Он рассказал им, почему намеревался отправиться за границу и почему вернулся. Он описал свое расставание с Брутом и выразил сожаление, что он, Цицерон, менее достойный, возвратился в город, куда заказан путь истинному спасителю государства. Сегодня он пришел, чтобы высказать кое-какие соображения, которые останутся в документах, если вдруг "несчастный случай" заставит его замолчать. Затем он стал излагать события дня, прибегнув к самой изощренной риторике, и сказал, что никогда бы не согласился осквернить государство столь отвратительным деянием - он так и сказал: "отвратительным", - смешивая почести, которых достойны божества, с почестями, которые собираются оказать умершему… В заключение он призвал их всех подумать, является ли диктаторская власть путем к истинной славе и не лучше ли уважение и любовь равных, чем любой триумф над ними.
Сенаторы слушали и трепетали, но что могло закрасться им в головы, о том лучше всего мог судить Марк Антоний. Он явно был разъярен этой речью, но и напуган. Он выступил перед сенатом, но не на следующий день, а 19 сентября; это время он посвятил составлению ответной речи, удалившись в свое загородное поместье. То обстоятельство, что ему понадобилось для ответа семнадцать дней, говорит о том, как серьезно он воспринял бичующие речи Цицерона.
Настало 19 сентября, и сенат, который, по иронии судьбы, собрался в храме Согласия, был полон. Марк Антоний явился в сопровождении охранников, однако Цицерона там не было. Он хотел прийти и в случае необходимости стать мучеником, но, как и при сходных обстоятельствах со святым Павлом, друзья умоляли его не приходить. Антоний собирался обратиться с речью к сенату, в котором не было того единственного человека, присутствия которого он желал. Однако сторонники Цезаря, выслушав его, несомненно, захотят побеседовать кое о чем с Цицероном.
Мы уже имели случай убедиться, что Марк Антоний был не последним из ораторов. Он устроил замечательное представление; он начал с того, что прочитал письмо, написанное ему Цицероном несколько месяцев назад, в котором было выражено одобрение благородству, храбрости и патриотизму получателя. Он воспользовался этим письмом, чтобы показать, что не так уж прям и искренен Цицерон, но, напротив, он извивается как уж на сковородке; а затем естественным образом он обвинил Цицерона не только в соучастии в убийстве Цезаря, но и в том, что он был душой заговора, тайной главой олигархов, подстрекавшим людей глупых, но отважных сделать за него работу, за которую сам он не желал отвечать… И в ситуации с Цицероном это обвинение - правдивое или вымышленное - могло оказаться весьма зловещим… Именно в этом месте речи, окажись здесь Цицерон, начались бы его неприятности. Однако Цицерон не пришел, и обвинения Антония повисли в воздухе и, как тогда казалось, остались лишь словами.
События тем временем разворачивались стремительно. Цицерон опять уехал в Путеолы, где начал сочинять еще более знаменитую "Вторую филиппику". Это был памфлет, распространенный среди друзей Цицерона, а также тех, кто казался подходящим объектом пропаганды. Это были личные нападки на Марка Антония, характерные в то время для средиземноморской Европы. Взамен описания тайных заговорщиков и убийц, сделанного Антонием, Цицерон изобразил пьяницу и развратника, погрязшего во вседозволенности, крови и ненависти. Это было здорово написано и читалось с замиранием сердца и с круглыми глазами теми поклонниками, которые считали памфлет блестящим образцом латинской прозы. В результате он оказался призывом к благородным патриотам именно так оценить Антония, каким изобразил его Цицерон.
Прочел ли Октавиан "Вторую филиппику", мы не знаем, но известно, что в это время произошел весьма любопытный случай. Несколько человек, арестованных в доме Марка Антония, по слухам, признались, что они подосланы Октавианом убить консула. Этот случай так и остался невыясненным. Друзья Октавиана утверждали, что Антоний сам же все это и подстроил, чтобы подставить политического конкурента. Цицерон в одном из писем подробнейшим образом рассматривает этот эпизод, добавляя, что у Антония хватило наглости обвинить Октавиана, но не хватило смелости сделать этот эпизод достоянием общественного разбирательства. Что до самого Антония, он повсюду заявлял, что этот змей Цицерон вновь занялся подстрекательством к политическому убийству.
