Прошло три года с той поры, как Кора вместе с семьей переехала с О'Коннел-стрит на Гарибальди-роуд. Новый дом был намного лучше старого: у него была только одна общая стена с соседями, три хорошие спальни, большая гостиная, маленькие садики перед домом и позади него. Наверху ванная комната и отдельные туалеты. Даже Билли, который возражал против переезда, оценил преимущества туалета под крышей.
- Но мы никогда не сможем оплачивать квартиру в таком шикарном месте, - протестовал Билли. Он пришел домой в увольнительную - в армии, похоже, у него была масса свободного времени.
- Это всего лишь двенадцать шиллингов и шесть пенсов в неделю, на полкроны больше, чем мы платим сейчас. - Кора больше не собиралась терпеть, что муж указывает ей, как поступить. Если Билли хочется, то пусть сам и остается на О'Коннел-стрит.
- Всего двенадцать шиллингов и шесть пенсов за дом на Гарибальди-роуд?
- По словам домовладельца, да.
Лицо Билли все еще выражало сомнение.
- Я не хочу, чтобы мы переехали, а потом этот чудак Флинн взял да и поднял цену.
- Он не сделает этого, - заверила его Кора. - Я работаю на него, разве не так? Компания называется "Владения Флинна". Я веду ее учетные книги.
Она уже много лет донимала Горация Флинна просьбами о лучшем доме для своей семьи. Они не могли его себе позволить, но она будет стирать на дому, сделает все, что угодно, только чтобы выбраться с О'Коннел-стрит. Да и потом, сначала Флинну принадлежало тридцать домов. Теперь уже сорок. Каждые несколько месяцев он покупал себе по дому!
- Мы ведь хорошие жильцы, не так ли? - приводила она ему разные доводы. - Мы никогда не опаздываем с оплатой квартиры.
- Да, но я не знаю, как вы справитесь, учитывая, что ваш муж в армии. Мне пришлось разослать уведомления о выселении полудюжине моих съемщиков, после того как их мужей призвали в армию. Что вы там получаете: шиллинг в день и пособие в двадцать пять шиллингов в неделю?
- Я умею обращаться с деньгами.
Мистер Флинн оглядел аккуратную гостиную на О'Коннел-стрит. Он был невысокого роста, похожий на шар, с необычайно короткими ручками и ножками. Лысину, испещренную коричневыми пятнами, этакими веснушками-переростками, пересекала прядь седеющих волос. Насколько она могла судить, он не был женат.
- Я должен заметить, вы содержите квартиру в прекрасном порядке. - Мистер Флинн покачал головой. - Но нет, миссис Лэйси. Я не готов предоставлять своим нанимателям лучшее жилье, пока не буду уверен, что они в состоянии вносить возросшую плату. - Он усмехнулся. - Может, когда-нибудь потом, когда война закончится и ваш муж получит хорошо оплачиваемую работу…
Если она будет ждать, пока Билли получит хорошо оплачиваемую работу, то останется на О'Коннел-стрит до самой смерти. Кора прикусила верхнюю губу. Она по-прежнему занималась мелким воровством в магазинах. С малышом в коляске, а потом и на детском складном стуле на колесиках это было легче. Как и раньше, кое-что она оставляла себе, остальное несла скупщикам. Как-то зимой она унесла меховую шубку из магазина мод "Си-энд-Ай", недорогую, но стильную, за которую ей дали целых пять фунтов. Но этого рассказать мистеру Флинну она не могла.
Морису исполнилось два года, она уже купила розгу, повесила ее на стену и даже использовала несколько раз по назначению, когда она снова заговорила с Горацием Флинном о новом доме. На Гарибальди-роуд как раз освободился чудесный домик, и она знала, что он принадлежит ему, потому что видела, как он собирал квартирную плату. Раньше там жили две пожилые пятидесятилетние женщины, которые уехали в Америку. Она снова пригласила его в гостиную, чтобы напомнить, как хорошо она содержит квартиру.
- Я получила работу, - солгала она ему, - продавщицей в магазине.
