Семибоярщина, избрание царем Владислава
После того как Шуйского свергли и постригли в монахи, в России наступило междуцарствие. Лжедмитрия II в Москве не признавали, выбирать же нового царя из своей среды люди опасались. Никто не желал слушать патриарха Гермогена, говорившего, что надо немедленно выбрать в цари либо князя Василия Голицына, либо Михаила Романова (это первое упоминание сына Филарета в связи с избранием на царство!). Но в Москве решили править сообща – советом из семерых бояр. У Арбатских ворот состоялось собрание всех "чинов" государства – представителей знати и дворянства. Они, одобрив свержение Шуйского, просили членов Боярской думы, "чтоб пожаловали, приняли Московское государство, докуды нам даст Бог государя на Московское царство".
Во главе "Семибоярщины" встал князь Ф. И. Мстиславский. Но все понимали, что такая форма правления в России недолговечна, и тушинская идея о приглашении королевича Владислава стала завоевывать все больше и больше сторонников. Семибоярщина, идя навстречу общественному мнению, и заключила 17 августа 1610 г. с полководцем польского короля Сигизмунда II, гетманом Жолкевским, договор о призвании на русский трон сына короля, 15-летнего королевича Владислава. Русские бояре хотели, чтобы Владислав принял православие, женился на русской и снял осаду Смоленска. Жолкевский всего этого не обещал, но обязался отправить для переговоров к королю представительное русское посольство. Семь недель в Кремле присягали москвичи в верности царю Владиславу. Присяга стала подлинным народным волеизъявлением: по 8-12 тыс. человек москвичей в день входили в Успенский собор, поизносили клятву верности царю Владиславу, целовали крест и Евангелие. И так через Кремль прошло 300 тыс. человек! Тем временем сам Кремль и другие важные центры Москвы начали занимать регулярные польские войска. Вскоре столица оказалась фактически оккупированной польской армией. Это произошло 20-21 сентября 1610 г.
Гетман Жолкевский потребовал, чтобы ему выдали бывшего царя Василия Шуйского и его братьев, что Семибоярщина без сожаления и сделала. Даже монахом Шуйский, с его влиянием, деньгами и связями, оставался опасен для захвативших власть бояр. В сентябре 1610 г. толпы москвичей высыпали на улицы Москвы, чтобы увидеть последний выход царя Василия. Мало кто испытывал в тот день чувство национального унижения, видя, как в убогой колеснице, следом за польскими всадниками в сверкающих латах, везли пленного русского царя, одетого в потертую монашескую рясу. Наоборот, москвичи даже благодарили гарцевавшего среди русских бояр гетмана Жолкевского, "избавившего" их от зловредного Шуйского.
Огромное (более 1 тыс. человек) посольство отправилось в королевский лагерь под Смоленск, предполагая вскоре вернуться в Москву с новым царем. Но из этой затеи ничего путного не вышло. Переговоры в лагере Сигизмунда зашли в тупик. Выяснилось, что король рассматривает положение вещей совсем иначе, чем Жолкевский, что Сигизмунд против перехода сына в православие и не хочет отпускать его в Москву. Более того, Сигизмунд сам задумал стать русским царем (Жигимонтом Ивановичем), чтобы объединить Польшу, Литву и Россию под своей властью.
Почему же бояре так спешили с присягой Владиславу, зачем связали священными клятвами сотни тысяч людей, обязав их подчиняться неведомому властителю? Они, как часто бывает в истории, заботились прежде всего о себе. В смутную эпоху междуцарствия бояре больше всего опасались капризной московской черни и Лжедмитрия II, который, воодушевившись поражением русской армии под Клушино, совершил бросок к Москве. В любой момент он мог прорваться в столицу и "сесть на царство" – у самозванца в Москве сыскалось бы немало сторонников. Словом, Семибоярщине медлить было нельзя. Польские же силы казались боярам надежным щитом против разбойников Тушинского вора и неверной московской черни. После принципиального согласия поляков на избрание Владислава все остальные проблемы казались боярам маловажными и легко разрешимыми при личной встрече с Сигизмундом II.
