Что же касается регулярных армий арабских стран, то они вообще не принимали в них участия, предпочитая отсиживаться в казармах. Схожая ситуация складывается ныне в Ираке и Афганистане, где войска НАТО терпят одно поражение за другим от вооруженных формирований исламского сопротивления, а созданные там в условиях оккупации местные армии предпочитают тоже наблюдать за "войной террора-антитеррора" со стороны. Так, на "расширенном" Ближнем Востоке наметились две новые опасные тенденции. С одной стороны, война как бы перестает быть исключительной прерогативой национального правительства и его регулярной армии. С другой – сама армия предпочитает оставаться в стороне от таких "мятежевойн", не имея ясных ориентиров. На эти тенденции указывает Л.И. Медведко в вышедшей недавно своей новой книге (написанной в соавторстве со своим сыном, тоже арабистом-журналис-том С.Л. Медведко "Восток – дело близкое. Иерусалим – святое" (2009). Авторы особо отмечают, что "израильская армия, привыкшая одерживать "блицпобеды" в непродолжительных классических войнах, оказалась не готовой к ведению неклассической "мятеже-войны"". Отсюда и просчеты, во многом схожие с "триумфальными проигрышами" в антитеррористических операциях американо-натовской коалиции в Афганистане и Ираке. Авторы в связи с этим приходят к выводу о том, что "новое противостояние на Ближнем Востоке по своим масштабам и последствиям принципиально отличается от всех предыдущих ближневосточных войн. Общее между ними они усматривают лишь в том, что каждая из таких войн становится продолжением незавершенной предыдущей войны". Действительно, если обозначенная тенденция продолжится, а разрастание "войн неведомого поколения" не будет остановлено, то это "самым серьезным образом может сказаться не только на трансформации всех разновидностей прежних войн, но и привести в конечном итоге к подрыву существующих ныне национальных государств и их институтов". В первую очередь и прежде всего это может касаться регулярных армий, на место которых придут некие новые военные организации и нерегулярные формирования.
Оценивая вероятность и перспективы осуществления подобной трансформации, необходимо по-новому попытаться взглянуть и на те процессы, которые происходят сегодня в отношениях армии и власти, армии и общества, прежде всего в арабских странах, продолжающих находиться в состоянии войны или конфронтации с Израилем, а также – на условия формирования уже существующих военных организаций, их природу, цели, задачи и мотивацию, будь то ведение "мятежевойн" или самого их статуса. Отечественные и зарубежные научные и экспертные сообщества пока не выработали единой точки зрения и по вопросу роли регулярной армии в современном ближневосточном обществе, изменившихся ее взаимоотношений с гражданскими органами власти, ее влияния на формирование политики – внутренней и внешней, основных политических процессов в Арабском регионе. Исследование проблем взаимоотношения армии и общества в арабских странах Ближнего Востока, степени их влияния на экономику и политику арабских государств могут способствовать более глубокому пониманию и адекватному прогнозированию военно-политической обстановки в этом регионе. Известно, что сам приход в свое время военных в политику определялся необходимостью усиления централизованного государственного управления для решения сложных социальных проблем и обеспечения ускоренного преодоления экономической отсталости. Установление власти военных нередко было следствием фактического отсутствия в обществе иной реальной социальной и политической силы на этапе обострения внутриполитических и социальных противоречий. Силовое вмешательство военных в политику являлось, как правило, результатом социальных революций, осуществленных в форме переворотов. С 1961 по 1969 г. в 9 арабских странах произошло 27 переворотов и попыток взятия власти вооруженным путем. С другой стороны, приход к власти военных в Египте, Сирии, Ираке и ряде других арабских стран содействовал укреплению внутриполитической стабильности, ликвидации внутренней междоусобицы. Это объяснялось тем, что реальная власть на местах зачастую концентрировалась в руках армейских командиров, решавших не только военные, но и общественно-государственные вопросы. К тому же армия в этот период служила фактически единственным поставщиком кадров в государственно-административный аппарат. Утверждение армии и других силовых структур в качестве определяющей политической силы имело неоднозначные последствия для развития арабских стран и их вооруженных сил. С одной стороны, удалось избежать внутренних междоусобиц, противостоять внешним угрозам, укрепить центральную власть, консолидировать общество, мобилизовать массы на решение острых социально-экономических проблем и таким образом продолжить движение по пути самостоятельного развития после достижения политической независимости. Приход военных во власть инициировал глубокие изменения в общественной жизни и сдвиги в политической структуре общества, укреплял позиции нарождавшихся новых социальных сил. Для многих выходцев из мелкобуржуазных слоев города и деревни, мелкого чиновничества, разночинной интеллигенции идеи об особой роли военных становились весьма привлекательными. Те и другие искренне верили в то, что гражданские правительства вряд ли способны обеспечить проведение необходимых социальных преобразований в рамках стабильности и конституционного порядка, обезопасить эти страны от угроз внутренней междоусобицы и внешней агрессии. С другой стороны, именно это способствовало утверждению в большинстве арабских стран авторитарной системы власти и снижению роли демократических институтов управления самого гражданского общества. К тому же военные не всегда были достаточно профессиональны и последовательны в проведении реформ и осуществлении преобразований в обществе, особенно когда они угрожали корпоративным интересам армии. Внутриполитическая стабильность арабских стран на последующих этапах развития во многом поэтому определялась степенью соперничества и сотрудничества между гражданскими элитами и военными. Иными словами – установлением и поддержанием определенного баланса сил между военными и гражданскими структурами в обществе.