- В каком магазине?
Кора быстро соображала:
- В газетном киоске Мерсера на Марш-лейн.
- Я бы хотел увидеть какие-нибудь доказательства: расчетный листок, письмо от менеджера, если не возражаете. Я должен знать, что вы можете позволить себе платить за новый дом.
- Я попрошу письмо у менеджера. Я не получаю расчетных листков. - Она не хотела признаваться, что солгала. На следующей неделе она просто заплатит ему, чтобы он заткнулся. А если он заговорит о Мерсере, она скажет, что ушла оттуда.
Воцарилась тишина. Мистер Флинн не сводил взгляда с розги на стене:
- А это для чего?
- Для моего маленького мальчика. Я твердая сторонница дисциплины.
Он облизнул губы:
- Я тоже.
Кора заметила, что на лысине у него выступили капельки пота, а в круглых влажных глазах загорелось вожделение. И она кое-что поняла: как ей получить дом на Гарибальди-роуд. Таким же образом она собиралась заполучить и чудесную мебель, которой можно будет его обставить. И это же помогло ей на много лет оставить воровство в магазинах.
Она пригладила волосы, неодобрительно поджала губы и строго спросила:
- Вы были непослушным ребенком, мистер Флинн?
Он усиленно закивал головой. Из уголка его рта сочилась слюна.
- Очень непослушным, миссис Лэйси.
- Тогда нам придется кое-что предпринять по этому поводу. - Она сняла розгу со стены.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Больше месяца Элис управлялась с парикмахерским салоном Миртл, по сути, одна. По субботам и после школы к ней по очереди забегали девочки, чтобы помочь. Орла громко жаловалась, что это жуткая скучища, а от запахов, особенно нашатырного спирта, ее просто тошнило, но шесть пенсов в неделю - не то, от чего можно отказаться за здорово живешь. А Фионнуале нравилось. Она выполняла бы всю работу даром, поскольку чувствовала себя важной и нужной. Маив же было все равно, чем заниматься, лишь бы ее оставили в покое.
Миртл появлялась лишь изредка. Она выглядела ужасно, в своих уродливых домашних тапочках, с серым, покрытым пятнами лицом. Как-то раз она сошла вниз в халате - клетчатой грязной хламиде без пояса. Элис быстро отправила ее наверх.
- Она сошла с ума, - заявила при виде Миртл одна из посетительниц. - Думаю, все из-за того, что война закончилась. Война заставляла ее держаться. Помните, как нам пришлось принести свои собственные полотенца?
Элис улыбнулась:
- А шампунь мы сделали, натерев мыло на терке и вскипятив его в воде. Однажды мне не осталось ничего другого, как мыть клиентке волосы мыльными хлопьями "Люкс".
- Я помню, как вы укладывали мне волосы сахарной водой, когда у вас закончилась жидкость для укладки. Миртл обычно открывала заведение или очень рано, или совсем поздно, даже по воскресеньям, чтобы облегчить жизнь женщинам, работающим на фабриках, иначе у них не нашлось бы времени привести свои волосы в порядок. И она никогда не брала лишнего. - Женщина вздохнула. - Мы все держались вместе. Я не хочу, чтобы снова началась война, ни за что на свете, но тогда кругом была такая приятная дружеская атмосфера. Люди выкладывались полностью, как Миртл. - Она мотнула головой в сторону лестницы. - За ней кто-нибудь присматривает?
- Обычно я готовлю ей что-нибудь перекусить на завтрак и обед, и ее подруга, миссис Глэйстер, заходит каждый день, чтобы сделать ей чай и уложить в постель. Она написала дочери Миртл в Саутгемптон, что ее мать нуждается в постоянном уходе.
- Получается, вы скоро останетесь без работы, так?
- Похоже на то.
