"На… крейсере "Кент" …из Мурманска в Англию отправилась наша профсоюзная делегация.. В составе делегации была и известная общественная деятельница К. И. Николаева.
Значительно позже Майский рассказал мне о неожиданных трудностях, с которыми ему пришлось столкнуться на этом крейсере… Командир "Кента" не хотел брать на корабль нашу делегацию, во-первых, потому, что в ней было 13 человек, а во-вторых, из-за того, что в ее составе была женщина…
Опытный и находчивый дипломат, Майский быстро вышел из положения. Он попросил включить его в состав делегации, и пассажиров стало четырнадцать. А о Николаевой сказал, что она борется за общие интересы Советскою Союза и Англии, поэтому для нее должно быть сделано исключение. На том и порешили.
На обратном пути из Англии в СССР нашу делегацию взяли на борт крейсера "Адвенчер" с не меньшим трудом: к тринадцати ее членам пришлось срочно присоединить одного журналиста.
И все же крейсер не миновал беды: он столкнулся в море с танкером и, получив повреждение, вынужден был вернуться в свою базу. Англичане, конечно, не замедлили объяснить случившееся тем, что на корабле была женщина. Так Клавдия Ивановна Николаева стала "виновницей" ущерба, понесенного британским флотом".
Отдельно стоит сказать о суеверных штурманах парусной эпохи. Особенно они не любили вопросов о сроках прихода в порт назначения. Типичным примером такого штурмана могут служить слова персонажа повести Станюковича "Вокруг света на "Коршуне"" Степана Ильича Овчинникова: "В море не очень-то можно рассчитывать. Придем, когда придем!" Именно поэтому в вахтенном журнале никогда не обозначается порт назначения корабля.
Указывать с берега пальцем на выходящий из гавани корабль - значит обречь судно и всех моряков на его борту на неминуемую гибель. А палец, направленный в небо, приносит шторм.
Если же молодые офицеры начинали иронизировать относительно даже самой возможности урагана и шторма, то старики-судоводители приходили в состояние тихой ярости:
"Типун вам на язык.. Встретим, так встретим, а нечего о нем говорить!" - резко отвечает Степан Ильич на бестактный вопрос мичмана Лопатина.
Более того, в сильный шторм среди многих моряков было принято надевать, как перед гибелью, свежее белье.
Не стоило и ругать только что закончившуюся бурю.
"Прошла, и слава Богу", - говорили штурманы.
С парусных времен сохранилось другое суеверие - не стоит начинать собирать вещи, пока не отдан якорь и не закреплены швартовы. Кроме того, на палубу нельзя ступать правой ногой, на палубе нельзя свистеть и плеваться, а также выходить на нее без головного убора. Нехорошо, если на стоянке на клотик мачты сядет ворона.
Крайне дурная примета - случайно уронить за борт ведро или швабру. Будет шторм. И это притом, что швабра помогает бороться со штилем. Для того чтобы появился попутный ветер, ею надо поболтать за бортом Неплохо помогает в этом случае и выбрасывание за борт старой швабры. Но как только потянуло ветерком, швабру надо срочно убрать в трюм.
Ветер также призывали царапаньем мачты со стороны, откуда он ожидался. А вот свистеть, вопреки расхожему мнению, вообще в плавании не рекомендовалось. Свист был крайне не по душе морским божествам.
Даже безобидное постукивание в море по стеклянному стакану означает смерть в морской воде. Что же касается легендарных крыс, покидающих корабль перед его гибелью, то для такого поведения есть веские причины. Неприятные хвостатые животные не выносят сырости, и их бегство означает, что на судне открылась течь. Поэтому старые моряки точно знали - если с корабля побежали крысы, стоит проверить, нет ли в трюме течи.
Есть, конечно, и хорошие приметы. Удачу приносит подкова над дверью капитанской каюты - кораблю будет всегда сопутствовать удача. У русских моряков подкову принято вешать "рогами" вниз.
Как утверждают, подкова была прибита и на одной из мачт "Виктори" - флагманского корабля адмирала Горацио Нельсона. Хотя пользу лично Нельсону она принесла относительную - адмирал хотя и разбил соединенный франко-испанский флот у мыса Трафальгар, но и сам погиб в сражении. Сама "Виктори", жестоко пострадавшая в бою, до сих пор находится в строю Британского флота. Более того, именно она официально является флагманским кораблем флота, действующего в водах Метрополии.
