Велика роль христианства в развитии европейской цивилизации и культуры. Переход к новой христианской культуре с ее специфическими эстетическими и этическими ценностями привел к началу синтеза культур античного Средиземноморья. Благодаря христианизации народы Европы стали преемниками античных культурных традиций, усвоив достижения античной цивилизации в различных сферах общественно-политической и социально-культурной жизни. Христианизация обеспечила преемственность исторического развития, а христианская культура, воплощенная в истории Церкви, явилась связующим звеном между античной цивилизацией и христианским Средневековьем. Благодаря деятельности христианского духовенства и монашества осуществлялась связь культурных традиций и достижений античной культуры. Христианская Церковь стала символом единства народов, христианская вера объединяла, сближала людей вне социальных различий и этнической принадлежности. Отвергая языческие верования, она воспитывала в духе христианства, подавляя низменные инстинкты человека, осуждая произвол и насилие, дерзость и своеволие, тщеславие и стяжательство, внушая уважение к закону и милосердие.
Христианская Церковь сформулировала понятие святости, объединив в одном порыве души благочестие и благотворительность, высокие чувства и христианские добродетели, дала надежду на спасение во времена, отличавшиеся особой жестокостью и безысходностью для простых людей, не находивших защиты вне Церкви.
Христианское мироощущение стало основой развития средневекового искусства, которое поражает величественностью форм и возвышенностью идейного содержания. В христианском искусстве воплощены самые глубокие оттенки религиозного чувства. Романские храмы отразили могущество и богатство Церкви, готические соборы – величие Бога, лишенного материальной сущности. Идеи бестелесности и одухотворенности стали ведущими в христианском искусстве. Купольные храмы имитировали тихое парение в пространстве, которое воспринималось как символ небесного свода. В средневековой архитектуре Западной Европы отразилась неколебимость христианской веры. "Проповедью в камне", "гимном во славу Господа" называют устремленные ввысь, к Богу, готические соборы с высокими шпилями, крестовыми сводами, стрельчатыми арками и светлыми чарующими витражами, в которых запечатлена христианская символика священного света, посылаемого верующим самим Господом. В украшениях порталов, алтарей, фресках, рельефах и скульптурах раскрывались образы и сюжеты Священного Писания, сцены Страшного Суда. Средствами изобразительного искусства утверждались идеи спасения через веру и призывы следовать христианским заповедям. Созданные христианским мироощущением шедевры европейской архитектуры соединили в себе различные формы изобразительного искусства: скульптуру, роспись и резьбу по камню, художественное литье.
Образ Богоматери – Мадонны с младенцем Иисусом на руках – запечатлен в бессмертных творениях Ренессанса. В этом образе художники нашли идеал красоты, девственности и материнства, любви и стойкости перед лицом грядущих испытаний. Распятие стало христианским символом подвига Спасителя. В средневековой теологии отражены представления о красоте и разнообразии природы, сотворенной Господом, христианской этике монархов и подданных, благочестии и нормах христианской морали. Христианство обогатило духовную и эстетическую культуру средневекового общества.
Христианство стало важным фактором формирования европейской цивилизации. В русле католической традиции сформировалась западноевропейская политическая и духовная культура. Католическая Церковь сохранила богатейший опыт сближения народов, создав универсальный институт защиты своей доктрины. В истории Католической Церкви отражена эволюция христианства: отход от принципов раннего христианства и некоторых идей классической патристики. Централизация церковной власти в сфере управления и культа вызывала протест определенных кругов средневекового общества. Этот протест исходил и от светских властей, и от некоторых представителей интеллектуальной элиты, и от народных масс. В народной религии он проявился в форме христианских учений, осуждавших официальную Церковь за ее богатства, властную политику и мирские интересы. Папство квалифицировало такие выступления как ересь и преследовало жесткими методами, учредив особый орган – инквизицию.
Между знатоками церковного права и королевскими советниками велись дискуссии о границах папской власти и роли Папства в социально-политической системе средневековой Европы. Длительное политическое противостояние привело к Реформации и утверждению новых христианских конфессий.