Оливия Казенс, дочь Миртл, не торопилась с приездом. Она появилась только четыре недели спустя, в начале февраля: остролицая женщина лет пятидесяти, с чрезмерным количеством розовой пудры на лице и в овчинной шубе, от которой пахло молью. Но даже приехав, она не сразу поднялась к матери. Элис, которая как раз начала заниматься перманентной завивкой, пришлось слушать, как Оливия объясняла на убийственно правильном английском, иногда, впрочем, сбиваясь на нормальную речь, что Рождество выдалось очень суматошным, что она буквально валилась с ног и ей понадобилось время, чтобы прийти в себя. Ее сын приехал домой из университета, ее дочь недавно вышла замуж за врача, и его пациенты тоже приехали вместе с ним - она подчеркнула слова "университет" и "врач", явно рассчитывая произвести впечатление. Так оно и получилось, но Элис решила не показывать этого. Она невзлюбила Оливию Казенс с первого взгляда.
- Где мать? - строго спросила Оливия, оглядывая салон так, как будто ожидая, что ее мать возьмет и выскочит откуда-нибудь из-за угла.
- Наверху, в постели, - коротко ответила Элис.
- Ну что, мне не понравилось, как она выглядит, - заявила будущая обладательница перманентной завивки, когда высокие каблуки Оливии Казенс затопали по ступеням.
Она оставалась три дня, столовалась и спала в пансионе на Марш-лейн - никто не мог винить ее за это, учитывая, что творилось наверху у Миртл. На второй день она вошла в салон и объявила, что на следующее утро забирает мать с собой в Саутгемптон.
- Очень мило с вашей стороны, - заметила Элис, переменившая вдруг свое мнение об этой женщине. Но оказалось, что Миртл поместят в дом для престарелых - в незнакомой ей части страны, где никто из ее соседей и знакомых не сможет навестить ее. Однако так было удобнее для ее дочери.
- Она никак не может жить с нами, у нас нет свободной комнаты, и я не могу ездить через полстраны каждый раз, когда с ней что-то случится.
- Вы ведь оставите нам адрес, не так ли? Дома для престарелых я имею в виду, чтобы мы могли написать ей.
- Разумеется. Ей будет приятно получать письма, но я сомневаюсь, что она сможет их читать, - оживленно ответила Оливия, как будто они обсуждали погоду, а не здоровье ее матери. - Так, теперь о салоне. Сначала я собиралась продать его, чтобы избавиться от забот, но, - губы ее искривились, - поскольку никто не дает за такой сарай и ломаного гроша, я написала в компанию, которой принадлежит здание. С сегодняшнего дня салон закрывается.
- Сегодня! - Элис онемела. Она наверняка выглядела ужасно глупо. Дело в том, что книга предварительной записи была заполнена на несколько недель вперед, а многие клиенты записывались и за месяцы, для всяких знаменательных событий: бракосочетания и тому подобного. Под ложечкой у нее засосало. Ей придется вывесить уведомление на двери.
- Сегодня, - твердо повторила Оливия Казенс. - Я не сомневаюсь, что вы предпочли бы, чтобы вас известили заблаговременно, но вы должны были ожидать этого уже давно.
- Полагаю, должна была.
- Разумеется, вы можете приобрести салон и сами, если предположить, что вы в состоянии вносить арендную плату.
- Что такое аренда? - Элис почувствовала себя еще глупее.
- Это как квартирная плата, только более долгосрочная, - резко бросила Оливия, считая, что раз человек не знает, что такое аренда, то маловероятно, чтобы он был способен платить за нее. - Мать подписала арендный договор сроком на семь лет только в прошлом году, так что он будет действовать еще шесть лет. Наверху я нашла письмо от владельца - он требует арендную плату за этот год и указывает на плохое состояние дома. Моя мама, то есть моя мать, недостаточно заботилась о том, чтобы содержать его в приличном виде. - Оливия презрительно фыркнула. - Она позволила, чтобы он пришел в запустение и разрушался.
- Она не совсем хорошо себя чувствовала, - сказала Элис. - А какова арендная плата?
- Сто семьдесят пять фунтов за семь лет. Это очень дешево. Мой муж занимается таким бизнесом, поэтому я знаю. Мама, мать, выплачивала двадцать пять фунтов в год.