Намерение Сигизмунда самому занять московский трон оскорбило Станислава Жолкевского. Коронный гетман Речи Посполитой был смелым воином и умным дипломатом. Получалось, что он обманул москвичей, не выполнив своих обещаний относительно Владислава. Кроме того, он хорошо знал Россию и убеждал короля, что занятие Москвы – это не победа, что русские встретили поляков как союзников, но непременно воспротивятся насилию, если король не удовлетворит весьма скромные требования русской стороны. Увидев, что король не намерен прислушиваться к его мнению, Жолкевский вышел в отставку и вернулся в Польшу.
Русские же послы оказались в ужасном положении: они не могли согласиться на провозглашение Сигизмунда II русским царем, но не могли и позорно уехать ни с чем. Переговоры пошли на повышенных тонах, а потом оказалось, что послы, как и Василий Шуйский, – пленники поляков…
Две судьбы: царь Василий Шуйский и патриарх Гермоген
Когда в конце октября 1610 г. Жолкевский привез бывшего русского царя Василия в лагерь Сигизмунда под Смоленском, то Василий отказался поклониться Сигизмунду, считая, что он не взят поляками в плен в бою, а выдан им своими рабами-изменниками. После сдачи Смоленска 3 июня 1611 г. Сигизмунд II с трофеями и пленным царем двинулся в Варшаву, где победителю устроили грандиозную триумфальную встречу. Василию сшили дорогое царское одеяние и устроили унизительную для России церемонию: на глазах сейма Василий униженно кланялся Сигизмунду. Потом царя Василия, как дивного зверя, показывали турецкому послу, любопытствующим панам и дамам. Среди тех, кого провели как пленников в триумфе по варшавским улицам, был и взятый заложником под Смоленском патриарх Филарет – отец будущего царя Михаила. Недолго пробыл в плену Василий. Не дожив до 70 лет, он умер в сентябре 1612 г. в замке Гостынине, в 130 верстах от Варшавы. Вскоре умер и брат Василия, Дмитрий, и его жена, отравительница Скопина-Шуйского. До Москвы дошла весть, что Шуйских отравили. Поляки же считали, что Василий умер от тоски по родине. Много лет спустя, в 1635 г., Польша согласилась выдать прах несчастного русского царя. Его торжественно перезахоронили в Архангельском соборе Кремля при большом стечении народа. В толпе наверняка стояли те, кто в 1610 г. радовался, глядя, как красавец Жолкевский увозит из Москвы, с их глаз долой, нелюбимого царя.
После избрания Владислава на русский престол в августе 1610 г. все произошло так, как и предсказывал Жолкевский. Заняв Москву, поляки вели себя не как союзники, а как спесивые победители, что вызвало сначала недовольство, а потом и сопротивление москвичей, все более ожесточенное и упрямое. Сменивший Жолкевского гетман А. Гонсевский своих людей не сдерживал. Обе стороны стали действовать смелее, когда вдруг исчез опасный противник обоих – Тушинский вор. 11 декабря 1611 г. под Калугой, на охоте, его убил татарский мурза Урусов. После этого казалось, что поляки и русские только и ищут повод для столкновения…
Иначе сложилась судьба патриарха Гермогена. Он происходил из казаков, славился как человек честный, прямодушный и упрямый. Вначале он полностью встал на сторону Владислава, видя в приглашении королевича единственный шанс успокоить страну. Но когда стало ясно, что Владислав не примет православия и что Сигизмунд II возжелал сам стать царем, патриарх начал свою борьбу. Не скрываясь, не интригуя, он открыто протестовал против затей Семибоярщины, осуждал вступление поляков в Москву. Гермоген принялся рассылать по всей стране грамоты, своим словом освобождая православных от присяги царю Владиславу. Грамоты эти укрепляли антипольские настроения в народе. Мужественным оказался и поступок патриарха во время богослужения в