Империя была поделена между тремя его сыновьями: Константином II, Константом и Констанцием. Правили они не по–христиански, но в духе подлинно турецкого, восточного деспотизма - шагали по трупам многочисленных родственников своего отца, из которых уцелели только два его племянника, Галл и Юлиан, которых от ярости солдат спасла лишь болезнь и молодость. Три года спустя последовала война между братьями за единовластие. Константин II был убит Константом (340), а тот, в свою очередь, был убит офицером–варваром его соперника Магненция (350). После поражения и самоубийства Магненция Констанций, правивший до того на Востоке, стал единственным императором и продержался на этом посту, несмотря на множество волнений, до своей естественной смерти (353 - 361).
Сыновья Константина обращали мало внимания на свое христианское воспитание и отошли от мудрой веротерпимости отца. Констанций, умеренный и целомудренный, но завистливый, тщеславный и слабый, полностью находившийся под контролем своих евнухов, женщин и епископов, начал жестоко подавлять языческую религию, разграбил и разрушил много храмов, отдавал добычу церкви или своим евнухам, льстецам и бесполезным фаворитам и запретил под страхом смерти все жертвоприношения и поклонение изображениям в Риме, Александрии и Афинах, хотя приказ этот не мог быть выполнен. Теперь в христианство обращались массы людей, хотя, конечно, в основном на словах, а не в сердце. Но потом этот император с той же нетерпимостью начал относиться и к сторонникам никейской ортодоксии, наказывая их конфискациями и изгнанием. Его братья поддерживали Афанасия, но сам он был фанатичным арианином. Он вмешивался во все дела церкви, которую во время его правления раздирали доктринальные противоречия. Он созывал множество соборов - в Галлии, Италии, Иллирии и Азии, стремился к славе богослова, ему нравилось, когда его называли епископом из епископов, хотя, как и его отец, собственное крещение он откладывал до смерти.
Некоторые оправдывают это жестокое подавление идолопоклонства, ссылаясь на уничтожение хананеев при Иисусе Навине. Однако умнейшие из учителей церкви, такие как Афанасий, Осий и Иларий, выступали в пользу терпимости (хотя даже они по большей части вели речь о терпимости к ортодоксии, во имя которой сами были смещены и изгнаны арианской властью). Афанасий, например, говорит: "Сатана, в котором нет истины, врывается с топором и мечом. Но Спаситель кроток, Он никого не принуждает, но приходит, стучит и говорит душе: отвори Мне, сестра Моя! Если мы открываем Ему, Он входит; если же нет, Он удаляется. Ибо истина проповедуется не мечом и не темницей, не мощью армии, но убеждением и увещеванием. Как можно убедить кого‑то, если преобладает страх перед императором? Как увещевать, если противоречащих ждет изгнание и смерть?" Иларий не менее убедительно говорит императору о неверности его поведения: "Государственным золотом ты обременил сокровищницу Божью: то, что было награблено в храмах и получено вследствие конфискации или отнято в наказание, ты навязываешь Богу".
Согласно законам истории, насаждение христианства Констанцием должно было вызвать реакцию со стороны язычества, и такая реакция последовала, хотя продолжалась лишь в течение краткого периода сразу после смерти этого императора.
§4. Юлиан Отступник и реакция язычества. 361 - 363 г.
Источники
Они едины в изложении всех основных фактов, вплоть до незначительных деталей, но совершенно различны по духу и оценке; сам Юлиан тщеславно восхваляет себя, Либаний и Зосима относятся к нему со страстным восхищением, Григорий и Кирилл склонны к противоположной крайности - ненависти и отвращению, Аммиан Марцеллин то хвалит, то упрекает его.
1. Языческие источники:Julianiimperatoris Opera, quae supersunt omnia, ed. Petavius, Par.,
1583; также более полно Ezech. Spanhemius, Lips., 1696, 2 vols. fol. (Спангейм приводит греческий оригинал с хорошим латинским переводом и десятью книгами Кирилла Александрийского против Юлиана). До нас дошли следующие произведения Юлиана: Misopogon (Μισοπώγον, "К ненавистникам бород", защита себя от обвинений антиохийцев); Caesares (две сатиры на его предшественников); восемь Orationes; шестьдесят пять Epistolae (последние изданы отдельно и более полно, с более краткими фрагментами, Heyler, Mog., 1828); и фрагменты из трех или семи книг ката Χρίστίανών в ответе Кирилла. Libanius: Επιτάφιος επ Ίουλιανώ, в Lib. Opp., ed. Reiske, Altenb., 1791–97. 4 vols. Mamertinus: Gratiarum actio Juliano. Соответствующие разделы у языческих историков: Ammianus Marcellinus (l. с, lib. xxi‑xxv, 3), Zosimus и Eunapius.