Это оказалось взрывом с точки зрения практических последствий. Антоний решил не откладывая принять командование над четырьмя легионами, в то время стоявшими в Македонии, которые Цезарь собирался использовать в войне с парфянами. С этими легионами он намеревался сразу по окончании, консульских полномочий заменить Децима Брута на посту наместника Цизальпийской Галлии, откуда он мог бы наблюдать и за событиями в Риме, и за восточными и западными провинциями. Его план очень походил на планы поздних римских императоров, которые основали свою столицу в Милане. Но когда Антоний прибыл в Брундизии, его ожидал неприятный сюрприз. Октавиан успешно настроил против него ветеранов Цезаря. Прибыли лишь три из четырех легионов, но и те отказались подчиняться Антонию. Антоний впал в ярость. Он знал, как восстановить дисциплину, однако наказания, примененные к непокорным легионам, лишь увеличили их враждебность, хотя, возможно, и не явную. Антоний возвратился в Рим, оставив легионы, которые в назначенный срок должны были соединиться с ним в Тибуре.
В Рим возвратился очень обозленный человек. С самой "Первой филиппики" все оборачивалось против него. Он созвал сенат на 24 октября и объявил Октавиана Спартаком, а Цицерона - вдохновителем его некрасивых дел. Однако в тот день в Рим пришло ошеломляющее известие: один из македонских легионов покинул Тибур и направился маршем в Альбу, где присягнул Октавиану. Он поспешил в Тибур и там изо всех сил старался успокоить легионеров, которые еще оставались ему верны. 28 октября он снова был в Риме и услышал, что другой легион, четвертый, вошел в Альбу и присягнул Октавиану. Он отложил заседание сената и спешно покинул город. Началась гражданская война.
Глава 4. Борьба с Марком Антонием
Приготовления. Перспективы. Переговоры. Цицерон приезжает в Рим в декабре 44 г. до н. э. "Третья филиппика"
Тем временем произошло много событий повсюду. 1 ноября Цицерон получил письмо от Октавиана. Молодой человек искал с ним тайной встречи. Объяснение его пребывания в Кампании было простым. Как только Марк Антоний отбыл в Брундизии для встречи с македонскими легионами, Октавиан, информированный своей тайной службой о надвигающейся опасности, начал собирать сторонников. В это время у него было два легиона ветеранов Цезаря, набранные в Касилине и Галатии по пути из Брундизия в Рим. Они не были организованы, плохо вооружены, но они были людьми опытными. Цицерон был слишком мудр, чтобы отказаться от встречи, которая, впрочем, не могла оставаться тайной и вполне могла навсегда скомпрометировать его среди политических сторонников. Но одно простое обстоятельство диктовало ему, что надо так поступить. Что ему оставалось делать?
Октавиан уже входил в кружок главных сторонников Цезаря, с которыми Цицерон и прежде поддерживал приятельские отношения. Помимо него, там были Авл Гирций, Гай Вибий Панса и Луций Корнелий Бальб. Самым молодым был Октавиан, трое других преклонного возраста, с солидной репутацией и большим опытом, и их советы имели для него очень большое значение. Гирций и Панса, кроме всего прочего, были объявлены консулами на предстоящий год. Через два месяца Марк Антоний и Публий Корнелий Долабелла перестанут быть главами Римского государства, их место займут Гирций и Панса.