Но Нельсон, как утверждают некоторые источники, был не слишком суеверным человеком Скорее - фаталистом. Иначе он вряд ли возил бы с собой крайне оригинальный подарок, поднесенный ему офицерами эскадры после одной из побед над французским флотом. Речь идет о… гробе, выточенном из одной из французских мачт. Гроб якобы плавал с Нельсоном до самой его смерти.
Впрочем, мрачноватый трофей адмиралу так и не понадобился. После гибели при Трафальгаре тело его было погружено, для сохранности, в бочку с бренди. Это, кстати, породило легенду о том, что офицеры, приходившие в адмиральское помещение скорбеть о покойном, втайне тянули алкоголь через заранее припасенные соломенные трубочки.
Для женщин считалось очень хорошим предзнаменованием прикоснуться к воротнику морского офицера - видимо, расшитые золотом вороты притягивали к представительницам прекрасного пола "золотых" кавалеров. И если про опасности пребывания на борту женщины мы уже говорили, то наличие на корабле ребенка - примета более чем хорошая.
Самое удивительное, что моряки прекрасно относятся к котам на борту, особенно - к черным. Этот зверь, крайне опасный на берегу, приносит удачу. Более того, в британских магазинах военно-морской и просто морской атрибутики практически всегда можно найти муляж свернувшегося калачиком котика, которого на счастье ну просто необходимо держать в каюте.
Хорошей приметой считается чихание на правом борту, хотя щекотание в носу человека, стоящего у левого борта, может привести к кораблекрушению.
Чрезвычайно хорошая примета - встреча в открытом море с китом. Но встреча с ним в тех местах, где этих морских гигантов раньше не видели, сулит мало хорошего. Китобои, само собой, не в счет.
Особое место в сердцах моряков занимают чайки. Во многих странах существует поверье, что именно в них переселяются души погибших в море. Однако те, кому приходилось плыть в одиночку в открытом море, относятся к чайкам крайне настороженно - налетая голодной стаей, эти с виду безобидные крикливые птицы могут наброситься и заклевать до смерти.
Суеверия очень часто возникали даже на самой безобидной почве.
В октябре 1904 года при выходе из Кронштадтской гавани в составе Второй эскадры Флота Тихого океана под командованием контр-адмирала Зиновия Рожественского эскадренный броненосец "Орел" сел на мель - сильный восточный ветер резко понизил глубину моря. Был вызван землечерпательный караван, и корабль продолжил путь, однако моряки - как матросы, так и офицеры - еще долго шептались о том, что "Кронштадт не пускает нас на войну".
"Эти два дня, пока землечерпалки рыли для нас канал, офицеры нашего броненосца ходили с хмурыми лицами и ворчали на все и вся", - писал позже в своих воспоминаниях мичман с "Орла" князь Язон Туманов.
Существовали и традиции, принятые на том или ином корабле.
Так, на погибшей в 1915 году подводной лодке "Акула" было принято пить чай из настоящего самовара, причем не только на берегу, но и в плавании. Двухведерный тульский агрегат в сопровождении мешка березовых чурок и сосновых шишек брали в каждое плавание. Первая кружка подносилась командиру, затем оделяли офицеров и нижних чинов. Такого рода чаепития сплачивали экипаж, превращая его в единый организм.
А чего, например, стоит еще одна традиция, описанная контр-адмиралом Военно-морского флота СССР Владимиром Александровичем Белли:
"Камень, на который мы сели, на картах не был обозначен. Командир выглядел безупречно спокойным и сразу после аварии сказал: "Ну, уж теперь я обязательно буду адмиралом". Дело в том, что существовало поверье, подтвержденное многими примерами, что в контр-адмиралы производились командиры, сажавшие корабли на камни".
Традициям и обычаям посвящено немало страниц и в произведениях "морских" писателей. Например, в незабвенной повести "Приключения капитана Врунгеля" Андрея Некрасова Начнем с того, что эта книга и сам образ капитана дальнего плавания Христофора Бонифатьевича Врунгеля являет собой пародию "на морских волков" прежних лет. Судите сами:
"…За столом, углубившись в чтение какой-то древней книги, сидел грозный капитан в полной парадной форме, с золотыми нашивками на рукавах. Он свирепо грыз огромную прокуренную трубку, о пенсне и помину не было, а седые, растрепанные волосы клочьями торчали во все стороны. Даже нос, хотя он и действительно покраснел, стал у Врунгеля как-то солиднее и всеми своими движениями выражал решительность и отвагу.