Успенском соборе в декабре 1610 г. В тот день Гермоген публично запретил своей пастве целовать крест королю-католику. За это поляки и бояре из Семибоярщины начали "утеснять" святителя – морить его голодом. Бояре обвинили патриарха в государственной измене. Однако подписывать грамоты с осуждением противников поляков старец решительно отказался. Тогда его, как и Иова, согнали с патриаршего двора, сорвали патриаршее облачение и отвезли на монастырское подворье в Китай-городе. Потом бывшего патриарха перевели в подземную тюрьму в Чудовом монастыре, куда иногда бросали для пропитания сноп овса. 80-летний старец не выдержал издевательств и 17 февраля 1612 г. умер – несломленным. Однако свечу сопротивления он все-таки успел зажечь – в одном из последних своих посланий он освящал начинание нижегородцев во главе с Мининым. Уже при царе Алексее Михайловиче, оценившем по достоинству его мужество, в Успенский собор перенесли и торжественно похоронили рядом мощи Гермогена, Иова и Филиппа Колычева – святителей, которые пострадали за свои убеждения.
25 июля 1611 – Захват Великого Новгорода шведами
А в это время новая напасть обрушилась на Россию. Узнав об избрании на царство Владислава, сына их врага Сигизмунда II, шведы расторгли договор с Россией и начали захватывать русские земли помимо тех, которые принадлежали им по договору 1609 г. Летом 1611 г. шведские полки вступили в Великий Новгород, и его жители, настрадавшиеся от Смуты, оторванные от центра, пошли 25 июля 1611 г. на заключение договора с Карлом IX. Согласно ему, Новгород не присоединялся к Швеции, а становился Великим княжеством в составе Шведской империи. Владетелем его король назначил своего наследника, принца. Но на деле городом управляла оккупационная шведская администрация.
Образование Первого ополчения. Поход на Москву
К весне 1611 г. стало ясно, что главная угроза России – "литва", т. е. польская интервенция. Нижний Новгород, Ярославль, Рязань превратились в центры сопротивления оккупантам. Руководили созданным Первым ополчением атаман Иван Заруцкий, боярин князь Дмитрий Трубецкой и рязанский воевода Прокопий Ляпунов. Весной ополчение подошло к Москве, 19 марта там вспыхнуло восстание, спровоцированное дракой поляков с москвичами на рынке. Положение иностранных войск в огромном, растревоженном как муравейник городе стало тяжелым, хотя и не безнадежным. В городе начались отчаянные уличные бои, в ходе которых поляки сумели отбить попытки частей Ополчения соединиться с восставшими москвичами. По совету боярина М. Г. Салтыкова интервенты подожгли Москву, пламя пошло в сторону позиций войск Ополчения – и те отступили. Среди отступавших был и отряд мужественно сражавшегося и раненного в бою князя Дмитрия Пожарского.
Стояли страшные морозы, горы трупов громоздились среди пожарищ, тысячи людей через снежные поля бежали из родного города. В следующие дни началась подлинная вакханалия насилия: поляки стали поджигать уцелевшие от пожара слободы Москвы, принялись грабить дома и церкви, обдирая драгоценные оклады икон. Как пишет очевидец разграбления Москвы: "Кто хотел – брал. От этого начался столь чудовищный разгул, блуд и столь богопротивное житье, что их не могли прекратить никакие виселицы… Из спеси солдаты заряжали свои мушкеты жемчужинами величиною с горошину и с боб и стреляли ими в русских, проигрывали в карты детей знатных бояр и богатых купцов".
При этом поляки требовали от Семибоярщины жалованья. Бояре пошли на невиданную меру: в виде залога они отдали полякам драгоценности русских царей – коронационные шапки Бориса Федоровича и Лжедмитрия I, скипетры, державу, царский посох с огромными бриллиантами. Этот залог так никогда и не вернулся в Россию.
