Теперь Айвори Тауэр завистливо притих, когда увидел, как Анилин прошествовал на пастбище, специально сохраненное для него, не стравленное другим лошадям. Про Айвори Тауэра говорили, как говорят всегда в таких случаях: "Лошадь кончилась". Он хорошо скакал на короткие, до одной мили, дистанции; посредственно, и то под хлыстом, на два километра; а на длинной дорожке был побит и перестал выступать с пожизненным клеймом "фляйер", что в буквальном переводе с английского значит "летающий", а применительно к лошади на всех языках - есть резвость, но нет силы. Но, конечно, его прошлые заслуги не были забыты, он был еще знаменит и занимал на заводе денник № 1 - самый почетный в конюшне взрослых жеребцов. Анилин, проходя мимо него, не задавался, но иногда могло бы показаться, что он кивает ему головой с обидной снисходительностью.
В три года лошадь еще продолжает расти - у Анилина впереди была самая сочная жизненная пора. Николай работал по специальному графику, готовился к трудным стартам и счастливым финишам и не ждал беды. А она нагрянула.
Когда кто-то сказал, что Анилина решено продать в Западную Европу, Николай просто отмахнулся, полагая, что это неостроумная шутка, не больше. Но вот однажды в феврале заходит на конюшню директор и говорит:
- Приготовьте Анилина к выводке, негоциант из ФРГ будет смотреть, сегодня приезжает, вот телеграмма.
Про то, что случилось после, злые языки говорят: "Насибов подстроил", - но на самом деле это получилось нечаянно…
Обычно Николай всегда сам вел все работы по тренингу, а в тот день ему надо было срочно ехать на занятия офицеров запаса, и он наказал тренеру Демчинскому:
- Вы без меня лучше с ним не работайте. На горке вороны садятся, клюют навоз, а Анилин близорукий, не видит их, пока они не взлетят. К тому же нынче заметь снежная, испугается - разбиться может.
Демчинский усмехнулся:
- Мы потихонечку, полегонечку.
- Анилин не любит, когда гололед.
- Он тебе говорил, что ли?
- Да, несколько раз говорил. Мы ведь с ним не только славу, но и все невзгоды делим пополам.
- Ладно, - снова усмехнулся тренер, а сам посадил на Анилина неопытного ездока и велел делать галопы.
Все получилось, как Насибов говорил: вороны взлетели, Анилин рванулся в сторону, заскользил на ледяном насте, грохнулся грудью, разбил себе ноги - еле домой его довели.
Приехал заинтересованный негоциант, первым делом - в денник. Внимательно, даже строго глядит: известно всем давно, что нет ничего легче, чем ошибиться в покупке лошади. Тут надо полагаться исключительно на самого себя, не доверяя не только тому, что скажет покупатель, но и тому, что говорят посторонние. Иноземный покупатель, сразу видно, спец - он не разбрасывался глазами по всей лошади, неторопливо и по порядку рассматривал Анилина, начиная с ушей и кончая задними копытами. Стал сначала сбоку и так, чтобы темно-гнедой Анилин оказался против залитого светом дверного проема, - осмотрел общий экстерьер. Затем вперед прошел - оценил положение головы, шеи, передних конечностей, ширину и глубину грудной клетки. На другую сторону не торопясь переместился и с новой точки осмотрел голову и шею, холку, спину, почки, крестец, передние и задние конечности. После этого стал сзади, прикинул ширину и форму крестца, положение бедер, постановку задних ног. Наконец перешел к более детальному осмотру - глаз, ушей, рта, ганашей, но вдруг прервал свое дотошное исследование, откровенно улыбнулся и языком защелкал: рассмотрел он уж очень хорошо, что кожа у лошади нежная, уши просвечивают насквозь, голова легкая, губы тонкие, конечности сухие, суставы очерчены, "отбиты" резко, сухожилия хорошо видны под кожей - словом, рассмотрел в Анилине лошадь плотной и нежной одновременно конституции, редкостную лошадь.
- Gut! - сказал и попросил вывести.