На столе перед Врунгелем в специальной стоечке стояла модель яхты с высокими мантами, с белоснежными парусами, украшенная разноцветными флагами. Рядом лежал секстант. Небрежно брошенный сверток карт наполовину закрывал сушеный акулий плавник. На полу вместо ковра распласталась моржовая шкура с головой и с клыками, в углу валялся адмиралтейский якорь с двумя смычками ржавой цепи, на стене висел кривой меч, а рядом с ним - зверобойный гарпун. Было еще что-то, но я не успел рассмотреть.
Аверь скрипнула. Врунгель поднял голову, заложил книжку небольшим кинжалом, поднялся и, шатаясь как в шторм, шагнул мне навстречу".
При этом Врунгеля смело можно назвать хранителем морских обычаев и традиций. Он прекрасно знает морские законы - вспомним эпизод в Гамбурге, где белки были подведены под категорию не облагающихся таможенными сборами судовых машин. Имеет представление о наборе команды, признавая, что "набор команды - дело серьезное, ответственное". И что самое интересное - прекрасно понимает, что часть обычаев можно смело назвать предрассудками:
"Почти всю дистанцию так и прошел лидером. Но у самого финиша мы сплоховали: не рассчитали немножко, зашли под бережок, попали в полосу безветрия, заштилели. Паруса обвисли, болтаются, некрасиво так, хоть ноздрей поддувай. Ком мачту скребет, зазывает ветер. Фукс свистит с той же целью, но это все, знаете, предрассудки, ерунда. Не верю я в это".
Но есть традиции, которые капитан чтит свято. При пересечении экватора он устраивает нечто вроде "театра одного актера" - пусть экипаж не понял, но ведь дело сделано!
"Я решил тряхнуть стариной и возродить этот старый обычай. Тем более, декорации несложные, костюмы тоже - с этой стороны постановка трудностей не представляет. Но вот с актерским составом просто зарез. Я, знаете, единственный бывалый моряк на судне, я же и капитан, и волей-неволей мне же приходится изображать Нептуна.
Но я нашел выход: сутра приказал выставить бочку с водой, затем сказался больным и вплоть до выздоровления по всем правилам сдал Кому командование судном. Ком выразил мне соболезнование, однако с удовольствием заломил фуражку на капитанский манер и приказал Фуксу чистить медные части.
А я заперся в каюте и занялся подготовкой: сделал бороду из швабры, соорудил трезубец, корону, а сзади прицепил хвост наподобие рыбьего. И должен без хвастовства сказать: получилось отлично. Я, знаете, посмотрел в зеркало: ну, куда там - Нептун, да и только. Как живой!
И вот, когда, по моим расчетам, "Беда" пересекла экватор, я в полном облачении поднялся на палубу…
Результат получился необычайный, но несколько неожиданный. Отсутствие предварительной проработки спектакля и незнание старых морских обычаев направили воображение моего экипажа в нежелательную для меня сторону.
Я вышел..
… Спокойствие царило на палубе корабля, и мой выход в первый момент остался незамеченным.
- Ну, я решил обратить на себя внимание: грозно стукнул трезубцем и зарычал. Тут оба они встрепенулись и замерли от изумления. Наконец придя в себя, Ком нерешительно шагнул мне навстречу и смущенным голосом произнес:
- Что с вами, Христофор Бонифатьевич?
Я ждал этого вопроса и заранее подготовил ответ в стихотворной форме:
Я Нептун - морское чудо,
Мне подвластна вся вода,
Рыбы, ветры и суда.
Рапортуйте мне: откуда
И куда идет "Беда"?
Тут лицо Кома выразило мгновенный испуг, который затем перешел в отчаянную решимость. Ком бросился, как леопард, облапил меня своими ручищами и потащил к бочке.
- Поддержать капитана за ноги! - скомандовал он на ходу.
А когда Фукс выполнил приказание, Ком добавил несколько спокойнее:
- Старика хватил солнечный удар, необходимо освежить ему голову.
Я пробовал отбиваться, пробовал убеждать их, что, согласно веками установленным обычаям, не мне, а им следует купаться по случаю прохождения экватора, но они не слушали. И вот понимаете, приволокли меня к бочке и принялись окунать в воду.
Корона моя размокла, трезубец упал. Положение прискорбное и почти безвыходное, но я собрался с последними силами и в момент между двумя погружениями бодро скомандовал:
- Отставить макать капитана!
И, представьте себе, подействовало.
- Есть отставить макать капитана! - гаркнул Ком, вытянув руки по швам.
Я ухнул в воду… Одни ноги торчат. Мог бы и захлебнуться, да хорошо Фукс догадался: завалил бочку набок, вода вылилась, и я застрял. Сижу, как рак-отшельник, не могу отдышаться. Ну, потом оправился и вылез, тоже этак, рачьим манером, кормой вперед.