История Католической Церкви в Средние века является неотъемлемой частью истории Европы и мировой истории в целом. Ее изучение имеет важное политическое и социально-культурное значение. Решение нравственных и социальных проблем современного мира в межрелигиозном и межхристианском диалоге приобретает все большую актуальность для ученых, политиков, служителей культа и верующих.
В системе гуманитарного, в частности, исторического образования изучение истории религии и Церкви в Средние века занимает особое место. Оно дает знание в области религиоведения, помогает глубже понять специфику западноевропейского общества, его духовную культуру, почувствовать настроение и духовные устремления средневекового человека, колорит эпохи.
Обращение к источникам по истории религии и Церкви является главным условием решения как дидактических задач, так и проблем воспитания в духе религиозной толерантности и высокой нравственности.
В данный сборник вошли фрагменты сочинений историков, теологов и хронистов, законодательные акты, канонические постановления. Все источники даны в переводах, некоторые комментарии авторов переводов сокращены, но включены дополнительные пояснения составителей.
Помимо публикаций последних десятилетий XX в., в сборник включены переводы из дореволюционных исторических хрестоматий, ставших библиографической редкостью. Текст таких переводов дан в соответствии с нормами современной орфографии.
Мы надеемся, что данный тематический сборник фрагментов источников по истории христианской религии отвечает запросам учащейся молодежи и будет способствовать расширению исторического кругозора в той области знаний, которая долгое время оставалась вне интересов и внимания нашего общества.
Материал учебного пособия может быть использован в преподавании базовой дисциплины, а также дисциплин по выбору бакалавров и магистров по направлениям подготовки 050100 – педагогическое образование (профиль "История") и 030600 – история; при организации традиционных форм занятий (лекций, семинаров и практических занятий), написании курсовых, выпускных квалификационных работ бакалавров и магистерских диссертаций, а также занятий с использованием современных педагогических технологий (деловых и ролевых игр, круглых столов); при разработке и организации различных форм контроля за самостоятельной деятельностью студентов. Содержательная основа курса будет способствовать формированию профессиональных компетенций выпускников, в частности, готовности соотносить собственные ценностно-ориентационные установки с исторически сложившимися мировоззренческими системами, религиозными и научными картинами мира.
Раздел I
Теологическая мысль XI–XIII вв.
Петр Абеляр
Петр Абеляр (1079–1142) – крупнейший философ-схоластик Раннего Средневековья. Родился в Бретани в семье рыцаря-феодала. Отказавшись от своих прав на поместье и имение в пользу братьев, Абеляр целиком отдался изучению философии. Сначала он учился в Париже у известного тогда теолога и философа-реалиста Гильома из Шампо (около 1068–1121), с которым вскоре разошелся. Абеляр основал собственную школу и с большим успехом преподавал (в различных местах, но главным образом в Париже). Ученики стекались к нему со всех концов Европы. В жизни Абеляра большую роль сыграл его знаменитый роман с Элоизой, его ученицей, окончившийся пострижением ее в монахини и уходом в монастырь самого философа. Церковный собор в Суассоне в 1121 г. осудил Абеляра как еретика и принудил его публично сжечь свой богословский трактат. Вторично учение Абеляра было осуждено на Сансском соборе в 1140 г., незадолго до смерти мыслителя. Среди произведений Абеляра большое место занимает его автобиография "История моих бедствий" (она написана между 1132 и 1136 г.), содержащая ряд интересных мировоззренческих и философских характеристик той эпохи. Значительную роль в развитии передовой европейской средневековой идеологии и философии сыграло его произведение "Да и Нет", состоявшее из огромного количества цитат, выбранных Абеляром из произведений различных церковных авторитетов, дававших на одни и те же вопросы нередко прямо противоположные ответы. Очень важен "Пролог" Абеляра к этому сочинению. Среди других его трактатов – "Возражение некоему невежде в области диалектики, который, однако, порицал занятие ею и считал все ее положения за софизмы и обман".
История моих бедствий
Здесь я намеревался посвятить себя главным образом изучению Священного Писания, что более соответствовало моему званию, однако не совсем отказался от преподавания и светских наук, особенно для меня привычного и преимущественно от меня требовавшегося. Я сделал из этих наук приманку, так сказать, крючок, которым я мог бы привлекать людей, получивших вкус к философским занятиям, к изучению истинной философии. Так обычно делал и величайший из христианских философов – Ориген , о чем упоминает "Церковная история" .