22 июля 1611 – Убийство Прокопия Ляпунова
Несмотря на неудачу в боях на улицах Москвы, дело Ополчения не пропало. Ополченцы и казаки обложили Москву со всех сторон. На общем собрании 30 июня 1611 г. войска единогласно приняли решение-"приговор" о создании временных органов власти и о раздаче поместий участникам сражений с поляками. Однако пришедшие к Москве ополченцы не отличались единством. Казаки, в большинстве беглые холопы и крестьяне, опасаясь восстановления прав помещиков на беглых, начали открытую войну с дворянами-ополченцами. Один из руководителей Ополчения, Прокопий Ляпунов, требовавший наведения порядка и дисциплины в войсках, был вызван на казачий круг 22 июля. Там буйные, уверенные в своей силе казаки зарубили вождя Ополчения.
Раздоры ополченцев и казаков все усиливались. Возле Новодевичьего монастыря, во время перенесения освящавшей поход иконы Казанской Богоматери, несмотря на торжественность и святость момента, между казаками и ополченцами вспыхнула ссора, которая чудом не переросла в побоище. Особенной наглостью и разнузданностью отличались отряды волжских казаков, которые сразу же ограбили Новодевичий монастырь, а монахинь выгнали прочь.
После инцидента под Новодевичьим монастырем реальная власть в Ополчении перешла к казачьему кругу и атаману Ивану Заруцкому. И хотя Д. Ф. Трубецкой еще сохранил войско и продолжал осаждать Москву, Первое ополчение фактически распалось. Многие служилые люди, опасаясь казачьих разбоев, покинули таборы Ополчения. Страна погрузилась в пучину анархии. Казаки Заруцкого стояли под Москвой, никому не подчиняясь и отказываясь присягать кому бы то ни было. Сначала их уговаривали признать царем "Ивана Дмитриевича" ("Воренка"), сына Лжедмитрия II и Марины Мнишек. Позже казаки признали на какое-то время царем нового самозванца, Лжедмитрия III. Этот проходимец – московский дьякон Сидорка – появился в Иван-городе и сумел со своим воинством занять Псков. Но все-таки главным для набравших силу казачьих шаек стали грабежи, "организованные" по четкой схеме. Чтобы не мешать друг другу, казаки на своем круге разделили всю Россию на части (старостатства). Их отряды разошлись по "своим" старостатствам и начали безжалостно грабить местное население, сжигать дома, убивать помещиков. В итоге ограбленными и разоренными оказались почти все города России от Колы до Белгорода. Власти на местах не оказывали им сопротивления, оставаясь зачастую беспечными. Известно, что Кострома пала из-за того, что пьяная стража в послеобеденный час не заметила приближения врага к воротам города. Словом, в стране воцарился невиданный ранее разбойничий террор.
Гражданский подвиг Козьмы Минина и Второе ополчение
Осенью 1611 г., казалось, приблизился час национальной катастрофы. Поляки, спалив посады Москвы, превратили Китай-город и Кремль в свою неприступную крепость и засели там. Рухнула центральная власть, страна разваливалась на части. По обочинам дорог среди бела дня лениво расхаживали обожравшиеся мертвечиной волки. Всюду лежали умершие от голода или убитые разбойниками люди. Бог, казалось, отвернулся от грешной Руси и за людские грехи уже не замечал с небес ее загаженных храмов… Но тогда прозвучали главные слова о причинах Смуты: трусость и равнодушие всего общества, отсутствие общей ответственности и мужества. По мнению современников Смуты, Ивана Тимофеева и Авраамия Палицына, Бог наказал Россию за "всего мира безумное молчание". Впрочем, русских людей можно понять. Общество пришло к этому несчастью не случайно. И тут надо вспомнить И. В. Грозного, без числа и пощады "перебиравшего людишек", а также его преемников, позоривших царскую власть так, что к ней было утеряно всякое уважение. Где тут уж наберешься гражданской ответственности и мужества? Однако "свеча" патриарха Гермогена не угасла совсем. В Нижнем Новгороде возник новый очаг сопротивления, появилось новое общенародное движение. Его возглавил продавец скота Козьма Анкудинович Минин. Осенью 1611 г. наступил редкий в истории России момент, когда множество порядочных люди почувствовали "единачество" – единство. "Вся земля" была готова подняться…
Это всеобщее народное чувство уловил и выразил простой горожанин Козьма Минин. Он призвал сограждан обложить себя особым налогом на новое войско для спасения России, Москвы и православия. Минин шел на это осознанно, думая о будущем. "Великое дело! – говорил он. – Мы совершим его, если Бог поможет. Какая хвала будет всем нам от Русской земли, что от такого малого города произойдет такое великое дело: я знаю, только мы на это подвинемся, так и многие города к нам пристанут и избавимся мы от иноплеменников".