Цицерон оказался в трудном положении. Воины и энергичные люди, состоявшие в его партии, были ненадежны и находились сейчас в дальних провинциях. Сам он, человек мирный и гражданский, был вынужден тащить на себе груз, который не под силу одиночке. Он думал, что Октавиан мог бы очень пригодиться, с его помощью оптиматам, вероятно, удалось бы свергнуть ненавистного Марка Антония. Если они возьмут юношу под свое крыло, учитывая, что он законный наследник Цезаря, и с его помощью скинут Антония, они, возможно, найдут в дальнейшем способ оттеснить его и взять власть в свои руки. В любом случае, эта возможность была лучше сложившейся ситуации. Кроме того (самое, может быть, главное с точки зрения Цицерона), вместо Брута и Кассия он, Цицерон, станет великим государственным деятелем и возглавит все предприятия!
Он не стал кидаться головой в омут, месяц провел в размышлениях. Октавиану было важно получить некоторое законное обоснование для набора войска, и он, должно быть, заранее знал, что македонские легионы перейдут на его сторону. В настоящее время ни он, ни его друзья не имели ни малейшего права распоряжаться войсками. Поэтому он не скупился на смелые обещания, которые, возможно, и не сумеет выполнить. Правда, обещания давал его представитель Оппий. Цицерон же ответил Оппию, что дружеское расположение к нему одному ничего не значит, если тот не привлечет к своему союзу Брута и Кассия. Оппий пообещал и это. Цицерон отвечал, что раз все равно ничего нельзя решить до 1 января следующего года, пусть дело будет отложено до тех пор.
Однако он передумал, и последующие события это подтвердили. И он, и Октавиан нуждались друг в друге, и никто не требовал соблюдения данных друг другу обещаний. Они могли вернуться к ним позже. Октавиан отправил свое войско назад для надлежащего вооружения. Еще больше людей он рекрутировал в Этрурии. В начале декабря Цицерон был в Арпине. Его слова из последнего письма Аттику были следующими: "Я решился", и 9 декабря он прибыл в Рим.
Он начал действовать вовремя, ибо Антоний уже приближался к Цизальпийской Галлии. Прибыв в Мутину, которая находилась почти в самой середине Северной Италии, он взял под контроль дороги к переправе через Пад в Плацентии и Гостилии. Отказавшись уступить место назначенному собранием Антонию, он спровоцировал созыв заседания сената. Было принято постановление об осаде Мутины, началась Гражданская война. Октавиан дал знать Дециму Бруту, что к нему идет подкрепление.
15 декабря трибуны, избранные на новый срок, должны были приступить к своим обязанностям. Среди них был назван один из убийц Цезаря - Каска, и Цицерон ждал, выполнит ли Оппий данные ему обещания. Все прошло гладко. Сторонники Цезаря безропотно приняли кандидатуру Каски, в конце концов, Каску предложил еще сам Цезарь. Новые трибуны в отсутствие высших магистратов созвали сенат на 20 декабря. Главный вопрос в повестке дня - состояние дел в государстве. После предварительных формальностей слово взял Цицерон и произнес речь, которая теперь известна как "Третья филиппика". Он указал на опасность, грозящую государству, призвал к решительным действиям, отметив патриотический настрой Октавиана, который предоставил свои войска в распоряжение республики, и внес предложение о придании дополнительных полномочий новым консулам, как только те вступят в должность 1 января. Предложение было сразу принято сенатом. Цицерон отправился на Форум и держал речь перед народом, повторив многое из того, о чем говорил в сенате. Разногласий не было, и получился весьма странный результат - сторонники Цезаря по общему согласию вернулись к власти, а Марк Антоний, которому несколько месяцев назад не было равных, стал мятежником и беглецом, преследуемым официальными органами государства.
В сенате. Цицерон против Антония. Суд над Антонием. Точка зрения Октавиана
Осада Мутины не была столь знаменитой, как осада Трои, но по своему величию, отчаянному моменту в истории она была достойна пера Гомера. Происходившая в более цивилизованный и просвещенный век, она описана Цицероном.