Провести лошадь и так поставить ее, чтобы все достоинства подчеркивались, а недостатки экстерьера, если они есть, скрывались, - это тоже искусство, которым Федя владел хорошо. Лошадь обычно шла за ним из конюшни парадным скорым шагом, разворачивалась и вмиг застывала, стояла монументом, не шелохнувшись. Но на этот раз он что-то оплошал. Он так поставил Анилина, что всякому видно: задние ноги саблистые, скакательные суставы порочны… А когда повел он его в поводу, покупатель в отчаянии воскликнул:
- Mein Gott!
Бога своего он вспомнил потому, что Анилин шел, как водовозная кляча.
- Это бывает, - простодушно пояснил Федя. - Ино скоком, ино боком, а ино и ползком.
Приезжий купец будто бы согласно, а на самом деле озадаченно встряхивал головой, полез в карман за блокнотом, сверил приметы - подменили, может, лошадь? Даже в зубы Анилину посмотрел. И хвост зачем-то подержал… Нет, конечно, это та самая лошадь, но…
- Як ето?.. Ино…
- Ино и ползком, - охотно подсказал Федя.
- Я, я, ино пользем, - усвоил наконец поговорку негоциант и больше не захотел смотреть Анилина, пошел в кабинет к директору завода, сказал через переводчика:
- Анилин - это очень благородная лошадь. Очень, очень, очень… - По тому, как жирно нажимал он на это слово, можно было догадаться о его смущении: полагая, что на него обидятся за отказ, он, прежде чем сказать главное, готовил почву. - Эта благородная лошадь имеет, как говорят арабы, мужество и широкую голову вепря, приятность и глаза газели, резвость и ум антилопы, шею и быстроту страуса и, наконец, короткий хвост гадюки - я видел Анилина в работе, я знаю. Но… - негоциант замялся, все-таки неловко он себя чувствовал, - сейчас эта благородная лошадь в большом - как это? - да, беспорядке. Верхом хорош, но ноги, ноги… И плечо… Нет, это не товар… Пока не товар. Я плачу условно половину, сто тысяч, но - условно, я оставляю за собой право отказаться от сделки. А как только Анилин отхромается и снова сможет выйти на ипподромный круг, то куплю уж наверняка.
Директор спросил, остается ли за заводом право тоже расторгнуть договор о продаже в течение этого времени. Покупатель на миг засомневался, но, очевидно вспомнив, как плачевно выглядел Анилин на выводке, подтвердил:
- О, да-да, полное равноправие.
Закончился торг разговором, - ничем, стало быть, не закончился. С тем и уехал.
Николай решил с толком использовать выдавшуюся передышку.
Кстати, подвернулось совещание в Москве, на которое были приглашены директор завода, главный зоотехник и Насибов. Зашел разговор об Анилине, и начальник главка П. П. Парышев с гордостью сказал:
- Это наше большое достижение, что платят такие деньги за Анилина. Продажа жеребца будет хорошей рекламой советскому коннозаводству.
Такого же мнения были и некоторые другие работники министерства, в том числе бывший директор конезавода "Восход" Готлиб, который всегда низко ценил Анилина и хотел продать его в Америку еще двухлетком.
Попросил слово Николай. Обратился к присутствовавшему на совещании министру сельского хозяйства СССР:
- За Анилина мало взять и миллион, эта лошадь не имеет цены, потому что это национальная гордость, а национальная гордость не продается! Что же касается рекламы, то ее нам создадут в международных призах выступления. Я берусь выиграть на нем денег больше, чем мы хотим сейчас получить.
Очень горячо, даже запальчиво говорил тогда Насибов. Ну и правильно сделал: министр согласился с Насибовым - Анилин остался в нашей стране.
Через год тот западногерманский негоциант снова увидит на выводке Анилина, будет хвататься за голову и одно свое восклицать: "Mein Gott!" - и ругать себя будет последними словами за то, что смалодушничал тогда и не выложил сразу на бочку двести тысяч - всего двести тысяч!!!