Двадцать пять фунтов! Элис никогда даже не видела двадцати пяти фунтов. Она обвела взглядом обшарпанную комнату и представила себе, что стены выкрашены свежей краской - розовато-лиловый будет в самый раз, - на окнах висят новые занавески, на полу лежит новый линолеум. На стульях тоже следовало бы сменить обивку, но пока ее можно просто подлатать, сушилки выглядели так, словно пережили вселенский потоп, но, если их хорошенько почистить и отполировать, они будут как новенькие. Она не знала, что на нее нашло, когда спросила у Оливии Казенс:
- Вы уже отправили уведомление собственнику компании?
- Оно здесь, со мной, лежит в моей сумочке, и я отправлю его, как только выйду отсюда.
- Не могли бы вы подождать до завтрашнего утра? Если меня не будет к девяти часам, тогда отправляйте.
* * *
В гостиной дома номер восемь по Гарнет-стрит было включено радио. Джеральдо и его оркестр исполняли избранные произведения Кола Портера.
- День и ночь, - мурлыкал Дэнни Митчелл, отглаживая свою любимую рубашку: голубую в белую полоску, с жемчужными пуговицами. Он улыбнулся, воображая себе предстоящий вечер. Через час он зайдет за Филлис Гендерсон, сорокалетней вдовой. Они отправятся в пивной бар, немного выпьют, Филлис будет строить из себя недотрогу, но все кончится тем, что она пригласит его к себе домой на чашку какао, а потом - в постель.
У Дэнни была заслуженная репутация сердцееда. В течение десяти лет, пока он был женат на своей возлюбленной Рене, и следующих десяти лет после ее смерти, когда ему пришлось воспитывать дочь, Дэнни не посмотрел ни на одну женщину, но потом Элис вышла замуж, и Дэнни начал развлекаться, пусть даже немного поздно.
Ему исполнился пятьдесят один год, он работал электриком в порту и был стройным и сильным, как мужчины вдвое моложе его; на голове его курчавились волосы такого же цвета, как у дочери. В лице Дэнни не было ничего особенно привлекательного, но он обладал летящей, необычной улыбкой, которая нравилась окружающим, а от взгляда его голубых глаз женщины начинали чувствовать слабость в коленках. В Бутле было полно вдов и незамужних женщин, которые не задумываясь отдали бы правую руку за возможность связать свою жизнь с Дэнни Митчеллом.
Композиция "День и ночь" закончилась. "Ты еще никогда не была такой прекрасной", - запел Дэнни себе под нос. Он все еще думал о Филлис в ее черной шелковой ночной рубашке, когда открылась задняя дверь и вошла Элис. Все мысли о Филлис и предстоящем вечере вмиг вылетели у него из головы, и он встревоженно посмотрел на Элис. С облегчением он заметил, что глаза его дочери светятся ярким светом, чего давненько уже не случалось. Вероятно, отношения с Джоном у нее начали наконец-то налаживаться.
- Я принесла тебе сладких пирожков, пап. У нас осталась после Рождества начинка из миндаля с изюмом. - Она положила на стол бумажный пакет. - Они еще теплые.
- Спасибо, моя хорошая. Я попробую их через минутку. В чайнике есть чай, если тебе хочется чашечку. Налей и мне, если не возражаешь. Мне нужно выгладить только манжеты. - Он отвернул манжеты, в которые осталось продеть запонки, и повесил рубашку за дверь. После этого сложил прожженное одеяло, на котором гладил свои вещи, вынес утюг во двор и поставил его на ступеньки охлаждаться. Элис разлила чай по чашкам. Они уселись друг против друга за столом, дочь заняла место, которое раньше принадлежало ее матери.
- Как дела в школе у Кормака? - задал Дэнни вопрос, с которым неизменно обращался к дочери с тех пор, как внук пошел в школу; ему нравилось слышать ответ.
- Я тебе уже говорила, пап, он любит читать так, как утка любит плавать. Учительница очень им довольна. Когда я уходила, он сидел на кровати и читал книжку.