Julianiimperatoris Librorum contra Christianos quae supersunt. Collegit, recensuit, prolegomenis instruxitCar. Joa. Neumann. Insunt Cyrilli Alexandrini fragmenta syriaca ab Eberh. Nestle édita. Lips., 1880. Kaiser Julian'sBücher gegen die Christen. Nach ihrer Wiederherstellung ubersetzt vonKarl Joh. Neumann. Leipzig, 1880. 53 pp. Это третий том Scriptorum Graecorum qui Christianam impugnaverunt religionem quae supersunt, ed. Neumann.
Julian The Emperor, containing Gregory Nazianzen's Two Invectives, and Libanius' Monody, with Julian's extant Theosophical Works. Translated by C. W. King, M. A. London, 1888. С примечаниями и археологическими иллюстрациями (pp. 288).
2. Христианские источники (все на греческом языке): ранние церковные историки, Сократ (1, iii), Созомен (I, v, vi), Феодорит (I, iii). Григорий Назианзин: Orationes invectivae in Jul. duae, написанные примерно через шесть месяцев после смерти Юлиана (Opp., tom. i). Кирилл Александрийский: Contra impium Jul. libri x (в Opp. Сyr., ed. J. Aubert, Par., 1638, tom, vi, и в издании трудов Юлиана Спангейма).
Литература
Tillemont: Mémoires, etc., vol. vii, p. 322–423 (Venice ed.); Histoire des empereurs Rom. Par., 1690 sqq., vol. iv, 483–576. Аббат De la Bleterie: Vie de l'empereur Julien. Amst., 1735. 2 vols. То же на английском, Lond., 1746. W. Warburton: Julian. Lond. 3 ed. 1763. Nath. Lardner: Works, ed. Dr. Kippis, vol. vii, p. 581 sqq. Gibbon: l. c, ch. xxii‑xxiv, особенно xxiii. Neander: Julian u. sein Zeitalter. Leipz., 1812 (его первое историческое произведение), и Allg. К. G., iii (2 ed. 1846), p. 76–148. Английское издание Torrey, ii, 37–67. Jondot (католик): Histoire de l'empereur Julien. 1817, 2 vols. C. H. van Herwerden: De Juliano imper, religionis Christ, hoste, eodemque vindice. Lugd. Bat., 1827. G. F. Wiggers: Jul. der Abtrünnige. Leipz., 1837 (в Illgen's Zeitschr. f. Hist. Theol.). H. Schulze: De philos, et moribus Jul. Strals., 1839. D. Fr. Strauss (автор мифологического "Leben Jesu"): Der Romantiker auf dem Thron der Caesaren, oder Julian der Abtr. Manh., 1847 (содержит четкий обзор разных мнений о Юлиане от Либания и Григория до Гиббона, Шлоссера, Неандера и Ульмана, но написан со скрытой политической целью, против короля Пруссии Фридриха Вильгельма IV). J. Е. Auer (католик): Kaiser Jul. der Abtr. im Kampf mit den Kirchenvätern seinerzeit. Wien, 1855. W. Mangold: Jul. der Abtr. Stuttg., 1862. C. Semisch: Jul. der Abtr. Bresl., 1862. F. Lübker: Julians Kampf u. Ende. Hamb., 1864. Alb. de Broglie (католик), в третьем и четвертом томе его L'église et l'empire romain au quatrième siècle. Par., 4 ed., 1868. (Очень полный труд.) J. F. Α. Mücke: Flavius Claudius Julianus. Nach den Quellen. Gotha, 1867, 1869. 2 vols. (Полный, тщательный, многословный, слишком зависит от Аммиана и пристрастный в отношении к Юлиану.) Kellerbaum:Skizze der Vorgeschichte Julians, 1877. F. Rode: Gesch. der Reaction des Kaiser Julianus gegen die christl. Kirche. Jens, 1877. (Подробный, отчасти против Теффеля и Мюке.) H. Adrien Naville: Julien l'apostate et sa philosophie du polythéisme. Paris and Neuchatel, 1877. См. также его статью в Lichtenberger, "Encyclop.", vii, 519–525. Torquati: Studii storico critici sulla vita… di Giuliano l'Apostata. Rom., 1878. G. H. Rendall: The Emperor Julian: Paganism and Christianity. Lond., 1879. J. G. E. Hoffmann: Jul. der Abtrünnige, Syrische Erzählungen. Leiden, 1880. (Древние произведения, отражающие чувства восточных христиан). См. также статьи о Юлиане в "Encycl. Brit.", 9 ed., vol. xiii, 768–770 (Kirkup); β Herzog, vii, 285–296 (Harnack); в Smith and Wace, iii, 484–524 (пребендарий John Wordsworth, очень полная и справедливая).