Поскольку господу было, по-видимому, угодно даровать мне не меньше способностей для изучения Священного Писания, чем для светской философии, число слушателей моей школы как на тех, так и на других лекциях увеличивалось, тогда как во всех остальных школах оно так же быстро уменьшалось. Это обстоятельство возбудило ко мне сильную зависть и ненависть других магистров, которые нападали на меня при каждой малейшей возможности, как только могли (с. 33).
Тем временем, у меня появилась мысль прежде всего приступить к обсуждению самих основ нашей веры путем применения уподоблений, доступных человеческому разуму, и я сочинил для моих учеников богословский трактат "О божественном единстве и троичности". Ученики мои требовали от меня человеческих и философских доводов и того, что может быть понято, а не только высказано. Они утверждали при этом, что излишни слова, недоступные пониманию, что нельзя уверовать в то, чего ты предварительно не понял, и что смешны проповеди о том, чего ни проповедник, ни его слушатели не могут постигнуть разумом. Сам Господь жаловался, что поводырями слепых были слепцы (с. 34).
Я же в течение нескольких дней до открытия собора стал перед всеми публично излагать свое учение о католической вере согласно с тем, что я написал, и все слушавшие меня с восхищением одобряли как ясность, так и смысл моих суждений.
Наконец однажды Альберик пришел ко мне с несколькими своими учениками и, намереваясь уличить меня, после нескольких льстивых слов выразил свое удивление по поводу одного места в моей книге, а именно как я мог, признавая, что Бог родил Бога и что Бог един, тем не менее, отрицать, что Бог родил самого себя? На это я немедленно ответил: "Если вы желаете, я приведу вам доказательство этого". Он заявил: "В таких вопросах мы руководствуемся не человеческим разумом и не нашими суждениями, но только словами авторитета". А я возразил ему: "Перелистайте книгу, и вы найдете авторитет". Книга же была под рукой, потому что он сам принес ее. Я начал искать известное мне место, которое он или совсем не заметил, или не разыскал, так как выискивал в книге только те выражения, которые могли бы мне повредить. С Божьей помощью мне удалось быстро найти необходимое место. Это было изречение, озаглавленное "Августин о Троице", книга I: "Кто думает, будто бог обладает способностью родить себя, тот грубо заблуждается, так как не только бог не обладает такой способностью, но и никакое духовное или материальное существо. Ведь вообще нет такой вещи, которая бы сама себя порождала…"
Однако же если бы Альберик пожелал обсудить доводы и доказательства по существу, то я готов показать ему на основании его же собственных слов, что он впал в ту ересь, согласно которой Отец является своим собственным Сыном. Услышав это, Альберик тут же пришел в ярость и начал мне угрожать, заявив, что в этом случае мне не помогут никакие мои доказательства и авторитеты. Высказав эту угрозу, он ушел (с. 36–37).
Призванный на собор, я немедля явился туда. Там без всякого обсуждения и расследования меня заставили своей собственною рукой бросить в огонь мою названную выше книгу, и она была, таким образом, сожжена. А чтобы не показалось, что при этом царило полное молчание, кто-то из моих противников пробормотал, будто он обнаружил в этой книге утверждение, что всемогущ один только Бог Отец. Разобрав это бормотанье, легат с большим удивлением ответил, что заблуждаться до такой степени не может даже мальчишка и что, сказал он, все христиане твердо исповедуют существование трех всемогущих…
Архиепископ встал и, несколько изменив выражения сообразно с обстановкой, подтвердил мнение легата, сказав: "В самом деле, о Господи, всемогущ Отец, всемогущ Сын, всемогущ Дух Святой. И кто с этим не согласен, тот явно уклонился от веры, и его не следует слушать. Если угодно собору, то хорошо сделает этот брат наш, изложив перед всеми нами свое вероучение, дабы мы могли соответственно одобрить, или не одобрить, или исправить его".