- Хорошо. - Он удовлетворенно причмокнул губами. Его внук все время оставался в тени своего двоюродного брата Мориса, и так приятно было узнать, что Кормак в чем-то превосходит его. Насколько ему было известно, Морис в школе не блистал особыми успехами.
- Наша Орла хочет увидеться с тобой, чтобы поговорить о Большой войне. Кажется, они сейчас проходят ее в школе.
- Скажи ей, пусть приходит в субботу. Я куплю пирожных. - Он никогда не признался бы в этом ни одной живой душе, но Орла, с ее темпераментом и живостью, была его любимицей. Дэнни уже с нетерпением ждал субботы.
- Ты не сделаешь ничего подобного, - возразила Элис. - Если тебе нужны пирожные, я испеку их сама. Орла принесет их с собой.
При упоминании о пирожных Дэнни вспомнил о сладких пирожках. Он вынул один из пакета, с аппетитом съел его и быстро расправился с остальными.
Элис с подозрением посмотрела на отца:
- Ты ел что-нибудь с тех пор, как вернулся домой после работы?
- Ну конечно, моя хорошая, - заверил он ее. Хотя все, на что он был способен, это приготовить себе бутерброд с острой приправой.
- Я хотела бы, чтобы ты приходил к нам обедать.
- У тебя и без того хватает забот, дорогая, чтобы кормить еще один лишний рот. И я всегда обедаю у вас по воскресеньям, разве не так?
Она протянула к нему через стол руку. Глаза, которые показались ему такими яркими, когда она вошла, потускнели.
- Я предпочла бы, чтобы ты был с нами все время. - Голос дочери прозвучал надрывно. У Джона хватало ума придерживать язык в присутствии своего тестя, и было так хорошо иметь кого-то на своей стороне, кого-то, кто никогда не пойдет против нее, что бы ни случилось.
- Ничего хорошего из этого бы не получилось, Элис, - недовольно произнес Дэнни. Он знал, зачем нужен дочери - чтобы служить буфером между ней и мужем, но главные действующие лица на Эмбер-стрит должны сами разобраться в ситуации. В последнее время, однако, он испытывал все большее желание вправить Джону Лэйси мозги. Это несправедливо, что он заставляет страдать людей, которые любили его больше всех, особенно если учесть, что речь идет о его любимой дочери и внучках.
За какие-то месяцы на глазах у Дэнни Элис превратилась из счастливой и жизнерадостной молодой женщины в печальное и унылое создание, на губах ее крайне редко расцветала улыбка. Одному Богу известно, как она будет чувствовать себя, если потеряет эту свою работу в парикмахерской, что могло произойти в любой момент. По крайней мере, она отвлекала ее от домашних проблем. Если бы только он мог сделать что-нибудь, чтобы поправить положение!
Элис отпустила его руку.
- Оставим это, пап. Я пришла просить помощи.
- Тебе стоит только сказать, дорогая. Все, что мое, - твое, и тебе это прекрасно известно. - Он отдал бы жизнь за нее и ее детей.
- Мне нужны деньги.
Дэнни ничем не выдал своего удивления, хотя и знал, что Джон зарабатывал достаточно и они никогда не нуждались. Он сунул руку в карман:
- Сколько?
- Мне нужно больше, чем ты носишь с собой в кармане, пап.
- Мой бумажник наверху. - Он встал. - Пойду принесу его.
К его ужасу, она закрыла лицо руками и расплакалась.
- Я, должно быть, сошла с ума, - всхлипывала она. - Мне надо показаться врачу. Я сказала той женщине, чтобы она не отправляла своего письма до завтра, но мне не собрать двадцати пяти фунтов и за целый месяц, не говоря уже о нескольких часах.
Он почувствовал, что бледнеет.
- Двадцать пять фунтов, милая? Мне понадобится уйма времени, чтобы наскрести пятерку, да и то придется ждать завтрашнего дня, пока мне заплатят. За каким чертом тебе нужно так много?