Анилин будет стоять совсем не так, как в февральский гололед: смирно, вытянувшись, отделив грациозно хвост, подкашивая на людей огромным блестящим глазом, - так он будет стоять, отлично зная, что красив, что люди восторгаются им. Незадачливый купчина готов будет отсчитать сиюминутно хоть бы и полмиллиона, да уж дудки: непродажному коню цены нет.
Забегая вперед, скажем, что слова Насибова в кабинете министра не были пустым хвастовством: он выиграл на Анилине столько скачек, что если собрать вместе все призы в американских долларах, немецких марках, французских франках, наших рублях, то на эти деньги можно было бы купить почти четыреста легковых автомашин!
Глава VIII,
в которой тотошники ставят на Анилина "как в банк"
Вступительный приз 16 мая Анилин выиграл, но как!..
Ходил шепоток, что - случайно.
Ну конечно, нет, не случайно, но - необыкновенно, так можно выразиться: он выиграл трудную скачку благодаря своей гордости. Да, да, лошади ведомо это чувство, очень она самолюбива. Вот, например, какие забавные случаи произошли в 1971 году на Пятигорском ипподроме (вспомним их для того, чтобы лучше понять поведение Анилина в скачке на открытии сезона 1965 года).
Два происшествия в один день, и оба с лошадьми, на которых ехали молодые жокеи. Кстати, жокеев, которым от роду всего по четырнадцать-семнадцать лет, у нас очень много, пожалуй, можно даже сказать - большинство. Это из-за того, что не всем взрослым мужчинам удается так, как Николаю Насибову или Андрею Зекашеву, выдерживать необходимый вес, не превышающий пятидесяти трех-пятидесяти четырех килограммов, и они, хочешь не хочешь, должны бросать любимое дело и идти в конюхи или тренеры - словом, на другую работу.
На жеребце Дивном ехал Саша Чугуевец. Жеребец большой, спокойный и с широкой спиной - удобно на нем сидеть. Но был он, что говорится, "неприемистый" и старт взял поздно, даже попятился. Саша дал посыл, Дивный принял его, но вдруг на ровном месте споткнулся, и Саша перелетел через голову лошади. Дивный не остановился и даже на траву с круга не сошел - помчался за лошадьми. Сначала скромно держался сзади, потом, видно, надоело ему пыль глотать: это не только противно, но и вредно - в Америке как-то после скачек пал жеребец, и после вскрытия выяснилось, что он проглотил за дистанцию два килограмма пыли. Дивный, понятное дело, об этом жутком случае наслышан не был, он просто отфыркивался, надеясь, что пыль, может, сама куда-нибудь исчезнет, а разуверившись в этом, и припустил: всех обогнал полем и первым подошел к полосатому финишному столбу. И опять же - не ушел с дорожки, но прежде возвернулся строевым шагом к судейской будке и трибуне, как это делают победители. Лошадь всегда прекрасно знает, на каком она месте. Проиграв, понуро торопится скрыться с глаз людских домой, победив, идет гоголем, посматривает свысока, надменно даже. И Дивный пришел лавры пожинать, не зная того, что победа одной лошади без всадника не считается.
Немного погодя другой потешный случай.
Юра Владимиров уверенно финишировал на двухлетнем жеребце Рифлере, как вдруг перед самым столбом налетел коршуном Зекашев на Бипарте (этот жокей вообще любит скакать концом).
Поняв, что Бипарт пересечет победную линию раньше, Рифлер повернул набок голову и зло укусил его за шею. Тот, конечно, от неожиданности и боли сразу притормозил. Рифлеру этого и надо было - он без помех первым закончил скачку, весьма довольный собой. А по радио объявили:
- Гнедой жеребец Рифлер лишается платного места за нарушение правил.
Зрители шумели, негодовали, а какая-то тоненькая бледная женщина, как видно "болевшая" за Владимирова, а может, даже поставившая кровные рублишки на Рифлера, грозно обвиняла судей:
- Жулики! Несправедливо обидели!
Кто-то поддержал басом:
- Деньги назад!