Первым шагом коалиции, образовавшейся в Риме, было наложить осаду. Несмотря на то что все выступили против Антония, разные партии по-разному относились к этой цели. Созванный 1 января на заседание сенат начал с обсуждения положения дел в республике, что вызвало споры различных партий. Новые консулы Гирций и Панса высказались за подавление незаконного мятежа и восстановление общественного спокойствия. Они намеревались сами выступить против Антония. Когда они пригласили высказаться старшего консуляра, которым в этот год оказался Квинт Фуфий Кален, сторонник Цезаря, обнаружились первые признаки надвигающейся беды. Кален, будучи сторонником Цезаря, был и сторонником Антония, и он считал, что Антонию следует направить предупреждение и дать возможность прийти к мирному соглашению. Это устраивало многих сенаторов, которые хотели мира, и Калена поддержали последующие выступавшие. Но Цицерон объявил это глупостью, бесполезной и постыдной, и призвал сенат действовать решительно. Цицерон выступал не только от имени оптиматов, старой олигархической партии, но также и как представитель Октавиана. Цицерон использовал все свои возможности, его "Пятая филиппика" совпадала с политикой Октавиана.
Цицерон начал с того, что негоже властям вести переговоры с мятежником, захватившим оружие в свои руки. Затем он нашел красочное сравнение с жестоким волком, который в этот самый момент осаждает италийский город, не обладая даже правом иметь свое войско. Он собрал все новые свидетельства, которые мог привести, чтобы показать насилие, предательство и измену этого общего врага, истинное и злодейское содержание его намерений, его неуважение к законам божеским и человеческим. Вести переговоры с таким человеком - значит нарушить традиции Римской республики. Он просто посмеется над ними; все усилия и устремления патриотически настроенных граждан направлены на то, чтобы посвятить себя священной борьбе за свое отечество. Нет, не должно быть никаких переговоров, все государство должно направить все силы на войну, пока опасность не будет предотвращена. Следует принять срочный декрет, гарантирующий всем воинам армии Антония неприкосновенность в случае их сдачи до 1 февраля.
Затем он предложил некоторые меры для урегулирования и объединения сил против Антония. Первое - определить наконец статус преданного Децима Брута; второе - выказать почтение Лепиду; который был на стороне колеблющихся, но его можно привлечь на свою сторону; третье (и здесь он перешел к серьезной части предложения) - сделать Гая Цезаря, сына Гая Цезаря, сенатором в ранге пропретора; и последнее - все воины-ветераны, поддержавшие сенат, должны получить наделы земли в Кампании или где-либо еще и чтобы им выплатили те суммы денег, которые Гай Цезарь (то есть Октавиан) им обещал, если они перейдут на его сторону.
В течение пяти дней в сенате шли бурные дебаты. Консулы склонялись на сторону Калена. Было указано, что Марк Антоний имеет законные права и решение сената передать в управление Цизальпийскую Галлию Дециму Бруту было отменено решением собрания, передавшего ее Антонию. Почему же тогда Антоний должен быть предан анафеме за то, что он выполнял законные решения? Это неразумно. Споры закончились компромиссом, в котором мнение Цицерона и его сторонников получило небольшой перевес. Хотя решили направить к нему послов, они не имели полномочий для переговоров и должны были предъявить ультиматум, требовавший подчинения Антония законному правлению. С другой стороны, Октавиан получил пропреторское звание и намеревался выполнить данные своим воинам обещания. Именно эти войска представляли серьезную силу, как прекрасно понимал Цицерон, поскольку Антоний, скорее всего, ультиматум не примет всерьез и вся борьба будет зависеть от войск Октавиана.
Молодой Октавиан, кажется, принял помощь Цицерона, хотя и весьма мало верил в его искренность. Он понимал, что Цицерон и оптиматы хотели просто использовать его в качестве подходящего инструмента, который затем можно отложить в сторону за ненадобностью (Аппиан, "Гражданские войны", III, 48, 64). И нельзя сказать, что он сильно ошибался.