После череды военных переворотов наступил короткий период относительной стабилизации политической власти в странах Арабского Востока. На рубеже 1970-1980-х гг. вооруженные силы обрели новую роль защитника власти, а не ее основного соперника. В большинстве стран региона (за исключением Йемена, Судана и Мавритании) за последние тридцать с лишним лет военные не предпринимали попыток взять власть путем военного переворота. Во многом это было обусловлено логикой внутриполитического развития самих этих государств. Развитие многих арабских государств в этот период характеризовалось сосуществованием военных режимов и гражданской власти в виде своеобразных военно-гражданских коалиций. При этом военные продолжали играть ключевую роль в определении социально-политических процессов в арабских странах. Добиться этого удавалось во многом за счет централизации роли армии и органов безопасности в процессе эволюции политических институтов государства. В результате армия превратилась в особый институт государства, а военные были выведены из-под контроля общества. Армия и органы госбезопасности сумели утвердить себя едва не единственным институтом государства, способным гарантировать безопасность режима и обеспечить стабильность страны.
Поэтому в политическом плане лояльность армий больше соотносилась с режимом, нежели с народом, демократической системой или военной наукой. Исключением были страны, где армия позиционировала себя как защитник и гарант республиканского строя. Так, в Турции военные с самого начала "кемалистской революции" отождествляли себя с защитниками светского республиканского строя правления. В Сирии и Ираке военные были призваны защищать идеи баасизма, в Иране – идеи "исламской революции".
По мере развития и укрепления гражданских институтов в арабских странах их правители все больше стремились ограничивать влияние военных на внутреннюю и внешнюю политику своих государств. Применительно к реалиям арабских стран это означало поиск эффективных средств, способных удержать армию от вооруженного захвата власти. Одним из важных элементов политики властей по налаживанию сотрудничества с армией служили личные отношения арабских лидеров с национальными вооруженными силами. Бывшие президенты Египта X. Мубарак и Сирии X. Асад в свое время командовали военно-воздушными силами своих армий. То же можно сказать и о молодом поколении арабских руководителей. Нынешний король Иордании Абдалла II командовал войсками спецназа и, возможно, продолжил бы свою военную карьеру, если бы не стал монархом. Сирийский президент Б. Асад – врач по образованию, – когда потребовали обстоятельства, стал осваивать профессию военного, чтобы завоевать авторитет и поддержку в армии. В арабских монархиях Персидского залива, главным образом в Саудовской Аравии, наличие членов правящих королевских династий на высших постах в армии и спецслужбах являлось своеобразным контрольным механизмом, обеспечивающим лояльность армии и подчеркивающим ее особую роль в государстве. Несмотря на кадровые перемещения в саудовском руководстве после кончины короля Фахда летом 2005 г., новый монарх Абдалла и наследный принц Султан сохранили свои прежние посты в качестве главы Национальной гвардии и министра обороны соответственно. В большинстве конституций арабских стран имеются статьи, определяющие правовой статус вооруженных сил. Одновременно роль армии как важного института политической системы в арабских странах определилась также через наделение главы государства широкими военными и внешнеполитическими полномочиями.
На рубеже XX-XXI веков военная карьера в большинстве стран Арабского Востока считалась традиционно престижной и даже выгодной с материальной точки зрения. Однако в результате развития образования и совершенствования технологической базы, с появлением новых профессий положение постепенно стало меняться. Молодежь, особенно с университетским дипломом, уже сдержаннее относилась к службе в армии. Социальный состав арабских армий все больше стал пополняться за счет рекрутирования в вооруженные силы молодежи из малообразованных, бедных слоев и наиболее преданных власти групп населения.
Одновременно власть начала уделять все большее внимание расширению базы социальной поддержки режима за пределами армии. Таким образом, она стремилась сбалансировать влияние военных в обществе. В ряде ключевых государств Арабского Востока (Египет, Сирия, Ирак) был создан мощный государственный сектор экономики, аккумулирующий сотни тысяч чиновников и связанных с ним бизнес-структур, чье материальное благополучие было напрямую связано с бюджетной политикой властей. Рост бюрократического аппарата сопровождался раздуванием численного состава армии, что не соответствовало возможностям их эффективного обслуживания и тренировки личного состава. Однако это позволяло власти рассчитывать на то, что подобная структура вооруженных сил могла служить определенным барьером на пути создания антирежимной коалиции. Наряду с этим власти стремились использовать этнические и религиозные меньшинства своих стран и сформировать у них устойчивые интересы в сохранении и поддержке режима.