Когда же я встал с целью исповедать и изложить свою веру, предполагая выразить свои чувства собственными словами, мои противники объявили, что от меня требуется только одно – прочесть Символ [Веры] Афанасия , что мог отлично сделать любой мальчишка. А чтобы я не мог отговориться незнанием слов этого символа, велели принести рукопись для прочтения, как будто бы мне не случалось его произносить. Вздыхая, рыдая и проливая слезы, я прочел его, как только мог. Затем меня, как бы виновного и уличенного, передали аббату монастыря святого Медарда, присутствовавшему на соборе, и немедленно увезли в его монастырь как в тюрьму. Тотчас же был распущен и собор (с. 40–41).
Возражение некоему невежде в области диалектики
Наука рассуждения больше всего имеет значения для проникновения во всякого рода вопросы, имеющиеся в Священном Писании, и для разрешения их <…> Диалектика и софистика весьма сильно отличаются друг от друга, так как первая заключается в истинности доводов, вторая – в подобии их; софистика учит ложным доказательствам, диалектика же разоблачает их лживость и путем различения истинных доказательств учит опровергать ложные. Однако и то и другое знание, а именно как диалектика, так и софистика, ведут к умению различать доказательства, и только тот сможет разобраться в них, кто будет в состоянии отличить ложные и обманчивые доказательства от истинных и требуемых <…>
Даже и в христианской вере имеют место многочисленные заблуждения, так как красноречивые еретики сетями своих утверждений завлекают в различные секты многих простаков, которые, не будучи искушены в доказательствах, принимают подобие за истину и ложь за разумное. Бороться с этой чумой в спорах нас побуждают также сами церковные учителя, чтобы то, чего мы не понимаем в Писании, мы постигали бы, не только молясь Господу, но и исследуя это при помощи рассуждений <…>
Ведь самого Сына Божьего, которого мы называем словом, греки называют логос (logos), т[о] е[сть] началом Божественной мысли, или Божественной мудростью, или Разумом. Поэтому и Августин в книге "83 вопроса" в сорок четвертой главе говорит: "Вначале было слово, которое греки называют логос ". Он же в книге против пяти ересей говорит: "Вначале было слово. Греки правильнее говорят "логос". Ведь "логос" означает и слово, и разум". И Иероним в послании к Паулину о Священном Писании говорит: "Вначале было слово, логос, обозначающее по-гречески многое. Ибо оно является и словом, и разумом, и исчислением, и первопричиною всех вещей, благодаря коей существует все, что существует. Все это мы правильно мыслим во Христе".
Ведь подобно тому как Господь Иисус Христос называется словом Отца (по-гречески "логос"), точно так же он называется и Софией (sophia), т[о] е[сть] мудростью отца, и потому к нему, несомненно, больше всего относится та наука, которая даже по наименованию связана с ним и по происхождению от слова "логос" названа логикой. И подобно тому, как от Христа возникло название "христиане", так и логика получила название от "логоса". Последователи ее тем истиннее называются философами, чем более истинными любителями этой высшей мудрости они являются. Эта величайшая мудрость наивысшего Отца, когда она облекается в нашу природу для того, чтобы просветить нас светом истинной мудрости и обратить нас от мирской любви к любви в отношении его самого, конечно, делает нас в равной степени христианами и истинными философами <…>
Сам Господь Иисус Христос побеждал иудеев в частых спорах и подавил их клевету как писанием, так и разумным доказательством и… укрепил веру в себя не только могуществом чудес, но особенно силой слов. Почему же он пользовался не только чудесами, делая то, что больше всего подействовало бы на иудеев, просивших у него знамения, как не потому, что он решил наставить нас собственным примером, каким образом мы должны привлекать к вере при помощи разумных доказательств тех, которые ищут мудрости? Различая это, апостол говорит: "Ибо иудеи требуют чудес, а эллины ищут мудрости", т[о] е[сть] последние укрепляются в вере преимущественно доказательствами, подобно тому как первые – чудесами.
Когда же не хватает знамений и чудес, то нам остается единственный способ сражаться против любых противников: победить словами то, что мы не можем победить деяниями, в особенности когда у разбирающихся людей бо́льшую силу имеют разумные доказательства, чем чудеса, относительно коих можно легко впасть в сомнение, не сотворены ли они дьявольским наваждением (с. 89–94).