Вы сами понимаете, какой ущерб моему авторитету нанесло это событие".
Если же какие-либо традиции не соблюдались, то именно с ними связывались проблемы, возникавшие на корабле и с его экипажем.
Так, в 1854 году при затоплении судов Черноморской эскадры для заграждения входа в Севастопольские бухты, упорно не хотел тонуть линейный корабль "Три Святителя". Согласно легенде, причина была в том, что в судовой церкви была забыта корабельная икона. Как только он покинула борт корабля на специально присланной шлюпке, линкор пошел на дно.
И действительно, линейный корабль все-таки пошел ко дну только после 27 выстрелов из бомбических орудий пароходофрегата "Громоносец". Вместе с ним, как свидетельствовал корабельный шканечный журнал, затонули "орудия, рангоут, порох и морская провизия".
Легенда, связанная с иконой, получила свое освещение в фильме Александра Ханжонкова "Оборона Севастополя", снятом в 1911 году. Был даже изготовлен макет корабля; в съемках активное участие принимали также войска гарнизона, а также оставшиеся в живых к тому моменту участники Севастопольской обороны 1854–1855 годов.
Глава 2.
ПОД ЗНАМЕНА
Первоначально Российский Императорский флот, как и армия, комплектовался за счет рекрутских наборов. С 1703 года их объявляли в зависимости от потребностей вооруженных сил в новобранцах.
В 1766 году появилось "Генеральное учреждение о сборе в Государстве рекрут и порядках, которые при наборе исполняться должны". Документом впервые определялся возраст рекрутов - от 17 до 32 (35) лет, а также рост - не менее 159 сантиметров. Россия была разделена на две половины - Восточную и Западную, - причем рекруты брались из них по очереди. Два года (по одному на каждую половину) считались одним рекрутским набором. С каждой тысячи лиц призывного возраста в среднем брали пять человек, хотя в случае необходимости - например, во время Восточной (Крымской) войны 1853–1856 годов - могли брать с тысячи и по 70 рекрутов.
Срок службы в вооруженных силах России постепенно менялся. До 1793 года он был пожизненным, а в 1793–1834 годах снизился до 25 лет. С 1834 года солдаты в армии и матросы во флоте служили уже 20 лет, после чего следовало пребывание в запасе сроком пять лет.
Накануне Восточной (Крымской) войны 1853–1856 годов срок службы под знаменами снизился до 15 лет, после чего матрос числился в "бессрочном отпуске"; по сути - в резерве. Естественно, этот механизм работал только в мирное время.
В 1855–1874 годах срок службы сначала составлял 12 лет, затем десять лет, а позже - семь лет. Срок пребывания в запасе при этом составлял, соответственно, три, пять и восемь лет.
Отметим, что срок службы мог быть сокращен и, так сказать, в индивидуальном порядке. Вот, к примеру, текст приказа по Морскому ведомству № 65, подписанного главным начальником флота и Морского ведомства, генерал-адмиралом великим князем Константином Николаевичем в Павловске 19 мая 1860 года;
"Государь Император во внимание к отлично-усердной службе нижних чинов возвратившегося из кругосветного плавания фрегата "Аскольд" повелел сократить им срок службы к отставке на два года".
Главным способом пополнения рядов Российского Императорского флота нижними чинами с 1874 года по Первую мировую войну была воинская повинность. Все достигшие 20-летнего возраста жители Российской империи (за исключением тех, о ком пойдет речь ниже) бросали жребий, в результате чего приблизительно каждый третий становился новобранцем. В среднем это было около 450 тысяч человек в год Призыв происходил один раз в год и приурочивался к срокам уборки урожая (Россия, как известно, была страной преимущественно крестьянской). Время "Ч" - с 15 сентября по первое октября либо по 15 ноября. Призывали во флот вначале на семь лет, позже - на пять лет (не считая срока пребывания в запасе).
Кого в России не призывали? Жителей отдаленных районов, включая Камчатку и Сахалин, а также ряд местностей в Якутии, Енисейской, Томской и Тобольской губернии и Финляндии.
Не служили в армии "сибирские инородцы" (исключая корейцев и "бухтарминцев"), а также "инородцы" Астраханской губернии, Кавказа, Закаспийской области и Туркестана. Часть "инородцев", впрочем, вносила денежный налог. К числу таковых относились курды, абхазы, калмыки, ногайцы и ряд других. 12 млн. марок ежегодно вносила Финляндия - это, впрочем, не означало отмены призыва для финнов, проживавших вне территории Великого княжества Финляндского.
Категорически не допускались во флот евреи.