Несмотря на великое обращение властьпридержащих и изменение общественных настроений, у языческой религии все еще было много приверженцев и она продолжала оказывать существенное влияние на простой народ благодаря привычкам и суевериям, а на образованные круги через литературу и школы философии и красноречия Александрии, Афин и т. д. И теперь, под руководством одного из наиболее талантливых, энергичных и примечательных римских императоров, язычество снова совершило отчаянную и систематическую попытку восстановить свое главенствующее положение в Римской империи. Но попытка эта завершилась поражением и окончательно доказала: язычество навсегда изжило себя. Во время краткого, но интересного и поучительного правления Юлиана стало видно, что политика Константина была разумной и соответствующей ходу самой истории и что христианство действительно обладало моральной силой в текущий момент и надеждой на будущее. В то же время эти временные гонения стали справедливой карой и полезным воспитательным моментом для обмирщенной церкви и священства.
Юлиан, по прозванию Отступник (Apostata), племянник Константина Великого и двоюродный брат Констанция, родился в 331 г., так что ему было всего шесть лет, когда умер его дядя. Когда правительство сменилось, все его родственники, в том числе отец, были перебиты, и это явно не способствовало ни любви к Константину, ни уважению к придворному христианству. Позже он объяснял свое спасение особой благосклонностью старых богов. Он был испорчен лицемерным образованием и стал врагом той веры, которую педантичные учителя старались навязать его свободному и независимому уму, никак не подтверждая своих учений собственной жизнью. (В недавней истории мы видим поразительную параллель этому в случае с прусским императором Фридрихом Великим.) Император относился к Юлиану с ревностью, его держали в уединении, в сельской местности, почти как пленника. Он вместе со своим сводным братом Галлом получил формально христианское воспитание под руководством арианского епископа Евсевия из Никомедии и нескольких евнухов, был крещен, даже подготовлен к священническому служению и рукоположен как чтец. Он молился, постился, отмечал память мучеников, выказывал подобающее уважение епископам, принимал благословение отшельников и читал Писание в церкви Никомедии. Даже его игры выбирались по критерию благочестивости. Но это деспотическое и механическое принуждение к отвратительно суровому и яростно полемическому типу христианства побудило к бунту умного, проницательного и решительного Юлиана и толкнуло его к язычеству. Арианским псевдохристианством Констанция было порождено языческое антихристианство Юлиана, и второе стало заслуженным наказанием за первое. С энтузиазмом и неустанным усердием молодой князь изучал Гомера, Платона, Аристотеля и неоплатоников. Частичный запрет на подобное чтение привел к еще большему рвению. Юлиан втайне доставал лекции знаменитого оратора Либания, который позже прославил его, но произведения Либания свидетельствовали о вырождении языческой литературы того времени, отличались пустотой содержания, помпезным и безвкусным слогом, казавшимся привлекательным лишь для испорченного вкуса. Постепенно Юлиан ознакомился с самыми выдающимися представителями язычества, особенно неоплатониками, философами, ораторами и жрецами, такими как Либаний, Эдесий, Максим и Хрисанфий. Они укрепляли в нем суеверия разнообразной софистикой и чародейством. Постепенно он стал тайным главой языческой партии. При посредничестве и под защитой императрицы Евсевии он в течение нескольких месяцев посещал школы в Афинах (355), где был посвящен в Элевсинские мистерии, что и завершило его переход к греческому идолопоклонству.