Ясное дело, никаких денег им назад не вернули, потому что все было справедливо, как справедлива была и победа Анилина 16 мая.
После финиша Николай заехал в паддок, спрыгнул с седла. Отстегнул пряжки подпруги, похлопал Анилина по крупу и огладил, ощущая сладкий запах сильной, здоровой и чистой лошади. Как всегда пошел на весы.
- Норма! - сказал ему судья, проверявший вес жокеев.
В этот день у Насибова больше скачек не было, и он, переодевшись, решил для разнообразия посмотреть соревнования из судейской ложи.
Хорошо осознавать свою значимость и, сидя верхом на лошади, чувствовать на себе сотни глаз - и восхищенных, и изучающих, и завистливых, и недоверчивых. Но хорошо посмотреть праздничное зрелище и взглядом постороннего, незаинтересованного человека. С трибун дорожка кажется гладенькой, а скачка - приятной верховой прогулкой. Жокеи важничают и видятся отсюда разодетыми в шелка, будто принцы. И мало кто знает, как пропылены, изгвазданы во второй половине дня их цветные камзолы и белые галифе.
Любопытно послушать болельщиков. Особенно тотошников - тех, кто не просто смотрит, но еще и деньги в тотализаторе ставит.
Этим все известно:
- Хваткая лошадь!
- Куда там, пыльник, подковы собирав будет.
- Да, без шансов.
- А я вам скажу: фаворит!
- Тебе, голубчик, головку солнышком напекло: у нее спида, резвости нет.
- Это ты верно говоришь: броска нет, одна сила.
- Зато тягучая, а на долгих дистанциях это - все.
- Кобыле здесь не проханже.
- Законно: без шансов.
- А я тебе говорю: как в банк, на нее можно ставить, - верное дело!
Николай диву давался, слушая: ни один жокей не решится с такой категоричностью говорить, как эти знатоки. Забавный народ. Впрочем, народ вполне симпатичный и в большинстве безобидный: так преданно "болеют" за "своих" лошадей, что надежда их не покидает до самой последней секунды, - уж все ясно, его любимец плетется в хвосте, а он все еще тянет голову, не мигая, на какое-то чудо надеется.
Чудес не бывает, но случайностей - хоть отбавляй. Взять сегодняшний день.
В одном из последних номеров журнала "Коневодство и конный спорт" была статья, в которой оценивались возможности лошадей в предстоящем скаковом сезоне. Статья была подписана инициалами "И. М.", но тот, кто читал ее, понимал, что за двумя буквами скрывается серьезный специалист и его прогнозы - не болтовня тотошника, а научно обоснованные выводы. Но…
Разыгрывается приз Открытия. В кассах игроки нарасхват берут карточные билетики на двух жеребцов - Баргузина и Элеганта: так таинственный "И. М." пророчил.
Над судейской ложей ударили в колокол. Трибуны сразу стихли, прислушались. Конечно, фальстарты - обычная игра на нервах судей, жокеев, зрителей, а главное - лошадей. Наконец упал флаг стартера - лошади полетели. Зрители наваливаются на плечи друг другу, перевешиваются через барьер, иные даже на скамейки взгромоздились.
А то, что было на трибунах после финиша, правильнее всего назвать оцепенением - ни криков, ни аплодисментов, в глазах тотошников недоумение и тоска. Они молча и скорбно смотрят друг на друга, на лошадей, на судейскую будку: а ну какая-нибудь случайность, все отменят, не засчитают - еще живет в их сердцах надежда, тоненькая, как волосок…
- Кто же у столба?
- Какой-то Торпедист…
- Что за Торпедист такой выискался?!
- Вот так торпедировал!
- Много, наверное, пятаков привез…
- Да, наварчик будет.
Когда диктор металлическим голосом подтвердил, что победил именно Торпедист и надежд нет ни на волос, пошла дружная работа: выгребаются из карманов и с остервенением выкидываются в мусорные урны некозырные билеты.
Но игроки потому и игроки, что всегда надеются на отыгрыш. В Пробном призе, всем известно, первой придет либо Фрага, либо Этна - это уж точно, и к гадалке ходить не надо, обе смотрятся фаворитками: свежи, блестящи, готовы.