Зная честность Козьмы, горожане выбрали его старостой. Но мало в таком деле только красно говорить и не воровать! Минин оказался человеком исключительных организаторских талантов, благодаря которым он сумел быстро создать "рать на очищение Московского государства". Так Минин совершил истинно гражданский подвиг, причем летописец сравнил его с библейским вождем Зоровавелем, который вывел евреев из Вавилонского плена на родину. Во главе рати Ополчения согласился встать князь Дмитрий Пожарский – воин неустрашимый и опытный.
Летом 1612 г. Второе ополчение подошло к Москве и соединилось с войсками Ивана Заруцкого и Дмитрия Трубецкого, по-прежнему осаждавшими город. Не без труда союзникам удалось наладить совместные действия. Ведь ранее Заруцкого уличили в том, что он подослал в Ярославль к Пожарскому убийцу. Тот пытался в уличной толчее ударить князя ножом в живот, но промахнулся, попал в бедро казаку, находившемуся рядом с Пожарским, и тотчас был схвачен.
26 октября 1612 – Сдача польского гарнизона Кремля
Перелом наступил в конце лета 1612 г. В сражении 22-24 августа у Белого города ополченцы отбили попытку превосходящих сил гетмана Ходкевича прорвать снаружи блокаду Москвы и спасти осажденный польский гарнизон русской столицы. Причем решающий удар полякам нанес со своими силами совсем невоенный человек – Козьма Минин. Его поддержали до тех пор медлившие отряды Трубецкого. Они бросились вплавь через Москву-реку с одним только холодным оружием и отбили натиск войск Ходкевича. Гетман отошел от Москвы.
Тогда же ополченцы и казаки заключили соглашение о совместном командовании войсками и управлении землей. На равном расстоянии от станов войск Трубецкого и ополчения Минина и Пожарского, на Неглинной улице, стали встречаться для решения неотложных дел трое военачальников – Д. М. Пожарский, К. А. Минин и Д. Т. Трубецкой. Именно здесь, в сердце русской столицы, стала возрождаться русская государственность – в походных шатрах возникли первые государственные учреждения, ведавшие службой и обеспечением войск, а потом и всем государством. В октябре Пожарский согласился принять под свою защиту вышедших из блокированного города жен бояр – сторонников царя Владислава, сидевших в Кремле с поляками. Это решение выпустить из осажденного города родственников бояр-предателей вызвало возмущение казаков, хотевших просто-напросто пограбить состоятельных боярынь.
После длительной подготовки, 22 октября ополчение прорвало оборонительные укрепления поляков в Китай-городе. Интервенты отступили в Кремль. Однако лишения и голод (дело дошло уже до людоедства) сломили их волю. 26 октября осажденные сдались. Среди вышедших из Кремля находилась и инокиня Марфа с сыном Михаилом Романовым, попавшие в осаду вместе с другими семьями русских бояр – сторонников поляков. Вскоре мать и сын уехали в свои костромские вотчины.