Одними из наиболее распространенных средств контроля над вооруженными силами становились индивидуальное материальное стимулирование военных и финансовая поддержка армии в целом. Как правило, расходы на оборону в ключевых государствах Арабского Востока составляли до из бюджета страны. К косвенным формам удовлетворения корпоративных интересов военных можно было отнести крупные затраты государства на приобретение современных систем вооружения. Подобные закупки производятся не столько в целях укрепления национальной обороны и безопасности, сколько в интересах отдельных представителей военной элиты для удовлетворения амбиций и самолюбия арабских лидеров, чтобы одновременно продемонстрировать военную силу соседям по региону. Характерным примером этого могли служить арабские монархии Персидского залива.
Ведущие арабские монархии Персидского залива – Саудовская Аравия, Кувейт, ОАЭ – ежегодно тратят на закупку вооружений в среднем около 10% ВВП, что составляет в стоимостном выражении около 25 млрд долларов США, т.е. сумму, равную образовавшемуся дефициту с началом глобального финансового кризиса. Так что теперь не только Саудовская Аравия, планировавшая затратить в ближайшие годы около 50 млрд долларов США на закупку ракетного вооружения, боевых вертолетов и танков, очевидно, вынуждена будет пересмотреть свои амбициозные планы.
Во многих арабских странах устанавливались особые формы контроля над армией. Наиболее общей для всех стран региона формой такого контроля служило усиление служб безопасности и создание так называемых "параллельных" военных ведомств. Наряду с выполнением задач по обеспечению безопасности, спецслужбы зачастую имели большое влияние на главу государства в определении политики режима. Поэтому на рубеже 1970-1980-х гг. в большинстве стран региона регулярная армия постепенно разделяла свою прежнюю функцию контроля над внутриполитической обстановкой в стране с "параллельными" воинскими формированиями. Как правило, они были тесно связаны с режимом этноконфессиональными узами и нередко общинными интересами. Характерной особенностью "параллельных" войск являлось то, что они могли быть использованы скорее для подавления внутренних беспорядков, чем для защиты государства от внешнего противника. В Саудовской Аравии "параллельные" войска представлены Национальной гвардией. Она по своей численности (3 механизированные бригады, 5 пехотных бригад) была практически равна регулярной саудовской армии (3 бронетанковые бригады, 5 механизированных бригад, одна воздушно-десантная). "Параллельные" войска имеют ряд отличительных особенностей. Как правило, они обладают самостоятельной командной структурой. В то же время армия и Национальная гвардия Саудовской Аравии находятся под контролем различных принцев. Наряду с Национальной гвардией в КСА действовали еще Специальные силы безопасности, подчинявшиеся непосредственно министру внутренних дел принцу Наифу. "Параллельные" войска дислоцировались в местах, наиболее "чувствительных" с точки зрения обеспечения безопасности режима.
Важным инструментом политического контроля над всеми силовыми структурами государства по-прежнему остается кадровая политика арабских лидеров, исключающая малейшую возможность возникновения в вооруженных силах оппозиции, способной подорвать власть. В основе всех кадровых перемещений лежали не профессиональные качества офицера, а родственные связи и принцип личной преданности. Политическое руководство стремилось выдвигать тех, чья лояльность режиму была несомненна. В основу ротации кадров был положен принцип политической целесообразности. В армии и спецслужбах происходила частая ротация старших командиров с тем, чтобы не допустить формирования вокруг них групп единомышленников.
Рассматривая политическую роль вооруженных сил на Арабском Востоке, вряд ли правомерным было бы говорить о снижении риска захвата государственной власти военными. В конце XX – начале XXI в. армия неоднократно пыталась вмешиваться в политическую жизнь различных арабских государств.
Но, в отличие от периода 1950-1960 гг., военные перевороты последних лет заметно отличаются от прежних. Прежде всего это касается степени вовлеченности армии в политику, объема власти, находящейся в руках военных, характера ставящихся ими целей и решаемых задач. Все чаще во главе переворота становятся лидеры, которых условно можно назвать "арбитрами". Они не столько стремятся к захвату политической власти и длительному личному управлению государством, сколько к "наведению порядка" в стране. Цель таких переворотов чаще всего сводится к сохранению баланса сил между соперничающими политическими группировками, укреплению конституционных основ власти, предотвращению резких перекосов в системе распределения экономических благ. В ряде случаев военные ставят цель изменить политический курс предыдущего правительства, повысить эффективность управления, перераспределить часть властных полномочий и общественных богатств, дабы избежать серьезных политических потрясений в стране. Как правило, они не стремятся при этом к коренным преобразованиям экономической и политической системы. Более того, все чаще военные предпочитают действовать руками гражданских политиков. Однако, если им не удается таким образом достигнуть намеченных целей, они вынуждены временно брать бразды правления в свои руки, но затем, как правило, достаточно быстро возвращают армию в казармы.