И опять на трибунах оторопная тишина - по ипподрому объявили:
- Скачку выиграла Квадрилья…
Разочарования и крушения надежд - мусорные урны уж переполнены, билеты бросаются на пол или через перила трибун, и тогда коричневые карточные квадратики летят осенними листьями - тут очень уместна поговорка про деньги, выброшенные на ветер.
Один только Анилин не подвел "И. М." - он пришел первым, как и предрекалось. Но и то - вроде бы как случайно. Даже кое-кто из судейской бригады подходил к Насибову и расспрашивал, что же такое произошло на розыгрыше Вступительного приза.
Собственно, всех интересовало, что стряслось за последним поворотом, так как до этого впереди мчался один Анилин и все было яснее ясного.
На последнем вираже, перед выходом на финишную прямую Анилина стал захватывать всю дистанцию "сидевший на хвосте" и сумевший сохранить запас сил днепропетровский жеребец Хорог.
- Вперед, Алик, вперед! - с тревогой в голосе попросил Николай и отдал повод. Анилин, однако, получив свободу, скорости почти не прибавил.
"Понадеялся на легкую победу - засиделся, опоздал с посылом!" - упрекал себя Николай. А Хорог мчался с такой страстью, словно бы понимал, какие почести и слава ждут его, если он обойдет самого Анилина. Он вышел на полголовы, на голову, на полкорпуса… Уже раздражающе маячит сбоку розовый камзол жокея Кубрака - все, кажется, сейчас Хорог уйдет неудержимо!..
Николай сжимал шенкеля, посылал и посылал Анилина, но тот, всегда неутомимый, послушный и горячий, сейчас будто не понимал, что хочет от него жокей. Даже и хлыст не подстегивал его…
Хорог, хмелея от радости, пластался над землей, хлопья пены летели с него сначала на руки и лицо Николая, а потом один белый ошметок прицепился к глянцевой скуле Анилина. Ярясь и досадуя, Анилин скосил один глаз и увидел рядом намыленный и исполосованный черными рубцами хлыста круп соперника, победно вскинутый трубой хвост его…
И вот тут-то и взыграла у Анилина гордость высокопородной и сознающей свой класс лошади. Он хорошо знал вкус борьбы, любил ее и сейчас рванул с такой резвостью, словно бы у него выросли крылья. То, чего не могла "добиться" даже и "палка", сделало оскорбленное самолюбие - можно проиграть, когда будешь в беспорядке или тебе помешают как следует принять старт, но чтобы вот кто-то за здорово живешь взял бы да и обошел!..
Вытянув морду и ожесточенно закусив удила, скакун бросился взапуски с опережавшим его Хорогом. В напористой и настильной скачи Анилина появились та сила и прочность, которые заставляют зрителей застыть оцепенело и благоговейно: трибуны в молчаливом изумлении, боясь пропустить хоть одно движение, смотрели, как тот безжалостно приканчивал своего соперника.
В несколько махов он подравнялся с лидером и пошел ноздря в ноздрю с ним. В глазах у Хорога сначала было удивление, потом он покосился растерянно и виновато - понял, что на второй бросок у него уже нет сил. Понял, но смириться с этим не мог: его агатовые без зрачков глаза вдруг зло остекленели, он неожиданно для своего жокея сделал рывок влево - попытался навыпередки пересечь путь сопернику. Это нарушение правил, называемое кроссингом, Хорог прибег к нему уже в отчаянии, но и то опоздал - Анилин, не дрогнув, прянул мимо раздутых ноздрей и оскаленных зубов Хорога и, отделившись на большой просвет, пошел легкой, веселой скачью.
Так поговорили Анилин и Хорог на своем языке, без вмешательства людей.
Василий Кубрак был очень раздосадован и так оправдался:
- Анилин, конечно, есть Анилин, но у меня вдобавок стремя у седла оборвалось, если бы…
Николай рассказал в ответ на это притчу: